Переодевшись и бегло оглядев себя, Юра остался доволен. Похож на чудаковатого ботаника. Левый рукав свитера чуть длиннее правого, а штаны пришлось немного подвернуть (этот Шаповалов был настоящим гигантом), но ощущение чистой одежды, прикасающейся к телу, такие пустяки не способны были испортить. Собственную одежду Юра сунул в мусорный бак в коридоре.
В последний момент, перед тем как покинуть помещение, он остановился и ещё раз посмотрел на шнурок на простыне. Зачем он там? Осторожно, двумя руками, мужчина приподнял подушку, стараясь сохранить её форму, и чуть не задохнулся от сильного чувства: шнур был продет через кольцо изящного старинного кулона, изображающего распятое вниз головой существо. Качество исполнения на совершенно другом уровне, но Юра без труда сопоставил его с тем, что он сорвал с шеи мужчины в лесу. Те же самые карликовые верхние конечности, те же гипертрофированные формы тела… Господи. Что всё это значит?
Он уронил подушку и выскочил за дверь, вновь почувствовав на своей шее твёрдые пальцы, украшенные гнилыми чёрными ногтями.
4
В тот роковой день Алёна едва помнила, как покинула доктора. Он без разговоров вручил ей книгу, дал пару дельных советов: как сгустить кровь и какое болеутоляющее лучше использовать.
— Шить умеете? — спросил он напоследок. — Ну и отлично! У вас всё получится. Я вам обещаю.
Она не могла вспомнить, какое лицо было у Мусарского когда он с крыльца смотрел ей вслед. В памяти задержались только длинные залысины да мутное облачко, что рождалось от его дыхания, а потом медленно таяло. Врач сказал, что у него нет для неё времени, а сам стоял и смотрел, пока она не скрылась за углом. Дождь стучал по зонту как заведённый. Всё тело болело, будто им только что жестоко воспользовались в тёмной подворотне. Алёна едва переставляла ноги, но ждать такси не было сил. Нужно как можно быстрее оказаться в номере! Раздеться догола, приготовить тряпки из рубашек мужа, а там… будь, что будет.
Книгу она держала в руке всю дорогу, заложив палец между нужными страницами.
Лев, который суетился возле задней двери, разгружая машину «Кунгельвского хлебозавода», помахал Алёне рукой, но чуть не уронил себе на ногу фанерный ящик, когда она призраком пронеслась мимо.
Маниакальная мысль, что довлела над разумом девушки, достигла апогея в номере. Мужа всё ещё не было. Хорошо, — подумала Алёна. О, только не это! — взмолилась какая-то её часть, но девушка задушила этот голос на корню. У неё в животе кусок гниющей плоти. Ещё немного — и зараза распространится на другие органы. Я не должна этого допустить!
А возможно, чем чёрт не шутит, она сможет забеременеть! И после этого Юра бросит пить, а поезд их жизни, сорвавшийся под откос, волшебным образом вернётся на рельсы. Чудны превратности судьбы, ещё несколько дней назад она видела в детях только помеху, а сейчас так легко готова идти себе наперекор! Это пугает, и… немного интригует. Словно смотришь на себя со стороны. Если нож, взрезающий плоть ниже пупка, вызовет спазм-другой, можно просто отвернуться от этой боли. Можно контролировать движения мышц, сидя на головокружительной высоте в кабине подъёмного крана и дёргая за рычаги.
И тут Чипса, до этого смотревшая на неё сквозь прутья клетки, сказала:
— Стой на пороге.
— Что? — Алёна уронила книгу и, не разуваясь, оставляя на паласе мокрые следы, последовала к окну. — Что?
Попугай молчал, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую. Хохолок топорщился и выглядел довольно неопрятно. Чипса открыла клюв и выставила маленький язычок.
— Скажи ещё что-нибудь, — попросила Алёна. — Подожди, ты, наверное, хочешь есть? Давай, я тебя покормлю, только скажи что-нибудь ещё.
Трясущимися руками она достала мешок с кормом, который купила в ветеринарном магазине днём ранее. Достала из клетки пустую кормушку, насыпала туда просо, просыпав на пол больше половины, и поставила обратно. Алёна не стала закрывать дверцу. Она приблизила лицо вплотную, чтобы посмотреть, как попугай ест, но он не сдвинулся с места. Перья на хвосте раздвинулись буквой «V».
