Удивительным оставалось лишь то, почему ей, по всем ее заслугам, не выдали один большущий сертификат на полстены, с лихвой заменивший бы половину маленьких — «Гуру по всевозможным вещам, о которых вы и в жизни не задумывались».
Впрочем, были среди сертификатов и весьма стоящие экземпляры.
Мастер по игре в компьютерный пинг-понг, Мастер по разукрашиванию тортов, Мастер по цитатам из комиксов 30-х годов, Мастер по поиску скрытого смысла в бессмысленных фразах и пр.
Сертификаты рассказали бы о ней больше, чем кто-либо из людей, посещавших вместе с ней эти курсы. А ведь еще одной причиной, по которой она с таким упорством на них записывалась, помимо личной заинтересованности в изучаемом предмете, было именно заведение новых знакомств и поиск друзей по интересам. Как раз то, о чем Роберт говорил.
Но ей не везло. Она перевидала множество людей, но ни с кем из них не смогла завязать тесного контакта, который продлился бы и после окончания курсов. Люди приходили в ее жизнь на несколько недель и так же спокойно уходили, это было почти то же самое, что с прохожими на улице — только более растянуто по времени — но она все равно точно так же не успевала ничего о них узнать или рассказать им что-либо о себе. Конечно, она знала их имена и даже телефоны, а они знали ее, но разве знать имя означает узнать человека?
Таким образом, от курсов у нее оставались лишь сертификаты. И знания, обращавшиеся же — кто бы мог подумать! — против нее.
Виной всему, наверно, была ее чрезмерная увлеченность. Если пол и стены в ее комнате были еще в состоянии выдержать весь тот груз, которым она их снабжала, то головы подавляющего большинства знакомых ей людей, очевидно, оказывались менее устойчивыми. Джулия была занята либо собственной историей, либо чужими творениями — и все-то пыталась забить всем этим головы остальных, за глаза называвших подобную деятельность красивым словосочетанием «расширение сознания». Всякие мирские радости, вроде болтологии у телефона или танцев на дискотеке, были ей чужды, как остальным — ежедневное гляденье на прохожих из окна. Она никогда не сплетничала, никогда не обсуждала модные шарфики и в целом казалась порядочной занудой. На самом деле так оно и было. Назовите еще хоть что-нибудь зануднее, чем получасовое обсуждение количества пальцев на руке одного зеленого инопланетянина из относительно популярного мультсериала. Хорошо еще, если вы знаете, что это за «относительно популярный мультсериал».
Не подумайте только неправильно, люди вокруг никогда не казались ей занятыми всякими более низкими вещами, чем она, а потому недостойными внимания. Они просто занимались чем-то другим, не тем, чем она, чем-то своим. Ну а вдруг и «ее» стало бы для кого-нибудь из них «своим»? А вдруг они просто еще не знают?
Хотелось бы занять в чьей-нибудь жизни особое место. Да кто ж ее вот так вот пустит? И все-таки… ну а вдруг?
Хотелось бы, чтобы кто-нибудь занял в ее жизни особое место. Не только же историям и вымышленным героям там быть… есть Роберт, есть родители, но у нее гораздо больше свободных комнаток, чем занятых…
Иногда она подолгу застревала на чем-то одном: если что-то ее занимало, так уж занимало. И тогда она могла вдруг забыть обо всем на свете — обо всем остальном.
Она могла выпадать из жизни на целые дни и недели и витать в каких-то своих мирах и грезах. Воображения ей было не занимать. Чаще всего она думала над своей историей для мультфильма — к тому же нравилось ей уж очень представлять, что кто-нибудь когда-нибудь найдет ее полезной и для себя.
В такие моменты мечтаний лицо ее принимало ангельское выражение, однако же большинство, получившее уже опыт общения с ней, понимало, что это — явление очень преходящее и недолговечное, стоит задать ей вопрос — как она пустится в свои обыкновенные суетливые занудствования, а потому лучше ее не трогать и любоваться издалека.
Она не уставала набираться решимости, которую черпала все из тех же своих мечтаний, и начинать вновь и вновь рассказывать о своей истории кому-нибудь новому. Она всегда подходила первой. Она всегда начинала сама.
