– Ты сказал.
– Как это? – будто стукнутый по голове, спросил Илья.
– В Коране – священной книге мусульман – сказано: «Если кто сделает один шаг навстречу милости божьей, божественное милосердие делает десять шагов вперёд, чтобы принять его». А мудрецы из Китая, следующие Пути и называемые даосами, говорят: «Знающий не говорит, говорящий не знает». Мудрец молчит и подчас узнаёт гораздо больше того, кто не перестаёт задавать вопросы. А христиане утверждают, что бог в душе каждого человека, и, чтобы познать его, достаточно познать самого себя.
– Так что же получается, мне у себя, стало быть, спрашивать обо всём? – досадуя, спросил Илья. – А потом слушать, что пробурчит живот? Так, что ли?
– Живот лишь тогда отзовётся, когда настанет пора его чем-нибудь набить. Сытое брюхо к учению глухо. Но и одними рассуждениями к таким ответам не придёшь. Голова тут не поможет.
– Ну и как же тогда себя слушать?
– Знаешь, бабы, которых мужики почти на всей земле определили к себе в услужение, подчас знают много больше их. Есть у женщины способность к этому знанию. Спроси её, как она почувствовала, что дитя, скажем, в опасности, и не ошиблась, так она тебе и не ответит, потому как не головой до этого додумалась, но именно что животом – у женщин там матка, которая и жизнь всему даёт, и сообщает ей знания великие.
Илья молча соображал услышанное, а потом спросил:
– Но почему люди назвали бога многими именами? Ведь если бы у них был один бог, то они тогда, наверное, не враждовали бы друг с другом?
– Уверяю тебя, даже тогда люди непременно нашли, из-за чего стоило бы подраться. Христиане и мусульмане именно так и поступают, веруя в единого бога. И даже в стане самих христиан нет единства – одинаково толкуя деяния Иисуса Христа, они враждуют из-за способов поклонения ему.
– Вот ведь глупцы! – искренне восхитился Илья.
– Жаль, что они не слышат тебя. Не то непременно сожгли бы на костре.
– Зачем? Я ведь ещё не умер.
– Для того и сожгли бы, чтоб умер, – рассмеялся Вежда. – Как еретика и богохульника.
– Но для чего же бог это всё терпит? Неужели ему не всё равно, как его называют?
– Именно потому, что всё равно, он и терпит. Но ты опять за своё: я ведь сказал, что бога как бы и нет.
– Но что же тогда есть?
– Никто из самых великих мудрецов не знает этого. Но то, что что-то есть – это точно. И это что-то настолько велико, что в этом мире возможны самые невероятные вещи. Однако обычным людям проще гуртом, сообща идти за тем, что они назвали «Бог», проповедуя особые правила этого похода. Это называется «религия». Ведь к этому неведомому, что именуют разными именами, можно идти самыми разными путями. Кому-то это делать проще вместе с другими, кто-то идёт туда же один. Религии – это вообще одна из самых первых ступеней к тому неведомому, что некоторые называют вместо слова «бог» Истиной.
– Ты тоже называешь это так, – сказал Илья.
– Потому что вынужден рассказывать об этом тебе. Сам я это давно никак не называю. Слово – плохой помощник в поисках того, что называют богом.
– Как ты иногда сложно говоришь, Вежда. И слова у тебя какие-то чудны́е, и складываешь ты их чудно́.
– В конце концов слова прогорят и останется жар, – сказал Вежда и подбросил в очаг поленьев.
– …Исстари это искусство начиналось с умения ездить на лошади и стрельбы из лука, но постепенно его основой стал рукопашный бой. Сейчас его называют у-йи, что значит «боевое искусство». Когда-нибудь его станут именовать сначала у-шу, а потом и кунг-фу. Но не это главное. Китайское боевое искусство включает в себя не только кулачный бой, но и владение оружием. Ты прошёл первую ступень ученичества, теперь настала пора подыскать для тебя подходящий меч, а также научиться владеть луком и ещё много чем.
– Зачем подыскивать меч? Он уже есть – меч викинга, Сневара!
– Этот меч не для тебя. Его ковали для человека почти вдвое уступающему тебе в ширине плеч. Несколько лет назад это ещё было не так. Но ты здорово изменился за это время – успел побывать и калекой, и встать на ноги и окрепнуть так, что теперь и телёнка двухлетку, за рога взявши, пожалуй, сможешь повалить.
– Так сходим в село, попросим нашего кузнеца Борыню – он и выкует!
Вежда покачал головой:
– Ваш Борыня горазд плуги тачать да коней подковывать, но как оружейных дел мастер он не годится.
