Глафира метнулась дальше по узкому балкону. Следующие окна принадлежали небольшой квадратной комнатенке с остатками разбитых зеркал между узкими, оббитыми колоннами. Оконная створка легко поддалась и Глаша, приподняв подол длинного в пол черного платья, через низкий подоконник попала в комнату. И тут же резко обернулась!
В левой створке окна сохранился большой обломок старого стекла. Когда Глафира повернула ее, чтобы войти, солнце попало на стеклянную поверхность и отразилось на мраморной колонне балкона огромной лучистой вспышкой.
Именно этот отблеск в сочетании с осторожным скрипом и привлек внимание художницы, когда она хотела достать этюдник из сундука. Теперь Глаша была в этом совершенно уверена.
Она затаила дыхание и осторожно двинулась к двери, внимательно осматривая каждую деталь.
Когда-то, в эпоху благоденствия дома, комната была обтянута упругим красным шелком, на котором должны были выигрышно смотреться тяжелые позолоченные настенные подсвечники, картины в бронзовых рамах, узкие лезвия зеркал. Теперь же, эта благородная ткань уныло свисала жалкими клочьями со стен, узорчато исчерченных коричневыми разводами и подтеками. Под ногами мелко хрустели осколки стекол, комья грязи. Пахло запустением – плесенью, пылью и …. Ближе к двери, к привычным запахам старого дома примешался чуждый, свежий, страшный….
Глафира приблизилась к углу рядом с выходом и обомлела…. Сначала удивилась. Потом испугалась, уже по-настоящему – жарко и глубоко, до дрожи….
Весь угол оказался забрызганным свежей кровью. Было видно, что ее пытались стереть. Пол и часть стены наспех протирали старой сухой тканью, оставшейся лежать тут же, под ногами. Но самое главное заключалось не в брошенной тряпке, а в том, что рядом на полу отпечатался след от некоего сосуда. Чистый круг радиусом со среднюю кастрюлю, был ясно виден на пыльном полу – вокруг него осталась ровная граница, составленная из кровавых брызг и подтеков.
С сосуда продолжало капать и после того, как его подняли и понесли. След из мелких и крупных пятен вел прочь из комнаты. Глафира распрямилась и горячо перекрестилась:
– Господи, спаси и сохрани! – пальцы предательски дрожали.
Молодая женщина, придерживая длинный подол, двинулась по следу. Он вывел в широкий коридор, в конце которого начал редеть и теряться. Когда Глаша подошла к лестнице, ведущей на первый этаж, едва можно было разглядеть несколько меленьких пятнышек на деревянных ступенях. Вскоре и они исчезли. Внизу лестницы был круглый холл, в который выходило несколько разбитых дверных проемов. Глафира еще раз с надеждой оглядела пол – ничего!
Она вспомнила, что слышала звук разбитого стекла. Значит, незнакомец выбрался из дома не через дверь, а через окно. С началом реставрации почти все окна первого этажа были отремонтированы, за исключением двух старых широких рам в танцевальном зале, сделанных из резного дуба и представляющих собой изогнутые цветочные гирлянды с фруктами.
Стараясь не шуметь, Глаша прошла в центральную арку, повернула налево и заглянула в танцевальный зал. Стены его были затянуты мелкой зеленой сеткой. Стояли высокие, под потолок, козлы. Сам потолок, частично сияющий восстановленной позолотой, равнодушно поглядывал на вошедшую Глафиру несколькими десятками пар нарисованных глаз Амуров, трубящих в рога и осыпающие курчавые облака фруктами и розами.
Пол был выметен. Широкие оконные рамы оказались закрытыми плотным серым полиэтиленом. По полу гулял сквозняк, поигрывая краем зеленой сетки. Глаша насторожилась. Прошла за козлы и внимательно пригляделась. Так и есть, одно их угловых узких стекол было разбито.
Глафира протиснулась в образовавшуюся брешь и, вслед за таинственным посетителем, выбралась на улицу.
Кругом стояла тишина. Первым желанием Глаши было убежать подальше от Усадьбы. Но боковая дверь с другой стороны дома, через которую она вошла, оставалась открытой, негоже было бросать реставрируемую Усадьбу вот так, доступной для всех хулиганов. Чувство долга победило. Молодая женщина тяжело вздохнула, помедлила одно мгновение, и вернулась в танцевальный зал через разбитое окно. Снова прошла в круглый холл, поднялась по лестнице на второй этаж и оказалась в грязной комнате с шелковыми красными обоями.
