Открыла мать:
– Он чем-то очень сильно взволнован!
Что с тобой мой мальчик? – С тревогой подумала она.
– Отец уже давно спит, завтра у него трудные дела на фирме, а ты ужинай и ложись спать, утром всё и обсудим.
– Джордж, а Джордж, пора вставать, – услышал он голос матери, вставай, засоня ты этакий. Отец уже давно занимается делами фирмы, а ты всё спишь.
– Мама мне надо с тобой поговорить, – сказал Джордж.
– Вот сначала почисти зубы, затем съешь свой омлет на завтрак, тогда и будем говорить, – с улыбкой ответила она.
– Серьёзно мама, – сказал он.
– А почему это у тебя так подозрительно блестят глаза Джордж?!
– Мама я влюблён.
– Я знаю, Джордж, и через месяц у тебя свадьба.
– Да не в Люси, мама.
– А в кого же? – От неожиданности мать даже вздрогнула.
– Её зовут Мари, мама. Она поёт в небольшом ресторане.
– Вот как? И давно же ты с ней знаком?
– Ровно один день.
– Надеюсь, у тебя с ней ничего не было.
– Нет, мама. Мари такая, такая, – от волнения голос Джорджа немного осип.
– Сынок, – с нежной теплотой в голосе сказала мать, – ты молод. А молодости свойственно всё идеализировать. И какая-то певичка из третьеразрядного ресторана может показаться тебе феей. Поверь, сынок, пройдут года, и ты научишься смотреть на жизнь более трезво. Пока же давай поскорей мой руки, а то омлет уже давно остыл.
– Мама, я её люблю! – Четко и ясно произнёс Джордж, – и хочу жениться на ней.
– А она тебя? – спросила она.
– Да! – почему-то быстро и внезапно ответил Джордж.
«Упрям как его отец, – со вздохом подумала мать, – надо хоть съездить посмотреть на эту певичку».
– Ну что ж, – весело сказала она, – я уже давно собиралась навестить свою сестру, но всё как-то не было случая, а вот сегодня вечером и поедем, а заодно и твою принцессу посмотрим. Отец с нами не поедет, у него важные дела на фирме, а сейчас давай быстрее завтракать.
Два оставшихся до встречи с Мари дня прошли для Джорджа в каком-то тумане.
Он механически делал все дела, отвечал на вопросы, а перед глазами стоял прелестный облик Мари.
Перед походом в ресторан он тщательно выбрился и сменил потрёпанные джинсы с цветной рубашкой на свой лучший костюм.
– Да ты у меня настоящий денди! – С восхищением сказала мать, – но почему денди такой бледный?
– Или это у него серьёзно, – с тревогой подумала она.
Была суббота.
Придя в ресторан, Джордж с матерью уселись у самого первого столика.
– Чего изволите? – Подлетевший официант почтительно раскрыл перед ними меню.
Не глядя ни на меню, ни на официанта, а, весь напрягшись в ожидании Мари, Джордж наугад ткнул пальцем в несколько строк, но, ни к одному блюду, Джордж так и не притронулся, от волнения он не мог ни есть, ни пить.
– И чем она его только приворожила?», – с тревогой думала мать, смотря на Джорджа.
– Несравненная Марго! – Объявил громким голосом директор ресторана.
И глаза Джорджа засияли:
– Смотри, мама, – шепотом сказал он, – смотри – это Мари.
На сцену вышла Мари.
На этот раз она была не в простеньком подростковом платье, а в изящном платье с оборочками, которое удивительно шло к её стройной фигуре.
Румянец покрывал её щёки.
Но это был не здоровый крестьянский румянец, вызванный естественной пищей и пребыванием на свежем воздухе, а лихорадочный румянец волнения. Проще говоря, щеки её пылали.
– Э, да она тоже не равнодушна к моему мальчику, – с тревогой отметила мать Джорджа, – Боже правый, что скажет его отец.
Между тем, Мари взглядом окинула зал, глаза её явно кого-то искали.
Её глаза и Джорджа на мгновение встретились, и в глубине их Джордж заметил теплые искорки, казалось, они говорили, они кричали: «Любимый мой, я твоя».
Но это продолжалось лишь какое-то мгновение, такое мимолетное, такое короткое, что пожилой джентльмен, пьющий кофе за соседним столиком абсолютно ничего не заметил и благодушно зааплодировал Мари в предвкушении хорошего концерта.
Не заметила ничего и мать Джорджа, хотя и внимательно следила за ним.
