— Само собой, сэр, — Элрой беспечно улыбнулся ему, как если бы речь шла о написании очередной служебной записки или другой ерунденции.
Встал. Сглотнул. Этот ужасный комок, так и встал в горле.
И чего он так разнервничался? Сколько уже раз он выступал перед Президентом? Сколько раз выступал в роли посла на межпланетных совещаниях и форумах? Он привык уже.
Никогда не волновался.
Что же он так разволновался теперь?
К счастью, никто не знает об этом, кроме него. Внешне он холоден как лед.
Уж он-то, как никто другой, действительно знает, что нужно сказать!
Холодной сталью (и никакого волнения!) по залу разнеслись его слова:
— Мисс Дчжонс, мы согласны. Вы получите все, о чем просили, все, что вам потребуется. Можете уже сегодня начинать подготовку к вашей экспедиции.
Сказал.
Он весь горел.
Со стороны не скажешь.
Тишина переполняла зал. Кажется, даже Шерри не ожидала подобного решения! Ей потребовалось секунд 12, чтобы наконец прийти в себя.
— Если бы вы только знали, как я вам благодарна! Огромное спасибо! Увидите, я вас не подведу и постараюсь всеми силами оправдать возложенные на меня ожидания! Спасибо!
Пожалуйста. Он рад, что смог помочь.
— И если вдруг найдется еще кто-либо, кто захочет принять участие в экспедиции и разделить со мной намечающиеся приключения на Земле, я буду очень ему рада!
А это еще что? Это она еще о ком? Кто этот «еще кто-либо»? Элрой кинул мимолетный взгляд на ученых, все еще полных недоумения. Явно ведь она не о них. Что уж там скромничать, это она ему! Ему!
И можно подумать, это он делает шокирующие заявления!
Да неужели такому, как он, место на Земле? Да неужели она не видит, что он — всего лишь страдающий от чрезмерной впечатлительности управленец, способный только приказы всем раздавать, которые и сам получил свыше? Да неужели, если бы все они были героями какой-нибудь человеческой книги, кто-нибудь додумался бы включить его в число главных героев? Нет-нет-нет, это прерогатива Шерри! Героями книг должны становиться такие, как она! Его дело — появиться в начале, сыграть какую-нибудь роль в сюжете и уйти на задний план к своим ежедневным делам и заботам. Он недостаточно хорош. Он хорош только для предоставления всех нужных условий для таких, как она.
Но большего ему и не надо! Нет уж!
Чего доброго, он все еще испортит. Он же совершенно теряется в незнакомых ситуациях. Да и какой из него выдумщик? Вот так их еще и разоблачат на Земле из-за него… конечно, он знает гораздо больше, чем Шерри, и мог бы ей кое-что подсказать… но это такие мелочи! Шерри сама разберется на месте! Определенно, она и без него справится прекрасно. Тем более, там она найдет замечательных людей, не менее замечательных, чем она, ведь земные люди всегда именно такие!
Да и кроме того, как же Тыньчж без него? У него же всегда столько неотложной работы, с которой, пожалуй, никто больше не сумеет справиться… вот это как раз его дело и его компетенция. А вовсе не Земля.
— Об этом не было заявлено в вашем выступлении. Мы выделяем вам одноместный корабль. Но на случай, если вдруг желающие вас сопровождать найдутся, мы вам об этом сообщим в течение ближайших двух дней, — сказал достаточно жестко.
Кажется, ясно дал ей понять: он — не в числе желающих.
Осталось уладить все с Бдэчжем. Теперь это не так страшно, Бдэчж не решится поправлять своего непосредственного подчиненного — это неэтично и нанесет большой урон его авторитету.
Нет, и как это только ему хватило наглости устроить начальнику такую подлянку? Элрой и сам не ожидал от себя подобного, и, если бы еще полчаса назад ему хоть кто-нибудь сказал, как он поступит, он бы с искренним сочувствием посоветовал этому кому-то пройти курс лечения.
Лицо Бдэчжа было красным от ярости. Первый раз его подчиненный ослушался и утаил свои планы от него!
— Дорогой мистер Макинтош, объясните, как весь этот устроенный вами фарс понимать! Неужели эти дураки проголосовали «за» и вы их послушали? Да быть такого не может!
Элрой с каменным выражением и уверенностью, крепкой как алмаз, принялся спокойно приводить все свои циничные доводы. Приходится с такими, как он, быть циничным.