– Что же делать? Я в округе ещё только в соседней деревне кузнеца знаю. Да и как знаю – слыхал только…
– И тот не годится, – снова покачал головой Вежда.
– Да откуда ты знаешь? – удивился Илья. – Ты ведь нездешний!
– Знаю, – невозмутимо качнул своей белой бородой Вежда. – В Муром идти надо.
– Не близко!.. – присвистнул Илья и тут же спохватился. – Ой, дрова-дрова… Не прогневить бы Домового… – И тут же махнул рукой: – Ба! Я и забыл, что его у нас нету…
– Не близко, да делать нечего – придётся идти до Мурома. Вот навестим твоих родителей, поможем им на земле да и в путь.
– Ох и соскучился я по ним, Вежда! Спаси боги! – обрадованно сказал Илья, но Вежда сейчас же передразнил его:
– «Спасибо»! Ишь, возомнил награду. Ты идёшь свой долг им отдавать, малую его толику – в хозяйстве помочь. Или забыл, что они тебя долго не увидят – не ты ли собрался в княжескую дружину?
Илья сконфуженно опустил голову. Вежда легонько щёлкнул его по лбу:
– Эх ты! Вот одна из священных могил человечества: «Я это заслужил». Сказавший это однажды, повторит снова и снова. Пока не зароет себя окончательно.
2
Как просохла земля, Вежда сказал Илье:
– Завтра собираемся и идём в село.
Поутру поблагодарили лесного хозяина, подойдя к первому замеченному дуплу, да и пошли, намереваясь поспеть в село до свету.
Добрались засветло, и Илья сразу отправился к отцу – Чёбот с одним из своих работников корчевал пни на недавно вырубленной под пахоту заимке.
– Батя! – крикнул Илья, увидев отца.
– Илюшка! – обрадовался Чёбот, бросая прилаживать постромки от упряжи коня к очередному пню. – Ишь, вымахал-то! Весь в деда Путяту!
Он прижал к груди сына, потом отстранился и с удовольствием оглядел опередившего его на целую голову Илью:
– И впрямь богатырь. Что ж ты не навещал-то нас?
– Да не до того было, батя. Я там как белка скакал – то одно, то другое. Никак не могли мы начатое бросить.
– А Вежда-то время находил, – покачал головой Чёбот.
– Как находил? – удивился Илья.
– Да так, – удивился и Чёбот тоже. – Пользовал тут болезных-то.
– Да когда?! Он со мной безвылазно там сидел! Чего ты говоришь-то?
– Что знаю, то и говорю, – досадливо пожал плечами Чёбот. – Вон, Береста подтвердит.
– Верно. Недавно совсем бабу Акулину от какого-то лиха спас, – подал голос от коня здоровяк Береста, уже третье лето работавший у Чёботов, а сам Чёбот добавил:
– Он, когда с тобой-то уходил, сказывал нам: занедужит кто или ещё какая напасть, вы, мол, повяжите тесьму в своей кумирне на какого хошь идола. Я, говорит, и приду к вам.
– Ну?.. Дальше-то!.. – вытаращив глаза, сказал Илья.
– Ну и приходил! – опять пожал плечами Чёбот. – Как обещал…
– Когда же он успевал-то?.. – задал вопрос самому себе Илья, морща лоб, а Чёбот восхищённо развёл руками:
– Вот ведь святой старик! Всюду поспел… Не зря я за него Перуну свинью принёс на самый солнцеворот. И ещё принесу – им нам послан твой Вежда.
Чёбот повернулся к солнцу и низко, да самой земли поклонился, шепча молитву.
Отложив думы до вечера, Илья остался с отцом и Берестой, помогая корчевать пни.
Вечером в избе за столом, обильно уставленном снедью радостной Славой, сидели все Чёботы с Веждой и двумя работниками. Улучив момент, Илья спросил Вежду:
– Как же ты в село-то успевал наведываться?
Вежда равнодушно пожал плечами:
– Успевал, да и весь сказ.
И как ни пытался разговорить его Илья, старик отмахивался от него, как от осенней мухи, переводя разговор в другую сторону.
Уже когда собирались укладываться спать, Илья снова пристал к Вежде, ехидно вопрошая:
– Может, у тебя брат-близнец есть, а?
– Слушай, ученик, – повернул к нему суровое лицо Вежда, – у меня, может, и не один брат-близнец есть, только ты брось выведывать то, что разуметь пока не в силах. Понял ли?
– Понял, – сконфуженно кивнул головой Илья.
– Вот и славно. А пока слушай и запоминай то, что тебе надлежит сделать. Завтра же пойдёшь в Муром.
