– Карп Палыч, миленький, открывайте дверь скорее! Алёшу убили!! Маше плохо – вызывайте врача!
На Нижней улице, позади Глафиры, начался средней силы переполох.
На крыльцо выходили люди, переглядывались, слышались вопросы и ответы:
– Кричали!
– Где кричали?
– Убили! Карпа убили!
– Да нет! Карп у врача! Машу убили!
– Убили…
– Убили… – эхом полетело по городу….
Кто-то уже открывал калитку шестнадцатого дома и стучал в окно:
– Нюра! Нюрка! Где твой Толик, будь он неладен!
Из-за дома появилась тетка Анна с наполненным мелкой морковью эмалированным тазом в руках. Лицо у нее было озабоченное:
– Кто тут? Заполошные! Что кричите с утра?
– Звони племяннику! Происшествие у нас! Карпа убили!
– А-а-аах! – таз полетел на траву, Анна схватилась за голову перемазанными землей ладонями и кинулась к дому. Потом всплеснула руками, остановилась, задрала подол юбки и достала из кармана надетых под ней джинсов мобильный телефон. Непослушными пальцами начала нервно нажимать маленькие кнопки…
Глафира не видела ничего этого. Она не переставала стучать и звать директора. Наконец, внутри залязгала щеколда, дверь дрогнула и поползла вперед. Из-за нее показалась голова Карпа. Он задыхался:
– Что? Глаша, ничего не пойму! Открывай врача, вызывай дверь!! Кого убили?
– Лешу убили! Идите, посмотрите! Мы с Машей в окно видели!
Из-за монастыря уже бежали люди, тяжело дыша от быстрого подъема на холм.
– Жив Карп!
– Жив!
– Кого ж убили?
– Бегите к Маше! – махнула рукой за угол Глаша. – Плохо ей!
Сама она втолкнула Карпа обратно в дом:
– Звоните! Скорее! Врача! Полицию!
Во дворе слышалась тревожная многоголосица. Не переставая пищали и пели на все лады сигналы мобильных телефонов. Лаяли ошалевшие собаки. Негромко, и пока несмело, как на распевке перед службой, тоненько запричитали бабы…. И тут, завершив картину, заполняя собой все душное раскаленное пространство, протяжно и глухо ударил церковный колокол…. Голова у Глаши закружилась, стены старого дома потеряли перпендикулярность, перед глазами все поплыло, она тихо всхлипнула и лишилась чувств…
…Разлепив ресницы, первое, что смогла разобрать Глафира в полутьме комнаты, было лицо участкового уполномоченного Толика. Оно нависало над ней двумя внушительными щеками и горящими, совершенно круглыми глазами. У самого уха кто-то жалобно застонал…. Глаша приподняла голову – рядом с ней на старом диване лежала Маша. Её веки чуть заметно дрогнули.
– Ну, слава Богу! – участковый уполномоченный Толик снял фуражку и нервно вытер рукавом лоб. – Двумя трупами меньше!
За его спиной радостно загалдели…. Толик обратился к какому-то молодцу в полицейской форме:
– А ты говорил – холодной водой из ведра окатить! Вот! – сами оклемались! – Он опять навис над диваном. – Ну, барышни, я с вами сам чуть не помер! Приезжаю – а тут полный концерт и все билеты проданы! Все кричат, плачут, остальные – лежат как мертвые!
Глафира попробовала приподняться. Толик услужливо сгреб ее в охапку и рывком посадил.
– Мы уже в окно заглянули…. – Начал было Толик, но его перебил негромкий голос из недр дома.
– Анатолий Ильич! Идите! Мы дверь вскрыли….
Наступила тишина. Люди в форме передвинулись в холл. Толик нахлобучил фуражку на затылок и неожиданно повалил Глафиру назад на диван:
– Вы, вот что… девушки.… Отдыхайте пока! А я пойду, погляжу, что на вверенном мне участке творится! – После этого он быстро вышел из зала и плотно закрыл за собой дверь.
Глафира села, подобрав колени под подбородок. Было страшно и душно. За стеной ходили и переговаривались люди. Кто-то жалобно вскрикнул….
Через некоторое время Маша открыла глаза и тут же попыталась вскочить на ноги. Глаша с трудом удержала ее.
– Ты лежи, Машенька…. Хочешь, я подушку тебе принесу?
– Где он?
