– Брось! – Яна встала. – Будь ты хоть Нобелевский лауреат, ты же не жрал ничего два дня, кроме этих чипсов!
– Три дня, если уж точно. Не впервой. Вот без кофе реально ломает. Знаешь, раньше я выход отсюда находил без проблем. А вот сейчас почему-то заблудился. Хорошо хоть, тебя встретил.
– Да уж…, – Яна оперлась на парту, и обвела взглядом класс. Комната была освещена желтоватым рассеянным светом. Он шел из-за окон, однако, откуда конкретно, было не ясно – в нескольких сантиметрах от стекол находилась бетонная стена. Если не считать этой стены, да мумифицированного трупика учительницы, это был обычный класс. Три ряда парт, шкафы с наглядными пособиями, пожелтевшие таблицы на стенах, над доской висит черно-белый портрет Ленина.
В дальнем углу класса была свалка. Три металлических кровати без матрасов, на них – кусок целлофана, пара пыльных красных подушек и груды бумаги – страниц из книг. Яна уже успела рассмотреть эту помойку поподробнее. На одной из кроватей сидела голая пластмассовая кукла с копной рыжих волос. Вокруг глаз, на шее и руке игрушки расплывались иссиня-черные кляксы плесени. Кукла сидела верхом на противогазе, засыпанном то ли мелом, то ли гипсом. Рядом валялась облезлая деревянная пирамидка. На ржавых пружинах соседней кровати лежала еще одна кукла. У нее не было ни глаз, ни верхней части головы. Полуистлевшее платьице в дурацкий цветочек задралось, обнажая трусики ярко-красного цвета. Неестественно выгнутая нога куклы указывала своей ступней, заляпанной голубой краской, на мятую книжную страницу, на которой Ленин о чем-то беседовал с детьми…
– Слушай, – Макс отвернулся от доски. – Я тут подумал… Смотри, это же вроде, дом культуры.
– Угу, – Яна от нечего делать принялась изучать висевшую на стене ободранную таблицу «Животные и растения зимой»
– Чего здесь не хватает, как ты думаешь?
– Культуры? – Яна криво усмехнулась.
– Не, я серьезно. Тут же одни коридоры и маленькие комнатки, да? А ведь зал должен быть, верно?
– Верно…, – Яна перевела взгляд на Макса.
– Тебе он попадался? Я вот раз пять сюда наведывался, и ни разу не видел.
– Нет. А еще лестница. Тут же три этажа, или четыре даже… Лестница должна быть. А ее нет.
– Странная архитектура, не находишь?
– Очень. Честно скажу, на дом культуры это вообще не похоже. Вот хотя бы этот класс – на хрена он здесь?
– Знаешь, Ян, если найдем лестницу наверх, то, может, и выберемся.
– Это как?
– Там галерея наверху, остекленная. Стекло можно разбить, и выбраться. Спустимся как-нибудь. Я почти уверен, что это сработает.
– А…, – и тут Яна осеклась.
– Что такое?
– Слушай!
Макс прислушался. Из коридора явственно доносился приближающийся хруст плитки под чьими-то тяжелыми шагами…
5
…Трещина на кафельной плитке напоминала звезду. У Баревского она сейчас вызывала лишь одну ассоциацию – с десятью орденами «Алмазная звезда», хранившимися в ящике у него дома. Сам ящик был надежно припрятан за бачком унитаза. Узнай начальство об этом, Баревского по головке не погладили бы. Сочли бы подобный демарш пережитком, ненужными выкрутасами ИД-а. А ИД, как известно, настоятельно рекомендовалось использовать только для Дела. Но сам Андрей был уверен, что имеет право на это небольшое хулиганство – после всех тех неудобств, что приходилось терпеть. И всех его заслуг, конечно. Хотя, это тоже всего лишь капризы ИД-а, не более того. Раковая опухоль сознания. Как и та боль, которую он сейчас испытывал. Ее ведь тоже на самом деле не было. Все он ее создавал, ИД поганый, мощное оружие Андрея, которое его же делало беспомощным. И единственное преимущество заключалось в том, что сам Андрей, в отличие от большинства людей, знал о никчемности собственного ИД-а. И о том, что он сам наделен этим неудобным оружием временно…
…Весь мир, тем не менее, по-прежнему ограничивался треснутой плиткой. Поэтому Баревский собрался с силами и одним резким движением оторвал голову от пола. Рядом с трещиной-звездой на кафеле осталось загустевшее бурое пятно. Андрей потрогал разбитую губу и поморщился от боли. Потом пошарил рукой по кафельному полу в поисках очков. Они обнаружились неподалеку, одно стеклышко треснуло.