Но словно электрическая искра пробежала между влюблёнными, и с этого момента Мари пела только для Джорджа, а Джордж смотрел только на Мари.
Пела она на этот раз удивительно хорошо.
Начав с простенькой неаполитанской песенки и пропев её своим звонким голосом, Мари затем перешла к оперным ариям.
Её красивый сильный голос буквально заворожил всех слушателей.
А под конец она пропела такую сложную партию из Чио-Чио-Сан своим неповторимым голосом, что даже мать Джорджа, тщательно скрывавшая свои эмоции, удивлённо приподняла брови: «У девочки, несомненно, большие вокальные данные», – подумала она.
Что касается Джорджа, то он и не скрывал своего восхищения Мари, взглядом полным любви, он ловил каждое её движение, каждый её звук, а она раскрасневшаяся и прелестная, польщённая вниманием всего зала, а особенно своего милого Джорджа, всё пела и пела.
Закончив петь, Мари, опять кинув быстрый, благодарный взгляд на Джорджа, торопливо убежала со сцены.
С заранее приготовленным букетом цветов Джордж постучался в её уборную.
Ответа не было.
Он постучался ещё и ещё, на его громкий стук вышел директор ресторана.
«Мисс Хаггис, к сожалению, очень сильно устала, поэтому она после концерта сразу пошла к себе домой», – сказал он.
Торопливо сбежав по лестнице, Джордж отправился к Мари домой.
Изрядно поплутав, он всё же нашёл маленький домик, утопающий в зелени деревьев.
На его настойчивый стук вышла седая старушка в буклях.
– Позовите, пожалуйста, Мари! – сказал Джордж, прерывающимся голосом, то ли от волнения, то ли от быстрой ходьбы.
– Мари сейчас нездоровится, – ответило старушка, строго глядя на Джорджа.
– Тогда передайте ей, пожалуйста, вот это, – сказал Джордж, вынимая из-за спины огромный букет роз, – и вот это.
Джордж, достав ручку, торопливо набросал на листке бумаги: «Мари, я очень тебя люблю, выздоравливай, я завтра приду в ресторан, Джордж».
Ничего не сказав, старушка взяла букет и записку и захлопнула калитку.
Если бы Джордж был немного понаблюдательней, то он бы заметил, как немного погодя, раскрылось окно второго этажа, и прелестная молодая девушка послала вслед ему воздушный поцелуй.
Но таково, наверное, свойство всех влюблённых, что они настолько рассеяны, вернее, поглощены предметом своей любви, что всё остальное, что не относится к ней или к нему, просто ускользает из их внимания.
К тёте Джордж не торопился, зная, что опять предстоит неприятный разговор с матерью, к тому же его переполняли впечатления после концерта.
Ярко светило солнце, по небу плыли лёгкие белые облака. На душе Джорджа было легко и спокойно.
– Дождусь до вечера, маман, наверняка, уедет», – решил он.
Так и бродил он по маленькому уютному городку, пока последние лучи солнца не покинули его, широко улыбаясь своей открытой белозубой улыбкой каждому прохожему.
Вопреки ожиданиям Джорджа мать не уехала.
Она, правда, уже собралась в дорогу и стояла с вещами в походном костюме.
– Сынок, – сказала она, – я сейчас уезжаю, поэтому времени у нас осталось мало. Конечно, Мари неплохо поёт, у ней богатые вокальные данные и, может быть, со временем она станет неплохой певицей, но ты же помолвлен с Люси.
– Мама! Я её люблю! – Чётко и ясно сказал Джордж.
Мать испытующе и тревожно взглянула на него.
Коротко вздохнув, она сказала: "Готовься к разговору с отцом".
До вокзала они не проронили ни слова.
Но если мать, тяжело вздыхая, напряжённо обдумывала всё случившиеся, то Джордж, безмятежно улыбаясь, наслаждался игрой облаков на ясном звёздном небе.
Проводив мать, Джордж вернулся к тёте.
Она уже ждала его и хотела с ним поговорить.
Но взглянув на него строго и осуждающе, она поняла, что говорить, в общем-то, не о чем.
Лицо Джорджа сияло такой искренней, такой чистой улыбкой, а весь вид его выражал состояние по-настоящему счастливого человека, состояние к которому стремится каждый и которое, увы, бывает так редко, что она только махнула рукой.
«А может он и прав», – подумала она.
И пока Джордж безмятежно спал, сном, которым, наверное, спят только младенцы, которые ещё только вступают в этот мир и не знают его пороков, тётя и её муж до утра о чём-то тихо беседовали.
