– Хм, – встала девушка. – То есть вы готовы возместить понесённые нами издержки? А каким образом?
– Мы передадим вам всё в золоте, технике, серебре или иных ресурсах, – сухо пояснил Дюпон.
– То есть нам вы готовы возместить убытки, а коммунистам нет?
– Вы видите, что Директория Коммун становится всё более… агрессивно настроена. Вокруг неё два мира – консервативный и либеральный и она попытается сделать из них обители коммунистической идеи. Скажите, вам нужны революции на территории вашего Союза? Я думаю, что такого же мнения будут, и представители Великой Речи Посполитой и Российского Имперского Государства?
Конференциям смолкла. Яго уже предчувствует их ответы. Он много раз наблюдал за тем, как собрания политиков принимали решения в стиле «группа избивает одного», ещё со времён молодого Рейха. Он стоял в оцеплении, когда Конгресс стран Иберийских, собравшийся после пяти тяжёлых поражений от войск Рейха, принял решения влиться в состав Империи, совместными силами уничтожив Южный Халифат. Видел, как греческие собрания соглашались вместе раздавить остатки островных союзов. И сейчас что-то ему подсказывает, что Рейх, Польша и Россия выступят единым фронтом.
– Да, – встал русский. – Думаю, что устранение угрозы между нами это задача первостепенной важности. Если так продолжится дальше, то деятельность такого образования, как Директории Коммун, может нам сильно навредить.
– Моё королевство признаёт тот факт, что эта страна может быть опасна, – сказал представитель Польши, сложив руки на груди.
– Либеральный Капиталистический Союз будет заинтересован в том, чтобы одна из угроз либеральному миру была бы устранена, – произнесла девушка.
– Тогда, – Дюпон положил руки на бока. – Я подтверждаю, что стороны достигли соглашения о подписании договора, который будет составлен тут же. После небольшого перерыва.
«Интересно, что бы на это сказал мой брательник», – подумал Яго.
Тем временем по улицам города бредёт фигура, темнее свинцовых небес. Он с трудом передвигает ноги. Он вышел куда на тёмную брусчатку, проехав на такси по улице «Старого Алемадра». Выйдя его повело в улочку, где пространство стесняют эпохальные двух-трёхэтажные здания. Справа от него большая бежевая стена, выложенная камнем ещё в стародавние времена, о которых магистр слабо думает, ибо в его голове раздаётся обвинительная речь:
«– Ты бы мог долгие года жить вместе с ними, но вместо этого, ради секунды тщеславия и лени, обрёк их».
Данте уже ничего отвечает, только продолжая держать удар за ударом. Чудовищный глас обличает его, напоминает о множестве грехов и ошибок, но магистр держит себя. Вырвавшиеся эмоции вызвали меланхолическую и хандрическую волну. Силы организма, брошенные на подавление этого всплеска быстро иссякли и теперь магистр буквально тащит себя по улице до старого товарища, живущего
Тут множество людей – мужчины и женщины, в разных одеждах, но всё ещё соответствующих правилам управления «Оценки уличного одеяния», Службы улично-гражданской эстетики, Министерства эстетического уюта. Мелкий лавочный бизнес, разрешённый Рейхом, тут процветают и глаза слепит от количества различных блестяшек. Бижутерией и дешёвыми сувенирами завалены лавки. Нос Данте ловит слабые ароматы из пекарен, в глаза бросаются алые, фиолетовые и другой пёстрой расцветки ковры, разрешённые для продажи только в Константинополе.
«– Ничего, Данте, скоро всё будет по-другому. Ты только представь, ты и я, вместе до самой смерти. Ох, что бы сказала Сериль или Марта, если бы они были бы живы. Ты же помнишь, как рыдала её мать? Ты же помнишь, как ругался её отец на тебя Бедные-бедные родители потеряли свою дочь».
Данте снова не обращаете внимание на «сотоварища». Его взгляд устремлён вперёд, ноги вяло тащат Валерона, а руками он пытается цепляться за старые шероховатые стены и прилавки. Красный и бежевый цвет на фасадах стал ещё ярче в глазах магистра, голоса людей, звучание звонких труб ударило по ушам и Данте не выдержал. Магистр прислонился к стене и стал медленно сползать, отдалённо ощущая холод камня и брусчатки, свежесть порывов ветра.
Народ стал толпиться возле Данте,
«– Лежи слабак. Ты не смог её спасти, куда тебе до себя?».
