Лицо Данте омрачилось. Ему надлежало принять еще одно нелегкое решение — вечный выбор магистра ордена между двух зол. Будь Мефистон ближе к человечеству, он ощутил бы сочувствие к повелителю. Полторы тысячи лет Данте наблюдал, как их кровная линия все глубже погружается в бездумную ярость и как Империум близится к концу. Для всех остальных он был золотым ангелом, воплощением благороднейшего из примархов Императора. Его легенду знала вся Галактика. Его совета искали, его воинов призывали на каждое поле боя. Но никто не ведал отчаяния, скрытого за маской. Мефистон не мог чувствовать жалость или скорбь за командора Данте, но он помнил об отчаянии и потому понимал дилеммы, стоящие перед его предводителем.
— Каков твой совет, глава либрариума? — наконец спросил Данте.
— Я попытался бы остановить его, — сказал Мефистон. — Но сделаю это, только если ты прикажешь.
— Тогда я приказываю тебе сделать это, — произнес Данте.
— Любой ценой?
Данте поджал губы:
— Любой ценой.
Мефистон поклонился с шорохом шелка и гудением сочленений брони.
— Будет исполнено, господин мой.
Данте встал.
— Мефистон, не говори об этом никому, кроме тех, кому нельзя не знать. Свяжи библиариев обетом не раскрывать твоих намерений. Если ты будешь привлекать их из других орденов, пусть и они поклянутся в том же. — Данте гневно взглянул на лицо Сангвиния. — Эта война слишком легко рождает тайны.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯВЕЛИКИЙ КРАСНЫЙ СОВЕТ
Ордены Крови ждали Данте стоя, как требовало уважение. Пять сотен прославленных героев Империума заполнили зал Великого Красного Совета. Запахи смазки и выхлопов их силовой брони смешивались с ладаном и иными благовониями из курильниц, добавляя священный запах машины.
Итак, воинство собралось. Сыны Сангвиния, благороднейшие Адептус Астартес — и наиболее мятежные духом. Облаченные в доспехи черные и красные, белые и золотые — многоцветье гербов не скрывало единства крови. Теплые отблески пламени, освещающего зал, сближали их еще сильнее. Оно приглушало золотой, оживляло черный, окрашивало белый, и оттого броня не казалась такой уж разной.
Кровавые Ангелы стояли рядом с Ангелами Неисповедимыми, Погребальная Стража и Красные Крылья ожидали с Кровопускателями. Дикари из Карминовых Клинков бок о бок с воинами-мудрецами Золотых Сынов. Принявшие изъян полностью встречались с теми, кто отвергал его вплоть до самоуничтожения.
Пусть обычаи и разделяли их, но кровь объединяла. Время оставило след перемен на их темпераменте и традициях, но под многообразием цветов их кожи и татуировок, несмотря на эзотерические ритуалы, все они походили друг на друга.
Потомки Сангвиния вернулись домой.
Рабы крови, принадлежащие здешним хозяевам, прислуживали, подавая смешанное с кровью вино с пряностями. Были и другие угощения, от блюд с изысканно приготовленной едой до ритуальных кровопусканий, и капелланы раздавали благословения мятущимся душам, желающим ощутить милость примарха.
Они переговаривались приглушенными голосами. Для опьянения космодесантникам следует прикладывать героические усилия, но если некоторые из собравшихся и имели подобную привычку, они ей не потакали, хотя брат Аданисио распахнул двери винных погребов ордена, и напитков хватало для самого буйного пира. Но здесь царила сдержанность. Несмотря на роскошь собрания, настроение оставалось траурным, как на семейном сборище, вызванном трагедией. Воины из орденов, до сих пор не знавшие о существовании друг друга, беседовали, поражаясь различиям и восхищаясь сходством, но все разговоры неизбежно сворачивали на грядущие прибытие Левиафана и грядущую невыполнимую задачу.
Пропела труба — небесными нотами, столь утонченными, что все затихли, услышав. Ни один голос не решился продолжить, даже самые циничные или агрессивные. Во внезапной тишине лишь потрескивал огонь. Вновь изгоняя молчание, над главным входом нзметнулся хор ангельских голосов, исходя из уст статуй, охраняющих двери.
Дряхлый раб крови, занимавший высокий ранг в логистиццумр, вышел в проем в центре огромного белого стола. Его ноги и руки давно усохли, и потому для поддержки его закрепили на специальной механической платформе. Семь металлических конечностей скрежетали по камню, неся старика, собственные ноги которого отказались служить. Стая миниатюрных киберангелов спикировала сверху, пролетев над головами и добавляя тонкие голоса к хору статуй при дверях.
