Мужчина прошел к учительскому месту. Поставил на стол потертый портфель, снял пиджак и повесил его на спинку стула.
Ученики дружно встали, приветствуя преподавателя. Но мужчина только махнул рукой.
— Да сидите вы, — начал он отрывисто. — Итак, меня зовут Иван Сергеевич Карамзин. И я буду преподавать курс истории. Ну, давайте знакомиться?
Я зевнул и покосился в окно. На площади прогуливался народ. Последние теплые дни. Скоро в город придет осень, небо затянут серые тучи…
Кто-то задел меня по плечу, и я мигом обернулся. Никого. На столе меня ждал сюрприз. Игральная карта, рубашкой вверх, спрятанная под книгу, лежащую на самом краю стола. Сюрприз был организован так, чтобы я не заметил его сразу, иначе зачем было прятать это послание. Я перевернул ее и усмехнулся.
— Что вытащили из колоды, юноша? — донесся до меня повеселевший голос учителя.
— Туз пик, — я повернул карту преподавателю. Тот удивленно поднял брови:
— Вот как? Вы знаете, что означает сие послание?
— Черную метку, — ответил я. — Его вручали подозреваемому в предательстве. Получивший ее с того самого момента являлся персоной нон грата в широком пиратском кругу.
— Занятно, — Карамзин посмотрел на меня внимательно, — кому же это вы так не угодили, мастер? Вас не рады видеть в стенах этого заведения.
В аудитории раздалось несколько приглушённых смешков. Но стоило преподавателю обернуться, как все веселье мигом стихло.
Я лишь пожал плечами.
— Кстати, вы не представились, — напомнил Карамзин. — Хотя, судя по вашему гербу, принадлежите семье Святогоровых. Наверное, Никита?
В последней фразе было больше утверждения, нежели вопроса. И я кивнул.
— Отлично. Не расскажете, что означает ваш герб? — продолжал Карамзин. — История государства состоит из истории семей, которые это государство основали. Прошу.
Он указал к доске, а сам присел на край стола и скрестил на груди руки. И я вышел к ожидающему преподавателю:
— Каменный остров, — пояснил я. — Готовы к любой атаке.
— А девиз? — продолжал любопытствовать Иван Сергеевич.
— Кто прав тот смерти не боится. Так сказал мой предок перед битвой с Византийцами.
Карамзин кивнул:
— Отлично. Святогор — основатель был образцом смелости и чести. Как и Карамаз. Ну и сам Святослав, само собой. Хорошо, юноша. Корни семьи забывать не стоит.
— Кто забывает свою историю, тот предает предков, — произнес я, и Карамзин кивнул:
— Все верно. Ну, присаживайтесь. А вы? — он уже переключился и указал на одного из друзей Добрынина. — Из какой семьи?
Парень встал:
— Чеховы.
И знакомство началось. Карамзин умел работать с аудиторией. И полтора часа пролетели быстро.
— На этом позвольте откланяться, — едва прозвенел звонок, Карамзин склонился в поклоне. — Любите страну.
По классу пролетел ропот разочарования. Но преподаватель лишь улыбнулся:
— Следующее занятие будет очень скоро.
Он подхватил портфель и пиджак и вышел из кабинета. Один за другим, мы начали подниматься со своих мест и двигаться к выходу.
— Эй, Святогоров, ты говорил, что всегда готов к бою? Как тебе такое?
Я активировал броню за секунду до того, как в спину ударил вихрь песка. Он врезался в щит и осыпался на пол. Развернулся. Напротив стояло четверо. Добрынин, Чехов, Вольгин и Кожемякин. В воздухе чувствовалась сила. Пожал плечами:
— Ну, раз так желаете.
— Эй, бой-то в меньшинстве.
Оборачиваться я не стал. Но судя по голосу, в аудиторию вернулась Муромцева.
— Тебе чего? — недовольно спросил Добрынин.
— Согласно правилам, если одна из сторон бьется в меньшинстве, любой желающий может уравнять бой, — Виктория встала рядом со мной.
Я обернулся к ней:
— Не стоит, княгиня. Я справлюсь. Прошу вас быть свидетелем, что эти господа напали на меня первыми.
Муромцева кивнула:
— Услышано.
Я повернулся к противникам и спокойно спросил:
— Ну, начнем?