— Как ты сумела выжить? — спросила Алёна. Она взяла клетку за кольцо сверху и перенесла её на стол. Чипса растопырила крылья, чтобы удержать равновесие. Под ногами хрустели семена. — Расскажи мне, не бойся… я была бы тебе очень благодарна, если бы ты рассказала мне что-нибудь о своём хозяине — по секрету, как женщина женщине.
— Когда дойдёшь до края… ползи по лианам.
Голос попугая напоминал голос ребёнка с воспалением лёгких, который, превозмогая боль, пытается смеяться над шутками из телевизора. От него всё внутри превращалось в лёд.
— Тебе не нравится такая еда, правда? — спросила Алёна. — Возможно, ты предпочла бы что-нибудь мясное? Чем тебя кормил хозяин? Надо думать, после того, как ты… стала другой, тебя сложно стало удовлетворить простым просом.
Она представила, как Чипса клюёт извлечённую у неё из тела опухоль. К горлу снова подкатила тошнота. Подушка с иголками, выпавшая рано утром из косметички, похожа по цвету на воспалённую человеческую кожу. Острые предметы сползались со всех концов комнаты, как гусеницы.
Алёна потянулась к переброшенному через спинку стула пальто и нашарила в кармане сотовый телефон. Набрала номер мужа.
— Ты где?
Она выслушала ответ, не отрывая взгляда от книги, которую ей дал врач. При падении она раскрылась, показав нелицеприятную изнанку.
— Мне нужно чтобы ты приехал.
Алёна не помнила, чтобы хоть раз в жизни звала на помощь. Она привыкла справляться своими силами, и в мелочах, и в довольно серьёзных вещах, вроде случая в одиннадцатом классе, когда один парень решил, что может сделать её своей подружкой насильно. Что можешь — надо исправить, а чего нет — молча вытерпеть, перестрадать. Белый потолок больницы, в которой она лежала две недели после падения с лестницы, врезался в память, кажется, на целую жизнь вперёд, но за всё время она ни словом не обмолвилась о том, что болит не только ушибленная голова, но и что-то глубже, под сердцем. Познакомившись с Юрием, она не допускала даже мысли, что сможет довериться ему настолько, чтобы рассказать о себе всё. Он казался милым и был совершенно на неё не похож. Хотелось изучить его изнутри, пожить рядом с обладающим выдающейся рациональностью и трезвым взглядом на мир человеком, разобраться в движущем механизме таких людей, выяснить, что за чудо техники заставляет их грустить по пустяковым поводам и смеяться над повседневными милостями, когда над твоей головой висит топор вечности. При всей своей простоте, они ведь очень храбрые, эти люди — отчасти именно это её в Юре и привлекло. «Привычка рождает любовь» — звучит довольно пошло, и молодые девочки с огоньком во взгляде, так же как и сентиментальные старые девы, с ней не согласятся, но Алёна узнала на собственном опыте, что это так. И сейчас ей предстояло узнать, что любовь к тому же значит всепоглощающее доверие, соединяющее жизни и помыслы двоих людей, беспощадное к эгоизму, но при этом милосердное к индивидуальностям.
Тогда, в самом начале, Алёна не могла сказать, когда именно она собирается с ним порвать. Возможно, через недельку-другую или через месяц… Ясно, что когда он сделал ей первый осторожный и довольно неуклюжий комплимент, а она первый раз склонила ему голову на плечо, то было не более чем временное увлечение. Неуклюжий очкастый парень с приземлёнными, смешными суждениями казался ей простым до банальности, но она опомниться не успела, как запланированная «пара лет» превратилась в полоску белого золота, которая стиснула безымянный палец. И даже тогда Алёна думала, засыпая: может, ещё полгода. Остались сущие мелочи, а потом… Нужно сначала внести ясность в некоторые вещи… например, почему он так любит детей. Полгода — не больше. Обещаю. Юра не лез к ней в голову, добродушно высмеивал её причуды, любил искренне, несмотря ни на что, и Алёна всё реже думала о том дне, когда, выбрав удачный момент, просто растворится в воздухе. Одно правило оставалось неизменным — всё сокровенное, что было в её сердце, должно было таким и оставаться.
До текущего момента.
— Чипса заговорила. Сразу, как начался дождь. Она такие вещи говорит… ты не представляешь. Жуть.