И вот тут она испугалась во второй раз, да так, что мелкие мурашки пробежали по рукам.
Угол, который она перед уходом оставила забрызганным кровью, был тщательно, хоть и в спешке, промыт большим количеством воды – размашисто, чисто! Внизу осталась лужа, кое-как размазанная широкими движениями. Опять была оставлена мокрая россыпь следов, на этот раз чистых, прозрачных, уходящих на балкон через низкий подоконник.
Прижав руки к груди, чтобы унять колотящееся сердце, Глафира двинулась по мокрой дорожке.
След, становясь тоньше, провел ее через балкон в ту комнату, где стоял сундук с альбомами и этюдниками. Спустился по винтовой лестнице вниз, превратившись в редкие капли, и окончательно исчез у открытой настежь боковой двери.
Глаша заперла ее и бросилась прочь, на Верхнюю улицу – к подруге Маше.
К огромной своей радости Глафира увидела во дворе Машиного дома полицейскую машину. Правда, как оказалось, Толик уже собрался уходить. Он бодро выкатился на крыльцо, сдвинул фуражку на затылок, прижал к груди большой бумажный пакет с пирогами и, повернувшись назад, скрылся за дверьми по пояс. Оттуда послышался громкий звук горячего поцелуя. После чего участковый уполномоченный вернулся в исходное положение, организовал на лице официальное выражение и двинулся вниз, к машине.
Глаша тем временем вошла во двор.
– Толик, пожалуйста, удели мне пару минут твоего драгоценного времени!
– Пирог хочешь?
– Спасибо, нет! Ты торопишься?
– Если я нужен тебе, мой прекрасный друг, то все остальные дела перестают для меня существовать! От Даниила что-нибудь слышно? Звонил?
– Нет. Не звонил. Ни разу. Ты уже спрашивал…. Послушай, я хочу тебе сказать….
– А мне звонит каждый день. Требует ответа – льешь ли ты слезы о бедном инспекторе?
– Лью. Можешь так и передать…. Толик, дорогой, стань хоть на секунду серьезным!
– Тебе не помешает, если я буду жевать?
– Не помешает – это твое нормальное состояние. Сосредоточься!
– Да! – Толик отправил в рот половину пирога.
Из дому, услышав голос подруги, вышла Марья, милая блондинка с большими серыми глазами. Она, как и Глаша, была одета в длинное черное платье, сидящее на ней ладно и кокетливо. Грудь ее украшал большой золотой крестик на длинной цепи, искусно спрятанный в кружевном вырезе.
– В Усадьбе происходит что-то странное. Я очень напугана, поверь мне!
Толик перестал жевать, насторожился. Оглянулся на Машу. Та широко распахнула серые глаза:
– Глаша, пожалуйста, не говори так! Ты же никогда ничего не боялась!
– Машенька, все дело в том, что мы с тобой боимся по-разному!
– Это точно! – Охотно согласился Толик. – Моя Машка боится так, что любо-дорого, уши закладывает!!! Это от тебя даже мышиного писка не дождешься. Что там в Усадьбе? Докладывай.
– Ты же знаешь, Карп сдал особняк на четыре дня для фотосессии фабрике «Шоколеди»….
– Это Любке-то Пулькиной с Чайной улицы?
– Да. – С трудом сдержав улыбку, подтвердила Глаша. – Реставраторы уехали. Любка со своей командой тоже исчезла, их рабочий день в Усадьбе на сегодня закончился.
– Вот и хорошо! И ты отдыхай! Иди, сериал погляди какой-нибудь.
– Дослушай же!
– Ну?
– Сразу после отъезда команды «Шоколеди», я пошла в Усадьбу, взять свои альбомы….
– У тебя есть ключи?
– Разумеется.
– Плохо…. И что было дальше?
– Я поднялась на второй этаж, в тот зал, в котором мы с Машей пишем натюрморт с сухими розами на старом подоконнике.
– Видел вчера. И что стряслось с вашими сухими розами?
– С ними все в порядке. Я хотела забрать альбом и уйти, но вдруг увидела странную вспышку со стороны балкона.
– Вспышку?
– Да, знаешь, такие случаются, когда на движущееся стекло попадает солнечный свет!
– Понятно! – нахмурился Толик. – Если все уехали, то кто тогда мог двигать стекло?