И начал, не дожидаясь подтверждения. Священный молот, усиленный словом Силы, ударил в гущу четверки, раскидав бойцов. А следом я коснулся плетения витязя, и сотканный из света рыцарь ударил плечом Добрынина, сбивая с ног. По полу прокатилась волна очищения, подбрасывая противников, а в Добрынина тут же ударила кара. Она упала сверху, впечатав бойца в пол. Доски хрустнули, из груди оппонента вырвался хрип, и парень застыл, раскинув руки.
Краем глаза я заметил, как Чехов, в которого прилетела моя первая атака, поднимается на ноги. Бросил в него плетение возмездия, и волна света швырнула бойца к стене. А я добавил Правосудием. Широкий щит врезался в противника, впечатав в кирпич.
— Меньше чем за минуту вас осталось двое, — спокойно сказал я. — Вы можете уйти с миром, или я сломаю вас как спички, господа.
Парни, которыйе только поднялись с пола, переглянулись и растерянно посмотрели на лежавших без сознания товарищей.
— Ты… их не прикончил?
Я только пожал плечами:
— Может быть. Сами виноваты.
Кожемякин подошел к лежавшему на полу Добрынину. Но был остановлен моим:
— Стоять! Не трогай его! Хотите помочь — вызывайте лекаря. Когда покинете кабинет. А пока — пусть полежат и подумают.
Кожемякин и Вольгин переглянулись и молча прошли мимо нас к выходу. У дверей они обернулись, словно ожидая удара в спину. Но я только улыбнулся и показал открытые ладони. И парни выскочили в коридор.
— А еще дети старейших семей, — покачала головой Муромцева, глядя на лежавшие тела. — И так подло ударить. А ты хорош.
Последняя фраза относилась ко мне. И я улыбнулся.
— Так получилось. Что дальше по учебному плану?
Муромцева улыбнулась и взяла меня под руку:
— Ну идем, — хитро ответила она. — Посмотрим, что ждет нас снаружи.
Глава 10 Спасение
Следующим по плану была вступительная лекция. И поначалу я даже не хотел на нее идти. Слушать выступления ректора о том, какая честь учиться в Академии, мне не хотелось. Но Виктория все-таки затащила меня в аудиторию незадолго до звонка.
В лекционной было почти две сотни человек. Весь цвет дворянства страны. Мы тихо заняли места на заднем ряду, в ожидании начала мероприятия.
— Почему ты решила пойти на учебу? — не удержавшись, спросил я у девушки.
Виктория только пожала плечами:
— Княгине необходимо высшее образование. А мне так и не довелось его получить.
— А почему храмовники?
— Потому что мой отец был храмовником, — резко ответила Муромцева. — Как и твой. Думаю, выбора не было у нас обоих. Кстати, ты уже нашел общий язык с Черновой?
— С кем? — не понял я.
— Девочка, с которой ты болтал возле кабинета истории, — ответила Виктория. — Василиса Чернова.
— О как… — пробормотал я. — Не помню такой семьи.
— Ее отец из бастардов, — пояснила Муромцева. — Дочь в храмовники пристроил папаша. Многие гербовые дома не дошли до нас в полном составе. Вот их и начали заменять молодые семьи. Но приоритет отдается потомственным бесоборцам. Ее отец, к слову, “заводной”. Сделал состояние на торговле с Мезоамерикой и купил герб.
— А я думал, места на факультете храмовников распределяются по праву крови…
Муромцева посмотрела на меня, словно сомневалась в своем ли я уме:
— Верховный настоятель Беломорцев очень любит деньги. Как и все жрецы. Поэтому договориться с ним сложностей не составило.
Я покосился на Викторию, начиная понимать, как она попала на факультет. И она беззаботно кивнула, подтверждая мои догадки.
— Ну, наверное поэтому мы с ней и нашли общий язык, — невесело ответил я, смотря на сидевшую в нескольких рядах от нас Василису.
Девушка словно ощутила направленное на нее внимание и оглянулась. Поймала мой взгляд, мило покраснела и тут же отвернулась. Собранные в хвост волосы забавно качнулись.
В коридоре прозвучал звонок, и разговоры в лекционной мигом стихли. Порядок здесь соблюдали без напоминаний. Быть может, здесь тоже были в чести розги. Хотя было сложно представить дворян, которых секли словно простолюдинов. А к трибуне вышло несколько человек.
Впереди шел сын Императора. Константин, кажется. Я не особо следил за социальными сетями наследников престола и угадал его лишь по траурному мундиру. За наследником шли глава охранки Калинин, верховный настоятель Беломорцев, и ректор Имперской Академии Иван Павлович Ильин. И Анастасия.