– В своей комнате. Дверь недавно вскрыли…. Там и Толик наш, и еще ребята из нового микрорайона.
Маша тихо лежала, глядя в потолок сухими глазами.
Глаша неслышно подошла к самой двери и прислушалась:
– Ходят, ботинками стучат…. Карп что-то им рассказывает…. – Сообщила она шепотом. Вдруг она отскочила к дивану и поспешно села.
Дверь распахнулась, вошел бородатый доктор в синем халате и таких же широких штанах. В руках у него был громоздкий пластмассовый чемодан.
– Здгавствуйте, багышни! – бодро сказал он. – Анатолий Ильич попгосил вас осмотгеть!
Из-за его спины в дверь протиснулся отец Косьма и недовольно произнес:
– Что их осматривать, они не достопримечательности…. – Потом обратился к подругам. – Ну-ка подымайтесь! Идите молиться! Сразу полегчает!
– Ну, знаете ли! – возмутился синий доктор, повернувшись к священнику, – Это антимедицинские методы! У них может быть шок!
– С шоком мы справимся! – Пообещал ему отец Косьма, подталкивая подруг к дверям. – А вот с последствиями от ваших уколов – неизвестно! Еще проверить надо, что вы в своих ампулах возите!
– Возмутительное мгакобесие! – Воскликнул доктор, поправляя очки. Но дверь комнаты уже закрылась….
Большую часть дня Глафира и Марья провели в своей мастерской, где сначала, действительно, усердно молились. Молитва и правда помогла. Через какое-то время Маша перестала дрожать, на щеках ее сквозь мертвенную бледность проступил легкий румянец, а из глаз, наконец, хлынули слезы…
***
….Глаша отвернулась от окна. Солнце уже перебралось через крышу монастыря и теперь заливало внутренний двор, слепя глаза.
В воздухе стояла колом предгрозовая духота. Далеко над лесом, у самой линии горизонта ясно обозначилась грязно-сизая полоска. Шмели и бабочки спешно прятались в тайные убежища. Раскаленный воздух замер.
Внезапно Глафира услышала приближающиеся шаги…. И точно, из-под низкой арки появился Карп Палыч и направился через внутренний двор прямиком к мастерской.
Глаша поправила платок и поспешила открыть дверь нежданному посетителю.
– Это я! – треснувшим голосом сказал Карп, щурясь после яркого солнца. – Вот я о чем хочу вас попросить….
Карп скользнул по мастерской взглядом, заглянул во вторую комнату, не увидев нигде Марьи, удивленно спросил:
– А Маша где?
– У настоятеля. На утешительной беседе.
– Это он может…. – одобрительно кивнул Карп. – Хорошо…. Я вот о чем хотел вас попросить….
Карп замялся, снял очки, зачем-то начал протирать их галстуком.
– Видишь ли, Глаша…. Я как человек одинокий…. Впечатлительный…. Нервный! Не могу я один в доме находиться, после того, как Алексея…. Ну, сама понимаешь…. Хочу я, чтобы вы с Машей пожили в монастыре, пока все не уляжется. Дом большой, места всем хватит. Вы за мной присмотрите, я за вами. И в мастерскую ходить недалеко…. А?
Глаша молча пожала плечами. Взгляд ее не изменился, и понять по лицу ее отношение к этой просьбе было невозможно…. Но через несколько секунд она спокойно ответила:
– Я поговорю с Машей. Думаю, Карп Палыч, проблем с ней не возникнет. Ей тоже сейчас лучше быть в компании. Дома одной еще хуже…. Так что, поживем у вас, не волнуйтесь.
– Вот и славно! – заметно повеселел Карп. – Просто гора с плеч…. Я….
За окном раздался топот босых ног и радостный крик:
– Глаша!! Дядя Карп!
Они выглянули на улицу. Утопая в высокой траве, на солнышке пританцовывал маленький Егорка из двенадцатого дома.
– Чего тебе, Егор?
– Дядя Толик велел передать, чтобы вечером все в монастыре собрались – следствие проводить! – с восторгом прокричал мальчишка. – Инспектор из Москвы будет! Во-о-от такой высокий! – Егорка встал на цыпочки, вытянулся в струнку и руки вскинул к небу, растопырив вымазанные малиной ладошки.
Глафира с трудом подавила улыбку:
– Спасибо, Егорушка. Обязательно придем! А ты иди лицо вымой и руки! А то мать тебе опять уши надерет за то, что малину без спросу обрывал.