Прижимая к уху трубку, Алёна достала из кармана сумки истрёпанный блокнот и гелиевую ручку, которая протекла в своём колпачке, попробовала её расписать… бесполезно. Чернила испачкали пальцы; они походили на кровь. Девушка вновь покосилась на ножницы.
В трубке раздался щелчок, будто небесный оператор по ошибке соединил её не с тем Юрой Хорем, и теперь, бестолково тыкая в кнопки на своём пульте, пытался исправить положение.
— Мне некогда, — голос мужа был так тих, что Алёне пришлось прижать трубку к уху плотнее. — Все операторы заняты, и так далее и тому подобное. Возьми ручку и бумагу и записывай, что излагает эта птаха. Или спроси у Петра внизу диктофон. Я, возможно, задержусь до вечера.
Новый приступ боли в животе заставил её согнуться пополам. Казалось, какой-то кочегар уронил в её лоно раскалённый уголёк. В воздухе появился явственный запах горелого мяса.
— Юра… сказала Алёна и поразилась своему голосу. Она поднесла руку к глазам и ощутила влагу. По щекам лились слёзы. — Юра. Приезжай прямо сейчас, пожалуйста. Мне очень плохо.
— Я не могу бросать всё и прибегать к тебе по первому зову, виляя хвостом, — у человека на том конце трубки не было дела до её слёз. Это оказалось настолько неожиданно, что Алёна чуть не прикусила себе язык.
Трубка упала, задняя крышка отлетела, открыв хитрую электронную начинку. С минуту девушка смотрела на телефон, а потом наступила на него каблуком, раздавив, как большого таракана. Её Юра не мог так сказать. Это всё проделки города и его прогнивших насквозь жителей. «Неверный номер», как говорил обожаемый ей Аамир Хан, блистающий в современном индийском кино.
И в то же время она понимала, что никакой ошибки нет. То действительно был её муж, и это муж сказал мерзкую, пропитанную ехидством и злобой вещь про виляние хвостом. Она никогда не требовала от него преклонения, как и безоговорочного послушания. Их отношения всегда были основаны на взаимной свободе. Она не говорила ему и слова поперёк, когда он отправлялся выпить, а он не спешил хватать её за щиколотки, когда она отрывалась от земли, чтобы лететь навстречу какому-нибудь новому увлечению.
Всё началось, когда они пересекли границу между Кунгельвом и остальным миром. Именно тогда остриё ядовитой иглы, найдя путь между волосами, начало своё путешествие к центру разума.
— Тогда я буду держаться столько, сколько смогу, — сказала она вслух, посмотрев на книгу. Рано или поздно он вернётся. И тогда наступит время признаний. Он должен убедиться в её искренности, в том, что даже она совсем недавно посчитала бы глупой шуткой: им суждено быть вместе — всю жизнь. Нужно было покинуть номер, немедленно, пока яда, стекающего с кончика иглы, не накопилось слишком много. Пока не пройдена точка невозврата.
Алёна схватила пальто, заметалась в поисках ключей, опрокинув дорожную сумку и уронив со стола стакан, из которого медленно вытекала вода, ставшая вдруг густой. Провод торшера захлестнулся вокруг каблука, и девушка, наэлектризованная истерикой, рванулась вперёд, как пойманный в аркан зверёк…
В тот момент, когда Алёна была уже у двери, Чипса заговорила вновь. Голосом замученного ребёнка она выдавала короткие, ёмкие фразы, от которых на коже поднимались волоски. Девушка повернулась и как загипнотизированная сделала шаг в обратном направлении. «Эта… река… унесёт тебя туда, откуда не выбраться». Это Валентин пытается говорить с ней через годы и узлы секретных тропок между чёрными домами и жерлами подъездов? Так как ручка не писала, она воспользовалась губной помадой.
Следующие часы Алёна помнила очень смутно. Она пыталась записать всё, для чего приспособила сначала обои, а потом, когда из-за рези в животе стало трудно стоять, пол закутка между задними ножками кровати и шторами, похожими на содранную свиную кожу. Она перенесла клетку обратно на подоконник, в минуту затишья бездумно переставляла там цветы, добиваясь идеальной композиции, и когда Чипса выдала очередную пугающую фразу, уронила горшок с ползучим плющом и вновь схватилась за губнушку.
Когда через девятнадцать минут жако принялся чистить пёрышки, Алёна пинком зашвырнула под кровать мобильник и подняла книгу.