– Один, что ли? А ты?! – заволновался Илья. – И ты же ещё говорил, что родителям помогать станем!..
Вежда поднял руку, прерывая его расспросы:
– Я передумал. Родителям я помогать буду. А ты пойдёшь. И посему – запоминай хорошенько. Не доходя до Мурома есть село Карачарово. Спросишь там кузнеца по имени Белота.
– Что же там, кузнецов много, что ли? – проворчал недовольный Илья.
– Двое их там. Но оружейных дел мастер, который тебе нужен – Белота.
– Ты его знаешь?
– Знаю, – отрезал Вежда. – Вот с этим кузнецом и будешь дело иметь. Скажешь, что тебе нужен меч. И не какой-нибудь там купеческий для лесной дороги, а самый настоящий боевой. Скажешь, что в дружину к князю собираешься. Впрочем, говори, что хочешь, главное, меч добудь. Да, и вот ещё что: мены с собой не возьмёшь никакой…
– Так чем же я за работу расплачиваться стану? – удивился Илья.
– Не знаю, – отмахнулся Вежда. – Не моя это забота. Чем согласится взять Белота, тем и заплатишь.
– Да как же!.. – взмолился Илья, но старик непреклонно продолжал:
– Коня брать запрещаю. Пешком пойдёшь. —Илья хмуро слушал, уже не пытаясь протестовать. – Если кто окажется в попутчиках – езжай на чём хочешь: хоть в возке княжеском. Встанешь завтра до света, если родители успеют подняться так же рано – попрощаешься, а нет – отправишься как есть. Вот тебе весь мой сказ. Без меча можешь не возвращаться. А теперь – спать.
– Учитель, – еле слышно сказал Илья. – Ты-то хоть меня завтра проводишь?
Вежда сурово взглянул на Илью и неожиданно по-доброму улыбнулся:
– В этом не сомневайся, ученик.
И сразу отлегло от сердца у Ильи. Нет, наставник вовсе не досадует на него, и раз сказал, стало быть, так и нужно сделать. И предстоящая назавтра дорога уже не казалась ему такой нежеланной, и дело, которое ждало его в далёком селе Карачарове, не представлялось таким суровым испытанием. Поэтому заснул Илья с лёгкой душой и быстро, без ненужных думок.
Проводить Илью успели и мать, и отец.
– Куда же ты его, Вежда? – собирая котомку, приговаривала Слава. – Не по-людски как-то… Дома-то не по́был совсем.
Однако перечить старику не решалась. Чёбот вообще помалкивал, сидя на скамье и просто глядя, как уминает завтрак сын. Ему хоть и жаль было так скоро расставаться с ним, но в глубине души он поддерживал Вежду, поскольку видел в нём наставника не только для Ильи, но и для себя с женой. Да и верно это было: коли решил сын воинскому делу обучиться, то и жить ему теперь полагалось как-то иначе и уж небось не за мамкин подол держаться. Слава всё тихонько причитала, и Илья пробасил из-за стола:
– Ладно тебе, ма. Не маленький уж я, поди.
– Не маленький… – передразнила Слава, затягивая постромки мешка. – Недавно только ходить заново научился, а уже – «ладно».
Вежда молчал, стоя у двери и сложив руки крестом на груди.
Попрощались у ворот – Илья велел до околицы за ним не ходить. Слава не удержалась, заплакала. Чёбот обнял сына, сказал:
– Ну-ко, не посрами Чёботов там, у муромчан этих. Не лыком мы шиты.
Слава поцеловала Илью в лоб мокрыми дрожащими губами, прошептала:
– Оберег не снимай, сынок. Озоруют в лесах-то, поди…
И уже отпустив, добавила:
– Белбог тебе в помощь.
Илья закинул котомку за спину и повернулся к Вежде. Тот стоял, прислонившись к столбу и невозмутимо поглядывая на небо. Все ждали, что скажет он. Старик отстранился от столба и подошёл поближе к Илье:
– Ежедневно находи время для упражнений с внутренней силой.
– А какие повторять?
– Какие захочешь. И непременно выполняй «Движения Пяти Зверей».
Чёбот со Славой с интересом и робостью прислушивались. Напоследок Вежда оглядел Илью, будто впервые его увидел, и кивнул головой:
– Доброго пути. Да гляди, не задерживайся. На девок муромских не заглядывайся, – и лукаво улыбнулся. Илья тоже улыбнулся в ответ, постоял, думая, что учитель обнимет его на дорожку, но Вежда всем своим видом говорил: «Иди». Тогда он, решительно повернувшись, шагнул за ворота и двинулся к околице.
