– Зумм, ты осознаешь всю опасность твоего положения?
– Нет, видимо, не совсем, потому, что мне весело.
– Понимаю, ты думаешь, что будешь тайно наблюдать за ней? – Парацельс рассмеялся, – не думаю, что это принесет тебе удовольствие, но твоя реакция замечательная. Это отличный знак, Зумм. Еще Зумм, я хочу, чтобы ты воспользовался благоприятным положением вещей в спальне Эллины. И наш самый большой козырь – зеркало. Зеркало большое, прямо из Венеции, на противоположной стороне висит портрет князя и как раз рядом с портретом и будет отверстие. Твоему клею придется смотреть в зеркало, в котором всегда отражается портрет князя Альберта. Когда Эллина будет смотреться в зеркало, то обязательно будет смотреть на князя тоже. Представляешь, как тебе повезло, Зумм! Ты родился под счастливой звездой! Есть большой шанс для успешного проведения эксперимента. Я сделал все, что смог, теперь дело за тобой, Зумм.
– Спасибо, учитель, – задумчиво произнес Зумм, – думаю, этих условий уже более чем достаточно для предстоящего опыта. В таких благоприятных условиях, почему бы Вам самому не взяться за это дело? Если оно заранее выигрышное? – рассмеялся Зуммингер.
– Зумм, это не для меня. Я не смогу правильно воспитать клей, – Парацельс подмигнул Зумму, – а у тебя он есть, почти готовый. Лучше тебя никто это не сделает. Ты натура чувственная, – Парацельс рассмеялся, – вот тебе и карты в руки! И не забывай пользоваться ширмой, а лучше вообще не зажигай по вечерам свечи, чтобы Эллина ничего не заметила огня в своем зеркале. Дело не простое, дело темное, огонь может нам только навредить. У тебя все должно получиться, а теперь за наше мероприятие! Парацельс наполнил два бокала вином, – за нас, Зумм и за твое будущее, – яркое и светлое!
– Учитель, говорите, что дело темное, а будущее яркое и светлое! Как такое может быть?
– Здесь нет противоречий, мой любопытный ученик, если встать перед светом, то за нами образуется тень. Это естественно, в этом нет противоречий, а мы с тобой должны использовать истинную природу вещей, а не вымышленную. Иначе результата нам не видать. Потом все поймешь, Зумм.
Зумм пил вино и как всегда в такие моменты думал, – положусь на милость Бога, – после этого он медленно наполнился тихим спокойствием. Он не стал сейчас вникать сейчас в тонкости предстоящей работы, это было в данный момент невозможно. Практика и теория – совершенно разные вещи. К тому же, слова и даже мысли могли заслонить от Зуммингера истинное положение вещей и способы осуществления алхимической задачи. Зумм отослал все вопросы на тонкие планы, где рождаются все наши начинания. Теперь Зумм только улыбался, наблюдая, как учитель, изрядно напившись, нес какой-то бред. Зумм спал с открытыми глазами и улыбался во сне этому безумному алхимику, человеку века.
Казалось бы, как этим алхимикам удавалось дурачить людей? Обыкновенный гипноз или внушение. Простите за комментарии, но наши герои сейчас упились вином и совершенно отказываются продолжать историю дальше. Не оставлять же лист чистым? Или послушаем их магическую болтовню? Нет, не успели, они по-настоящему уснули. Посмотрим, как их встретит утро. Ну, а чтобы не тратить время впустую. Посмотрим, что происходит в замке под покровом ночи. Слава Богу, люди все уснули, и нам не придется лишний раз бесстыдно подглядывать за их нежными делами. Но зато не спят другие обитатели этого замка. Помните, когда Парацельс и Зуммингер приехали первый раз в замок, то их сопровождал маленький человечек. Это был домовой Стоун. Он всюду следовал за Парацельсом, интересуясь по пути всем, чем можно, но больше всего его привлекали всякие тайны. У всех у нас есть свои странности и пристрастия. От этого никуда не деться. Мелкий народец не исключение из общего правила. Стоун был в душе кладоискателем и всюду, где только мог, он искал тайники с ценностями. В этом замке этот кладоискатель начал свою работу с изучения архивов в библиотеке князя. Только потом, когда удастся что-нибудь выяснить детально, Стоун собирался вооружаться киркой и лопатой, и раскапывать сундуки с золотом и серебром. Ночь, тишина библиотеки. На самой высокой полке примостился Стоун со связкой светлячков, медленно просматривая древние фолианты и последние записи. Вот так, незаметно прошла ночь.