Егорка охнул, глянул на ладони и стремглав бросился со двора.
Глава 2. Знакомство
Гроза собиралась долго, как молодая вдова на бал.
Пугать начала заранее – сначала, не торопясь, узко залила далекий горизонт густыми чернилами, затем, видимо для острастки, мелко засеяла черное поле частыми всполохами алых молний. Горячий воздух в ожидании непогоды сделался совсем стеклянным и непригодным для жизни! Раскаленное марево встало столбом и, парализовав последний слабый ветерок, накрыло город Скучный жаркой липкой испариной.
Утомленные предгрозовым прологом, Марья и Глафира чуть живые добрались до дома Карпа Петровича только после семи часов вечера. В руках у них были внушительные сумки, будто бы они собрались в долгую поездку.
Карп ждал их, стоя на балкончике второго этажа с растерянным и помятым лицом. В доме стоял запах беды – густо относило мятными каплями, хлоркой и подгоревшей картошкой. Окна были распахнуты, но положения это не спасало….
Женщины поднялись на второй этаж и заняли большую комнату, которая была хороша хотя бы тем, что в ее узкие глубокие окна солнце проникало неохотно и быстро гасло в фиолетовых плюшевых шторах.
Разобрав кое-как сумки, они вышли на узкий балкончик. Облокотились на серые каменные перила, устало оглядели окрестности.
Жизнь на Нижней улице осторожно продолжалась, атмосфера была пронизана ожиданием грозы, осознанием реальности убийства и общим от этого напряжением….
Маша больше не плакала. Ее серые глаза глядели на мир строго и вопросительно. Но иногда она вдруг будто вспоминало о чем-то, на лицо ее тут же набегала черная туча, и тогда во взгляде появлялся ужас и беспомощность.
Глаша наблюдала за этими метаморфозами безмолвно, не задавая вопросов. Но на душе у нее было неспокойно – слишком уж хорошо знала она свою давнюю подружку, чтобы безошибочно угадать, что та что-то скрывает…
– Отец Косьма сказал, что все Алешины вещи украли. Вместе с его чемоданом….
– Ужас! Из-за кучи тряпок человека убили.
Тут Маша встрепенулась и указала рукой вдаль, в сторону утопающей в пыльной дымке Чайной улицы.
– Едут!
Глаша пригляделась – обогнув угол старинной островерхой готической башни, в коей ныне располагался книжный магазин, на булыжную дорогу вырулила полицейская машина. Была она еще совсем маленькая, не больше ногтя, но приближалась резво, распугивая куриц и мужичков с тачками короткими молниями на синей плоской «мигалке».
– Вот и слава Богу. – Сдержанно молвила Глафира и потянула подругу за рукав. – Пойдем. Думаю, нужно ужин собрать….
***
Даниил получал неожиданное удовольствие от езды. Испортить удовольствие не могла даже выщербленная булыжная мостовая, на которой трясло не хуже чем на тёткиной стиральной доске…. Он сдержанно улыбался. Эта улыбка была перманентным ответом на эмоциональный монолог Толика, ловко крутящего руль:
– Вот я и говорю – бросай ты к едрене-фене свою Москву, давай обратно – в родные палестины…. Посмотри, город как отстроили!! Заблудиться можно! Мне шеф не раз говорил: « Анатолий, бери участок в новом микрорайоне, квартиру выхлопочем!» – Толик заговорщицки склонился к уху Даниила. – Наш шеф с мэром каждый месяц в бане в Охотничьем Домике, что на Дальнем озере, париться…. Так вот: «Квартиру», – говорит, – «выхлопочем!» А я – ни в какую! Мои родители с сестрами живут в новом микрорайоне в квартире – ногу поставить некуда. Нет!!! Я старый город ни на что не променяю! Вот! Гляди – помнишь??? Университет! Ты туда поступить мечтал! Эх, кабы не Москва! Отремонтировали – не узнать! А вот Театр! Все не выучу, как он по-новому теперь называется…. Слово какое-то греческое…. А вот гляди-гляди! Магазин «Комод»! Совсем не изменился! А за ним….
– «Дом Кукол»! – вставил слово Даниил, наклонившись вперед, чтобы лучше видеть. – Помнишь, как мы в этот волшебный магазин за новогодними петардами бегали? По очереди, чтобы побольше набрать! И ведь набрали же! А потом….
