Иван Петрович, уже готовый к тому, чтобы встать и оборвать бессмысленный разговор, насторожился. Знакомый холодок неясной тревоги, слабый, как легкое дуновение ветра, коснулся его сердца. Бедная мать действительно видела сон, и кошмарный. Как она его толкует – не имеет значения.
– Он что, выпивает у вас? Часто? – спросил он, закидывая ногу на ногу. Раздражение от бестолковой посетительницы сняло как рукой.
– Что вы! – испугалась Надежда Ильинична. – Как можно? Он – командир, за жизнь стольких людей отвечает. Давление поднимется – к полетам не допустят, а с перегаром и совсем не подходи. Позору не оберешься.
– Седой, сгорбленный, потом вспышка света и – он перед вами красивый и молодой… – задумчиво проговорил Шмыга.
С подобной метаморфозой в сновидениях он сталкивался. Но лишь в случаях, когда говорили об умерших. А Игорь Николаевич Волков, тридцативосьмилетний командир экипажа самолета ТУ-134М, принадлежащего компании «Южные авиалинии», выпускник Военно-воздушной академии имени Жуковского, награжденный двумя орденами «Мужество» во время двух чеченских войн, был на сегодняшний день жив. И более того, послезавтра выезжал в Москву, чтобы снова сесть за штурвал.
– Ну, а сын что говорит? Его кошмары не мучают?
– Не знаю, молчун он у меня. Спит сейчас за стенкой, в спальне нашей бывшей. Беспокойно спит. Ворочается, локтем о стенку стукается, я просыпаюсь, сердце бьется, лежу. Прислушиваюсь. Он только зубами скрипит и ругается: «Уйди, отец! Надоел!» С отцом у него отношения были сложные, тот ему в детстве частенько ремень прикладывал к одному месту, вот он до сих пор к нему недобрый.
– Когда ваш муж умер?
– Весной помер, – Надежда Ильинична привычно всплакнула, полезла за платком, но потом передумала. – Драчун был. Руки в молодости распускал. Но потом стал тихой, после инсульта, все больше на солнышке грелся…
Иван Петрович забарабанил пальцами по столу. Чутье многоопытную Варвару Федоровну не подвело. То, что он услышал, не обещало летчику ничего хорошего в ближайшем будущем. Была у Варвары Федоровны недавно одна клиентка. С мужем в разводе лет десять, но отношения с ним поддерживала – связывали дети. Пришла разгадывать странный сон – к авиации никакого отношения не имела, а приснился боевой вертолет, который пытался сесть на балкон ее квартиры в то время, когда с этим бывшим мужем выясняла отношения. Гул от винтокрылой машины стал нарастать, а затем внезапно по квартире разлился ослепительно белый свет. Когда он померк, то с мужем произошли разительные перемены – он стал намного моложе, лысина сменилась густой шевелюрой… «Он стал таким, каким был в то время, когда я в него влюбилась», – призналась женщина. – «Это мне укор, что я его оставила, да? Я его не смогла понять, что на самом деле он красив, по крайней мере, душой?»
Представитель потусторонних сил обещал подумать, разобраться… а спустя два дня надобность в толковании отпала – брошенный муж был забит грабителями до смерти у своего подъезда. Аккурат в тот день, накануне которого и приснился этот загадочный сон.
Так что, возможно, бедная мать опоздала с визитом к гадалке, и теперь мало что может повлиять на угрожающий ход сложившихся обстоятельств.
Отказать, наговорить кучу ничего не значащих слов и распрощаться, оставив человека наедине со своей судьбой. Деньги вернуть. Не все. За минусом тридцати рублей. И тогда не надо будет переться в это Богом забытое Власово. А в картошечке с грибочками Варвара Федоровна и так ему не откажет.
