***
Веер герцогини Оленрадэ заработал с удвоенной энергией, подняв локальную бурю. Легкий изумрудный шифон ее верхнего платья пошел красивыми волнами, почти как стяг на ветру. Колебания воздуха долетели и до герцога — его зачесанные назад светло-русые волосы слегка растрепались. Недовольный этим, он укоризненно тронул мачеху за руку и веер наконец-то замер. Слава Шандору, а то в глазах невыносимо рябило.
Но, как оказалось, лучше бы герцогиня работала руками, чем языком.
— Обучение в столичной Школе Искусств — начинается с восемнадцати лет. — вставила она в разговор свои десять хилдо [1]. В нежном голоске сьерры Доретт слышалось легкое беспокойство. Моя драгоценная мачеха и мое персональное наказание все пять лет, с тех пор, как герцог Оленрадэ вновь женился. — Дорогой, терпеть дерзости Миарет еще год — выше моих сил! К тому же там учат только за плату.
По глазам отца я увидела, что каждое из слов супруги только укрепило его в принятом решении, окончательном и бесповоротном. Он слишком хочет избавиться от меня, а если уж представилась возможность потрафить своей скупости…
У его светлости словно прибавилось энергии, он продолжил нотацию, но я слушала, не вникая, так как уже поняла главное — своего решения он не изменит. Мне предстоят долгие годы обучения делу, которым я ни за что не стану заниматься.
— Воображаешь, что я буду и дальше содержать тебя, отнимая часть наследства от другого своего ребенка, более одаренного? Тебе семнадцать, в этом возрасте ты уже вполне готова к самостоятельной жизни в университете, под надежным присмотром опытных наставников. Я, конечно, буду выплачивать пособие на твое содержание. — Тут хорошенькое личико мачехи исказила хмурая гримаса. Герцог, наверняка, подметил это и добавил: — Не слишком большую сумму, ты должна понимать свое положение. Нужно учиться быть скромной и послушной, чтобы в дальнейшем не опозорить свой род и эйса, которого мы изберем тебе в мужья.
Каждое из его слов было как пощечина. Они словно каменной плитой накрывали меня, оставляя наедине с отчаянием и безысходностью.
— Но почему именно зельевар? — всхлипнула я, делая последнюю попытку вырваться из тисков отцовской воли и долга перед родом. Было уже безразлично, будут на меня при этом орать или нет. — Древняя литература — моя мечта и призвание! А вы…
Герцог в крайнем раздражении стукнул кулаком по деревянному подлокотнику кресла, так, что тот раскололся надвое. Глухой удар прозвучал в тишине комнаты как раскат грома:
— Выброси эти глупости из головы! — заорал он. — Упрямая капризная девчонка! Талант у нее… Никакой муж не позволит тебе слоняться по пыльным архивам. Забудь! Пора развивить дар хотя бы в малой степени! Старание и систематические занятия практической магией тебе обязательно помогут… — Он резко оборвал фразу и подытожил безапелляционно: — Ты поступишь в Магический университет Горного края. Готовься к отъезду, завтра на рассвете я доставлю тебя в Виал.
__________________________________
[1] Хилдо — мелкая серебряная монета. 100 хилдо =1 золотой лей.
2. Мне делают подарки
Когда одна мечта умирает, ты должен двигаться к новой. — П.Суэйзи
Не помню, как вернулась к себе. Навзрыд ревела, уткнувшись в подушку. Слезы быстро иссякли, но я еще долго всхлипывала, болезненно перебирая в памяти наиболее хлесткие фразы отца.
Бастард… Вот что мучило меня сейчас.
Вначале я не обратила внимания, что его светлость употребил именно это слово. Сочла очередным оскорблением. Но похоже, в раздражении он выдал тайную мысль. Герцог не может доказать, что я бастард, и на этом основании выкинуть меня из дома. Он стесняется бездарной дочери, скрывает от всех, опасаясь нелестных для него слухов. Как я раньше этого не понимала? Стало больно, и в то же время я почувствовала огромное облегчение, словно свежий ветер ворвался в комнату и унес лишние мысли. Что если герцог действительно мне не отец?
Тогда, получается, я бастард?
