– Что можно думать о войне? Приказывают – выполняй. На то ты и солдат.
– Но в тебе же нет ненависти к этим людям, что по ту сторону. Более того, ты же терпеть не можешь всех этих «наместников Узурпатора». Почему же ты так безропотно выполняешь чужие приказы?
– Вопросы, вопросы… Я – военный. Мне не положено их задавать. Если армия начнёт рассуждать, это будет анархия. Причём вооружённая современным оружием. К чему такие фокусы приводят, ты знаешь. Дезертировать же я не хочу… не могу, – поправился сержант Сель.
– А то, что вы готовы учинить на этой планете, намного лучше? Война начнётся с обмена термоядерными арсеналами. Ваши ракетные щиты не способны его адекватно отразить. Сколько человек погибнет в первые часы, об этом ты подумал?
– Подумал… но я ничего не решаю. Должны быть люди… которые пусть с этим всем и разбираются. Кухарки, управляющие государством, это мы уже проходили, помнишь?
– А если нет таких людей?
– Тогда мы обречены, – сержант Сель немного помолчал. – Только учти, наши люди будут погибать от их оружия. Что на той стороне – всё равно. Мне этого достаточно чтобы ненавидеть врага всей душой, чтобы яростно с ним сражаться, хоть зубами рвать.
– Ты готов ненавидеть собственное отражение?
– Я готов ненавидеть любого. Сейчас все ещё живы, но погибшие будут. Я это знаю как дважды два – четыре. И потому – зачем все эти пустые рассуждения?
Сержант Сель уже видел мигающий внутри бронешлема красный индикатор. Он неторопливо поднялся, подошёл к распахнутому «бэмээру», замер.
– А теперь, я прошу, уйди. Мне нужно делать своё дело.
Ангел коротко кивнул и исчез.
«Минус восемнадцать минут, Ипсилон-двенадцатый, поднимайте людей».
Твоё дыхание срывается на хрип, ты отхаркиваешь густую горькую слизь, застывшую в горле, мешающую тебе прийти в себя. Последние пятьдесят метров по склону чуть тебя не угробили. Хорошо хоть, удалось вовремя заметить флайер чужаков, а то не лежать бы тебе сейчас, прижавшись к шершавому стволу, не вдыхать густой, дурманящий голову аромат смолы, не скрежетать зубами.
Ты знаешь, что делают с такими, как ты. И только ради свободы ненавидеть того, кого хочешь ненавидеть ты сам, твои мускулы продолжают терпеть невыносимую боль движения. Ради этого ты даже душу свою бессмертную готов положить на алтарь борьбы.
Ради этого ты ползёшь теперь вперёд, грызёшь зубами землю, ты отдаёшься процессу весь, целиком, без остатка. Ты боишься себе признаться в том, что за пределами этого чёрного круга осталась какая-то вселенная. Ты боишься сдаться на полпути.
Сверкающая тень над твоей головой мелькнула меж крон чёрных деревьев, ударила по барабанным перепонкам рокотом гневного сердцебиения, пронеслась и исчезла.
Теперь ты можешь встать. О, конденсатор отфильтровал ещё с полфляги воды. Невыразимая щедрость – два долгих глотка.
Вспомни, куда ты идёшь. Вспомни предательство собственной тени. Восстанови в памяти холёные ладони, вечно-смеющиеся глаза, все эти вечера, что мы проводили вместе. Ты думал, что один такой на этом свете.
Они обманули всех. Обвели вокруг пальца. Но у тебя нет той ненависти к их роду. Пусть всех скопом ненавидят те безумцы, что взрывают бомбы в торговых центрах и на площадях. Тех, кто их науськивал, находят и отправляют той же дорожкой. Подрывают однажды ночью вместе с очередным подпольным заводом. Находят свои же, люди.
Нет, ты не такой. Ты ненавидишь одного-единственного чужака, который был тебе другом. Пусть ему хватило совести не показываться на глаза с той давней поры. Пусть.
Это не мешает ненавидеть. Кто-то говорил, что разлука обостряет чувства. Да. Правда.
Невесомый, сержант Сель парил над горным хребтом. Было в этом полёте что-то… лишающее смысла само твоё существование. Как будто человек нежданно стал крылатой могучей машиной, что распахнула свои бездонные глаза над копошением этого мира. Значение имел лишь этот полёт – тонкая, невидимая глазу борьба между гравитацией и мощностью несущего генератора. Соскользни с этой грани – и ты увидишь всю прелесть настоящего, стремительного и неизбежного… не взлёта – падения.