Иван Петрович многозначительно прокашлялся, отводя взгляд в сторону от заплаканных, жалобно помаргивающих глаз посетительницы, от руки ее, нервно теребившей край скатерти, и внушительно начал:
– Вижу страх в вашем сердце, не за себя, за сына…
Он совсем забыл о знаменитой поволжской гадалке, которая знала его, как облупленного. И едва он пошел изъясняться замысловатыми оборотами, как Варвара Федоровна, внимательно следящая за беседой своего талантливого ученика, мгновенно разгадала, к чему он клонит, и тут же бесцеремонно оборвала его:
– Не переживай, Наденька, езжай к себе. Иван Петрович, самое позднее, после обеда будет у тебя. Пройдется с рамочкой, какие сглазы, наговоры, сотрет, в кипень воду пустит, и полегчает тебе, сыну твоему, и сон спокойный, благодатный придет в ваше дом…
– С рамочкой, кипень-вода? Вы чего… – повернулся Шмыга к гадалке, но та украдкой показала строптивому ученичку внушительный кулак.
Так что представителю Неба пришлось подчиниться, и принять правила игры.
Спустя два часа, плотно подкрепившись, заправившись остатком водочки с апельсиновым соком, Иван Петрович тронулся в путь.
Мысли на голодный желудок одни, на полный совершенно другие. Теперь он не был столь пессимистично настроен. Допустим, мама орденоносного летчика пришла вовремя и есть реальная возможность что-либо изменить. И что делать? Ну, хорошо: поняли, разгадали, заглянули за темную занавеску будущего. А делать-то что? В былые времена глава Нижневолжского агентства по предотвращению несчастных случаев с клиентом, который попадал под каток Судьбы, заключал договор, который давал ему возможность принимать любые меры, для того чтобы вытащить его из-под безжалостной массы железа. По обоюдному согласию сторон.
Шмыга не сомневался, что Надежда Ильинична сделает все, чтобы отвести от сына грядущую беду. Дело не в ней. Вернее, не только в ней. Судя по тому, что недавно умерший отец приходит к Волкову в сновидениях и хватает его руками, трагический исход близко и лишь чрезвычайные меры могут предотвратить печальный финал. Кошмар повторялся несколько раз, а повторяемость говорит специалисту о многом. Во-первых, о преждевременности перехода человека в другой мир. Тому, кому положено уйти, никто не станет кричать в ухо «Берегись!». В тех случаях иные снятся сны. Во-вторых, если человек здоров, сон показывает, что переход будет вынужденным и скорым, то есть речь идет о насильственной смерти. В-третьих, что этого перехода можно избежать – ибо нет никакого смысла кричать человеку, летящему в глубокую пропасть, что он может ушибиться.
Если браться за это дело по-хорошему, правильно, следовало внимательно рассмотреть нынешнюю жизнь Игоря Николаевича. Выдвинуть обоснованные двухуровневые версии. Отдельно – какая глубинная причина заставляет человека раньше времени сойти с земного круга; и отдельно – какие конкретно обстоятельства приведут его к этому. Затем, еще до выявления глубинной причины, которая и порождает кошмарное будущее, надо принять радикальные меры – сделать шаг в сторону, уйти, спрятаться, словом, переиграть намеченный ход событий, – чтобы, как говорят поклонники веданты, избежать ливня кармы, готового обрушиться на вашу голову. И только потом, находясь в уютной и безопасной обстановке, поразмыслить, как клиент дошел до такой жизни.
Для этого необходимо время. Для этого необходимо полное, искреннее сотрудничество человека с представителем небесного дознания, коим будет являться для клиента Иван Петрович Шмыга. А что произойдет, если мама приведет к сыну странного, слегка обтрепанного жизнью молодого человека и представит его как…
Иван Петрович едва не расхохотался.
Кем представит? Талантливым учеником потомственной гадалки бабушки Вари? Или ее внуком, которому по наследству перешло искусство толковать чужие сны? Вот эта рекомендация! Да плевать хотел орденоносный летчик и на придурочную бабушку Варю, и на ее прожорливых внуков. А когда узнает, что матушка тысячу рублей грохнула на них, то возьмет ученичка за шиворот и спустит с крыльца. Да еще мать отругает, что на старости лет с ума выжила и тратит свою жалкую пенсию на разных шарлатанов. Во всяком случае на его месте так бы сделал любой здравомыслящий человек, в том числе и Иван Петрович. Не сам же летчик стал бегать по гадалкам и ведунам. Скорее всего атеист, и упертый. Полжизни в небе провел. Ни Бога, ни ангелов там не видел. Может, где-то глубоко в душе, изредка, как и все мы, подумывает, что где-то кто-то есть…
Точно, выкинет провидца за порожек, и крохотная соломинка, с помощью которой еще можно попытаться ему помочь, обломится, и тогда, когда в следующем сновидении он не увернется от цепких объятий отца, нашего атеиста уже ничто не сможет спасти.