Раб поднял изможденную руку. Телескопические глаза зажужжали, сдвигая линзы: так он моргал. Его тело измучил возраст, но голос оставался ясным и чистым, и хозяева сохранили его за красоту.
— Займите места, Владыки Крови! — говорил раб без всякой музыки, но голосом столь прекрасным, что звучал подобно пению. — Владыка Данте идет! Командор Баала, повелитель Кровавых Ангелов, Хранитель Крови, Владыка Ангельского Воинства!
— Данте, Владыка Ангелов! Данте, властитель Баала! Данте, повелитель первородных сынов! — пропел хор кибернетических ангелов. — Данте! Данте! Данте!
Дивные и сложные мелодии сопровождали провозглашение титулов командора, и контрапунктом звучало напевное перечисление его бесконечных побед.
Двери распахнулись. Внутрь проследовала процессия лучших и благороднейших воинов Кровавых Ангелов.
Высочайший глашатай Сангвиния, предводитель Сангвинарной гвардии, брат Сефаран, возглавлял их.
— Данте здесь! Всем встать перед командором Данте! — зычно выкрикнул он, хотя в зале и без того никто не сидел.
За Сефараном шли все пятнадцать Сангвинарных гвардейцев, находящихся сейчас на Баале. За ними следовали капитаны рот. Только шесть из них присутствовали здесь а четверо сражались на Диаморе с черными флотами Абаддона: Макиави из Третьей, Кастигон из Четвёртой, Раксиэтал из Шестой, Зедренаэль из Восьмой, Сендрот из Девятой и, наконец, Борджио из Десятой, мастер рекрутов. За ними шагали капитаны флота, ведомые Асанте с боевой бапжи «Клинок возмездия», а рядом с ним — Асимут с «Зова крови». Далее следовал Древний Бехельмор, гордо несущий перед собой знамя Кровавых Ангелов — священную реликвию с изображением Сангвиния. Цвета на знамени не потускнели с тех пор, как его соткали тысячи лет назад.
И лишь после Бехельмора и его почетной стражи из благородных героев явился сам командор Данте. Справа от него шел брат Корбуло с Красным Граалем в руках — тем самым сосудом, содержащим кровь умирающего Сангвиния. Слева шествовал капеллан Ордамаил, Патернис Сангвис, второй после Астората в Реклюзиуме, и он нес Реликварий Амита из базилики Сангвинарум, в котором хранилось в вечном стазисе последнее перо примарха. За ним шагали Мефистон, Владыка Смерти, глава библиариев, и Инкараэль, Мастер Клинка, в массивной броне марсианского жреца; затем брат Беллерофон, Хранитель Небесных Врат, и рядом с ним брат Аданисио, мастер логистициума. Следом тянулись старшие из человеческих слуг ордена — схоласты либрариума, помощники Советов ордена, адепты логистициума, капитан-ординар воинов из рабов крови, Литер, глава астропатов, а также те из навигаторов, кто мог выдержать гравитацию Баала.
Наконец, здесь присутствовали чемпионы каждой из рот, присутствовавших на Баале, все облаченные в древнейшую броню. Она служила еще во времена Ереси Хоруса и была украшены с величайшей любовью. Имена воинов, которые носили ее тысячи лет назад, увековечила гравировка на нагрудниках и шлемах. В ожидании дней, подобных сегодняшнему, доспехи охраняла от разложения древняя наука. Теперь же их надели вновь, чтобы вспомнить прошлое Кровавых Ангелов, и в руках чемпионы сжимали оружие легендарных героев. За ними сервиторы сопровождали гравиносилки, обитые бархатом, на которых лежали другие реликвии: меч Лезвие Доблести, плазменный пистолет Ярость Баала, Посох Галлиана, Крыло Ангела, Ангельская Корона, надетая на отполированный череп, и, наконец, Веритас Вита, благословенная машина, записавшая слова самого Сангвиния и способная повторять их над полем боя.
Колонна из двадцати вооруженных рабов крови, чьи человеческие тела терялись в изукрашенных панцирях частичной силовой брони, следовали за своими владыками в легендарных доспехах и за их реликвиями. За ними шагал могучий дредноут-библиарий, увешанный почетными знаками, и еще четверо его братьев. Последними шагали Рабы Крови в мантиях, несущие золотые кадила, изливающие благоуханный дым, а замыкали шествие пять рабов в черном, несущие символические изображения Пяти Доблестей, и пять рабов в белом с такими же золотыми символами Пяти Добродетелей. Вся процессия сопровождалась небесным пением, и так, во славе, они вошли в зал Великого Красного Совета, окутанные золотистым сиянием.