— Видите ли, сэр, вы совершенно правы. Подавляющее большинство проголосовало «Решительно против» и лишь 3,2% затруднилось ответить. Что из этого следует? Мисс Дчжонс следует скорее дистанцировать от научного сообщества, от нашего общества вообще, чтобы она не смущала ничьи умы и не вызывала общественное раздражение. Лучший способ — дать ей то, что она хочет. Пока она не выкинула какую-нибудь очередную глупость. Средства на эту экспедицию совершенно не сопоставимы с нашим бюджетом и никак на нем не отразятся, как вам известно. Так что это — самый простой путь избавиться от Шеррильи Дчжонс и всех ее нонсенсов.
— Возможно, ты прав. Есть тут что-то здравое. Но что будет, когда она вернется?
— Об этом еще рано думать. Неужели вы верите, что у нее что-нибудь получится?
— Ха-ха, не такой я дурак! Но… если только она натворит там хоть что-нибудь ненадлежащее, что угодно, что сможет принести угрозу нашему обществу, ты будешь первым, кто отдаст приказ о ее аресте! Учти!
— Прекрасно, сэр.
Бдэчж уже успел успокоиться. Его посетила новая мысль, вызвавшая совсем несвойственный для него приступ удовлетворения. Он даже не потрудился скрыть удовольствие и одобрение, моментально проступившие в широкой улыбке.
— А, знаешь, побереги энергию. Не стоит так стараться и изощряться со своими доводами. Я-то знаю, в данном случае тебя больше всего волнует не общество, а собственная персона. Я бы тоже, будь я на твоем месте, отослал подальше ненужное противное воспоминание. Вижу, далеко пойдешь. Своего не упустишь.
Элрой ничего ему не сказал.
Он чувствовал отвращение к этому человеку. Было настолько омерзительно, будто бы Бдэчж попытался дотронуться своими лапищами до его души.
Он и раньше никогда не испытывал к нему настоящей симпатии, как к человеку, только уважение, как к талантливому управленцу, способному удерживать власть в своих руках и, надо отдать ему должное, употреблять эту власть не только на собственные блага, но и на развитие общества и экономики.
Теперь же ему стало просто гадко. Подобные мысли никогда не пришли бы ему в голову! Как только вообще можно было подобное предположить?!
Но он ничего не сказал.
Какая разница, что там думает Бдэчж? Что там думают остальные?
Этот человек в конце концов, сам того не желая, предоставил ему возможность помочь Шерри.
Остальное не важно.
Шерри летит на Землю! И это главное!
Глава 4
Крохотная квартирка была у Джулии. Зато собственная, да еще и в самом центре Нью-Йорка. Ну, почти.
И все-таки крохотная — всего одна комната — слишком мало для всех тех богатств, что в ней хранились. Богатств у Джулии было множество, и ей впору было открывать собственный музей. Если бы только остальные понимали, что это не просто разнородное собрание всевозможных вещей, посвященных комиксам, мультфильмам и книгам, а самое настоящее достояние.
Если бы вы зашли в эту ее комнату, вы бы, наверно, не сразу поняли, куда попали.
Счастье Джулии — мебель ее, представленная кроватью, столом, шкафом и многочисленными полками, а также пол были очень крепкими, и она могла быть уверена в том, что они не обвалятся. Счастье их — они не могли испытывать чувств, а если бы вдруг смогли, то, наверно, очень расстроились бы, ведь приходилось им совсем несладко — они просто ломились от фигурок, статуэток, бюстов, мягких игрушек, брелоков, чашечек, свечек, карандашниц с карандашами, книг, альбомов, изрисованных и еще пустых, просто листов бумаги, всевозможных сертификатов, картин в рамочках и еще чего-то подобного где-то в закромах, что уже невозможно было бы не то что разглядеть, а хотя бы заметить за всем вышеперечисленным.
А если вдруг вы вздумаете заглянуть в ящики ее стола или в шкаф, то срочно гоните эту мысль из головы! Как можно скорее! Поверьте на слово! Лучше уж заберитесь к себе на чердак или загляните в кладовку — там тоже, возможно, есть вещи малопонятного назначения и старинные коллекционные комиксы. Так хотя бы не в таком количестве.
Вот если бы вдруг у вас возникло более безобидное желание полюбоваться узорчиком на обоях, вам пришлось бы потрудиться на славу, потому как все они были скрыты если не за полками и шкафом, то все за теми же рисунками, дипломами в рамочках, картинами и, наконец, плакатами.