Было бы здорово, если бы хоть раз кто-нибудь подошел к ней и сам начал бы разговор.
Ну неужели и правда не найдется человека, которому покажется интересной ее история? Неужели то, что она представляет, нужно только ей да Роберту? Неужели никто не разглядит за ее несколько нескладными, сдобренными эмоциями рассказами что-то действительно стоящее?
Одногруппники в колледже четко представляли, что им надо. Четко представляли, как стоит рассказать, чтобы понравилось остальным, четко представляли свою целевую аудиторию, четко аргументировали тот или иной сюжетный ход, четко соразмеряли желаемое с возможными затратами и имеющимся бюджетом.
Ее история… ее история была вся какая-то расплывчатая, что пар на запотевшем стекле, никакими показателями не сдерживаемая и никакой логикой не обоснованная.
Ничего не стоило ей сказать: «Это так, потому что я так хочу!»
Роберт ее поддерживал.
— Главное — будь собой! — говаривал он древнюю как мир фразу и напяливал свои любимые защитные очки для сталеварения, придававшие ему совсем уж безумноученистый вид. — Если ты подстроишь свои мечты под чужие желания, они перестанут быть твоими. Они вообще перестанут быть мечтами. На Земле более шести с половиной миллиардов людей. И это лишь на одной нашей планете, но ведь ты не знаешь, сколько из них действительно заселено разумными существами — скольким из них ты успела рассказать свои идеи? Так что оптимистичней гляди на мир, все еще впереди!
Действительно, все еще впереди!
Только… только как же скорее найти таких людей?
Вот Джулия и гадала каждый раз, глядя из окна. Занятие, несомненно, очень полезное для осуществления ее мечты. Несомненно.
Неизвестно, сколько еще она вздыхала бы, если б не прозвеневший будильник. Нет, все-таки он был ей нужен. Хотя она уже час как бодрствовала, только будильник выводил ее из грез по-настоящему.
Она очнулась. Вспомнила вдруг!
Сегодня же тот самый день, который она так долго ждала! Как можно такое забывать?
Она выудила из-под груды вещей свой исписанный календарь, взглянула на день, обведенный красным маркером и отмеченный несколькими восклицательными знаками, и удостоверилась окончательно: это точно сегодня!
Сегодня ей как раз предоставлен шанс! Замечательный шанс поделиться своей историей!
Ее колледж посетит комиссия! Будет проходить конкурс, где каждый из студентов сможет представить свои идеи для мультфильмов! Сегодня отборочный тур!
Она не должна опоздать!
Это было еще одной чертой ее замечательного характера: она могла раскачиваться долго-долго, а потом стараться выполнить все с феноменальной скоростью, как того требовал момент, именуемый недаром последним. О качестве выполняемой в суматохе работы можно было догадываться.
Некогда было больше смотреть в окно! Надо было собираться!
Она оторвалась от своего занятия и принялась курсировать по комнатке (временами заглядывая на кухню, где на сковородке уже намечалась яичница): сумка, рисунки, пенал, пропуска и документы… главное — не забыть рисунки.
Джулия еще с вечера подготовила несколько папочек и альбомов с набросками — скетчами, как их называют художники.
Сейчас, в поисках еще одного вдруг возникшего в ее памяти замечательного скетча, который она чуть было не упустила, она сложила остальное, чтобы не мешало, на подоконнике (ибо больше уже некуда было ставить). А пока она расстегивала свою большущую сумку, умудрилась задеть самый верхний из альбомов локтем — вот растеряша! И даже этого не заметить!
Но это моментально заметила одна развеселая особа, беззаботно прогуливавшаяся в тот момент как раз под ее окном и ничего еще не подозревавшая секундой ранее. Скорее даже почувствовала собственным затылком.
Сегодня было ее первое утро в Нью-Йорке, и все ей было в новинку.
Особа с неподдельным интересом принялась разглядывать то, что так внезапно попало к ней в руки. Альбомчик. Какой симпатичный! На обложке — она его сразу узнала — один из популярных земных мультипликационных героев!
Внутри — рисунки! Все какого-то странного зеленого существа с большущей головой и забавными антеннками. Кто это? Она не смогла определить, но разве это делало его менее милым?