– Вот тварина! – с чувством выдохнул Баревский, надел разбитые очки и, постанывая, поднялся с пола. Ноги его не держали. Он оперся на стену, тяжело дыша. Из его носа, тоже расквашенного, смачно шмякнулась на пол густая капля крови. И растеклась еще одной звездой.
– Ну, товарищ полковник, – Андрей вытер нос рукавом и оглянулся. Но Полковника не было – очевидно, за то время, что Баревский валялся без сознания, он успел уйти. Это, конечно, опять ИД, но все равно Андрею было обидно. Раньше ему как-то удавалось избегать конфликтов с Полковником. Но сегодня тот дал волю рукам. Ну, и ИД-у своему в чем-то тоже. Да, в этом весь Второй. Ему есть за что держать зло на всех и вся. Но он хоть, в отличие от идеалиста и мечтателя Первого, делал дело, и многого достиг. Благодаря своей железной дисциплине, куда уж без нее! И того же он требовал от других. Непослушание тут же наказывалось. Баревский попытался мысленно оправдать себя. «Ну, пошалил немного, ну пошел на поводу у ИД-а своего», – думал он. – «Подумаешь, незапланированное впрыскивание! Сырье ценное, видите ли, разбазарил! Подотчетный семенной фонд! Зачем же сразу морду-то бить? И, кстати, с совоборотнями у нас сейчас напряженка. А концентрация у меня уже скоро восстановится»…
…С молодым явно было что-то не так. Он в последнее время слишком много стал себе позволять. И чего-то парень не договаривал, хитрил, гаденыш.
Баревский медленно брел по коридору Дома культуры, размышляя о том, что же могло случиться с его воспитанником. «Ведь Она же намертво привораживает, полностью подчиняет, – думал Андрей. – А этот словно способ нашел…»
Мысли Баревского прервал тихий звук плача. Он пошел быстрее, напряженно прислушиваясь к сдавленным всхлипам, и вскоре наткнулся на рыжеволосую девочку в белой футболке и короткой юбке. Девочка сидела на полу, обхватив руками колени, и плакала. Баревский почти сразу же узнал ее.
– Катя? – удивленно спросил он.
– Андрей Александрович? А вы-то здесь откуда?! – подняла зареванное лицо Катерина. С Баревским они были знакомы давно. Катя работала администратором в художественной галерее, куда Андрей регулярно приносил на продажу свои работы. Он же в свое время и показал Кате любопытный сайт Макса Кравцова…
– Ты чего это тут делаешь? – Баревский опустился на колени рядом с Катей и положил руку ей на плечо. – Ты как вообще попала-то сюда?
– Права была… Янка…, – шмыгая носом, пробормотала Катерина. – Не фиг было… соваться в дом этот… А мне Кравцов… план присла-а-ал! – и она снова разревелась.
– Ну, ладно, ладно, – Баревский осторожно погладил Катю по спутанным рыжим волосам. – Кравцов этот – полный придурок. Тщеславный и опасный. Он об этом месте ничего практически не знает, а все туда же! Популярность дешевая ему нужна, вот он сайт и создал. Пару раз заглянул в Светлое будущее, и уже считает себя спецом! А сюда нельзя без подготовки соваться! Ты хоть одна, надеюсь, в ДК залезла?
– Нет, – Катерина вытерла слезы рукавом. – Со мной подруга была. Яна. Мы потерялись… Я только вышла в коридор, а выход… найти не смогла… он пропал… И Янка тоже… пропала…
– Какая Яна? – Баревский нахмурился. – Яна Юдина? Журналистка?
– Угу.
– Ох, Катя, Катя… Поверила этому дураку Кравцову! Янке проще чуток, конечно, она про Дом культуры знает кое-что, я ей рассказывал…
– То-то она идти не хотела… А я, дура, блин, не послушала… Ну кто знал, что здесь так легко заплутать! Я просто на пару шагов отошла… а двери… нет уже… Исчезла… Скажите, Андрей Александрович, неужели здесь и правда есть выход в другое измерение? И я… мы уже там?