Плоскость топографической карты изогнулась, прянула навстречу, вспучилась складками кряжей и перевалов, блеснула зеркалом ледников, оцарапала глаз острыми когтями скал. Где-то тут пытаешься спасти свою жизнь и ты сам. Стоит ли думать о собственной судьбе на фоне этого сказочного величия?
Сержант Сель резким движением отключил проектор от канала стратосферной разведкапсулы. Немного кружилась голова. Взгляд безучастно скользил по трёхмерным проекциям – ему нужен ориентир, показывающий реальный масштаб происходящего.
– Альфа-третий, немедленно снижайтесь, вас сейчас зацепят их радары.
– Бесполезно, сержант, мы должны дать им понять, что тут их ждёт тёплый приём, а о перегруппировке наших сил им уже сообщили. Быть может, Альянс просто отойдёт…
Сержант Сель прекрасно понимал, что не отойдёт. Как не отошли бы мы.
Плотной, выгнутой назад дугой звено «черепах» неслось вдоль горного хребта на запад. Инверсионным следом кружились облака сорванного с вершин снега, заворчал тревожный зуммер антирадарной защиты. Так выглядит весь фронт, замерший в ожидании столкновения двух военных машин. Сколько глаз смотрят сейчас с обеих сторон, пытаясь предугадать планы врага? Отсюда не понять.
А вот и противник. Боевой строй их машин напоминает скорее клин – хищное жало, направленное прямо тебе в сердце. Не жало – жерло. Сгусток едва сдерживаемого пламени, уже пробующего тебя на вкус. Ха, вам не испугать закалённого в тренировках солдата, привыкшего к опасности… что замерла у тебя под ложечкой.
Долетят? Уклонятся? Отступят? Наоборот, погонят остатки звена «черепах» обратно? Что…
Сердце рванулось, потом замерло, пропуская такт.
Сержант Сель выпустил судорожно сжатую панель – это правда зашевелился, ожил Чёрный сигнал. Не ошибись, не перепутай, не оставь без внимания. Словно клубок змей жалами по глазам.
– Альфа-третий, вы видите сигнал?! Альфа-третий!..
– Заткнись!..
Звено «черепах», оставляя чёрные линии выхлопа от перегруженных двигателей, резко накренилось влево, поспешно разворачивая строй в оборонительное построение. Сержант Сель знал, каково сейчас ребятам на броне, но на фоне Чёрного сигнала меркло всё. Назад, назад!!! Вернуться в ущелье, укрыться в складках породы, закрепиться на грунте, пока…
Чёрный сигнал означал готовность к применению термоядерного оружия. Уже несутся где-то там, в кровавых небесах, беззвучные болиды, хранящие в своих чревах огненную смерть.
Сержант Сель, спохватившись, приказал расчёту орудий укрыться в бункере, собственноручно задвинул пятидюймовый внешний люк, проделал ещё кое-какие суетливые действия, замер в конце концов посреди пультовой, не в силах оторваться от мониторов.
Где там наши… некогда думать – вот они, размытые пятна радиоэха боеголовок. Двумя фронтами с запада и востока. Две стены, готовые схлестнуться над твоей головой. Сожрать, перемолоть всё живое. Нет сил смотреть, нет сил оторваться. Когда ты занят своим делом, некогда думать, солдатская жизнь – проста. Выполняй приказы, а выполнив – не рассуждай. Сейчас же сержант Сель чувствовал себя загнанным в ловушку монолитных скал. Если термоядерный заряд ударит по ущелью – вряд ли кто уцелеет. Но и не это главное… ядерная война… это был вправду конец.
Как же трудно – беспомощно разглядывать модели, построенные вычислителями радарной подсистемы, даже не увидеть иначе эту чёрную тучу – небеса над горами оставались всё теми же, памятно-яркими, взбаламученными, жарящими. Скоро всё изменится. Из конца в конец ринется сорвавшаяся с привязи энергия…
Не выдержав, сержант Сель рванулся к «бэмээру», на ходу застёгивая замки перевязей. Загудел ранцевый генератор, засвистели сервомоторы. На волю, вон из этой норы, к чёртовой матери эту кажущуюся безопасность!!!
Прыжок, горячий воздух навстречу, металлический лязг задвигающейся позади бронеплиты. Вот оно, живое, набрякшее ожиданием небо, если накроет, так пусть сразу, и насмерть. Не умирать же от жажды в намертво заплавленном воздушном пузыре.