Так вот оно как, оказывается! Идеи тут и впрямь имеют обыкновение падать на голову!
Только где же художник? Или художница? Не может же он или она так просто кидаться своими альбомами из окон! Даже если и так, если это проявление творческого кризиса, она все равно хочет увидеть автора и выразить свое почтение. Ведь и вправду очень хорошо получилось!
Ждать долго не пришлось.
Из соседнего подъезда с торжественным грохотом — она застряла в дверях, точнее, зацепилась за ручку ее большущая сумка, из которой вот прямо валились запиханные, как казалось, в самый последний момент, листы бумаги, — выскочила девушка и принялась вызволять свою поклажу. Когда ей это наконец удалось, она довольно неуклюже побежала по тротуару, чуть не споткнулась, остановилась, присела, поставив свою сумищу на пол, завязала развязавшийся шнурок, взяла сумку обратно, и скрылась в ближайшей подворотне.
Беспечная особа, наблюдавшая все это, совсем не торопилась. Она спокойно подняла с земли еще один лист бумаги, выпавший из сумки той забавной девчонки, — да, сомнений быть не могло, — изрисован ракетами и зелеными большеголовыми человечками.
Забавная девчонка снова выскочила из подворотни и с бессвязным бормотаньем себе под нос: «Ну как так только можно! Заделали дырку! Самый короткий проход! Еще больше времени потеряла!», припустилась вниз по улице.
Особа осталась незамеченной ею, но не менее довольной. Она неторопливо следовала за Джулией.
Джулия без конца натыкалась на прохожих, извинялась, снова натыкалась, бежала направо, потом что-то вспоминала, останавливалась, бежала налево, потом опять что-то вспоминала и все-таки бежала направо.
Сколько же людей в городе Нью-Йорке! Сколько из них прямо сейчас стоят в пробке, на которую она бросает беглый взгляд, сколько идут ей навстречу, сколько следуют позади! У каждого своя жизнь, и никто даже не думает спросить, а куда это она так спешит и что это у нее там в сумке! Все они тоже спешат, и каждый думает, наверно, лишь о тех записках и документах, что лежат в его сумке или дипломате. Интересно, куда они спешат? Ей неизвестно.
Так уж, видно, жизнь устроена — у каждого свое, свои заботы.
Вот, наконец, и колледж.
Джулия открыла тяжелую дверь, поздоровалась с охранниками, приложила свой пропуск и миновала турникет.
В колледже тоже полно народу, самого разнообразного и уже более знакомого. Многим из встречных на пути Джулия приветливо махала рукой. Кто-то вежливо отвечал ей тем же — и тут же отворачивался к своим собеседникам, или к своему ящичку, или обращался к записям в своей тетради — вариантов было много; кто-то просто не замечал — либо уже успел ее позабыть, либо не узнал. Может, еще что-то. Таким Джулия махала уже менее уверенно и как-то совсем незаметно. Действительно, непонятно, стоит им махать или не стоит. Неловко даже получалось. Но она все равно тихонько махала, сама не зная зачем.
А вот и главная аудитория. Джулия все-таки успела вовремя. Аудитория была уже почти полностью заполнена.
Джулия поднималась мимо рядов, здороваясь временами со знакомыми и выискивая свободное местечко. Раза два она думала подсесть, но оказывалось, что места эти уже заняты для какой-нибудь ожидаемой Софи или не менее ожидаемого Митчелла.
А ее никто не ждал.
Оставалось только идти на тот из злополучных рядов, где парта была самой трескучей, а сиденья — самыми неудобными. К тому же, чтобы услышать лектора, приходилось порядочно напрячь слух. Джулия была завсегдатаем этого ряда (имела обыкновение приходить в последний момент), редко кто еще тут сидел, а если и попадал, то лишь случайно. Он будто бы создан был для нее — всегда свободный и всегда очень неудобный. Оставалось еще только поставить табличку «Зарезервировано для Джулии Браун».
Впрочем, она уже давно к нему привыкла. Ей даже нравилось — столько свободного места. Никто не отвлекает разговорами. Никто не просит подвинуться. Никто не заглядывает через плечо, когда ей этого не хочется, посмотреть, чем это она там занимается. Можно подумать о своем.
