Рино, окончательно потрясенный и сбитый с толку, почти уже сломленный, понял, что всё кончилось. «Свет, наконец-то!..» Женщина продолжала тихонько всхлипывать, но это уже ничего. Удалось припомнить, как его руки схватили бьющуюся в истерике фигурку, как ее лицо уткнулось ему в плечо, как потекли ледяным потоком по его жаркой коже слезы. Всё это было словно не с ним, а с кем-то еще, ощущение нереальности происходящего упрямо не покидало. «Да что же это такое?!!»
Но он продолжал вот так глупо стоять, готовый пинками гнать себя подальше отсюда и вместе с тем действительно сострадающий этой непонятной женщине. «Какое ужасное положение…»
Кончилось всё так же невнятно, как и началось. Тишина… Рино вдруг понял, что она спит. Ее теплое дыхание стало спокойным, а тело очень легким, он уж и не помнил, когда слышал последний всхлип.
«Бре-е-ед… Какой же, все-таки, бред!»
Вот такой – маленькое спящее хрупкое женское тело, повисшее у него на руках. Рино постарался поудобнее устроить ее в кресле, что стояло в этой же комнате, относить сейчас в спальню – нет ничего глупее. Пригодился клетчатый плед, нужно накрыть женщину, свернувшуюся калачиком на широком сидении, чтобы ей было тепло.
Выходя на крыльцо, он покачал головой.
не хотел мешать, но за это время был обрыв связи..
«Не сейчас!»
Ярость его была короткой и акцентированной. Как удар грозового разряда. Теперь можно стать и самим собой.
..ожидание..
Шаг в сторону: сон без названия
Она шла по тропе ровной походкой, слегка откинув голову назад, распрямив плечи и устремив уверенный взгляд прямо вперед – туда, где была расположена ее цель. Казалось, плавное скользящее движение, растянутое в пространстве-времени на многие парсеки-годы… Однажды начавшееся, оно было незыблемым, непоколебимым, то горячим на ощупь, как жерло вулкана, то обжигающе холодным, как космическая пустота. Оно было самодостаточным.
Но…
Сейчас… вот оно, подало голос! И, вроде бы, причина, ради которой она в путь пустилась, была вполне достижима, и, вроде бы, успевала она как раз вовремя, да только поселилась у нее с некоторых пор в голове какая-то необъяснимая сумятица… Даже толком не опишешь, будто что зудело в голове, подталкивая, напоминая… о чем? Она не знала.
Событие Вселенских масштабов! Она же не могла, не имела права!
Для нее существовала только цель, та светилась во тьме впереди, обдавая лицо прохладой нежного, как пух, ласкового солнечного ветра. Дорожка из этого света простиралась у ее ног, сколько хватало глаз, даря уверенность той, что была создана быть Избранной и, что главное, цель давала себя самое. Точное, абсолютное, и до ирреальности верное доказательство нужности и важности существования.
Тьма?..
Если бы не этот странный зуд… Она не помнила, чтобы раньше во время бесконечного пути бывало что-то подобное, всегда только твердость шага и гордость за свою стезю. Это как… это было… словно мрачное, бесформенное, клочковатое, иррегулярное пятно заслонило теплый фокус источника, истина больше не могла заполнить ее всю, без остатка, оставались потерянными какие-то клочки сознания, еще не достаточные, чтобы выковать конкретную мысль, но уже дающие о себе знать.
Так протекали долгие мгновения, на лезвии бритвы, меж двух граней. Если бы подольше… Да только наступил все же тот миг, когда не было уже сил терпеть, когда если что и осталось в голове, то лишь неуверенность, а сумрак… Он уплотнился, с удивлением выдавая в себе человеческие очертания. Тень шла по тропе ровной походкой, слегка откинув голову назад, распрямив плечи и устремив уверенный взгляд прямо вперед – туда, где была расположена ее цель.
Это было как удар. Отражение, собственное отражение, направлялось к ней, все больше и больше закрывая божественный свет впереди. Да божественный ли? Не кажутся ли тебе огромные перепончатые крылья чем-то знакомыми? И только мелькнула мысль, как мгновенно соприкоснулись две жаркие ладони, и разбили мир!