— Я буду здесь, когда ты вернёшься, — сказала она, поглаживая обложку с надписью «Устройство женского организма — пособие для практикующих врачей-гинекологов (издание на латыни, дополненное и исправленное, 1928 год)». — И тогда я всё расскажу. У нас больше не будет друг от друга секретов. Вместе мы найдём выход…
Только приходи скорее.
Блог на livejournal.com. 10 мая, 14:12. Перемены.
…Теперь могу наблюдать что-то новое каждый день. Жизнь снова удивляет многообразием форм… но об этом позже. Моя квартира стала огромным желудком. Превратилась в истерическую модницу, мадам, у которой не в ходу слово «ретро», зато активно пользуется выражение «бесполезное старьё». Гляньте только, с каким остервенением она начала уничтожать обои в коридоре! Это хорошие обои, оранжевые, с белыми стилизованными цветами и средневековыми башнями; и сегодня днём эти башни со звуком рвущейся бумаги отклеились от стены и сложились в два слоя прямо на полу.
То, к чему я привык, начинает рассыпаться в прах. Наверное, в будущем придётся привыкнуть и к этому. Время побежало с удвоенной энергией, замерев за окном, забросив все земные дела, оно устроило себе резиденцию у меня в квартире. Наблюдаю его проявления ежечасно: дерево гниёт и крошится как картон, холодильник кашляет и покрывается ржавчиной; несколько жалких магнитов, бывших в упаковках с йогуртами и кашей, перестали магнитить и ночью со шлепками, один за другим, осыпались на пол. Розетка ударила током, когда я полез подключать многострадальный чайник в комнате у девочек. Довольно неприятное ощущение. Во рту до сих пор солоновато от прокушенной губы.
Знаете, что это значит? Что в любой момент я могу просто не выйти на связь. Электричество в розетке вырвется на свободу и сожжёт материнскую плату компьютера. Да мало ли что может случиться? Жить как дикарь посреди цивилизованного общества, наблюдать в окно как молодёжь скучает на скамейках, уткнувшись в телефоны, и в то же время обрастать бородой, превращаясь в пещерного человека. Старая школа как она есть.
Я вдруг подумал, что наверняка найдётся человек, который хотел бы оказаться на моём месте. Бродяга, что бросает дом, семью, чтобы отправиться далеко-далеко по шпалам. Сколько таких людей мечтает вырваться из тисков общества и у скольких хватает на это воли? Сколько людей не спит ночами и мечтает, чтобы их вырвали, как больной зуб?
Я не мечтал, клянусь богом. Я, блин, собирался написать книгу… книгу, которая оказалась раскрашенным воздухом. Не нужная никому, включая автора. У меня появился ответ на один из заданных в прошлом вопросов. Помните, я говорил про мечту, про то, как обстоятельства вынудили меня стать дезертиром в собственной жизни? Так вот он, ответ, до которого я доходил последние несколько мучительных недель — я дезертировал из жизни очень давно.
Вселенная лучше знает, что тебе по-настоящему требуется. В это трудновато поверить, но я вроде как вытянул счастливый билет! Ей требовался летописец, и она взяла меня на круглосуточную ставку.
По крайней мере я наладил связь с собственным языком и могу теперь вести этот дневник не краснея, когда приходится его перечитывать, чтобы освежить в памяти некоторые моменты.
Наверное, нужно порыться в кладовой и соорудить себе топорик, чтобы прорубаться через джунгли — джунгли, которые неминуемо вырастут из моего ковра, превратят линолеум в невразумительные лоскуты.
Сегодня добрых полчаса потратил, разглядывая себя в зеркало. Неужели этот горбатый тип — парень, которого я привык видеть в отражении? Да он больше похож на урода, путешествующего с бродячим цирком, урода, что потешно кланяется зрителям и с удивительной ловкостью метает ножи (я метаю слова). Все мои уродства усугубились. Позвоночник искривился ещё сильнее, каким-то образом вздёрнув левое плечо над правым. Ноги укоротились. Я специально закатал штанины, чтобы проверить.
В любые времена бритва требовалась мне не чаще, чем раз в неделю. Папаня называл меня девчонкой за то, что я пользовался маминым эпилятором. Свою бритву мне никто не торопился покупать, а отцовской я не касался — зазубренная, вся в подтёках мыла, с искривлённой рукояткой, злобная, отхватит палец — только протяни! Два лезвия изрядно погрызла ржавчина, третье отсутствовало. Не помню, чтобы папа хоть раз менял там головку.