– А потом…. Эхе-хе!!! Да! Было дело!!! Чего теперь старое-то вспоминать…. Так мы с тобой с тех пор из «полиции» и не выбрались!
В машине раздался дружный гогот. И, отвечая ему, далеко в небе провернулся первый долгожданный раскат грома.
Выехали на Нижнюю улицу.
– Домой заскочим? – спросил Даниил.
– Еще чего! – отмахнулся Толик. – Не выберешься потом. Я тетке велел пирогов в монастырь отнести. Посидим у Карпа, оглядимся, поговорим. Поможешь по дружбе?
– От тебя разве отвертишься? – туманно ответил Даниил.
– Ты наши протоколы видел. Заключение из лаборатории…. – Толик вопросительно глянул другу в глаза. – Что скажешь? Как тебе «Дело»?
– «Дело» как дело…. Разберемся! Почему ты один крутишься – следователь где?
– Был следователь. Приказал факты по убитому собрать и укатил. У него таких «Дел» – как у меня волос на голове. Здесь тебе не Москва.
Несколько минут ехали молча. Потом Толик резко вывернул руль, и машина ловко вкрутилась в замысловатый подъем, коротко взвыла и вынырнула в середине Тополиной аллеи, ведущей от старой Усадьбы на Верхней улице, прямо к воротам монастыря.
Ворота давно были сняты и, выражаясь языком реставраторов, утрачены. Но каменные колонны, на которых они висели, стояли на месте, обозначая границы музейной епархии. Миновав их, машина подпрыгнула на паре кочек и остановилась у открытой веранды бывшего певческого корпуса.
Даниил вышел на улицу первым и застыл, оглядывая с холма открывшийся вид. По выражению его всегда непроницаемого лица трудно было прочитать, какое впечатление произвели на блудного сына красоты вечернего провинциального града.
Участковый уполномоченный Толик напротив, выказывал крайнюю озабоченность и проделывал кучу наполненных тайным смыслом манипуляций. Он облизнул палец и определил направление ветра. Потом, приставив ко лбу ладонь козырьком, внимательно изучил чернильную тучу, уже затянувшую полнеба и начавшую кое-где гасить солнечные лучи. Затем сбегал к старому каретному сараю и заглянул внутрь, распугав во все стороны монастырских котов.
– О чем хлопочешь? – заинтересованно спросил Даниил.
– Загоню-ка я свою старуху под крышу! – воспоследовал исчерпывающий ответ. После чего Толик сел обратно за руль и направил машину в сторону каретного сарая. – Ты иди пока, знакомься!
Даниил проводил взглядом автомобиль и направился к дому.
Ступив на широкие, до чистого блеска вытертые доски пола широкой веранды, Даниил испытал странное чувство…. Описать его он не брался, потому что такое было с ним впервые и определению поддавалось трудно. Он будто бы погрузился в другой мир и другое время. На него тихо накатывалась иная реальность, тайно сосуществующая рядом с привычной жизнью…. Словно невидимый, но всемогущий режиссер расставил декорации, приглушил свет, подготовил сценарий и, наконец, собрал персонажей в определенное время и место.
Тяжелая двухстворчатая дверь, крашенная в серую краску, была открыта. Прихожая поражала своими размерами и обстановкой! Прямо рядом со входом помещалось нелепое чучело медведя. Лесное чудище стояло на задних лапах, широко разинув полную зубов пасть. Язык его, сделанный из красного атласа, совершенно по-хулигански высовывался наружу. В передних лапах зверь держал посеребренный ободранный поднос.
– Без комментариев! – буркнул под нос Даниил и прошел дальше.
В квадратный холл выходили четыре двери. Одна из них, по правую руку, ближняя к входу, была опечатана. Следующая за ней, по правую же руку, была приоткрыта и, судя по доносившимся из-за нее запахам и звукам, скрывала за собой кухню.
Прямо по центру, напротив входа в дом, располагалось высокое арочное окно, замысловато задрапированное золотисто-бурым атласом. Ровно под ним начинался провал каменной лестницы, уходивший далеко в чрево дома.
В простенках между дверьми стояли серого мрамора полированные подставки, на которых возвышались исполинские вазы из того же материала, с вырезанными на них бараньими головами. Из ваз торчали странного вида букеты из искусственных цветов, слегка походивших на весла….