Ну а если бы вы являлись любителем делать логические умозаключения, вы бы сразу выдвинули всего две версии: либо тут живет сыщик, стремящийся всегда и везде тренировать свое умение замечать и находить любую, даже самую крохотную мелочь, либо ярый поклонник произведений искусства подобного рода, немножечко переусердствовавший в своей любви к ним.
Джулия относилась ко вторым.
Собственная комната казалась ей самым уютным местом на Земле.
Может, кто-нибудь и смог бы с ней согласиться, если бы только все, что там имелось, было разложено по какой-то системе или как-нибудь отсортировано, ну хотя бы примерно расставлено по своим местам. Но Джулия имела обыкновение демонстрировать свой творческий подход и в беспорядке. Ей просто некогда было разобраться со всем тем, что у нее было, да и не хотелось.
Пожалуй, еще одной причиной, по которой она никогда не думала об открытии музея, была ее неспособность видеть все эти вещи расставленными по коробкам и пылящимися за витринами. Ей приятно было осознавать, что она в любой момент времени может погладить по шляпе свою фигурку замечательного волшебника-кондитера, о котором как раз не так давно сняли новый фильм, или рассмотреть часть раскадровки к диснеевскому 42-му по счету анимационному полнометражному мультфильму в своем эксклюзивном альбоме, который не так-то просто было достать. Пусть даже ей понадобилось бы несколько минут, чтобы вспомнить, в каком отделении шкафа ее кондитер находится, и несколько Джоулей затраченной энергии, чтобы достать свой альбом, накрытый еще несколькими подобными. Она все равно знает — они рядом, они в ее распоряжении. А жить в таком вот маленьком беспорядке даже интереснее.
Единственное, что никак не согласовывалось с ее концепцией уюта в доме, — так это положение кровати. За неимением места стояла эта кровать таким образом, что солнечный свет всегда по утрам бил бедняжке в лицо. Она даже отказалась от услуг будильника, а это было обидно, ведь он был таким симпатичным — в форме дивана, на котором развалился в блаженном сне рыжий ленивый котяра с типичным для него в такие моменты выражением нирваны. И хотя будильник был ей не нужен, она все равно держала его рядом — ведь он такой красивый! В этом же определенно была логика.
Ну и, разумеется, Джулия никак не могла решиться сменить имеющиеся у нее сейчас коротенькие красочные занавесочки, подаренные еще давным-давно ее двоюродным братом, на более плотные и длинные. Это же особенные занавески с на редкость позитивным ретро-узором: космическими ракетами и ананасами. В этом тоже была своя логика.
Поэтому летом Джулия имела обыкновение вставать на рассвете. Постепенно у нее даже появилась привычка выглядывать по утрам в окно.
Нет, совсем даже и не жалко, что сны ее прерывались солнечными лучами! Нью-Йорк на рассвете, пожалуй, может потягаться с самым сказочным из снов!
Ей хотелось сохранить волшебные ощущения грез, и утренний Нью-Йорк всегда настраивал ее на романтический лад. Она могла долго любоваться золотистыми облаками над небоскребами, розовым светом, в который окрашивались все стены соседних домов, цветочками в горшочках на окошке в доме напротив. Она обожала считать еще оставшиеся на небе, но уже тускнеющие звезды.
Затем она обращала свой взор на людей внизу, и любила считать первых прохожих, торопящихся по своим делам. За этим занятием она могла провести все утро.
Сколько же на свете совершенно разных людей! Как интересно за ними наблюдать! Можно по их походке, по манерам, по одежде попытаться представить, какие они. Только вот жаль, что она никогда не сможет проверить свои предположения. Они пройдут — и, возможно, она больше никогда их уже не встретит, а если и встретит, то, наверняка, уже забудет о построенных когда-то предположениях. Или они настолько переменятся, что она их даже не узнает.
Хотя некоторых она встречает каждый день. И все равно ничего о них не знает. Кроме того, что вот этот господин заворачивает на углу к автобусной остановке, а эта мисс всегда переходит дорогу и скрывается на 62-й.
Возможно, если бы они когда-нибудь решили поднять голову, они бы заметили Джулию. Возможно, на следующий день им опять захотелось бы посмотреть, не выглядывает ли она из окна и сегодня… На третий день она уже могла бы помахать им рукой, может, они бы тоже помахали в ответ. И уже не чувствовали бы себя такими чужими друг другу.