Выступления уже начались. Но сегодня напрягать свой тонкий (столько-то практики с этим далеким рядом!) слух ей не хотелось. Она думала о своем мультфильме и не желала сбиваться с настроя чужими идеями.
Надо постараться рассказать о нем так, чтобы все вдруг воскликнули: «И почему же только раньше мы ничего о нем не слышали? Почему ты никогда не рассказывала нам о нем, Джулия? Какая интересная идея! Как необычно! Расскажи дальше!».
И надо выглядеть как можно увереннее! Не стоит смущаться! Нет смысла стесняться! Она это знает и поэтому не будет заикаться!
У нее все сегодня получится! Это ее шанс!
Да, точно, сегодня все получится! Как же иначе? Она же так долго шла к этому, так старательно и увлеченно пыталась ухватиться за все те неясные, давно уже обитавшие в голове образы и вывести из них замечательную и куда как более конкретную историю!
Скоро ее очередь.
С чего же начать? Пожалуй, она покажет им рисунки Биба. Да, именно с него! А уже потом подведет к главному герою…
Но…
Но где же тот альбом, в котором собраны рисунки с Бибом? Неужели она забыла его дома?
Джулия нырнула с головой в свою здоровую сумку.
Нет-нет-нет! Не может быть! Как же так?! Он где-нибудь на дне. Где-то тут… вот еще альбом, вот сейчас… нет, не то! Да как же так?!
Пришлось выныривать из сумки, чтобы заглотнуть свежего воздуха.
Ох!
Да вот же он на столе, прямо перед ней! Ну и глупышка, совсем перенервничала! Как можно было его проглядеть?
Джулия ощутила прилив энергии, а на какие-то секунды даже почувствовала себя счастливой как никогда.
Все сегодня получится! Она это чувствует! Сегодня особенный день!
Она следующая!
Внизу какая-то неизвестная Джулии особа с самым трагическим видом представляла свой сюжет, обильно снабжая его всевозможными охами-вздохами-завываниями, вкупе с набросками, издалека казавшимися лишь черными пятнами.
— И завершается все эпилогом. Миссис Грум вздыхает, отворачивается и замолкает навеки.
— Какая грустная история! — сказал один из членов конкурсной комиссии.
— Какая проникновенная и трогающая за душу история! — сказал его сосед.
— История, достойная пера Шекспира!— согласилась та женщина, что сидела у самого края. — Так сколько героев выжило?
— Ни одного. Только второстепенные. Жизнь жестока и трагична порой, — ответствовала печальная творческая натура.
— Какой смелый, поистине революционный ход для мультфильма! Всем давно уже надоели счастливые концы… Мультфильм, рассчитанный на восприятие взрослых, познакомившихся с тяготами жизни, мультфильм, который правдиво изображает взрослую жизнь! Ну что ж, спасибо, мы обязательно подумаем над вашей идеей и дадим вам знать о нашем решении в ближайшие две недели. Вы нас заинтересовали! В вас есть творческое непокорство и дух бунтарства — так держать!
Печальная дива, казалось, еле-еле сдерживала улыбку, но ей удалось откланяться, не растеряв своего трагического пафоса.
— А теперь свой проект представит Джулия Браун.
Джулия со свойственным ей грохотом (ну задела несколько стульев за трескучим рядом, пока выбиралась — с кем не бывает) добралась наконец до кафедры.
— Уважаемая комиссия! Ах, да, и не менее уважаемые участники конкурса… и просто зрители! Тоже уважаемые!
Прекрасное начало выступления, как раз то, что требуется.
— Не могли бы вы говорить погромче, мы вас совсем не слышим!
Ну что ж, у нее есть второй шанс. Надо только собраться!
— С большим удовольствием представляю вам свой проект мультфильма, основной идеей для которого послужило мое стремление показать, насколько прекрасной может быть наша жизнь, если только мы перестанем бояться совершать ошибки на пути к цели… и, главное, сможем определиться вообще, что же составляет настоящие ценности и идеалы, к которым стоит стремиться! Я хочу сказать…
— Мы вас опять не слышим! Громче, пожалуйста! Так как вы планируете назвать свой мультфильм?