Шеф с облегчением отключился и с остервенением плюнул в пространство, затем не мешкая позвонил Полифемцеву.
Председатель ККК, казалось, ничуть не удивился сенсационной новости. Шеф чётко и лаконично изложил обстоятельства дела и поспешил распрощаться со впавшим в прострацию Револьтом Брутовичем.
После оповещения «главных моторов» Программы можно было слегка сбавить темп. Шеф выкурил очередную сигарету и набрал код директора ИМ, вспоминая его любимую поговорку: «Бог, видимо, всё-таки склонен к азартным играм». С неё-то он и начал разговор с Бормашенко, благополучно завершившийся спустя три минуты.
Аналогичная беседа с директрисой СИЗО продлилась как минимум впятеро дольше – благодаря в основном стараниям госпожи Веласкес. К исходу пятнадцатой минуты Шеф дошёл до температуры ключевого кипения. Когда ценой неимоверных усилий ему удалось уговорить госпожу Веласкес положить трубку, он выглядел как заезженный виниловый диск «Бэсамэмучо».
Некоторое время Шеф заслуженно отлёживался в глубоком кресле, затем сунулся в правую тумбу стола. Осторожно выдвинул ящичек с упрятанной под блистер красной кнопкой, несколько секунд тупо смотрел на неё и вдруг осознал, что прозрачный пластиковый «волдырь» нечем разбить. Они предусмотрели тысячи мелочей, а здесь дали маху. Шеф собрался уже вызвать охранника и попросить его раздобыть молоток, но потом устало махнул рукой.
Стащив с левой ноги дорогущий башмак, он принялся истово колошматить каблуком по выпуклой сфере блистера. С восьмого или девятого удара ему удалось нарушить целостность прочного пластмассового «гимена». Смахнув на пол осколки и надев ботинок, Шеф со всей остротой ощутил, что его левая нога не желает нажимать кнопку «подъёма в ружье» ничего пока не подозревающих Исполнителей.
– Господи, дай мне сил! – буквально простонал Шеф и, сардонически усмехнувшись, утопил в панель рифлёный торец кроваво-красной кнопки.
* * *
Тревожный выезд не застал Вольдемара Хабловски врасплох – таких выездов он пережил несметное количество. И всегда Хабловски знал, что именно находится у него в секретном боксе спецфуры. Что и кто. Чаще всего там помещался идущий на задание Исполнитель. Иногда он был налегке, иногда нет. Поскольку ключ от грузового отсека хранился у Вольдемара, Исполнителям разрешалось выходить из бокса и разминать ноги в ограниченном пространстве «загерметизированной» фуры. Обычно незадолго до «десантирования» Исполнителя Вольдемар заходил в бокс, где из раза в раз разыгрывалась трепетная сцена расставания. Ему предоставлялось исключительное право нанести прощальный дружеский шлепок по накаченной попке Исполнителя. Среди ксенофобарей бытовало мнение, что у шутя разгибавшего лошадиные подковы Хабловски удивительно лёгкая рука.
В этот раз всё пошло по другому сценарию. Вольдемару не только не сообщили имени коротавшего время в боксе Исполнителя – он вообще пребывал в неведении относительно наглухо задраенного в спецотсеке груза. Находился ли там личный автомобиль спецагента, или помещалось нечто иное – приходилось только гадать. Начавшаяся операция оставалась непонятной большинству сотрудников ДБ, про её детали не смогли сообщить Вольдемару ни его непосредственный начальник Флегонт Маркович Стереотрубин-Ауге, ни даже всеведущий директор Медицинского Отдела Эдуард Лаврентьев. Одно понимал Хабловски: вместо несостоявшихся учений придётся вступать в реальную схватку с неведомым противником.
В данный момент проведший несколько часов за баранкой Вольдемар находился в Вольнореченской области – в «заповедных и дремучих» вольнореченских лесах. В самом что ни на есть страшном чащобном массиве, куда он согласно приказу загнал спецфуру, смонтированную на базе выпускавшегося братьями-белорусами восьмиосного тягача-вездехода, похожего на те, которые таскают на своих, шире косой сажени, плечах ракеты «Ярс» и «Тополь-М» и другие, пока неведомые штатским «мешкам» и вероятному противнику более совершенные «реактивные снаряды» с термоядерной начинкой.