Но как это возможно, ведь в детстве я дважды проходила испытание! Кристалл рода никогда не лжет, ошибки исключены, без сомнений он отторг бы бастарда. Это независимый и непреклонный судья. Будь я действительно чужой для дей’Холлиндоров, моя участь решилась бы сразу. Если при первой проверке родовой артефакт не признает новорожденного, он будет официально объявлен безродным, лишен магии и отправлен в какое-нибудь дальнее поселение на милость чужаков. Никому нет дела до несчастного изгнанника, даже родителям. Особенно им. В нашем королевстве безродному, живется хуже, чем приговоренным к каторге. В обществе, где принадлежность к касте знати возведена в абсолют, изгои обречены на одиночество: им запрещено жить в крупных городах, заводить семью и детей; за нарушение — вечная ссылка на Прóклятые острова, затерянные в океане далеко на севере.
Закон о бастардах, установленный еще Великим Шандором в первоначальные эпохи, жесток и действует во всех странах, где правят человеческие династии. Как рассказывал учитель, это обеспечивает рождение сильных магов исключительно в семействах аристократов. Так знать защищает право на власть. Могущественные маги в человеческих королевствах — потомки от браков с великими магическими расами: драконами, демонами и эльфами. Только знати дано управлять всем в государстве.
Трудно сказать, сколько в нас, жителях мира Андор, осталось изначальной человеческой крови. За прошедшие со времени появления в этом мире людей тысячелетия, не только знать, но и простолюдины с удовольствием смешивали кровь с представителями магических рас. Все ради обретения дара. Потому среди крестьян, ремесленников и торговцев тоже немало магов. Но простым людям позволено сочетаться браком только с представителями младших магических рас — оборотней и гномов, их магия слаба и не универсальна, однако, является прекрасным подспорьем в ремеслах и передается потомкам даже в третьем поколении. Оружейник, владеющий магией огня — смесок гномов — способен производить уникальное по свойствам оружие. Услуги садовника-мага земли всегда будут востребованы. В нашем мире маг-ремесленник достигнет богатства и почета быстрее и легче собрата без дара. Естественно, не будь сурового закона, по которому бастарда полностью лишают магии, простонародье принимало бы отверженных из знати весьма охотно, и вскоре у наших правителей, возможно, появилась бы достойная конкуренция.
Конечно, не все изгои безропотно соглашаются тянуть лямку позора. Я слышала, порой несогласные уходят в орочьи степи, в поисках того, на что не могли надеяться среди своих. Их принимают в племя. Взамен орки получают воина, фанатично настроенного против людей. Вот такой ответ на жестокость законов. Интересно, а наша уважаемая королева и ее советники в курсе сложившейся ситуации? Или постоянные набеги на границы их устраивают?
Значит, я — бастард? Незаконный ребенок, которого по какой-то странной причине не отослали, не изгнали из рода. Горькое разочарование отца, позор матери, которая прожила всего несколько лет после моего рождения и даже видеть меня не желала. Я помню это смутно. Мое стремление к маме, ее крики: «Уберите ее!» Тогда это впервые разбило мое детское сердце… Отца я всегда очень боялась и быстро выучилась прятаться, заслышав на лестнице его тяжелые шаги.
Нелюбимая, нежеланная самым близким людям.
В шесть меня отослали в поместье в сопровождении пары гувернанток. Там прошло несколько относительно счастливых лет. Я училась, читала все подряд и обрела первых в своей жизни друзей. Ребята из деревни, вместе с сыном управляющего поместьем, тайком проникли в господский сад. В начале рассматривали меня во все глаза, как диковинку. А я сидела с книжкой на скамье и с не меньшим любопытством разглядывала их. Смуглым сорванцам казались странными мои светлая кожа и волосы, но через полчаса мы уже весело играли за оградой поместья, подальше от глаз моих гувернанток.
Я часто убегала к друзьям после уроков, это был риск, и однажды он привел к катастрофе. Тогда герцог явился с одной из внезапных проверок моей успеваемости, и нашел меня не в доме, а на деревенской улице, где я играла с крестьянскими детьми в салочки — совершенно неподобающее поведение для юной сьерры. Разразилась буря, нет — ураган! Отец за ухо отволок меня в поместье, а оттуда, уволив нерадивых гувернанток, вернул в столичный особняк.
Отец… Надо отдать должное герцогу, несмотря на раздражительность и нетерпимость к малейшим ошибкам, он уделял внимание моему обучению, нанимал учителей, заставлял отчитываться о пройденном. Благодаря ему, к семнадцати годам я знала тот минимум, который необходим девушке из знатного семейства в дальнейшей жизни — для поступления в университет или замужества. Несмотря ни на что, меня воспитали как благородную сьерру. Я должна сказать спасибо за такую милость? Да ни за что, ведь это лишь дань светским условностям, а не искренняя забота и любовь. Мне казалось, герцог Оленрадэ вообще не способен на такие чувства, но с рождением сводного брата, наследника титула, убедилась, что это не так.