Наряд стал толпиться возле магистра. Данте ничего не мог сообразить, любая попытка собрать мысли или подняться оканчивалась только ударом слабости. Но магистр не собирался так легко сдаваться. Если на бесчувственность он уже не может полгаться, то ему стоит обратить свои же эмоции в оружие. Вспомнив о всей злобе, ярости и праведном гневе, он родил внутри новое усилие, которым отторгнул хандру. Бледное доселе лицо на пару мгновение налилось багрецой, а в руках и ногах появилась дрожь,
«– А ты не промах. Данте Валерон. Но это не изменит факта твоей беспомощности».
После того, как тварь проговорила сие, она скрылась в глубинах подсознания, чтобы снова вернуться.
Данте встал и более уверенно пошёл. Его шаг медленный, но уже не срываемый слабостью. Теперь магистр может нормально думать и все его мыли устремились к одной – «Как от этого избавиться?».
Он прошёл чуть дальше, удаляясь от собравшихся людей. Чиновники одного из надзорных управлений уже успели отметить этот случай у себя в листах и сюда уже спешит полиция, чья цель – изучить всё на предмет опасности государству.
Данте только бредёт вперёд, устало перебирая ногами, пока не натыкается на каменную лачугу, чьи стены обмазаны бежевой штукатуркой, стучась туда. В единственном окне промелькнуло лицо и дверь тут же открылась, давая магистру ввалиться внутрь. За порогом Валерона ждала лавка, где ведётся торговля целебными растениями, полки ломятся от трав, в воздухе витает запах благовоний, выжигаемых палочками. Магистр встретил вялым приветствием в виде низко поднятой руки лавочника, причём выговаривая странные слова:
– «Мы идём на острие рассвета».
– Это вы, господин магистр? – чуть поклонился лавочник в роскошных восточных одеждах, работающий на орден. – Если бы не тайное приветствие «Ангельской стражи», я бы вас не признал. Что вы хотите?
– По-позови брата, – Данте дал себе слабину, и сила ушла из коленей – он рухнул на холодный пол, сохраняя на грани потери сознание, он выдавливает слово. – Поз-з-зови я-Яг.
Глава восьмая. Встреча в Москве
Спустя два дня.
Чудесная погода в это время года установилась в одной из мировых столиц. Главный город всего русского мира укрылся в одеяния снега и льда, на множественных крышах лежат белые покровы, улицы полнятся сугробами, а вольная детвора со смехом и весельем играет в снежки.
Украшением улиц Москвы стали её дома. Тут можно наткнуться и на кварталы с фасадами в стиле древней Руси – выполненные под резное дерево, раскрашенные пёстрыми красками в узоры растений, птиц или солнца. Рядом с ними соседствуют здания в стиле московского ампира – монотонные, выкрашенные в жёлтое или зелёное, в три или четыре этажа, отличающиеся строго прямыми линиями и античным направлением – лепниной, колоннами и барельефами, с военными мотивами. Так же здесь множество и строений нового типа – высоких, закованных в пластик и стекло, но всё-таки большинство кварталов строго следуют Указу Императора «О реставрации духа града Москвы», и архитекторы «наряжают» дома в одеяния старых стилей.
Несколько человек, идущих по одной из множества улиц города, то и дело натыкаются на солдат в красной яркой форме. Это рослые мужики, на них надеты багровые камзолы, усеянные карманами и патронташами, торс защищает бронежилет такого же цвета. На их поясах бряцают пистолеты, а в руках держатся странные орудия – вроде похожие на бердыши, только с проводами к лезвию, но посредине толстого древка есть спусковой крючок и магазин с патронами.
– Кто же это такие? – на новоимперском спросил среднего роста мужчина; его чуть полноватое лицо под капюшоном тёмно-синего пуховика, который прикрывает плотные тёмные штаны, уходящие в сапоги.
– Стрельцы, – ответил на том же языке крупный мужчина с полным лицом, отягощённым уже морщинами; его шапка чуть сдвинута на лоб, зелёная куртка достаёт едва ли не дол пят.
– Эстебан, – фыркнул другой мужчина, надевший на себя лёгкую ветровку, джинсы и битники, оттого и дрожащий весь. – Тебе было трудно изучить историю страны, куда мы едем?
– Ну я хотя бы прогноз погоды в Москве узнал, Яго, – усмехнулся парень. – И сейчас не промёрз до костей.