Тьма разлетелась на тысячи дрожащих в агонии осколков, рванулась к земле в отчаянном желании истаять, скрыться с глаз, подальше от ее гнева. Зря. Гнев пропал спустя лишний миг. Сам. Равно как гордость и сила. Осталась только дерзкая, острая, дикая неуверенность. Прикрыв веки, она вдруг отчетливо ощутила дрожь в коленях.
Тьма убралась, и теперь…
Хоть бы она это всё не видела. Как то было раньше.
Включили звук, а она, в отчаянии раскрыв глаза, рванула свое многострадальное, давным-давно позабытое, а теперь немудрено кричащее от ужаса тело вперед.
И пламя вселенского пожара билось вокруг нее, и крик толпы страждущих несся до самых небес, и не было пощады ни слабым, ни сильным! Пепел от пожарища сыпался на головы смертных, не задевая ее, истошный вопль бил в уши – без надежды получить ответ.
Так вот где она шла, отгороженная вечной тьмой, так вот кого она не слышала, углубившись в себя.
В невинном неведении живешь ты, Судьба!
Ведь точно. Не сошла бы она с пути, спасла бы. Всего шаг – и не было бы ничего этого. Миг назад все вошло бы в колею, так гарантировал свет. Сто раз жестокий и лживый, но единственный. Он хотя бы просто был… А теперь нет иной возможности, как просто бежать. Одну вещь она еще может попытаться сделать. Лишь одну. Ту, что стала важнее всего на свете.
Бег среди канонады. Грохот борьбы. И визг пламени. Слишком поздно она поняла, что уже всё.
Ребенок, ее плачущий младенец посреди пламени.
Ланн.
Он погиб.
Всё же.
От собственного дикого крика она проснулась.
«Какой странный сон», – подумала она. И уже спустя минуту всё забыла. Плохое всегда, поначалу, забывается. Если бы совсем позабыть…
..сбой в сети, не установленный источник возмущения..
..купирован..
..продолжаю поиск..
Она попыталась повернулась на спину, но только запуталась ногами в пледе и снова мгновенно заснула, тихонько вздохнув. Организм честно пытался справиться с тем, чем болел ее мозг. Ей нужен был отдых. Память не шутила.
К сожалению, именно память – самая страшная болезнь, ее не излечишь.
Шаг третий: сомнения, разговоры
Рино аккуратно прикрыл за собой дверь, погода на улице была совсем не летняя, а напустить лужу на пол и сырость в комнаты совершенно не хотелось. Наморщив лоб, он некоторое время стоял под мерзостным моросящим дождем, пытаясь вспомнить, видел ли он во время посадки поблизости хоть какой-нибудь облачный фронт. Нет, положительно, отпускная лень зацепила-таки его. Возвращаться в дом и инициализировать установки регулирования климата… это казалось совершенно невыполнимым. Только на тестирование уйдет часа полтора собственного времени. А, ну его!
Рино отмахнулся от раздражения, было бы проблемы. И тут же, поворачивая на заботливо восстановленную к его приезду тропинку, что вилась посреди деревьев, вспомнил, к кому он направлялся. Да, вот это – большая проблема.
Любопытно всё складывалось. Рино даже не знал, как ее зовут, эту странную соседку. А всё произошедшее при их… знакомстве, оно просто не укладывалось в его голове, привыкшей к разумной четкости гвардейской жизни. Так уж получилось, не скажешь, что без должного применения его собственной воли, как будто все иррациональное и неразумное в странных взаимоотношениях между жителями Большой Галактики тихо и мирно оставалось за бортом его личного Т-Робота. А тут… Возвращаясь раз за разом к мысли, что невозможно тут ничего понять, его разум, тем не менее, почему-то стремился к памятным мгновеньям и поражался собственной слабости в попытках осмысления. Даже точной картины происшедшего не удалось сохранить… какие-то сплошные обрывки, осколки.
А было ли всё это на самом деле? Но нет, спасительная ниточка отрицания обрывалась на вахтенном журнале. Там сказано ясно – в доме он действительно был. Что же до обоснования или хоть какого-нибудь разумного объяснения…
«Храните тени», так она сказала. Что же она имела в виду?
И опять отброшено прочь бесполезное метание разума, слишком мало информации.
«Церебр, что ты там вчера говорил про обрыв?»
..вчера в 7.48.00,45 по бортовому времени произошел сбой в системе связи, после этого на протяжении всего времени пребывания на планете бортовыми системами регулярно фиксировались посторонние сигналы неизвестного происхождения..