Долгое время после смерти моей матери герцог не женился, но пять лет назад все же вступил в брак с юной вдовушкой — баронессой Кеннвиг. С появлением в доме сьерры Доретт, началась ее тайная война против меня. Мачехе был тогда двадцать один год, мне — одиннадцать, разница в возрасте небольшая и я надеялась найти в ней друга. Но не случилось: Доретт сразу невзлюбила меня. Единовластно управляя домом, она считала потерянным каждый хилдо [1], если он потрачен на падчерицу. Под предлогом обустройства детской для родившегося наследника, меня выселили из жилой половины особняка на этаж для слуг, в комнатку старой няни герцога, которая умерла несколько лет назад. С тех пор помещение пустовало и постепенно превращалось в чулан для отслужившей свой срок мебели.
Впрочем, переезд меня совсем не огорчил — жить подальше от мачехи и герцога я была только рада. Не беда, что комнатка мала и похожа на склад, я хорошенько вычистила мусор и пыль. Зора, сильная в бытовых заклинаниях, помогла избавиться от лишнего хлама. И здесь стало даже уютно. Потертое кресло, хромоногий столик для письма — под сломанную ножку пришлось подложить кирпич для устойчивости, узкая кровать с расписным деревянным изголовьем, растрескавшимся и потемневшем от времени, но все-таки чудесным. Старинная мебель таинственно потрескивала ночами, это не пугало, но будило воображение: казалось, предметы обстановки рассказывают друг другу истории о том, что повидали на своем веку.
Сильнее всего скупость мачехи отражалась на моей внешности, точнее на гардеробе — на почти полном его отсутствии. Леди Доретт убеждена, что молодая девушка моего положения должна иметь не более двух платьев — одно для дома из дешевого сукна, другое — на выход из грубой шерсти. Последнюю обновку мне справили полтора года назад. И проблема вовсе не в том, что у любой служанки наряды намного лучше и менее поношены, просто я сильно подросла за последний год и платье выглядят не совсем прилично, открывая ноги по щиколотки, что для взрослой девицы любого положения неприемлемо. О белье, многократно заштопанном, молчу, его хотя бы не видно.
Я заглянула под кровать и нашарила ручку небольшого дорожного сундучка. Здесь я хранила свое сокровище — два тома иллюстрированной истории Андора — книги, которые я утащила из библиотеки в поместье, да так и не вернула, когда пришлось уехать. Не смогла расстаться. Пусть они будут со мной, ведь я отправлюсь в неизвестное будущее. Прикрыла томики бельем — собрала все, что имелось — две смены. Уложила даже ночную рубашку, сегодня буду спать в нижней сорочке. Отыскала в шкафу старую газету и упаковала тапочки на плоской, стершейся подошве, которые ношу летом. На этом сборы почти закончены, домашнее платье положу сверху, когда разденусь на ночь. То же и со средствами гигиены. На глаза вовремя попался набор для шитья в небольшом плоском ящичке: швейный артефакт, пара катушек, ножницы, игольница, несколько ленточек — все это богатство отправилось в сундучок. Выходное платье надену в дорогу, а чтобы скрыть его недостаточную длину, наброшу сверху плащ. На ноги — единственные ботинки, уже почти осень и на улице слякотно. Вот и все, что у меня есть.
_______________________________
[1] Хилдо — мелкая серебряная монета, чеканится во всех государствах. 100 хилдо = 1 лей
***
В дверь без стука вошла личная горничная мачехи. Дородная девица с задорно вздернутым носиком, рыжие волосы собраны в тугой узел на затылке. Эрмина раньше вроде казалась неплохой девушкой, но с тех пор, как госпожа герцогиня назначила ее доверенной служанкой, характер у нее сильно испортился — важничает и задирает нос перед всеми слугами, кроме дворецкого и камердинера его светлости. Естественно, со мной тоже не церемонится.
Уверенной походкой камеристка прошла к кровати и небрежно скинула на покрывало стопку одежды.
— Ее светлость герцогиня велела отдать вам эти платья, чтобы вы не позорили честь рода дей’Холлиндор, — Эрмина одарила меня высокомерным взглядом и бросила перед тем как выйти: — А те тряпки, что вы здесь таскали — оставьте в комнате, сгодятся на ветошь.