Ждать недолго – в 00 часов 00 минут Вольдемар вскроет секретный пакет и узнает то, чего не положено знать большинству простых смертных. Простому смертному большинству. Он прочитает имя Исполнителя и получит сведения о времени и месте «спуска шлюпки на воду». Не исключено даже, что этим Исполнителем окажется его закадычный друг Ольгерт Васильев.
Два задания назад (оборот, заимствованный Вольдемаром у ксенофобарей!) он доставил до места назначения именно Ольгерта. Весь последовавший за их сентиментальным расставанием кошмар тот спустя некоторое время изложил в параллельном отчёте «Самый большой подонок». Хорошо бы и на сей раз увидеть дорогого ему шалопая, по обычаю насвистывающего что-нибудь из классики биг-бита. Вольдемар был уверен процентов на восемьдесят, что именно так и будет.
За две минуты до полуночи Хабловски извлёк из потайного кармашка ключик-трубочку с гамма-одноразовым дешифратором, вставил его в ключевину потайного ящичка за запиравшейся личным кодом дверцей секретного сейфа и нажал выступающую над торцем трубочки кнопку. Открыв ящичек, он обнаружил там продолговатый, весь в сургучных печатях, пакет и, когда стрелки хронометра слились в чёткую вертикаль, задержал дыхание и взломал печати.
Содержавшийся в пакете приказ поверг Вольдемара в шок. С нарастающей досадой и недоумением он вновь и вновь перечитывал сухие, невыразительные строки в тщетной надежде уловить в них хотя бы скромный и невинный подтекст, но улавливать было абсолютно нечего. В 00.30 Вольдемару предписывалось оставить фуру, отойти от неё минимум на километр, выждать тридцать минут и возвратиться к машине. После этого Хабловски предлагалось порожняком возвратиться в Москву и запарковать спецавтомобиль на внутреннем дворе Департамента Безопасности. В конце «послания к потомку» недвусмысленно приказывалось сразу после прочтения уничтожить пакет и его содержимое вкупе с гамма-одноразовым ключом-дешифратором, что вызвало у Хабловски приступ безумного смеха.
Ясно как Божий день: пока он будет шататься по ночному лесу, неизвестный Испольнитель покинет бокс и приступит к выполнению секретной миссии.
Вольдемар достал из кармана комбинезона галету и задвигал квадратными челюстями, не прерывая размышлений. Похоже, на сей раз никого шлёпать на прощание по попке не придётся: его лишили этой «дворянской» привилегии. Так и не представившийся хозяину гость уйдёт на задание без традиционного благословения. Что ж, если начальству потребовалось обеспечить повышенный уровень секретности, то задача Вольдемара Хабловски и даже его долг – тут Вольдемар блаженно улыбнулся – понизить этот уровень.
Ровно в 00.30 минут пополуночи Вольдемар спрыгнул из высоко расположенной кабины на мягкую, чуть влажную землю. Сориентировавшись по компасу, он не оглядываясь назад зашагал прочь от спецфуры, углубляясь в чащу такого же страшного, как и в эпоху правления Ивана Грозного, непроходимого вольнореченского леса.
В 01.35 пополуночи нагулявшийся по ночному лесу Хабловски вновь стоял у машины. Торцовые двери грузового отсека были настежь распахнуты, гидравлический пандус опущен. От опиравшейся на мшистую землю кромки пандуса вели две характерные колеи: неведомый Исполнитель «десантировался» на автомобиле.
Вольдемар забрался во вместительное чрево фургона. Обмануть хитроумную миниатюрную подслушивающе-подглядывающую технику трудно, но попытаться стоит. А что такой техникой спецфура буквально нашпигована, сомневаться не приходится. Как говаривает Ольгерт Васильев, об этом даже киска знает. А Вольдемар тоже котяра будь здоров.
Хабловски вдруг поймал себя на том, что придаёт приказу из пакета слишком большое значение. Почему он должен волноваться, столнувшись с маниакальной, но вполне объяснимой прихотью начальства в лице председателя ККК Полифемцева и отчасти Шефа? Здесь нет никакого намека на криминал. Но всё же, всё же, всё же…
Вольдемар поднялся в кабину, вооружился собранным с помощью маракующих в электронике друзей из Технического Отдела блочком-анализатором и, заэкранировав его заготовленным впрок экраном, вернулся в грузовой отсек. Выведя на дисплей необходимые схемы, он позволил себе прокомментировать увиденное несколькими язвительными смешками: приборчик с детской непосредственностью продемонстрировал наличие в машине всех этих пошлых «клопов», «жучков» и «чёрных ящиков».