Муромцева покосилась на меня:
— Твоя сестра?
— Председатель студенческого совета, — пояснил я. — Она будет выступать с докладом.
— Второй курс — и уже председатель? — сощурилась княгиня.
— Угу, — буркнул я. — Очень способная студентка.
Сестра выглядела достойно и наверняка знала об этом. Ее форменная юбка могла похвастаться острыми заутюженными складками, о которые можно порезаться. Курточка почти полностью скрывала рубашку, являя миру лишь манжеты и воротничок стойку, на котором виднелась брошь с кроваво-красным камнями, нацепленная в знак траура. Белые волосы были по-обычному стянуты в высокий хвост, открыв породистое лицо и изящную шею.
Первыми выступили Калинин и Беломорцев. Их речи вполне соответствовали ведомствам, которые они представляли. Калинин говорил четко и по существу. Будто раздавал приказы и не ждал возражений или уточнений. А Беломорцев излагал более пространно и витиевато. Но все ж таки интересно. Голос его падал и взлетал на нужных фразах. Сразу было видно, что проповеди читать он умел.
А затем, к трибуне вышел Ильин. Ректор разразился долгой, полной пафоса речью, от которой через две минуты меня стало клонить в сон. Иван Павлович выступал в неподражаемой, до полусмерти изматывающей манере. Видно было, что он еще в молодости продал душу демону — покровителю чиновников, и получил в обмен на это особенный дар. Трехминутная беседа с Ильиным выматывала больше, чем двухчасовая пробежка. Создавалось впечатление, что старик пьет из слушателей жизнь пристальным взглядом своих выпученных глаз. Казалось, что прошло несколько часов, но когда я покосился на часы, оказалось, что минуло только двадцать минут.
— Кажется, он ворует время жизни, — пробормотал я Муромцевой. — Иначе как еще объяснить то, что мужик на седьмом десятке выглядит на сорок.
— Мне кажется это результаты Мезоамериканской медицины, — поправила меня Виктория. — Но в твоих речах есть доля правды.
Ректор отошел, и слово взяла Анастасия.
Она вышла на трибуну, осмотрела аудиторию. На ее лице заиграла добродушная улыбка, в которой проскользнул оттенок снисходительности. Хотя быть может это заметил только я.
— Добро пожаловать в стены Академии, — начала Святогорова. — Старейшего учебного заведения в Империи…
Начала сестра хорошо, но из зала раздалось сдавленное:
— Ик!
Сперва, Анастасия не обратила никакого внимания на этот звук.
— От нас ждут достижений и отличных результатов…
Но икота из аудитории повторилась. И первокурсники начали удивленно переглядываться, не обращая внимания на оратора.
— Мы не можем подвести…
— Ик! — на этот раз звук вышел особенно громким и сестра замолчала, вглядываясь в ряды студентов.
Виной всему была девочка — блондинка, которая сидела на среднем ряду аудитории, на крайнем месте у прохода.
— С вами все хорошо? — обращаясь к ней, уточнила Анастасия.
Щеки девушки стали пунцовыми:
— Да, простите, — забормотала она. — Со мной такое случается, когда я очень сильно волнуюсь. Сейчас.
Она принялась копаться по карманам пиджака. Затем полезла в рюкзак:
— Да где они? — бормотала она. — А, вот.
Некоторые студенты заулыбались, глядя на разворачивающееся шоу. В аудитории послышался приглушенный шепот и смешки.
— А, вот они!
Девушка улыбнулась и достала из рюкзачка пачку разноцветных леденцов.
— Мне их психолог посоветовал. Когда волнуюсь, — пояснила она и закинула одну из конфеток в рот. — Сейчас мне станет легче. Продолжайте, пожалуйста. Вы очень интересно рассказываете.
— Спасибо, что позволили. Это весьма уместно, — процедила Анастасия, и открыла было рот, чтобы продолжить, но в этот момент, девушка захрипела.
— Да что опять? — недовольно протянула с трибуны сестра.
Вместо ответа, блондинка принялась показывать пальцем себе на грудь. Она с сипением пыталась втянуть в легкие воздух, но получалось у нее плохо.
— Черт! — прошипел я и сорвался с места, на ходу активируя плетение регенерации. Я почувствовал Силу. Калинин и члены охранки скорее всего приготовились защищать наследника. Но сейчас было не до этого.