Возле стола шествие разделилось — один поток свернул налево, второй — направо. Те из Кровавых Ангелов, кому были назначены места за столом, встали около своих сидений, а остальные направились на позиции по периметру зала. Чемпионы и Сангвинарная гвардия встали в нишах вдоль стен, чтобы наблюдать за собранием, а рабы-воины развернулись и выстроились в ряд, образуя проход для своих братьев из обычных людей, прежде чем также отправиться исполнять обязанности в зале — прислуживать, советовать или возжигать священный дым перед изваяниями прославленных героев.
Владыки Орденов Крови в почтительном молчании смотрели, как величайший из их числа проходит к своему месту за столом. Артефакты, которые несли его соратники — кровь, перо, знамя, древняя броня, — принадлежали к наиболее священным для всех Орденов Крови вещам, но их внимание приковывал Данте, окутанный золотистым сиянием.
Лицо командора закрывала смертная маска Сангвиния, праведный гнев отца, застывший в золоте, и его кровь хранилась в кровавом камне на лбу Данте.
Это было больше всех символов, что несли Кровавые Ангелы: зримая, осязаемая связь с прошлым и с общим происхождением всех орденов.
Корбуло протянул Грааль рабу из Сангвис Корпускулум. Ордамаил передал Реликварий Амита облаченному в черное безъязыкому слуге цитадели Реклюзиума. Рабы-люди встали позади своих владык, а брат Бехельмор занял место за креслом Данте. Шелк знамени струился волнами. Музыка прекратилась. Вновь воцарилась истинная тишина. Данте обвел союзников взглядом немигающих светящихся глаз Сангвиния.
— Братья мои! — произнес Данте, и его голос раскатился в гробовой тишине. — Артефакты, которые несут мои воины и их слуги, видели еще времена Хоруса и его великого предательства против нашего возлюбленного Императора. Реликвии, доспехи, оружие в руках моих братьев — все они происходят из времен ужаснейшей в нашей истории войны. Эти же, — он указал на Красный Грааль и Реликварий Амита, — суть свидетели гибели нашего повелителя, ибо они являются сосудами его смертных останков. Ордены Крови не испытывали потрясения, подобного тому, когда наш повелитель пал под клинком его ненавистного брата, ни когда разделились наши предшественники, ни во времена, когда ордены подходили к грани уничтожения, как трижды за мою жизнь случалось с нашим собственным орденом. Потеря Сангвиния эхом отдается во всех нас и по сей день. Эта боль — бессмертна.
Но эти времена прошли, какими бы темными они ни казались. Благодаря жертве нашего повелителя Император восторжествовал, и порядок восстановлен. И в этом я черпаю надежду.
Данте взял паузу. Никто не решался заговорить.
— Я прожил долгую жизнь. Я постигал то, что никогда не предполагал. Каждое столетие преподносило новый ужас, испытывая наш Империум. Я застал пробуждение некронов. Я видел появление тау. Я был там, когда флоты-ульи впервые вышли из межгалактической пустоты и обрушились на наши миры. Я сражался с Газкуллом, великим зверем орков, на трижды проклятом Армагеддоне. При мне падали ордены. Гибли системы. Цвет военной мощи Империума уничтожало коварство предателей. Амбиции тщеславных людей отправляли невинных в голодную бесконечную тьму.
Сияющие глаза маски Сангвиния скользнули по собравшимся воинам.
— Я видел все это. Я стоял перед всеми возможными врагами, и я убил их! — Данте возвысил голос. — Империум по-прежнему стоит! Мы — Ангелы Смерти, избранные воины Императора. Мы — владыки войны, вестники возмездия. Мы — сыны Сангвиния, красная линия крови, за которую не пройдет никто. — Он оперся ладонями о стол и подался вперед. — Грядущее сейчас станет испытанием. Вы посмотрите в небо и не увидите звезд. Тиранидские рои затмят их свет. Вас удивит число существ, готовых обрушиться на эти миры, и вы усомнитесь, настанет ли этому конец. Псайкеры и библиарии расскажут о тени, ослепляющей и мучающей любого осмелившегося взглянуть в варп. Вы постигнете все это и поверите в наше поражение. Но я говорю вам — мы выстоим! — выкрикнул Данте. — Клинком и болтером, плазмой и лазерными лучами мы поразим врага. Силон нашей крови отбросим его. Мы превратим наше проклятие в доблесть и обрушим на чужаков бескрайнюю ярость Сангвиния. Мы сделаем это, ибо так велит долг. Потому что больше некому. Левиафан надвигается на нас огромной частью своих сил. Если миры Баала падут, весь сегментум Ультима откроется для его роев. Флоты-ульи устремятся на север, пожирая все на своем пути, и Империум понесет тяжелые потери.