– Заткнись! Ты не забыл, что ты мне ещё за Конфедерацию должен? Или кто твою мелюзгу переправлял из задворок Канады. Это прогнившая страна могла нам поднагадить и устроить фейерверки из систем ПВО.
– Не устроила же. И вообще, это я вытащил у Маритона тот самый ключ и передал его тебе. Он конечно рад, что смог как-то помочь Рейху.
– Скажи, зачем тебе нужно было отправлять молокоотсосов туда? Вот, зараза, Эстебан, разве они не могли спокойно жить на задворках мира?
– Нет, Яго, – пробурчал парень. – Канадские силы могли бы их обнаружить и уничтожить. В Конфедеративных Штатах Америки их ждёт безопасность, сытость и будущее.
– Ты не забыл, что та самая Элен немного смуглая? В Конфедерации на неё будут смотреть косо.
– Он обещал им помочь в Конфедерации найти себя. Маритон говорил, что может отвести их от административных… трудностей. Он сказал, что рад будет найти для них место в Конфедерации.
– Почему не Рейх? – стиснув посиневшие губы, спросил Яго, натирая себя за плечи.
– Пойми Яго, они бежали из Рейха, потому что были пресыщены им. В Конфедерации их ждёт немного другой мир. Он более вольный, более свободный, нежели Империи Европы или американские северные обиталища либерализма, – Эстебан во время ответа с удивлением рассматривал улицу, где среди домов мерцал золотой купол и белые стены церкви.
Эстебан с интересом наблюдает за белыми аккуратными фасадами, отличными рельефными элементами, следит за аккуратными окнами и разноцветными стенами, видит высеки на русском языке, слышит народные хоровые песни, льющиеся из колонок. Улицы здесь широкие, не то что в городах Рейха и наполнены столь многим, что взгляд невольно разбегается повсюду. Тут есть и прилавки, где идёт торговля едой – колбасы, сыры, подвешенные бублики и сушки, пирожки и рагули. Эстебан находит здесь и продавцов лакомствами – леденцы на палочках – петушки и круги. Вместе с ними полно и множество уличных музыкантов, нараспев поющих народные песни о победе, или просто мелодии, взывающие к мотивам древней Руси или же классики.
Глаза Командора выхватывают и образы людей. На них кажется эпохальная одежда – кафтаны и сапоги, длинные платья, пальто с пушистыми воротниками и большие шапки. Взгляд в другую сторону и его взгляду предстало развлечение – детей и взрослых катают на роскошно устроенных санях, запряжённых тройкой лошадей. Тут же идёт и священник, только на нём чёрная ряса и золотая блестящая епитрахиль, а сам он куда-то спешит.
В этом Эстебан находит что-то глубокое и хтоническое, родственное и взывающее к нему самому. Понимая, что такой немного богатый уклад этой улицы обусловлен близостью к кремлю, парень не унимает удивления от вида всего увиденного. Он помнит, что сам родом из северной Европы, где была русская диаспора. Он только помнит название того града, что вырисовывалось в памяти буквами – «Стокгольм».
– Интересно, – Яго показал на странный литой бронзовый памятник, где крестом лежат три вещи – маска, перчатки и шприц. – Это я так понимаю с той треклятой эпидемии, что была два года назад?
– Да. Наш градоначальник, Собнин Сергей, – продолжает говорить русский в зелёном пуховике, на новоимперском, – дал ещё год назад распоряжение поставить памятник тому, что удерживало эпидемию той инфекции с царским названием. А ещё заодно и снял все ограничения.
– Кстати, Комаров, – грубо тараторит Яго, стуча зубами. – Что у вас с охранными войсками? Я не совсем сообразил по стрельцам, гвардии.
– Есть несколько подразделений охраны городов. Российская Имперская Гвардия смотрит за общественным порядком. Московский стрелецкий полк – это особое подразделение. Оно воссоздано Императором для обороны и охраны Москвы, а также для участия в особых операциях.
– Так, а полиция и жандармерия это не одно и то же? – смутился Яго. – Я не совсем внимаю вашей системе.
– Жандармерия занимается розыском заговорщиков, – спокойно отвечает Комаров. – Её специальность – поиск и предупреждение деятельности тайных сообществ, стремящихся к свержению власти Императора или имперских властей.
– А как же ваша Федеральная Служба Безопасности? – потирая щёки, спросил Яго. – Я думал это она крутит хвосты тем, кто покусился на имперский трон.