Ах, вы так? Ну, тогда мы вот так! Одним «клопом» больше, одним меньше. Вы нам валетика подбрасываете, а мы его дамочкой, дамочкой. Ах, у вас тоже дамочка? Тогда на вашу дамочку мы невозмутимо выкладываем средней упитанности королика. Кладем на неё, что называется, с приборчиком…
Более получаса напряжённых усилий увенчались выдающимся успехом. Полку электронных «клопов» прибыло: Вольдемар установил ненавязчивый контроль над контролем. В 02.03 он снова обозрел электронные потроха на дисплее и с удовлетворением убедился, что установленный им в великих трудах его личный «чёрный ящик» надёжно защищён от всех видов внешнего дистанционного контроля.
* * *
Ольгерт Васильев медленно приходил в себя. Давно уже отзвенел сигнал побудки, но в голове всё ещё тягуче плыл доносившийся словно из-за горы тонкий колокольный перезвон. Аппарат электросна отключился, крышка «спальника» была откинута, и глаза Ольгерта тупо созерцали дырчатые панели низкого потолка. Спальное место Исполнителя в закутке специального бокса уступало размерами даже курятнику, где парень ощущал себя отнюдь не хорьком, а мокрой курицей.
Стараясь пока не совершать резких движений, Васильев заставил себя подняться. Выйдя из каморки, он приободрился: в боксе стояла его родная форсированная «жар-птица». Ольгерта и его личный автомобиль запихнули в бокс ещё в лаборатории и в соответствии с одним из пунктов Программы тайно перевезли на закрытые терминалы, с которых в соответствии с другим пунктом должна была стартовать транспортирующая бокс специальная фура. Васильев находился в чреве бокса, а тот, в свою очередь, – во вместительных недрах специальной фуры: и живой человек, и скопище неодушевлённых механизмов были одинаковыми простодушными куклами-матрёшками в понятной лишь сильным мира сего дорогостоящей игре на опережение жестокого и бескомпромиссного инопланетного противника.
Ольгерт бросил взгляд на хронометр О. Горожанина. Был конец второй декады сентября, двадцать пять минут пополуночи синхронизированного умницей Горожаниным времени, в котором сам синхронизатор, по уверениям смертельно обиженных на него релятивистов, ни бельмеса не понимал. До вскрытия секретного пакета оставалось около пяти минут.
Васильев облачился в привычный наряд, состоявший из «свиноколов», вытертых джинсов, клетчатой рубашки а ля Фред Васнецов и куртки-безрукавки а ля Ктырь. Задействовав гамма-одноразовый дешифратор, отомкнул запоры торцовых дверей, опустил гидравлический пандус и, сев за руль «жар-птицы», аккуратно «приземлил» её.
Тяжеленный спецавтомобиль повышенной проходимости стоял на лесной, с затравевшими колеями, видимо, давно не езженной дороге. Место было совершенно глухое – глуше некуда. Ольгерта неотступно преследовало ощущение, что в эту первобытную, времён царя Гороха, глушь его доставил не кто иной, как Вольдемар Хабловски. Подобная схема неоднократно использовалась прежде: Вольдемара даже прозвали личным извозчиком человека, одним из первых удостоившегося неофициального титула “диггер «кротовых нор»”. Имелись веские основания полагать, что Вольдемар и на сей раз с привычным успехом выступил в качестве персонального возницы Васильева. Вот только по попке не шлёпнул закадычного друга «на посошок», вообще не соизволил показаться воочию – причины такого необычного поведения объяснялись особой секретностью беспрецедентной боевой операции.
В 00.45 Васильев достал и вскрыл секретный пакет. Ему вменялось в обязанность двигаться в столицу свободной экономической зоны город Вольнореченск, где к Васильеву должен присоединиться его напарник Михаил Флысник. При столкновении с пришельцами следовало провести в отношении незваных гостей рутинные оперативные мероприятия и затем дезинтегрировать приземлившийся объект с помощью наномеханических так называемых «короедов», предварительно ликвидировав находящихся в нём субъектов. В приписке требовалось уничтожить секретный пакет и гамма-одноразовый шифр.