Девушка уже начала заваливаться в проход, когда я прыжком оказался рядом. Приложил ладонь к ее спине:
— Давай же…
Блондинка захрипела, закашлялась, и конфета вылетела из ее рта. Описала дугу и угодила в волосы стоявшей за трибуной Анастасии.
— Как ты? Цела? — отбросив правила этикета, спросил я, глядя на блондинку.
— Д-д-да, — неуверенно ответила она, щупая ладонью горло.
На щеках девушки и правда начал появляться румянец. А дыхание было ровным. Регенерация, в которую я вложил Слово усиления, сняла даже приступы удушья.
— Кажется, у нас есть герой, который только что спас жизнь одной из первокурсниц!
Ректор оттеснил Анастасию от трибуны, и подошел к микрофону. И я почувствовал, как все первокурсники уставились на меня.
— Девушка могла умереть. Если бы не этот юноша.
В аудитории послышались аплодисменты. Словно студенты только и ждали команды, чтобы выразить уважение спасителю.
— Как вас зовут? — обращаясь ко мне, спросил ректор.
— Никита, — неохотно ответил я, поднимаясь с лестницы. — Святогоров.
В аудитории начались тихие шепотки:
— Он сегодня отправил в лекарское отделение Добрынина и Чехова, — послышалось рядом со мной.
— Говорят, меньше чем за минуту, — добавил кто-то.
Я усмехнулся: как же быстро распространяются слухи. Видимо, товарищи Добрынина не стали отпираться и рассказали все как было.
— Теперь ему точно конец, — добавил третий. — Добрынины этого не простят.
— Да кому там прощать? От семьи остались брат да сестра, — возразил кто-то и в голосе явно слышалось презрение. — Говорят даже дружинники ушли. Не признали младшего князем.
— Вы совершили доблестный поступок, Никита. — мигом прервал шепотки ректор.
Я протянул руку, помогая блондинке встать с пола.
— Спасибо, — глядя себе под ноги, смущенно пробормотала она.
— Можно проводить ее в лекарский блок? — уточнил я, глядя в сторону трибуны. Сидеть в аудитории и быть объектом обсуждений, слухов и домыслов, мне не хотелось.
— Разумеется, — кивнул ректор.
Мы направились к выходу. И уже у самой двери, я почувствовал одобрительный взгляд. Обернулся. Сидевшая на последнем ряду Муромцева улыбнулась мне и показала отставленный большой палец.
А затем, мы вышли из аудитории.
* * *
Анастасия буравила спину брата полным ненависти взглядом:
— Тебе конец, Святогоров, — едва слышно процедила она, пытаясь вытащить из волос прилипшую конфету. — Тебе! Конец!
* * *
— Еще раз спасибо, — поблагодарила меня блондинка, когда мы вышли из аудитории. — Когда я волнуюсь, то могу вести себя… не совсем правильно. Иногда маман говорит, что я позор семьи.
Мы шли по пустому коридору в сторону медблока. Где располагается комната лекаря, мы узнали из интерактивной эвакуационной карты, которая висела на стене. Карта же заботливо проложила нам маршрут, и на полу появилась дорожка, указывающая, в какую сторону нам следует идти. И мы направились в нужном направлении.
— Мне тоже такое говорят, — ответил я.
Девушка обернулась ко мне, удивленно подняла брови:
— Почему?
Я только усмехнулся:
— Потому что бастард.
— А, предрассудки по поводу чистоты крови, — добродушно заметила блондинка.
— Угу.
Повисло неловкое молчание:
— Кстати, меня зовут Лада, — начала моя спутница, пытаясь сменить тему разговора. — Иванова.
— Старая семья?
— Ага, — кивнула она. — Предок был одним из отцов-основателей
— Никита Святогоров.
— Белый цвет Силы, — протянул блондинка. — Редкость в наше время. Даже завидую немного. У меня обычный, синий.
— Зато имя редкое, — улыбнувшись, возразил я.
— Да. Меня назвали в честь прапрабабушки. Ну, не совсем прабабушки. Я не знаю, сколько пра.
— Дальнего предка, — улыбнувшись, поправил я ее.
Девушка казалась мне бесхитростной. И в этом была своеобразная милота.
— И на каком факультете ты учишься? — уточнил я.
— Архитектурный, — вздохнула Лада. — Отец хотел, чтобы я поступила на факультет храмовников, чтобы продолжить династию. Но меня не взяли. Сказали, что отбор уже закончился.