Ожили приборы, самонастроившись на общевойсковой информационный канал, разом исчертили небо, расцветили его дугами, разноцветными пятнами, набили уши скороговоркой диспетчеров… и тут всё словно замерло.
Острая, колючая точка упёрлась сержанту Селю прямо в лоб. Режущий воздух свист разорвал горизонт. Сюда. Она летит прямо сюда. Страха не было, было чувство облегчения. Здесь, сейчас, к чёрту.
Визг разорвался ударом железа о железо. Короткая тусклая вспышка. Вторая. Уже высоко, почти в зените, едва заметным клочком рыжего пламени. Тут и там в полной тишине мерцал фейерверк. Бездушная машина смерти обернулась отсыревшей хлопушкой на затянувшемся карнавале. Сержант Сель, потерявшись в этом мерцающем свете, едва сумел вывернуть свой «бэмээр» на площадку у гнёзд зенитной батареи.
Оттуда, сверху, проявляясь с каждой секундой, снижался, обретал форму туманный, давящий своей невообразимой массой тетраэдр. Первая фраза гулкого, ревущего гневом голоса оборвала повисшую тишину.
«Мир был нарушен вами самими, мы вынуждены вернуть его на эту планету. Даже если это будет сделано против вашей воли».
Когда раскаты грома выпустили стонущие барабанные перепонки из своих смертельных объятий, сержант Сель снова почувствовал в себе способность соображать. Боже, что это было?..
Нет, мир вокруг не мерцал и не качался, он не тонул в огненном мареве и не вымерзал насквозь… всё те же горы, тот же чуть разреженный воздух, на языке – обычный металл сочащейся из разбитой губы крови, только эта чудовищная тень в небе, непреодолимо тянущаяся к тебе жёсткими гранями… до неё было не меньше пяти десятков километров. До неё было рукой подать. Да, и ещё один факт… он был жив. И от этого реальность теряла всякий смысл.
Сержант Сель сделал два неверных шага к краю уступа. Внизу раскинулась изломанная, перечерченная тенями каменистая поверхность. Здесь должно было вспухать раскалённое радиоактивное облако. Скалы должны быть переплавлены в стеклянное озеро. Воздух должен стать плотным, как жирная степная грязь, а деревья, птицы, звери, люди должны стать легчайшим пеплом, вознестись под самые небеса и сгинуть вовеки. Это – настоящая, неоспоримая реальность. А то, что расстилается перед твоим взором – бред мертвеца.
– Сержант!
Командная «черепаха» зависла над скалой в паре метров от сержанта Селя. Он не заметил её приближения.
– Да?
– Цепляйтесь на броню. Пока вы тут рассматривали собственный пупок, я дал команду орудийному расчёту готовиться к обороне. Отчего вы покинули бункер, мы ещё выясним. А пока – отправляемся, я вам кое-что покажу.
Думать было невероятно трудно.
– А где… где остальные?
– Мы туда и летим. Ну, живей!
Сержант Сель только успел закрепиться на броне «черепахи», когда она уже пикировала вдоль уступа. Лихая фигура у самой земли, машина развернулась на запад и врубила форсаж.
«Может, не стоило мотаться за мной самолично? Послали бы кого-нибудь…»
«Не волнуйтесь, это не из-за чрезмерного пиетета. Дальняя связь не работает. Они разрушили спутниковую сеть, а короткие волны…»
«Они». Понятно. Пирамида надвигалась, вырастала, наваливалась, становилась почти осязаемо плотной, не давала дышать.
«Что они задумали?»
«Спросите что попроще. Информационные каналы погасли первыми, однако, если забраться повыше – можно разглядеть кое-что… Ни одной вспышки на три сотни километров. Это значит…»
«Они нас хотят взять живыми».
«Возможно, не мне судить, но сюда уже идут подкрепления из числа передовых ударных соединений. Мы должны держаться до их прибытия».
Дальше сержант Сель летел молча, ни о чём уже не думая. Хорошая вещь – самообман.
«Черепаха» резко накренилась левым бортом, ударилась стойками о камень, зарычала утробно, потом затихла. Кажется, добрались.
– Сержант, вы слышите меня?
Пришлось открыть глаза, попытаться пошевелиться.
– Где мы?
– На военном совете, – лицо в бронемаске залучилось морщинкам у глаз. Хорошая шутка, чего и сказать.
– Вы, кажется, что-то мне хотели показать?
– Да. Пойдёмте.