– Ага! И ты начал соображать!
– Продолжай!
– Я вышла на балкон и стала осматривать комнаты – одну за другой. Вдруг я услышала осторожные шаги в глубине дома, а еще через несколько секунд – звук разбитого стекла.
Маша тихо охнула и, подойдя к Толику, обняла его за локоть двумя руками.
– Я дошла до квадратной красной комнаты с шелковыми обоями. – Продолжила Глаша. – Забралась в нее через окно, и в углу у самой двери, нашла большое кровавое пятно. Будто бы зарезали кого-то, а кровь очень старательно собрали в ведро. На полу остался след от его круглого дна.
Толик замер с остатком пирога в руке, умиленно глядя на подругу своей невесты:
– И ты, конечно же, ничего не трогая, сразу ушла оттуда и вызвала полицию? – Вопросительные интонации в его голосе были сильно перекрыты изрядной долей скепсиса.
– Нет, прости! Я как-то не подумала об этом. Я пошла по следу. Когда ведро уносили – на полу оставались хорошо различаемые капли.
– Глашка! – плаксиво воскликнул Толик. – Я тебя буду запирать в доме, на ключ! Пойми, твоя тяга к приключениям закончится плохо! Я обещал Даниилу, что буду присматривать за тобой!
– Я не кошка на прогулке, чтобы за мной присматривать! – спокойно ответила Глаша. – И я не собственность господина инспектора. Слушай дальше, это еще не все!
– Не сомневаюсь.
– Сколько могла, я шла по следу. Потом он исчез. Но я вычислила, в каком направлении мог скрыться злоумышленник….
– Тебе нужно не иконописцем в монастыре работать, а «опером» в Скотланд-Ярде!
– Там нет «оперов»…. Так вот, видимо, я двигалась слишком медленно – таинственный незнакомец успел выйти из дома через разбитое окно в танцевальном зале. Я прошла за ним до самой улицы.
– И сразу отправилась сюда? – С надеждой спросил участковый.
– Нет, я вернулась в дом. Я не могла бросить всё как есть, потому, что боковая дверь оставалась открытой…. Когда я снова поднялась в красную комнату….
– Даниил меня убьет! – Громким шепотом сообщил Толик на ухо Маше.
– ….то увидела, что кровь тщательно вымыли! Это было сделано за тот краткий промежуток времени, что я находилась внизу! На этот раз невидимка исчез через балкон, винтовую лестницу и боковую дверь. Когда я осмотрела все это, я заперла Усадьбу и пришла к тебе. Всё.
– Все? – Задохнулся Толик. Марья страдальчески подняла брови и поспешно погладила его по плечу. – Все? А если бы тебя ударили чем-нибудь сзади? Слили твою кровь в ведро и унесли в неизвестном направлении? А если бы…
– Ты же видишь, я жива и здорова. И теперь ты, как участковый, должен принять меры! В Усадьбе разбито окно на первом этаже, в нее может попасть кто угодно.
– Хорошо. – Сразу успокоился Толик и засунул остаток остывшего пирога в рот, закончил с набитым ртом. – Я пошлю Макара, своего помощника, он проверит дом и примет меры. А вы обе – сидите под замком!
Глафира и Маша одновременно кивнули.
– У меня через десять дней свадьба! Хотелось бы избежать эксцессов с летальными исходами!
В ответ он получил еще два кивка.
– Ээ-хх! Мне б еще этот день простоять, да ночь продержаться! – Произнеся эту таинственную фразу, Толик махнул рукой, сел в машину и с озабоченным лицом выехал со двора.
– Что он имел в виду? – спросила Глаша у подруги, когда шум машины утих за поворотом.
– Не знаю! – С нажимом ответила Маша и подняла вверх указательный палец с длинным, крашеным в белый лак ногтем. – Но он сегодня – очень странный!
Подруги обменялись долгими глубокомысленными взглядами. И тут Маша всплеснула руками:
– А где альбом? Ты его взяла?
Глаша ахнула и округлила глаза:
– Забыла!
– И что мы будем делать?
– Не переживай, что-нибудь придумаем!
В это самое мгновение из-за поворота послышался натруженный рев автомобиля, и во двор задним ходом вкатилась полицейская машина. Подняв столб пыли и дыма, остановилась на том самом месте, с которого тронулась минуту назад. Из раскрытого окна повелительно вытянулась рука Толика ладонью вверх:
– Ключи!