Не спал и ещё один человек в этом уютном провинциальном городе.
В маленьком уютном домике, утопавшем в зелени деревьев, за столом сидела прелестная молодая девушка.
Мягкий свет падал из зелёного абажура на её задумавшееся лицо с чудесными распущенными волосами, ниспадавшими ей на плечи.
Перед ней стоял огромный букет роз, и лежали две записки от Джорджа.
Не спала и мать Джорджа.
Лёжа в мягком, комфортабельном купе, под стук вагонных колёс, она напряжённо обдумывала дальнейшую судьбу своего мальчика.
Не спал в эту ночь и седой благородный джентльмен, один из совладельцев солидной электротехнической компании.
Тяжело ворочаясь с боку на бок в своей роскошной постели, он напряженно обдумывал дела своей фирмы.
Они шли не блестяще. И свадьба Джорджа с Люсьен, отец которой обладал 5%-ым пакетом акций компании значительно могла бы улучшить его положение.
– Эх, Джордж, Джордж, – вздыхал он.
Надо ли говорить, что влюблённые всецело отдались своим чувствам.
Джордж каждый вечер ходил на концерты к Мари, и каждый вечер провожал её домой.
Иногда, вдыхая неповторимый аромат её девичьей кожи, глядя на нежные завитки волос Мари на красивой белой шее, на её плечи, Джордж чувствовал, как в нем пробуждается дикое, звериное желание.
Ему хотелось в это время разорвать платье на груди Мари и впиться губами в её губы, гладить своей сильной мужской рукой её упругие бёдра.
Но, глядя в прекрасные глубокие глаза любимой, он ощущал, как дикий необузданный зверь превращался в робкого ягнёнка, и тогда на смену этому чувству приходило другое, не менее сильное – восторженное поклонение перед её красотой.
По правде сказать, Мари тоже испытывала к Джорджу подобные чувства, но неопределённость её положения и природная осторожность сдерживала её порывы.
Шло время, подходил к концу короткий отпуск Джорджа, уже по утрам было не так жарко, и утренняя роса на листьях уже обжигала своим холодом, а Джордж, фактически сжёгший за собою все мосты, всё никак не решался сделать Мари предложение.
Помог этому случай, который, как обычно, всего лишь спускает тугую пружину курка, взведённого предшествующими обстоятельствами.
Чтобы не ранить чуткого, отзывчивого сердца Мари, Джордж, предусмотрительно, спрятал дорогой паркер, часы стоимостью в 2000 долларов, словом, все вещи, которые могли подчеркнуть их различное имущественное положение.
Но как-то раз, он, делая сложные расчёты своего электродвигателя, засиделся до глубокой ночи, очень сильно устал и по привычке засунул паркер в нагрудный карман рубашки.
Проспал он почти до обеда. И наскоро умывшись, побежал на свидание с Мари.
От её внимательного взора не ускользнула такая дорогая вещь.
– Откуда это у тебя, Джордж? – Почти с испугом спросила Мари, – Где ты взял! Ты её украл?
– Что, дорогая, – спросил недоумевающий и встревоженный Джордж.
– Ведь она, наверное, стоит кучу денег! – и Мари указала на золотой паркер, предательски выглядывающий из кармана Джорджа.
Проклиная себя за свою забывчивость, Джордж понял, что всё нужно объяснить Мари.
– Видишь ли, дорогая, сказал он, досадуя на свою оплошность, – у меня есть не только золотой паркер, но и часы стоимостью 2000 долларов, и всякие другие дорогие безделушки.
Мари внимательно слушала его.
– Мой папа довольно богатый человек и иногда балует своего сына такими вот вещами.
О ягуаре, подаренном отцом в честь успешной защиты диплома, он предпочёл умолчать.
– Да-да, как-то отстранённо сказала Мари, – всё понимаю, милый.
Словно чёрная кошка пробежала между ними.
Всю дорогу Мари отчуждённо молчала, чувствовал себя неловко и Джордж.
Дома Мари дала волю слезам.
– Он любит, меня любит, – по-детски всхлипывала она в подушку, – но никогда, никогда на мне не женится.
Джордж тоже был в отчаянии, последней каплей масла подлитой в огонь его душевных страданий была коротенькая телеграмма: "Я всё знаю. Люси".
Как и в первый вечер знакомства с Мари он не мог заснуть.
Дул холодный сентябрьский ветер, торопливо и зло, срывая листья с деревьев, последние неубранные яблоки с глухим стуком падали на уже начинавшую замерзать землю.