Сержант Сель послушно разомкнул крепления «бэмээра», спрыгнул на грунт. Привычно крутанул барабаны обоих стволов, пригнулся, огляделся. Здесь не было видно нависающей сверху громады вражеского тетраэдра – сплошной камень, только впереди и позади сверкали отверстия. Туннель был как раз – втиснуть «черепаху».
– Зачем мы здесь?
– Мы сейчас точно под чёртовой пирамидой. Укрытие здесь хорошее, но дело не в этом. Пойдёмте, что покажу.
Приноравливаться к неширокому шагу пилота в громоздком «бэмээре» было не с руки, так что сержанту Селю приходилось перемещаться отрывистыми скачками. Впрочем, ему сейчас было всё равно. В одной из ниш он заметил своих ребят, махнул им рукой. Интересно, «черепахи» тоже где-то здесь умудрились спрятать?
Метров тридцать спустя пилот подал знак остановиться, а сам, сделав ещё пару шагов, протянул руку вперёд – осторожно, словно боясь обжечься – и упёрся… в пустоту. Сначала указательным пальцем, потом раскрытой ладонью, вот он уже колотит по невидимой преграде кулаками.
– Видишь? Там, наверху, тоже самое. Стена.
– Вижу. Это пирамида. Они хотят не дать нам убивать друг друга.
Пилот поморщился.
– Может быть, но всё не так просто. Смотри внимательно.
Он опустился на корточки, поводил ладонью по камню, словно ощупывал что-то в полумраке. Сержант Сель, пропустив мимо ушей фамильярность, послушно опустил луч фонаря ниже. Вдоль невидимой преграды тянулась-сверкала отчётливо различимая металлическая полоса, плотно вогнанная в монолит скалы.
– Видишь? Этот экран создаёт никакая не пирамида. Это здесь было, и уже достаточно давно. Генератор – глубоко в недрах горного массива. Как ты думаешь, сержант, как можно такое провернуть у нас и Альянса под самым носом?
Сержант Сель отвернулся. Предательством пахло в этой пещере… Кто-то из высшего руководства, безусловно, знал об этих делах. И помог держать всё в тайне.
– И что же нам теперь делать? Если наверху… – внезапно его накрыло наитие. – Подмоги не будет. Сопротивления не будет! Это поражение… полный разгром…
– Приказ был дан – держать оборону, сержант. Пока не поступит иное указание. Так?
– Так.
Сержант Сель, не оглядываясь, двинулся к выходу из туннеля.
– Расчёты! По машинам!
Правильно, всё правильно. Здесь, вдали от припасов, им долго не продержаться. В конце концов, что стоит перекрыть тоннель в другой стороны, запереть их здесь, как крыс в норе… Надо возвращаться к бункеру, искать своих. Главное – не сдаваться.
Обратно летели узким клином – борт к борту, почти не поднимаясь над петляющим дном ущелья. Ребята в «бэмээрах» то и дело оглядывались на гнетуще-огромную тушу небесного тетраэдра, однако молчали. Ощущение, что они сейчас у врага как на ладони, не отпускало ни на минуту. Километры проносились мимо, сержант Сель всё ждал повторения того жуткого зова, но ничего не происходило. В микрофонах пели тугие струи ветра, в небесах клубились предзакатные свечи протуберанцев, эфир молчал.
– Что ты собираешься делать?
Нет, никого вокруг. Только голос, знакомый, но теперь – такой далёкий. Он не хотел больше видеть ангела. И тот послушался. Хотя и не до конца.
– Что ты собираешься делать?
– Сидеть здесь, ждать, когда вы решите, как с нами поступить. Мы вооружены и кое-чему обучены, вы это знаете. Партизаны с тупыми охотничьими ножами могут помешать спокойно пировать даже захватчикам с плазменными ружьями. Когда вы пойдёте нас… разоружать, мы будем сражаться.
– Но зачем? Кому это надо? Ты решил выслужиться перед Узурпатором? Он сдался без боя, напоследок попытавшись уничтожить собственные города.
– Это неважно, и тебе не понять моих мотивов.
– Любовь к Родине? Ты считаешь, что мы принесём вам… рабство?
Сержант Сель потёр кулаками красные уставшие глаза.
– Я любил тебя, ангел. Ты меня предал. Ты стал мне врагом. Ты и такие, как ты, готовы переступить всё, во что я верю. Ты предал меня, я не могу простить предательства. Уходи.
Голос больше не сказал ни слова, погас, как отключенный информационный канал. Сержант Сель некоторое время прислушивался к шуршанию вентиляции, потом уронил голову на пульт, громко и отчётливо скрипнув зубами.