С другой стороны, что это он заладил – помрет да помрет. Иной раз человек может зайти так далеко, что, кажется, нет ему никакого спасения. Но в самый гибельный момент чья-то невидимая рука рванет его за волосы и выдернет из огня, ледяной проруби, или из-под душа горячего свинца. И все самые страшные сны и кошмары останутся позади, потеряв всякое значение.
Как со стопроцентной точностью распознать фатальность, неизбежность смертельного исхода? По одним снам? Иногда получается.
Иван Петрович с фотографической точностью помнил отрывок из книжки бывшего военного летчика, недавно, совершенно случайно, попавшей ему на глаза. Наверное, так же случайно, как и газетный заголовок о гибели Боинга-747.
«Однажды приснилось, что лечу на истребителе. Впереди промелькнул черный силуэт. „Мессер!“ Врезаюсь с набором высоты в облака, вываливаюсь ему в хвост. Бью длинными очередями… Вдруг гром, треск, самолет разваливается, лечу к земле. Дергаю за кольцо, с ужасом вспоминаю, как в училище парашют едва не подвел. Нет, на этот раз повезло. Приземляюсь в кустах, отстегиваю лямки – передо мной фашист, которого я только что сбил. И пошла свалка, то я на нем, то он на мне. Хочу крикнуть – не могу. Он мне в горло вцепился, я ему…»
В книжке сон был датирован 17 августа. Сон коммунистическая редактура оставила лишь по одной причине – показать читателю, на какой грани нервного срыва находились наши летчики, сражаясь с врагом. Для самого же автора воспоминаний сон значил нечто большее – он запомнился, так запомнился, что Минаков во всех подробностях воспроизвел его через много лет. И был прав. В записях от 25 августа, то есть, спустя неделю, как и положено для ночных кошмаров, во время очередного вылета кошмар сбылся.
«…понял, что и Никитин начал сброс „багажа“. И в этот миг резануло огненной вспышкой по глазам и – небытие… Когда очнулся, высотометр показывал четыреста. Машина пикировала, земля стремительно летела на нас. Меня оторвало от сидения, повис на ремнях. Дотянулся до штурвала – машина не слушается рулей. Или они перебиты?…Кажется, реагирует. Да, машина чуть подняла нос. Вращаю, тяну…. В тридцати метрах от земли меня вдавливает в сидение – вышел из пике».
Однако это не все. Во сне было продолжение кошмара. Оно наступило и в жизни. На обратном пути самолет попадает в грозовое облако.
«Самолет почти не управляем, его качает на волнах по пятьсот-семьсот метров высотой. Штурвал то и дело вырывается из рук, приборы на доске сливаются в одну пестрящуюся массу, слышится треск и скрип всех частей самолета. Связи с экипажем нет. Через нижний вырез приборной доски вижу только штурмана, он катается по полу своей кабины, как безжизненный чурбак»…
Долетел до аэродрома, еще и книжку написал. «Фронт до самого неба». Иван Петрович хорошо помнил – издательство ДОСААФ, Москва, 1977 год.
В этом сне образы точно соответствуют реальным событиям, происшедшим неделю спустя. Угроза гибели, отраженная в образе «черного силуэта атакующего вражеского самолета» – попадание зенитного снаряда в самолет; «спасение на парашюте» – летчик увел от «мессеров» свой бомбардировщик; «схватка с фашистом» – попадание в грозовое облако.
Значит, со снами все в порядке – не подводят, пусть в образном, расплывчатом виде, но дают представление о характере предстоящих негативных событий. Но с другой стороны народная пословица гласит «Страшен сон, да милостив Бог». Бывает, что кошмары не сбываются, бывает, что не снятся или не запоминаются… И решительно нет никакой возможности положиться на предупредительный сон.