Когда Илья скрылся из виду, Вежда повернулся к родителям. Те стояли враз осиротевшие, сгорбившиеся. Слава снова заплакала. Вежда покачал головой:
– Э-э, родители называются. Цыц! – он погрозил пальцем обоим. – А вы думали, он всегда при вас будет? Не печь небось. Ноги у него есть. Так и пойдёт по белу свету. Да недалече он и отправился нынче. Скоро назад будет. Так что нечего хныкать, пошли работать – я хоть разомнусь малость, совсем в лесу одичал с вашим дитятком.
И он, прихватив одной рукой за плечи Чёбота, другой – Славу, повлёк обоих к дому. Слава ткнулась ему в плечо, но плакать перестала. Вежда что-то негромко добавил, и, уже входя в дом, Чёботы рассмеялись, расставаясь с прощальной тоской.
1
До Мурома идти предстояло не меньше седмицы. Никогда ещё Илья не уходил от родного села так далеко.
Ещё когда мать взялась собирать поутру заплечный мешок, он хотел отобрать, не позволив нянькаться с ним, как с малым, но догадался, что ей от этого станет больно, и удержался. «Потом догляжу», – решил он, но, видя, как Слава хлопочет, и представив, как после неё он лезет в котомку учинять проверку, устыдился и твёрдо решил совсем не глядеть внутрь. Да и могла ли мать забыть положить в дорогу сыну хоть какую-то малость? Так и вышло: всё в мешке нашлось, и, усмехнувшись с нежностью, Илья смекнул, что скорее надо было удерживать матушку от избытка в вещах.
Идти пришлось от одной деревни до другой, каждый раз спрашивая добрых людей о верном направлении. Первую же ночь ему пришлось провести в поле, благо погода стояла жаркая не по весне. В следующий раз он уже был учён и старался выгадать время так, чтобы ночевать только под людским кровом.
Здоровенного парня, каким был он, оглядывали, но никогда не отказывали, помня завет предков о милости к страннику, для порядку ведя к старосте. Выспросив Илью, кто таков да из чьих земель, определяли в избу к какому-нибудь селянину, где мужики водились не мельче самого Ильи и – что верней – не из робкого десятка. Илья сперва смущался, но скоро его это стало забавлять.
В деревне с чудны́м именем Глýшки, куда он попал на четвёртую ночь, тщедушный с виду староста определил его в дом ко вдове, сыновьями у которой оказались два здоровенных парубка – каждый на голову выше Ильи. Одно хорошо: и вдова – бойкая тётка – и оба бугая норова были весёлого, не обидного. Звали братьев Ломоть да Ледолом. Тётка Загýдиха живо собрала небедный стол, накормив троих здоровых мужиков (сразу видать, дело привычное). Братья посмеивались, пока мать выспрашивала Илью про то, что и так было ей ведомо от старосты:
– До Мурома, значит, идёшь-то?
Илья кивнул.
– Родичи там у тебя али в артель наниматься собрался?
– Кузнец мне нужен тамошний.
– Зачем же в даль-то такую? Нешто своих кузнецов у вас степняки поуволокли?
– Нет, тётушка, мне особенный кузнец нужен, оружейных дел мастер, – простодушно отвечал Илья, решив, что врать ни к чему, и повторяя это уже в котором селе. Братья заинтересованно придвинулись ближе, и старший – Ледолом – встрял:
– А ты что же, молодец, никак в ратники податься решил?
– Решил, – согласился Илья. Братья переглянулись, улыбаясь.
– Стало быть, бороться ты мастак? – предположил Ломоть, барабаня по столешнице громадными ручищами, на что сейчас же получил от матери:
– А ну, не стучи, достучишься до беды!
Ломоть руки убрал, а Илья отмахнулся:
– Какой там мастак. Вот мечом обзаведусь и обучаться стану.
– А чего ждать-то? – снова переглянувшись с братом, продолжил Ломоть. – Давай-ка сейчас и начнём, кости разомнём.
– Заодно и проверим, каков ты есть боец, – поддакнул Ледолом. Илья давно ждал этого предложения, и нельзя сказать, что оно ему пришлось не по нраву. Мальчишкой он рос не слишком задиристым, но побороться был горазд и потому кивнул:
– А что, можно и проверить.
Тётка Загудиха для порядку немного поворчала на сыновей:
– Всё бы им ребра считать у гостей, всё бы силушкой меряться, – однако со стола убирать объедки решила погодить и с братьями да Ильёй вышла на двор, где было достаточно светло для дружеского поединка.