— Джулия, и зачем тебе это? — спросил ее раз как-то Роберт, ее двоюродный брат, приехавший на денек погостить. — Знать все и обо всех, кого ты встречаешь, — зачем?
Джулия лишь пожала тогда плечами в ответ. Она действительно не могла ответить — зачем же ей это нужно.
— Мне не надо все знать. Хотя бы чуть-чуть побольше… Просто… мы все живем в одном городе, нас так много, а все такие чужие. А вдруг там внизу пройдет кто-нибудь, кто мог бы стать мне лучшим другом? А я не крикну ему «Привет!», потому что никогда этого не узнаю, никогда не узнаю, когда он будет проходить, и пропущу. А если даже вдруг он заметит меня, он тоже не скажет «Привет!», ведь он не будет знать, какая я, и пройдет мимо…
— Ну не думаешь же ты, что люди так уж часто знакомятся на улице и превращаются тут же в друзей? И все так просто? Они встречаются на учебе, на работе, в клубах по интересам. Приглядываются сначала… узнают потихоньку друг о друге что-то новое… раскрываются со временем сами, открывают хорошие качества в других… приходится замечать и плохие… Никто с улицы, непонятно откуда взявшийся, так просто не подойдет к тебе и не скажет: «Давай я стану твоим лучшим другом!».
Джулия знала, что он прав.
Его, похоже, совершенно не беспокоило отсутствие друзей. У него было множество рабочих контактов, были свои публикации, которые читали остальные ученые из научных центров по всему миру. Иногда даже они высказывали ему свое мнение, хвалили, спорили… Были у него и свои разлюбимые науки — физика, химия, география и уфология, так что он был вечно поглощен бесконечным множеством своих исследований и успел еще больше проектов задумать. У него с трудом находилось время на Джулию, не то что на остальных. К тому же, как он ей когда-то признался, он бы с большей радостью отказался от доброй половины своих знакомств — ибо те отвлекали его от важных дел всякой незначительной ерундой: фотографиями блюдец над городом или простыней в старых замкаx.
Человеческого внимания ему, похоже, хватало с лихвой.
А, кажется, инопланетяне интересовали его гораздо больше рядовых землян.
У Джулии тоже было свое: комиксы и мультфильмы, которые она любила больше всего на свете. И еще добрая куча увлечений. Но у нее не было никого, кроме Роберта, кто готов был бы слушать ее рассказы. Никому не было интересно.
Она родилась в Нью-Йорке, но детство провела на ферме в Техасе, куда переехала ее семья. Там они с Робертом много времени проводили на приволье. Тогда-то он и увлекся всем этим… Как было здорово, когда они пытались найти таинственные рисунки на полях, засечь космический корабль… а в дождливые дни они вместе смотрели немного наивные, порой забавные, порой печальные, полные лирики черно-белые фильмы (все те, что они смогли найти на старой ферме) и читали книги о приключениях.
А затем Джулию отправили обратно в Нью-Йорк — получать образование. Сейчас ей было 18, она давно уже привыкла к Нью-Йорку и своей маленькой квартирке, привыкла жить одна и сама о себе заботиться, и была совсем не похожа на провинциалку.
Но только за все это время она так и не нашла друзей.
Роберт стал разъезжать по свету и много времени проводить в командировках. Он, как и прежде, любил заглядывать к ней на огонек, как только выпадала возможность.
К сожалению, это случалось совсем нечасто.
Остальное время Джулия заполняла учебой и увлечениями.
Основная ее учеба проходила в анимационном колледже. Джулия обожала мультфильмы и комиксы, и если не мечтала, так рисовала днями напролет, сидя в своей заваленной комнатке, и очень гордилась одной уже мыслью, что когда-нибудь сама окажется причастной к созданию чего-нибудь подобного, самого замечательного на свете. Помимо этого Джулия, творческий неутомимый человек, успела посетить кучу самых разнообразных курсов, которые ей показались интересными. По окончании каждого курса она получала именной сертификат, так что скоро они уже перестали помещаться на полках, куда она сначала их складывала, и ей пришлось начать развешивать их по стенам, что выглядело, по ее мнению, несколько пафосно. Впрочем, сама она к развешанным сертификатам уже привыкла, да к тому же пафосничать было не перед кем. Роберта сертификаты не пронимали, а больше никто не приходил.