– Не исключено…, – Баревский, нахмурившись, посмотрел куда-то мимо Кати. – Этого я пока сказать не могу. Я тоже здесь не все еще изучил. Да это и невозможно… Но, у меня создается впечатление, что само пространство Дома Культуры имеет куда больше измерений, чем остальной наш мир. Не три, а четыре, а может даже пять или шесть. Причем, я подозреваю, что здесь многомерно не только пространство, но и время, как бы по-идиотски это не звучало… Но они всего не покажут…
– Кто они? Говорят, что его инопланетяне построили – ну, Дом культуры этот…
– Может, и инопланетяне… План дома постоянно меняется, логики никакой. Я где-то читал, что в нашем мире не три, а одиннадцать измерений, но только восемь из них настолько малы, что никакое движение там не возможно. А здесь все они вроде как раскрылись… Короче говоря, заплутать в этом Доме культуры – ничего не стоит.
– Так мы выбраться отсюда сможем или нет? – Катя встала, опираясь на протянутую руку Баревского. – И Янку найти?
– Насчет Яны – нечего тебе в данный момент сказать не могу. А выбраться вполне реально – я же здесь не в первый раз. Пойдем, у меня тут одна идея появилась, – с этими словами Баревский взял Катю под руку. Та едва заметно поморщилась, но послушно пошла вслед за ним по кафельному коридору.
Спустя некоторое время они уперлись в тупик. Стена, перед которой остановились Катя с Баревским, была покрыта не кафелем, а грязной облупившейся зеленой краской. На ней висела обшарпанная доска почета, на которой было восемь прозрачных кармашков для фотографий. Два из них пустовали, а в шести остальных находились абсолютно одинаковые черно-белые снимки. Изображали они одутловатое, заплывшее жиром лицо какой-то злобной тетки в строгом черном пиджаке и шишкой серых волос на затылке. Под фотографиями вместо подписей были номера от одного до восьми.
– Ух ты! – удивленно воскликнула Катя. – Это еще что такое?
– А ты разве не видишь? – как-то неожиданно томно спросил Баревский. – Доска почета, разумеется.
– Какая-то она странная…
– Это не важно, – прошептал Андрей, встал у Катерины за спиной и положил руки ей на плечи.
– Не надо! – Катя попыталась освободиться. – Мне неприятно!
– Важно другое, – Баревский сжал пальцы крепче, не обращая никакого внимания на Катины протесты. – Есть два вакантных места. Для таких, как ты. Тоже мне, женщины, блин. Идеальная схема эволюции для всех вас уже давно придумана.
– Что-что?
– А то, дорогая моя, что мне абсолютно по барабану, что ты с бабами спишь! – с этими словами Баревский буквально отшвырнул от себя Катерину. Девушка ударилась о стену и с тихим стоном сползла на кафельный пол.
– Товарищ Анубис, ваш выход, – ухмыльнулся Андрей и наклонился над девушкой…
…Прошло полчаса. Еще не стих хруст кафеля под удаляющимися тяжелыми шагами, а Баревский уже получил мощный удар в челюсть. Потом еще один – в нос. И напоследок – прощальный пинок ногой под ребра. Так завершилась для Баревского встреча с Полковником, который имел талант появляться неожиданно в разных местах Дома Культуры. Андрей остался лежать на полу без сознания…
– Ну и ладно, – художник поправил очки и, шатаясь, поковылял вдоль стены, слегка опираясь на нее кончиками пальцев. Дойдя до двери, он прочитал надпись на табличке. «Апплодисментная».
– Придурки. Что за название выдумали? – криво усмехнулся Баревский и открыл дверь. В «Апплодисментной» лежали кучей метлы, лопаты и тряпки. Там же валялась сгнившая фанерная доска с остатками золотистых букв «ска п ёта». На доске висело восемь пожелтевших фотографий. Только на них были изображены не лица толстых теток, а какие-то скульптурные девичьи головы – почти такие же, как у девушки с веслом в парке. Андрей, покопавшись, в куче мусора, извлек оттуда знамя. Точнее, от знамени остался лишь полуистлевший драный лоскут неопределенного цвета. Баревский без труда оторвал его от флагштока, увенчанного наконечником в виде копья. В центре его было отверстие—звезда. Андрей посмотрел на свет сквозь эту пентаграмму, и удовлетворенно кивнул:
– Чем я тебя породил, тем тебя и убью, – сказав так, он продолжил свой путь…
6
…Устав ждать Сергея, Ирма отправилась на его поиски. Она обошла Дом культуры по периметру, а потом свернула в парк. Половина фонарей на аллее, по которой она шла, была разбита, но и оставшиеся освещали путь неплохо. Жена Баревского была в этом парке не раз, и помнила практически все скульптуры, что попадались на ее пути. У пионера с горном не хватало одной ноги до колена и доброй половины головы. Лицо пышнобедрой девушки с младенцем на руках было залито синей краской, а на левой ягодице красовалась надпись «fuck ю». У рабочего в груди зияла дыра, из которой торчали куски арматуры. В конце аллеи маячила девушка с веслом…
…Первый раз Андрей привез Ирму сюда через два года после их свадьбы. К тому времени оба уже были наркоманами с солидным стажем. Правда, потом с Баревским случилось некое чудо. Андрей бесследно исчез, и Ирма была почти уверена, что ее ненаглядный благополучно помер от передоза в какой-нибудь подворотне. Но через месяц он неожиданно вернулся. Ирма с трудом узнала в госте тощего, бледного доходягу с синяками под глазами – таким еще совсем недавно был Андрей. Баревский не сказал ни слова, даже не поздоровался, лишь, хамовато усмехаясь, закатал рукав. Ирма тупо уставилась на гладкую, розовую кожу, с четким, словно реки на контурной карте, рисунком вен. Потом Андрей все так же молча взял жену за запястье и легонько тряхнул. Цыплячья рука Ирмы была синюшно-бледной, в мелких, местами гноящихся ранках. Точно такая же, как и у Андрея недавно… «Как?» – по своему обыкновению, одними глазами, спросила Ирма.