Неспокойно было на душе у Джорджа:
– Ведь я люблю, её люблю, – размышлял он, лёжа в постели, – но как тяжело будет мне, ведь я лишусь поддержки отца.
И перед ним встало суровое, волевое лицо его отца. "Помни сынок всегда, что ты Джордж Тим, сын Петера Тима, – всегда говорил он ему, – и в твоих жилах течёт настоящая ирландская кровь. А ирландцы народ упорный".
– А раз ирландцы народ упорный, – словно споря с отцом, подумал, – он, почему он в честь любимой девушки, девушки без которой не может прожить и дня, не может отказаться от привычек своего круга.
Отпуск, в конце концов, можно проводить и не на Гавайях, а яичницу с беконом есть и не из дорогой посуды, лишь бы рядом была Мари.
И устыдившись минуты слабости, он подумал: «Завтра же пойдём к местному священнику и обвенчаемся».
Дул холодный сентябрьский ветер, а Джорджу было тепло и уютно.
На следующее утро, еле дождавшись, начала службы, Джордж побежал в церковь.
– Батюшка, – сказал он священнику, – я хочу исповедаться.
Священник, молча, указал ему на кабинку.
Пройдя в кабинку, Джордж увидел окно, задернутое ширмой.
– Что тебя гнетёт, сын мой? – Услышал он тихий, вкрадчивый голос.
– Да я даже сам толком не знаю, – задумчиво сказал Джордж, – Я помолвлен с одной, а обвенчаться хочу с другой.
Грех ли это, батюшка? – Спросил он.
– Смотря, с какой стороны посмотреть, сын мой, – уклончиво ответил священник, – богата ли твоя невеста?– после небольшой паузы спросил он.
– Да, и очень, – ответил Джордж.
– А вторая? – Спросил священник
– Кроме двух старых родителей и чудесного голоса у ней ничего нет, – ответил Джордж.
– Красива ли твоя невеста? – Спросил священник.
– Пожалуй, что да.
Что, правда, то, правда. Люсьен была в том прекрасном возрасте, когда природа щедро одаривает девушку своими прелестями.
В свои двадцать два она была больше похоже на женщину, чем Мари с её почти девичьими формами.
А когда она, не спеша, проходила по институтским коридорам, на её стройные длинные красивые ноги засматривались без исключения все мужчины, включая и седовласых профессоров.
– Любишь ли ты свою невесту? – Опять спросил он.
– Даже и не знаю, – вздохнув, ответил Джордж.
– А вторую? – Спросил священник.
– Да я без неё и дня прожить не смогу, – с жаром выдохнул Джордж
За занавеской долго молчали.
А затем священник тихо и задумчиво произнёс:
– Любовь, сын мой, – великая сила, именно она возносит человека из преисподни до небес.
Но прекрасный цветок любви, сын мой, нужно защищать и лелеять в своём сердце, иначе он может преждевременно засохнуть и завянуть от ненужных обид, от мелких подозрений.
Окно ширмы неожиданно приоткрылось, и Джордж увидел перед собой простое усталое лицо пожилого человека.
– Завтра приходите венчаться, – сказал он.
Уже на выходе из церкви его догнал вопрос священника:
– Как зовут её?
– Мария! – Крикнул Джордж.
Мария- ария – я, – гулко отдалось в церковных стенах и замерло где-то высоко, высоко под куполом.
Придя из церкви, Джордж тщательно выбрился, надел свой парадный костюм и отправился к Мари.
И хотя он старался идти спокойно, сердце у него учащенно билось.
– Интересно, а почему это так? – Удивился Джордж, – ведь когда он делал предложение Люси, вернее, его заставили сделать его мать и отец, он чувствовал себя совершенно спокойно.
Да, наверное, я ничего и не чувствовал, – поразился своему маленькому открытию Джордж, – вот поэтому и не волновался.
Вот и знакомый маленький уютный домик.
Чувствуя, как его сердце ещё чаще забилось, Джордж торопливо дёрнул дверной колокольчик заветной двери.
Открыла мать Мари.
– Мисс Хаггис больна, – сказала она и хотела закрыть за собой калитку.
В душе у Джорджа что-то ёкнуло:
– Но мне надо с ней поговорить, обязательно поговорить, – сказал он с такой болью в голосе, что удивлённая старушка, молча, пропустила его.
Взбежав на второй этаж, Джордж застал Мари сидящей за столом.
Прелестный румянец спал с её щёк, а лицо выглядело опухшим и нездоровым.