Глаша тяжело вздохнула, виновато поглядела на Машу и вытащила из кармана связку. Положила на широкую ладонь.
– Уух! Не можете без приключений! – Толик погрозил остолбеневшим дамам пальцем, надавил на газ и быстро уехал.
– Мы что-нибудь обязательно придумаем! – проводив его взглядом, повторила Глафира. И добавила. – Ближе к ночи!
– Конечно! – легкомысленно согласилась Маша и тут же потянула подругу в дом. – Идем, Глашенька! Мне сегодня утром платье привезли!
– Что же ты молчала? – Глаша улыбнулась. – Очень хочется посмотреть!
– Я не могла при Толике сказать, ты же его знаешь! Тут же засунул бы в шкаф свой любопытный нос!
– Верно – верно! – воскликнула Глаша. – Про его любопытный нос я и забыла!
Они влетели в спальню, распахнули дверцы огромного шифоньера:
– Ах!
Простое, длинное платье жемчужно-серого цвета в стиле «королевский Ампир» занимало половину внутреннего пространства. Лиф был отделан россыпью небольших сверкающих камней. Прозрачная короткая накидка с капюшоном была старательно подобрана в тон к платью.
– Ты будешь самой красивой невестой в Скучном! – уверенно сказала Глаша. – А где костюм жениха?
Марья обиженно фыркнула и возмущенно села на необъятную кровать:
– Он ни в какую не соглашается снимать китель!
– Что?
– Ты не ослышалась! Он сказал, что наденет парадную форму, и «так уж и быть» – вставит в петлицу цветок!
– Но….
– Это не обсуждается, ибо «не человек для свадьбы, а свадьба для человека»!
Глафира присела рядом с подругой и погладила ее по руке:
– Зато, он стр-р-рашно положительный!
– Во всех отношениях! – Вздохнула Маша и улыбнулась. – И, надо признать, форма ему очень идет.
– На ресторан так и не смогла его уговорить?
– Ну что ты! Я и не пыталась! Его тетка уже месяц с ума сходит – меню составляет! Грозится закатить «пир горой» на весь старый город! Да ты сама знаешь – принесла мне в дом посуды, на сто человек, не меньше!
– На эти четыре дня она успокоится. Впустила к себе жильцов – двух девушек, которые в «Шоколеди» будут фотографироваться. Модели! Так что, тетка Анна пока другими делами занята.
– И подружка ее тоже!
– Как это?
– А ты и не знала? Тетка Александра, ее подружка, тоже жильцов взяла – фотографа этого, блестками обсыпанного, и их шофера Жака. Говорит, племянник в Москве, комната пустая стоит. Пусть живут!
– Вот и хорошо. – Заметно погрустнела Глаша. – Действительно, что комнате пустой стоять, раз племянник в Москве живет….
Марья наклонилась низехонько и заглянула в глаза к подруге. Та бледно улыбнулась и попыталась отвернуться.
– Не отводи взгляд! – Вцепилась к ней в руку Маша. – Скучаешь? Ну-ка отвечай, скучаешь?
– Да. – Пожала плечами Глафира. – Только, пожалуйста, Машенька, давай обойдемся без печальных вздохов на эту тему. Не будем питать иллюзии. Чудес не бывает.
Маша хотела было возразить, но не нашла слов. Она тоже погрустнела, но руку подруги не отпустила:
– Мне кажется, что всё обойдется и без чудес. Он просто приедет…. Вот увидишь. Он каждый день Толику звонит, и себя и его изводит….
– Угости меня лучше мороженым! – Сменила тему разговора Глаша. – Хочу подкрепиться перед вечерней вылазкой!
– Перед какой? – удивилась Маша. – Куда?
– В Усадьбу, конечно же! – заговорщицки проговорила Глафира. – Нужно альбом забрать. А заодно проверить какие меры для охраны дома принял Макар.
– Как же ты туда попадешь? Ключи-то мой сатрап отобрал!
– Есть одна идея!
***
Становилось холодно. Первые осенние дни стояли теплыми, но по вечерам уже чувствовалось, что лето закончилось. Глафира поднялась с колонны и вслушалась в тишину парка – не едет ли Толик. Честно говоря, ждала она его с опаской – он велел сидеть дома под замком, поэтому сейчас наверняка пожелает узнать, каким образом она очутилась в ночной Усадьбе.