Кроме листа плотной бумаги с особо ценными указаниями, в пакете обнаружилась пластиковая карточка Абсолютного Сертификата (АС), являвшегося стыдливо-лицемерной формой лицензии на убийство. Песенка про «убей ближнего и дальнего своего» была слишком старой, чтобы гарантированно вышибить у Невычесанного Кобелины даже скупую слезу, ибо он эту слезу по обычаю проглотил.
Безошибочно насвистывая «Ты тихо убиваешь меня своей песней», Ольгерт спрятал АС в потайной карманчик, уничтожил пакет с гамма-одноразовым шифром, определился на местности, «вскочил на гундера» и на малом газу стал выбираться из дремучего средневекового леса на ведущее в Вольнореченск шоссе.
* * *
Перед въездом в Москву Вольдемар Хабловски остановил фуру и занялся демонтажом самопального «чёрного ящика». Приведя штатную схему в состояние, закодированное у службистов ДБ шутливым термином «как принял, так и сдал», Вольдемар включил блочок-анализатор и в который раз уточнил координаты точки «сброса» хранившегося в секретном боксе неведомого груза. Да, «сброс» произошёл километрах в двадцати пяти-тридцати от столицы силиконовой долины а ля рюсс – печально известного города Вольнореченска. С помощью «короедов» ликвидировав сослуживший ему хорошую службу приборчик и задышав намного спокойнее после ликвидации неопровержимых улик своего служебного грехопадения, с развёрнутыми плечами и просветлённым взором непорочных глаз Хабловски приступил к следующему этапу дилетантских изысканий.
Теперь, когда Вольдемар удалился от места сброса «груза» на несколько сот километров, он имел полное право осмотреть освободившийся бокс, даже обязан был тщательно обследовать его согласно инструкции. И он сделал это.
В результате незатейливого шмона в могучих руках Хабловски оказался тонкий пластмассовый диск красного цвета примерно двенадцати дюймов в диаметре и двух-трёх миллиметров толщиной, имевший на каждой стороне едва заметные углубления, предположительно предназначавшиеся для круглых этикеток. Только предположительно, ибо сами наклейки отсутствовали. Вольдемар идентифицировал диск как виниловую пластинку.
Каким образом пластинка оказалась в боксе, оставалось полнейшей загадкой. То ли её забыл выходивший из бокса неизвестный Исполнитель, то ли она была случайно (нарочно?) оставлена кем-то из технического персонала закрытых гаражей ККК, готовившего спецфуру к выезду. Этот чёртов персонал по аналогии с таковым же Департамента Безопасности был на добрую половину укомплектован соглядатаями, сексотами и осведомителями, поэтому ведущую в данном направлении поисков ниточку Вольдемар благоразумно оборвал. Он вдруг заподозрил, что красное чудо забыто и оставлено не случайно, а подброшено в бокс намеренно. Даже злонамеренно. Но кем?
Вольдемар понимал, что многое прояснится, если ему посчастливится списать, считать, скачать информацию с носителя. Ему никогда не приходилось вплотную сталкиваться с подобной рухлядью, тем более с аппаратами для воспроизведения с неё акустической информации. Образцы и того, и другого до сих пор свободно продаются в магазинах, но спрос на раритетную «шкабардню» ничтожно мал. Подобные раритеты можно посмотреть в Политехническом Музее или в Музее Техники, но тогда не избежать жадных наводящих вопросов сотрудников музеев насчёт того, где именно господину Хабловски удалось раскопать такое раритетное сокровище. Доверчивым музейным мышкам-норушкам ещё можно кое-как запудрить мозги, а вот наглые канцелярские крысы из, например, Отдела Внутренних Расследований или Отдела Благонадежности Аппарата позволят повесить на свои филёрские усики-антенны далеко не всякое лживо-неуклюжее дерьмо…
Внезапно блеснувшая психопатическая мысль о том, что загадочная находка может быть каким-то образом связана с пришельцами, бросила Вольдемара в жар.
Держа в руках диск и прислушиваясь к собственному дыханию в пустом и гулком отсеке спецфуры, Вольдемар продолжал методично отращивать геморрой, не ведая, что предпринять. Несмотря на возможные далеко идущие последствия, докладывать по начальству о находке по прибытии в Москву он не собирался, во всяком случае, собирался не сразу. Если это элементарная проверка благонадёжности, ему должно крепко не поздоровится. А если нет?