Утром Теофраст и его ученик были бодры и веселы. Вино от князя усвоилось без остатка и поэтому никакой разбитости или головной боли не было, что делает честь местным виноделам.
– Я поеду к князю смотреть твою будущую келью, – сказал учитель и стал собираться, даже не позавтракав, – ты отдыхай, впереди у тебя долгие месяцы медитации и работы, отдыхай, – рекомендовал он своему ученику.
– Как скажете, учитель, – ответил послушный Зумм, усаживаясь завтракать. Лучше вообще ни о чем не думать, – произнес мысленно свою формулу Зуммингер. – Удачи, учитель, – крикнул Зумм напоследок Парацельсу.
Парацельс взял извозчика и скоро был уже в замке. Его проводили в кабинет князя. Альберт встал, поприветствовал Парацельса и усадил его рядом.
– Как проходит подготовка комнаты для моего ученика? – спросил Парацельс.
– Все почти готово, пойдемте смотреть, – ответил князь.
Князь повел Теофраста по коридору, потом открыл одну из комнат, – вот проходите сюда, смотрите, здесь два маленьких помещения и одна большая комната. В маленькой – туалет, кухня, а в большой место для работы вашего воспитанника. Эту дверь, куда мы вошли, заколотят сразу, как только зайдет ваш ученик. Подавать, и убирать будут через дополнительные отверстия в маленьких помещениях. Есть два маленьких окошка, света достаточно, только как он выдержит это заточение?
Парацельс рассматривал помещения и удивлялся, -
– Ничего, выдержит, а скажите мне, как вы решили для себя эту щекотливую проблему? – спросил Парацельс, глядя на князя. – Наверняка было не просто, так? Очень немногие способны были бы сделать этот шаг, верно?
– Да, Парацельс, это было очень и очень не просто. По моим наблюдениям, люди делятся на созидателей и разрушителей с самого рождения. Восприятие красоты свойственно только созидателям. Я пытался осознать, кто я? Судя по моим делам, я созидатель, но в случае с супругой, я часто чувствую себя разрушителем. Это не правильно, этого не должно быть, думал я, пытаясь разобраться в этом несоответствии. Я понимаю, что скрывать красоту, это самое настоящее преступление! Если, допустим, я спрячу картину великого мастера в подвале от всех на свете, и она там заживо сгниет, то я стану преступником. Ведь если даже картина и не погибнет, то целое поколение будет лишено возможности видеть это творение!
– Отлично, князь! Как хорошо вы связали две эти вещи! – воскликнул Парацельс, – главнейшая задача, перед тем, как принять решение, сложить все в голове и тогда все пойдет, как надо! Но простите, я вас перебил, продолжайте!
– Она красивая, настолько красивая, что не осознает это. Даже я боюсь до конца осознать, что это так! Как я могу держать ее в этом склепе? Быть может, от этого, у нас все так неправильно идет в наших отношениях? Они рушатся от того, что красота не находит выхода. Я так мало посвящаю ей своего времени, хотя если бы мог, то любовался ею каждую минуту и каждую минуту мог бы находить в ней все более совершенные детали и нюансы.
– Я восхищен Вами, – ответил Парацельс, – заверяю Вас, что наши общие старания не пройдут зря, я уверен, что все получится. Комната оформлена очень хорошо, кроме того, Вы созидатель во всех областях, вне всяких сомнений! – Парацельс посмотрел на шкафы с книгами в комнате будущего отшельника.
Альберт увидел, что заинтересовало Парацельса, сказал, – Это я подобрал вашему ученику из своей библиотеки. Здесь все по алхимии, магии, физике, географии, конечно же, по медицине все, что нашел. Два стола, кровать для затворника, а в том шкафу, – Альберт показал рукой на шкаф с книгами, – все по химии, что было в городе, а еще медицине. А это самое важное, – князь подошел к стене, за которой была спальня Эллины, – вот маленький столик, стеклянная колба. Там скрыта самая красивая женщина в мире, колба смотрит в спальню как раз между зеркалом и картиной, на которой изображен я. Что-нибудь еще понадобится, Парацельс?