«Сделай вывод сам, не надо каждый раз забрасывать меня не отфильтрованной информацией!»
..за пределами борта существует сложное сигма- или дзета-поле неизвестной природы, нехватка данных для полноценного анализа, прошу разрешения на запрос Планетарного инфо-центра Ню-Файри..
«Отмена». С него станется запустить спутник и, несмотря на расстояние, приняться связываться… Бортовой церебр, как и он сам до последнего времени, не знал сомнений.
В таких размышлениях Рино совершенно незаметно для себя добрался до самого дома «соседки». Оказывается, если не обращать специально внимание на сам процесс ходьбы при почти вчетверо меньшей гравитации, да еще забыть, что Т-Робота на нем нет, то перемещение по коряжистой лесной почве уже и не кажется таким жутким занятием.
Замерев на секунду у порога, Рино прислушался. Внутри было тихо. Тогда он громко постучал и, подождав для приличия пару секунд, вошел.
Женщина стояла у окна, рассеянно выводя на мокром от холода стекле какой-то рисунок. Что-то очень детское, зайчик-белочка, мальчик-девочка.
– Вы простите меня за то, что произошло вчера.
Она повернулась не сразу, словно не желая выходить из своего созерцательного состояния.
– А что такое было вчера?
Он был удивлен, ее голос был совсем не таким, каким он его воображал. Рино повертел головой по сторонам и счел за лучшее остаться стоять при входе, он лишь немого сменил позу на более, в его понимании, «уютную».
– Ну, я ворвался к вам в дом, вы были абсолютно правы, что…
– Права в чем?..
Пауза. Та-а-ак…
– Ах, я, наконец, вспомнила! Вы вчера вечером приходили, сказали, что мой сосед… а дальше…
Пауза. Рино был так очевиден тот тупик, в который она была поставлена всем этим ненужным разговором, что он поспешил ее прервать.
– Да неважно!
– Да, действительно… Вы знаете, я только на прошлой неделе прибыла сюда из… ох, и не знала, что рядом кто-то есть, так что если что…
– Да ничего, не волнуйтесь, места полно, вы меня совсем не стесняете! Более того, я бы с удовольствием увидел вас как-нибудь у себя дома, вы ведь не откажетесь?
Она усадила его за стол, плавным и очень грациозным движением извлекла из шкафа посуду, налила туда какого-то напитка.
– Я люблю такие уединенные планеты… в них есть что-то неуловимо общее, в них всех. Они кажутся ужасно молодыми, только вчера раз! и появились. Пришли ниоткуда и идут в никуда, ни одному человеку еще не приходило в голову рассчитывать их траекторию, они никак не называются и ничего ни для кого не значат. Это просто красота, возникшая сама собой, палитра брошена на растерзание ветров – ан нет, получается такое, что ни одному художнику не дано сотворить.
– Вы знаете, а я наоборот… Дикая природа как самоцель… – он запнулся, не зная, как выразить. Свет, какие бредни бродят в голове. – Я, напротив, искал что-то такое… близкое. Всё то, что вы сказали, у меня дома само собой возведено в энную степень. Знаете… Он большой, мой дом, на нем есть место и разгулу стихий, и упорядоченности наших городов. А здесь… в Галактике такого не найти, здесь – «или-или», случилось так, я выбрал второе.
– Тогда я не вижу разницы, вопрос только в мотивировке, искать наиболее непохожее из похожих, или искать наименее непохожее из непохожих. А результат… Нашли-то мы одно и то же!
Рино посмотрел в окно на мокрый лес и согласился.
Почему они так сильно друг друга чувствуют? Такие разные, такие страшно далекие друг от друга… Два почти человека, два странных существа, покуда считающие друг друга обычными членами огромного Галактического общества. Они только гораздо позже сумеют сделать иной вывод. Каждый – на свой лад.
– Вам еще налить?
– Да, пожалуй, мне понравилось. Как вы это готовите?
Спустя полчаса такого неторопливого разговора Рино выяснил лишь одно – женщину звали Реанель, по остальным же пунктам в его скудном наборе информации продолжали зиять огромные дыры. Реанель сказала лишь, что «кажется, с кем-то вас перепутала». Выходило, что она даже толком не помнила вчерашний вечер, только всё повторяла, что неважно себя чувствовала.