– Не совсем ФСБ… Служба Имперской Безопасности взяла полномочия по охране границ. Так же они отслеживают деятельность экстремистов и террористов. Жандармерия – это более специализированный орган.
Пока велись удивительные разговоры о устройстве государства Российского, люди прошли изрядное расстояние, пока не вышли к огромной площади, что не вмещает взгляд. Эстебан не видел такой широты, такого размаха в площадях, ибо Рейх брал монументальностью и монстроузностью своих шедевров архитектуры. Он помнит об одной, в Этронто, но ему не удавалось видеть её самому, а здесь перед ним расстелилось море брусчатки, а на горизонте красноокрашенная крепость, за стенами которой видится злато куполов и великолепие лепнины.
– Идёмте, махнул Комаров, и они быстро подошли к одной из небольших построек на краю Красной площади; это оказался широкий цилиндр красно-пряничного цвета, в который встроено множество элементов – декоративные колонны, немного барельефов с народными мотивами, окна разбросаны в хаотичном порядке, а всё вершит нежилая башенка.
– Времён кого это чудо? – смутился Яго, проходя внутрь.
– Был у нас мэр времён Федеративной России – Люшкофф. Он и любил всё в этом стиле строить.
Это оказалось небольшое кафе с двумя этажами и подвальным посещением. Стены, украшенные парой картин, в антураже голого кирпича, крепкие деревянные столы, полы, выложенные паркетом. Люди прошли в цокольный этаж, же за дальним столом их уже ждёт странная фигура, выряженная в красный балахон поверх чёрного подрясника, сложив в кулак пятерню пальцев, утянутую в перчатку.
– Ну здравствуй, отец Андрей, – присаживаясь отдал приветствие Комаров.
– И тебя рад приветствовать, – раздался техно-голос из-под капюшона, что заставило другого парня продрогнуть и начать говорить:
– Отец Андрей? – раздалось удивление от Яго. – Какого… в смысле, это ты, Андронник?
– Да, Яго. Скажи, сколько я тебе не зрел зрительными нейро-нервами? Хотя подожди, я сам обращусь к архивам памяти, – спустя секунду снова звучит механическая речь. – Пятнадцать лет… долгих пятнадцать лет, – речь киборга стала более человеческой.
– Зараза, – выругался и хлопнул в ладоши Яго. – Как же давно я тебя не видел, Андронник. Я бы тебя бы обняло, если бы не народ. Скажи, что с тобой стало после того дня? Мне пришлось бежать на восток, а ты? – не отнимая взгляда от Андронника, спросил Яго.
– Это сложно вспоминать. Не механически, а психически. Тогда я решил покинуть нового Консула, Данте Валерона, и уйти на дальний восток.
– Что тебя привело туда? – всё допытывается Яго.
– Я не мог его видеть таким, в силу определённого ряда психо-сознательных причин, рождённых из личных психических травм, которые создавали крайне неприятную самото-соматорную среду и негативно влияли на исполнение рабочих обязанностей.
– Как же я соскучился по твоим оборотам, хах, – рассмеялся Яго.
– В нём я увидел себя старого. Я не мог больше быть в Рейхе, – Андронник бы сейчас выпил, если бы его рот не заменила аудио-решётка и динамики, что превращают мысленный импульс и слабое движение мышц губ в холодную речь. – Ладно, давайте перейдём к делам по которым я был вызван с Владивостока.
– Хорошо, – Яго расстегнул ветровку. – Эстебан, смотайся кабанчиком, закажи нам что-нибудь выпить.
– Не в моём присутствии, – тихо проговорил Андронник и указал на соседний столик, где сидят два крупных мужика; на них красные кафтаны, накрывающие чёрные подрясники. – Это Патриаршие стрельцы, особое подразделение при церкви. Производят наблюдательные и надзорные мероприятия за служителями священного сана, дабы предупреждать правонарушения ими содеянные.
– Понимаю, – Яго осадил Эстебана. – Тогда принеси нам сока и поесть что-нибудь скромное.
– Хорошо, – парень пошёл к барной стойке.
– Я так понимаю дело, ради которого мы сегодня встретились, касается психо-душевного состояния Данте Валерона, – машинный глас Андронника заставил оглянуться людей, сидящих рядом. – Позавчера названивал Флорентин Антинори с просьбой провести специальную встречу в Москве.