– Да, Ваша простынь и Вашей супруги, но не стиранные. Найдете?
– Да, сегодня же будут лежать здесь, у затворника. Когда Вы привезете его, сегодня?
– Да, как только здесь будут простыни, то я помещу сюда Зуммингера чтобы начать работу. Волнуетесь, князь?
– Да, особенно если учесть то, что я на несколько дней буду вынужден уехать.
– Не волнуйтесь князь, напомните, чтобы ваша тайная служба не забывала кормить моего ученика.
– Не забудут, не посмеют, теперь, это самая важная часть их работы.
– Да, князь, если будет такая возможность, то Вам лучше задержаться чуть дольше в поездке, я буду Вам писать отчеты о проводимом мероприятии.
– Хорошо, Парацельс, если это необходимо для дела, то почему бы и нет?
– Я буду во время эксперимента в Вашем городе, князь, чтобы контролировать все дела.
– Конечно, вот вам аванс, – князь достал мешочек с монетами, – этого пока будет достаточно, я уверен.
– Спасибо, князь. Мы оправдаем Ваши надежды.
Эллина.
Как там поживает Эллина? Эллина – главная причина всей этой суеты, тревог и беспокойства.
С обеда она в саду замка. Рядом Канти и еще две женщины, присматривающие за детьми. Действительно, если убрать из этой истории Эллину, то и писать дальше будет не о ком.
Княжна с утра была на взводе и всякий раз, при малейшей оплошности детей или прислуги, сладко спускала своих собак на виновника, нарушившего одного ей ведомой идиллию. Ей невероятно сложно было сохранять внутреннее состояние гармонии и спокойствия. Князь иногда в шутку называл ее женщиной неба. Так он нашел способ избегать употребления к своей ненаглядной более крепких и точных выражений. Последнее время, слова «женщина неба» звучали часто, как никогда. К тому же, Альберт собирался отъехать в соседнее княжество по делам. Это было поводом для гнева Эллины.
Вот смотрите, снова получилось чудесное словосочетание – звучное и точное – гнев Эллины. Буд-то эти слова должны звучать неразлучно. Да, это нормально, красота не дается безнаказанно. Вот и ее Господь наградил таким характером. Что тут делать? Да и где взять хороший характер, если вечное неудовлетворение не давало ей возможности посмотреть на ситуацию со стороны или просто сосредоточиться. Кто-то в будущем скажет «в человеке все должно быть прекрасным». Да, должно, но с точки зрения человека, который всего лишь очередное, изначально несовершенное творение Господа, допустимо такое мнение.
С другой стороны, зачем красивой женщине золотой характер? Он только оттянет на себя ее красоту и некогда красавица с дурным характером станет дурнушкой – когда надо веселой, когда надо рассудительной. Такого мнения Парацельс не придерживался, он вообще на все имел свою точку зрения. Так как он не следовал общему мнению, он мог делать весьма необычные вещи. Парацельс конечно знал о характере Эллины и только поэтому решился на такой эксперимент. Парацельс считал, что проявление дурного характера у красоток, следствие недостатка внимания и восхищения совершенством окружающих. Владея ключами от слабости личности, можно совершать чудеса.
Недостаточное внимание со стороны князя, по многим причинам, делали ее гнев с каждым годом все насыщеннее и ярче, что в свою очередь, еще больше удаляло их друг от друга.
Ее приемная дочь Канти до сих пор еще кое-как гасила ее вспышки. Она старалась направлять ее внимание на медитацию, всячески отвлекала и уводила ее молнии от живых людей, но в последние месяцы делать это стало очень сложно, практически невозможно. В сердце Эллины накопилось столько электричества, что порою, она буквально светилась, не в силах сдержать свой вулкан.
Князь легко мог силой выпрямить ситуацию, как он обычно и действовал в жизни, но здесь, он хотел, чтобы ее сердце само пришло ему навстречу, без глупого и тупого насилия. Альберт так измучился, ожидая невозможного, что принял авантюрное предложение Парацельса.