Невиданная щедрость! Мачеха убоялась слухов, будто герцоги Оленрадэ — последние скряги, и раскошелилась мне на новый гардероб.
Невесело усмехнувшись, я подошла к кровати, где неровной стопкой лежали обновки. Обновки? Да как бы не так! Два самых нелепых балахона из всех, что мне приходилось видеть!
Я развернула первое из платьев — темно-серое, закрытое, с длинным рукавом, без корсажа, но неумело присборенное на талии. Застежка спереди — это большой плюс, не надо никого просить о помощи. Дешевая шерсть уже заметно потерлась на манжетах и вороте. Даже без примерки видно: в талии мне будет велико — Эрмина любит булочки гораздо больше, чем я. Что ж, как ни противно, но даже этот кошмар — все-таки намного лучше, чем мое старое вылинявшее платьишко. И нет — свое «выходное» платье я им не оставлю, пущу его на окантовку ворота и рукавов. Это и украсит, и освежит убожество темно-серого безобразия.
Второе платье выглядело откровенно убого — дешевенький ситец неопределенного цвета с нелепыми разводами. Сперва показалось странным, что платье совершенно новое, Эрмина явно его не носила. Но после того, как я приложила его к себе и оценила вид в зеркале, стало ясно почему оно как новое — никто добровольно такой кошмар не наденет! Грязно-желтый цвет, который с большой натяжкой можно было назвать горчичным, сделал мою кожу болезненно-серой. Я не расстроилась, сразу же окрестила это оскорбление почтенного цеха портных — рабочим халатом и засунула в сундучок. Мое домашнее платье, то, что сейчас надето на мне, так и быть, останется здесь, раз уж мачеха нуждается в ветоши.
А вот темно-серым платьем хотелось заняться вплотную, и пока есть время подогнать по фигуре. Решив примерить его, я быстро скинула повседневное платье, оставшись лишь в нижней сорочке. Взгляд невольно скользнул к магической метке на правом предплечье. Болезненное, неприятное чувство привычно кольнуло душу. Бледно-зеленая, узенькая полоска, похожая на татуировку, браслетом охватывала тонкую руку. Рисунок нечеткий, словно полустертый, в нем с трудом различимы мелкие, уродливо скрученные листочки.
Все маги отмечены особой меткой при рождении. Ее цвет, форма, узор — уникальны и раскрывают характер дара — чем мощнее магия, тем шире, четче и ярче рисунок. Мне говорили, что когда герцогу показали новорожденную дочь, он, узрев настолько явное неблаговоление Шандора — верховного бога, который наделяет магов силой — разнес в щепки половину особняка. Даже оставаясь одна, я прячу этот позор, вот и сейчас побыстрее натянула новое платье, чтобы забыть о проклятой метке слабого дара.
Покрутилась перед зеркалом: да, хороша! Платье — точь-в-точь серый холщовый мешок, в каких на рынке продают сахели [1]. Что тут ушивать? Здесь требуется перекраивать полностью. Плечи висят, в груди жмет немилосердно, талия болтается в районе бедер. Замечательный наряд для огородного пугала! Ладно, Тхар с ним, надеюсь, в университете выдадут форменную мантию, буду прикрывать это убожество.
Я вновь влезла в свое старенькое домашнее платье, а «новое» повесила на спинку кресла, чтобы завтра надеть в дорогу. Примерка, хоть и расстроила меня, зато отвлекла от переживаний о будущем, дала возможность немного встряхнуться и взглянуть на ситуацию по-другому. С большим оптимизмом, что ли?
Все могло быть гораздо хуже: герцог мог лишить меня имени и крова или отдать замуж за какого-нибудь отвратительного старика. Но он не сделал этого, уже хорошо.
Да, следующие пять лет придется зубрить скучнейшие формулы, составы декоктов от вздутия брюха у домашнего скота и рецептуру микстур от кашля, зато я проведу все эти годы вдали от герцога и мачехи — без унижений и оскорблений. Я обязательно стану много читать, в этом мне поможет мой учитель, мэтр Силаб; так что, получив свободу распоряжаться собой после совершеннолетия, буду обладать большими знаниями, чем средний выпускник Школы искусств. Смогу сдать экзамены экстерном или уехать из Ильса и поступить в любое другое учебное заведение, не везде же учат платно.