Данте грохнул кулаком по идеальному мрамору стола, расколов его поверхность.
— Не бывать этому! Мы обретем победу там, где прежде знали лишь поражения. Здесь, на Баале, Левиафан умрет!
Его голос эхом разнесся по залу. Данте вдохнул глубоко и прерывисто. Его ярость повлияла на стоящих рядом, а их жажда пробудила то же чувство в других, все дальше и дальше. Красный гнев Сангвиния распространялся от командора, точно медленные круги на воде, пока все не ощутили его прикосновение и мучительная жажда битвы не зажглась в сердцах каждого воина.
— Империум выстоит, — проговорил Данте. — Кровью Сангвиния на моем челе и в моих жилах я клянусь — так и будет.
Он тяжело сел. Тишина продержалась еще мгновение и вдруг точно взорвалась.
— Данте! — выкрикнул кто-то.
Другие подхватили клич.
— Данте! Данте! Данте! — повторяли космодесантники отчаянно, яростно и так разительно не похоже на чистое ангельское пенне, сопровождавшее приход командора.
— Данте! Данте! Данте! — ревели они.
Каждый бил кулаком по нагруднику, наполняя зал буйным звоном металла.
— Данте! Данте! Данте!
Ярость воинов разгоралась жарким алым пламенем, и им нелегко было сдержать чувство столь великой силы.
Данте поднял руку. Бехельмор ударил о пол древком орденского знамени. Резкий стук металла о мрамор пробился через ликующий шум, точно камень, разбивающий лед.
— Я прошу снисхождения еще ненадолго, — сказал Данте. Тишина вернулась. — Прошу садиться.
Пропел странный хор — гул и скрежет пяти сотен комплектов силовой брони, опустившихся на пять сотен каменных стульев.
— В первую очередь я благодарю вас, что ответили на наш зов о помощи в этот час, — сказал Данте. — Верность родине Сангвиния похвальна, но все же не обязательна даже для нашего рода. Я польщен и смущен количеством воинов, которых вы привели на защиту нашей системы. Никогда прежде, со времен разделения легионов, не собиралось в одном месте столько астартес. — Посерьезнев, он оглядел зал. — Но размер нашего Ангельского Воинства рождает проблемы. Любой в этом зале — властитель среди ангелов. Мы правим Орденами Крови. Каждый из нас несет великую ответственность, будь то за сотню воинов, за флот или целую систему. Мы равны — вы, Владыки Крови, и я, — и потому возникает задача, требующая решения, вопрос, который нужно задать.
Он сделал паузу. Слова имели важное значение, требовалось правильно подобрать их.
— Я хочу задать вопрос о командовании, — сказал Данте. — Вы можете считать, будто я возьму бразды правления, не получив вашей явной поддержки. Я никогда не посмел бы поступить так. Вместо этого я прошу позволить мне руководить обороной Баала и любыми военными действиями, которые понадобятся после для уничтожения флота-улья. Признать мое командование, и ничье больше, и поклясться исполнять мои приказы, какой бы ни была цена или как бы вы ни возражали против моих решений.
Вновь повисла тишина.
Воин в черном и золотом поднялся с места. Проворный сервочереп подлетел к нему и повис над головой, заливая мягким медным светом люменов.
— Капитан Кантар из Золотых Сынов, — объявил череп. — Хранитель Колеса, Убийца Данрана из Пятнадцатого Пути, Кровавый лорд Катои, Истребитель Скаалов.
Кантар дождался, пока череп-герольд договорит. Под светом прожектора его кожа отливала глубоким орехово-коричневым оттенком, а его волосы были заплетены в тугую косу, спускавшуюся на спину. Золотые татуировки блестели и переливались.
— Я всего лишь второй капитан, вовсе не владыка, — сказал он. — Магистр моего ордена, Эрден Клив, послал меня сюда с моими воинами и двумя полуротами братьев-капитанов. Он дал недвусмысленный приказ: повиноваться каждому твоему слову. Не нужно спрашивать, последуем ли мы за тобой, командор Данте. — Он ударил кулаком по груди, затем сложил знак аквилы. — Я слышал, на Армагеддоне генералы Империума назначили тебя лордом-командующим, но сначала спорили. Здесь в этом нет нужды — ты среди родичей. Ты — наш повелитель.