Князь сам менялся в плохую сторону от этих вечных страданий, наблюдая, как тонет в болоте непонимания и нарастающего отчуждения своей супруги. Альберт не боялся ставить перед собой сложные задачи, ведь растопить нордическую сущность Эллины, придать ей нежность и тепло, было ой как не просто. Князь хандрил от непосильной ноши и сейчас, когда его карета выезжала из ворот замка, он опять и опять думал об Эллине.
С одной стороны, эти мысли его утомляли, а с другой, решительно настраивали на предстоящую беседу с соседним князем по территориальным вопросам. Князь давно это за собой подметил и сейчас смеялся над самим собой. Вот, – размышлял он, – и здесь тоже пытаюсь найти для себя пользу, в самой неподходящей ситуации, это явно мое положительное качество.
Кто-то считал князя нервным и несдержанным, кто-то подлым и жестоким, но много было таких, кто видел в нем доброго и отзывчивого человека. Диапазон его настроев и подходов был широк, как морской горизонт, а шкала эмоций была бесконечной и уходила из одного недостижимого края в другой. Именно поэтому ему удавалось нравиться Эллине, ни смотря, ни на что. Ведь были времена, когда их отношениям завидовал сам король! В самом начале их супружеской жизни, князь направлял ее вспышки то в одну, то в другую сторону, оставаясь при этом в тени ее нежной, чуткой любви. Постепенно проблемы решались, и теперь на поле битвы Эллины остался только он сам. Вот так, убирая все проблемы, он навредил самому себе. Князь нашел индианку Канти и она смогла еще какое-то время сдерживать ситуацию, но и этот выход из ситуации был временный.
Не встречая никого на своем пути, Эллина теперь все четче направляла свое жало против супруга. Вначале это происходило неосознанно, а потом стало вполне заметным и ощутимым явлением. Да как же еще можно было ей реагировать на все, что происходило между ними?
Альберт обращался за помощью к знахарям и колдунам, чтобы те сняли возможную порчу, но все было бесполезно, тучи продолжали сгущаться.
Князь глубоко задумался над своей странной историей и не знал, что ему уже делать. Оставалась только надежда на Парацельса и его ученика. Они были последним рецептом его спасения, способные противопоставить человеческой природе, знания алхимиков и простую надежду.
Постепенно, расстояние и усталость нарастали, закрывая собой все печали Альберта. Пора было сосредоточиться на хозяйственных делах, а мы в это время посмотрим, как обживает свою келью Зуммингер.
Личная охрана князя провела Зумма в его новые апартаменты и крепко заперла наружную дверь. В большой комнате Зуммингер увидел два окна с решетками, в двух маленьких помещениях были только небольшие отверстия в стене для его жизнеобеспечения. Было еще одно отверстие в стене в спальню Эллины, перед которым была прикреплена колба. Вот, это теперь все, что связывало его с внешним миром.
С собой Зумм взял сумку со склянками, порошками, травами. Парацельс положил ему туда еще несколько чистых тетрадей и чернила с перьями, чтобы он делал записи своих опытов. Еще на столе, как предупреждал Парацельс, лежали простыни. Зумм посмотрел на них и задумался о том, что сейчас ему предстоит делать. Относиться к этому как к колдовству было бы не верно, – размышлял молодой алхимик, – нет, это будет потоком вдохновения, порывом свежего ветра, а не пылью этих простыней. Зачем вообще Парацельс распорядился их сюда принести? Ну, да ладно, учителю виднее и судьбе тоже! – улыбнулся алхимик, – он постарался найти в своей голове нужную мелодию и тут же буря сомнений улеглась. В его сердце установилась чудесная теплая и спокойная погода. Надо беречь силы, – думал он, – гнев и сомнения в своих действиях обрекают на неудачу. Этого быть не должно.
Хоть до темноты было еще далеко, Зуммингер сразу лег на кровать и уснул. Даже его нервная система, привыкшая к чудачествам своего знаменитого учителя, не выдержала напряжения и тут же отключила его мозг. Его сны были глубокими и совершенно черными. Сон, это лучшая подготовка к любому мероприятию.