– Узнаешь, – продолжая ухмыляться, ответил Андрей, – Покажу тебе одну штуку…
С этими словами он резко ударил жену кулаком в живот. Ирма со свистом выдохнула и согнулась пополам. Баревский толкнул ее, женщина ударилась головой о стену и потеряла сознание…
…Ирма пришла в себя у подножья Девушки с веслом. Андрей сидел на корточках рядом и пристально, почти не мигая, смотрел на жену. Ирма попыталась что-то сказать, но губы ее не слушались. Не могла она и пошевелиться. Вокруг буквально на глазах темнело. Ирма уже с трудом различала фигуру Андрея, лишь статуя девушки с веслом излучала неяркий голубоватый свет. Баревский без особого труда перевернул Ирму на живот и с силой ударил ее ребром ладони между лопаток. И тут Ирма явственно ощутила, что Андрей достал из нее НЕЧТО… Какую-то часть ее самой – не тела, не души, а чего-то совсем другого. Ледяной ужас завладел всем существом Ирмы – ей даже показалось, что она слышит, как хрустят где-то внутри миллионы микроскопических кристалликов льда. Ей захотелось крикнуть, но, как в кошмарном сне, у нее не получилось издать ни звука. Из ее груди лишь вырвался с сиплым надрывным свистом воздух, здорово отдающий перегаром. Баревский еще раз ударил Ирму. И снова на свободу вылетела очередная порция воздуха. А потом Ирму стошнило. И сразу же, словно блевотина освободила дорогу звуку, Светлое Будущее огласилось истошным криком…
– Не сдерживайся! – раздался голос Андрея, гулко, словно из трубы. Больше он не произнес ни звука. Ирма, выпучив глаза, запрокинула голову. Ее взгляд уперся в пустые гипсовые глаза девушки с веслом. На миг Ирме показалось, что на белых, покрытых глубокими трещинами губах появилась язвительная ухмылка. А потом живот девушки начал надуваться на глазах. И тут Ирма поняла, что эта совковая богиня забеременела от вырванного куска ее, Ирмы, индивидуальности. И совсем скоро она произведет на свет чудовище. Но тут Андрей с размаху ударил жену по голове, и та потеряла сознание…
…Баревский встал, прикрыл глаза и некоторое время стоял, едва заметно шевеля губами. Потом он резко развернулся, обошел статую и поднял с земли кусок брезента. Под ним обнаружилась миниатюрная копия Дома культуры. Андрей осторожно взял макет и оторвал его от земли. Тот оказался полым внутри. Под Домом культуры находилась газетка, на которой стояла початая бутылка портвейна, а рядом лежал обкусанный с разных сторон батон черного хлеба. Баревский отставил макет в сторону, потом открыл небольшую дверцу в постаменте статуи и извлек оттуда граненый стакан, блюдце с гербом СССР и красную эмалированную звезду с серпом и молотом. Андрей разложил эти приборы перед собой, затем аккуратно отщипнул кусочек от батона, положил его на звезду, а ее водрузил в центр блюдца. Потом он примерно на четверть наполнил стакан портвейном. Сделав это, Андрей встал, подошел вплотную к статуе Девушке с веслом и с усилием провел пальцем по внутренней поверхности ее бедра. На пальце остался след известки и темный сгусток крови. Баревский улыбнулся и медленно провел рукой по куску хлеба, размазывая кровь по нему, а остатки растворил в портвейне.