Вычислять по знакам – этим материализованным предупреждениям об опасности? Да самому Ивану Петровичу, который не раз оказывался на волосок от смерти, и кошмары леденящие снились, и знаки смертоносные являлись, но благодаря умению распознавать их, он жив, здоров и только что отобедал жареной картошечкой со свининкой (грибочки правда не очень, кисловаты). Так что сны и знаки могут показывать нависшую над летчиком смертельную угрозу, но со стопроцентной точностью утверждать, что эта угроза осуществится – нет, нельзя. Нет у человечества инструмента, с помощью которого можно точно вычислить наступление фатального исхода. Одни косвенные признаки. Значит, действительно надо было отрывать свою задницу от стула и тащится в это Власово, о местонахождении которого представитель небесных сил не имел никакого представления.
Иван Петрович Шмыга пришел бы еще в большее уныние от своих методов расследования, если бы знал, что человеку, о котором сейчас точно известно, что он не вернулся тогда живым из злополучного рейса 417 Адлер-Москва, ни сны, ни знаки ничего не говорили о том, что госпожа Смерть уже склонилась над ним и дышит ему в затылок смрадным ледяным дыханием. Не видел он сновидений, в которых бы под ручку с невестой входил в торжественный зал бракосочетаний; он также не садился в корабль, готовый переплыть океан под названием Стикс; и никому он не являлся молодым и красивым, и покойный отец не хватал его костлявыми руками.
Вот самолеты ему снились. И снились довольно часто, поскольку Борис Ефимович Красин последние шесть месяцев работал оперуполномоченным по борьбе с терроризмом в Сочинском аэропорту. И в день, когда он умер, ему вообще ничего не приснилось. Так, обычная каша в голове – мельтешение лиц, обрывки звуков, чьи-то испуганно вытаращенные глаза…
Да и снами пусть бабки на пенсии занимаются, Красину дел хватало. В девять утра поступило распоряжении начальства о внеплановой проверке всех систем безопасности, установленных спецами из Москвы. Миллиардер Янковский, бывший вице-премьер российского правительства вдруг отменил чартерный рейс на своем ЯК-80 и решил вылететь в столицу обычным пассажирским рейсом. Начальство страховалось, а вот Красину пришлось отдуваться. Отработка взаимодействия с контрольно-пропускными пунктами на дорогах, ведущих в аэропорт; контроль за системами видеонаблюдения, установленных на внешних подъездных путях, на автостоянках, в залах ожидания и летном поле; проверка наличия всех сотрудников, работающих как на территории, так и на спецконтроле с пассажирами… И это в праздник – День российской милиции!
«Что ему, сучонку, на своих самолетах не летается, – со злобой бурчал Красин, оттирая платком струящийся со лба пот и отдавая распоряжения по раскаленному телефону внутренней связи. – Если так дрожит за свою шкуру, купил бы военный штурмовик, парочку истребителей сопровождения и через сорок пять минут приземлился на аэродроме в Жуковском в целости и сохранности. Ему б еще БАО2 дали для охраны. Нет, б…, экономит деньги за счет моих нервов»
Однако в то утро ничего особенного, что могло насторожить бывалого опера, не произошло. На КПП-2 задержали красный «Феррари», который пытался объехать очередь из машин. Вытащили оттуда водителя с подружкой. Задержали для установления личности. Он – Вячеслав Собольский, аспирант МВТУ имени Баумана, она – Шмыга Анна Михайловна, жительница города Нижневолжска. Замужем. Понятно, в городе Сочи – темные ночи. Знал бы ее муж, как развлекается его женушка в отпуске!
Отпустили.
Еще одного водителя пришлось вынимать из-за руля «ВАЗ-21» цвета металлик. Оказался пьяным до невозможности. Гарик Абарджанян. Еле удалось разобрать, что ехал встречать свою маму. «Пробили» маму. Точно. Летит из Тюмени. Теперь ей придется забирать машину со стоянки, а сына из камеры для административно задержанных.
В то утро в Сочинском аэропорту не то что смертоубийственных знаков не случилось, вообще, даже обычных мелких текущих происшествий не произошло. Никто не рвался к кассе за билетом, не опаздывал, ничего не терял, не хулиганил… И народу, что в залах ожидания, что в очереди на посадку оказалось значительно меньше, чем обычно. Людской поток обмелел, и каждый из пассажиров, был, что называется, на виду у бдительных стражей правопорядка. В чем лично убедился Красин, несколько раз покидавший свой кабинет.