Более того, на заданный словно вскользь вопрос о том, как она добралась до этой планеты, Реанель непринужденно ответила, что рейсовым лайнером. Рино и ухом не повел, хотя точно знал, что это заведомая чушь. Разговор продолжался еще долго, так и не принеся ответов, покуда Рино не вспомнил, что так и не проверил тот сбой в системе, о котором сообщал церебр. Пришлось откланяться.
Уже у порога она догнала его и снова попросила, как ему показалось, с некоторой растерянностью в голосе, приходить еще. Он честно пообещал.
«Церебр! Напомнить».
..есть!..
Рино сделал два шага во тьму и остановился, с трудом пытаясь осознать, что же ему делать дальше. Нет, действительно, та причина уйти, которую он на ходу придумал, оставалась не больше чем отговоркой. Его сознание впервые за очень долгое время осталось висеть в какой-то странной пустоте, отчего-то заполненной ледяным липким киселем, проникающим во все твои уголки, зудящим на коже, но не дающим ответов. Рино на ощупь отыскал во мгле шершавую колонну ствола, прислонился к ней спиной и, запрокинув голову, вдохнул сырой ночной воздух во всю глубину своих могучих легких. Листва вверху отчего-то разрывала свою густоту, становясь прозрачной кисеей, легко наброшенной на небесную вязь, мерно помигивающую согласно какому-то неуловимому ритму.
Ему редко приходило в голову, что космос может быть таким странным. На Ню-Файри, сквозь тугую мембрану атмосферного слоя эти узоры были видны только графическими схемами приборов контроля, нет в этом ни души, ни жизни, если только поднять Т-Робот туда, в пустоту… Да и там, в общем-то, только гневливая ярость враз обнаженной Вселенной, кругом попросту творится нечто. И оно может существовать только независимо от тебя, являя собой жестокость всего того, что ждет Гвардейца вне пределов его собственного черепа. И вообще, что он, человек, лишенный от рождения самого разумения о «естественной среде», может думать об этом дереве, об этих звездах…
Уходить не хотелось. Хотелось поговорить, но только не так, как там, в доме, а именно побеседовать, когда фразы вплетаются друг в друга, уводя обоих собеседников вдаль, когда самые потаенные мысли могут быть прочитанными от единого движения мускула на лице. Рино еще с памятного первого посещения Галактики задался целью научиться понимать эту странную пластику, раз и навсегда ставшую для него если не главным, то уж точно достаточно коротким путем к пониманию странной штуки под названием «большое человечество». Вот и сейчас, уже совершенно отчетливо ощущая тихое дыхание на уровне груди, он продолжал вспоминать ее гримаски, думая про себя, что же на самом деле означал их невразумительный разговор, что хотели они друг другу сообщить, да так и не сумели…
– Вы не ушли… а как же ваши неполадки?
Голос доносился со странного направления. Рино с удивлением осознал, что он выше Реанель больше чем на две головы. Нависнув рушащейся башней над ее тенью, он произнес:
– А вы действительно полагаете, что их нет?
Реанель пожала плечами и отчего-то коснулась самыми кончиками пальцев его груди. Ему захотелось отодвинуться, но он перетерпел.
– Скажем так, я немного имею представление о том, кто вы и откуда сюда прибыли. Мне непонятно другое. Если вы действительно тот, кем кажетесь, то почему вместо того, чтобы со всевозможной скоростью двигаться в направлении означенной неисправности, замерли здесь подобно каменной глыбе и любуетесь звездами. И ещё. Откуда только у меня столь необычная осведомленность. Может, вы сможете ответить эти вопросы?
Она вскинула голову и умудрилась даже в такой темноте уцепиться за его сузившиеся в гневе зрачки.
Рино настолько вышел из себя, что даже не смог дослушать ее слова до конца. «Любуетесь!», – фыркнул он.
– А вы, вы, жительница Галактики, что мне можете сказать вы? Отчего вы не начинаете жалеть меня, отчего не шарахаетесь при возможности в сторону, дабы уберечь свою возвышенную утонченность от грубых прикосновений солдафона, тупой железяки, придатка собственной машины, не способного к чувствам? Или вы настолько хорошо теперь собой владеете, что в вас даже взыграла исследовательская жилка?