Впрочем, сегодня мне надо попытаться развеяться от подобных мыслей. Неужто я и в свой законный выходной должен думать лишь о работе. Конечно же, нет! Лучше, схожу-ка я в зоопарк к вольеру со своими любимцами, дальневосточными леопардами. Кстати, одного из них, по кличке дядя Кися, я до полугода воспитывал у себя дома и только затем, когда он совсем оборзел, стал заглядываться на соседок даже в моем присутствии, я сдал его на перевоспитание в зоопарк. Чтобы он понял, что человеческие самочки не про него.
Подарил же мне его один антиквар китаец в обмен на две нефритовые статуэтки, изображавшие слона и слониху. Причём самец был изваян из голубого камня, а самка из розового. Как позже выяснилось, это были реликвии служителей богини Кали, похищенные из их главного храма в период правления Индиры Ганди. А я-то думал, обменивая их на две бутылки хорошего коньяка у студента талиба, что это всего лишь базарные сувениры из какой-нибудь экзотической страны.
Да, китаец-антиквар был далеко не промах. Впрочем, за то и поплатился жизнью. Да ещё в придачу и статуэток лишился. Так во всяком случае говорилось в статье в одном из журналов. Где теперь они, мои статуэтки? Хорошо, если попали в чьи-то добрые руки. А вдруг их похитили те самые злые приспешники богини смерти (Кали). Тогда они могут выйти когда-либо и на мой след. От этой мысли меня мгновенно покрыла испарина страха, и я вынужден был принять таблетку валидола, чтобы хоть как-то успокоиться.
Когда я, наконец-таки, добрался до вольеры с леопардами, Кися уже вовсю кемарил на своём почётном месте вожака стаи. Точнее, на самом высоком из валунов.
- Сынок, - ласково позвал я леопарда, - папа пришёл, мороженое принёс. Вставай, скотина, пока оно совсем не растаяло!
Услышав знакомый голос, животное вяло пошевелило ушами, затем всё-таки открыло один глаз и с ленинским прищуром уставилось прямо в меня. Увидев, что я действительно не солгал относительно мороженного, дядя Кися, глубоко зевнув, поднялся на ноги и двинул в мою сторону, всё ещё не открывая второго глаза. Когда котик сожрал брошенное ему эскимо, он блаженно замяукал, но второго глаза, скотина, так и не раскрыл. Тогда я, видя такое неуважение к своей персоне, обозвал его «голубым» и бросил точно в его бесстыжий нос обёртку от мороженного.
То ли потому, что его несправедливо обозвали голубым, а может и оттого, что больно попало по носу, ведь перед броском я закатал в бумажку ещё и камешек, воспитанник мой вдруг ни с того ни с сего, озверел настолько, что с рёвом бросился на меня, своего благодетеля. Правда, вовремя остановился, осознав, что такого широкого рва и ему не перепрыгнуть. Это обидело меня чрезвычайно, и я, показав гадёнышу кукиш, немедля отправился обратно домой, дабы там, уже в тишине, обдумать план своих дальнейших действий. Чтобы, как говориться, и волки были сыты, да и овцы остались целы.
2.
Следующая рабочая неделя началась даже хуже предыдущей. Опять те же жалобы на слонов в парилке, только ещё более интенсивные. А во вторник и того гаже, наконец, позвонил и сам директор нашего банно-прачечного треста Атос Арамисович и, не стесняясь в выражениях, сказал мне откровенно, как своему давнему приятелю, что, если я до понедельника не уберу этих чёртовых слонов из парилок, моя песенка спета! Да и его тоже. Оказывается, именно в мою баню ходит мыться бабушка самого премьер-министра, до которой тоже, наконец, дошло, что голубой слон в женской парной это что-то неправильное.
- Я же не виноват, что дебил-живописец забыл о том, что он должен быть розовым! Ведь это же самочка!!.
- Какая, нахрен, самочка!!! Чмо, ты, безмоглое! Ты сам-то хоть видел, что там накалякано?
- А когда?? Совсем времени нет. Все жалобы разбираю.
- Тогда сходи и увидишь, что в этом слоне даже больше мужского, чем в том, что в парилке у мужиков!
- Как так не понял? - изумился я.
- Не, тебя надо с должности убирать! Короче, если к понедельнику не закрасишь обоих, простым банщиком станешь!! И я не шучу. Понял?
- Хорошо. Сделаю! А что вместо слонов намалевать?
- Оставь стены пока голыми. А как художник с командировки возвратится, пусть вначале эскизы сделает, которые после представишь мне на утверждение. Отныне я буду все контролировать сам! - сказав это, начальник повесил трубку.
3.
- Вот, сволочь! - в сердцах выругался я после того, как закончил-таки работу по закрашиванию слонов. Это сколько же он мне доставил не только неприятностей, но и работы. Точно убил бы, коли бы за это отвечать не пришлось! Впрочем, проучить все равно его надо!
Когда я вернулся домой, в прихожей истошно надрывался телефон. Я нехотя снял трубку.
- Кто-кто это? Ах, это ты, Соломон! Какой аванс, за что?? В счёт будущих трудов? Как же, жди! Да ты, блин, такое отчебучил со слонами, что аж до самого премьера дошло! Это ты мне теперь по гроб должен за то, что я тебя не заложил. Всё на себя по-честному повесил! Мой, мол, это недогляд. На кой ты и в женском отделении голубого слона нарисовал?? Никого, говоришь, там не было, потому и не разобрал. Тогда почему в мужском не ошибся? Уборщица подсказала. Так надо было потом всё переделать! Не успел, в делах закрутился? Переделаешь хоть завтра? Ну-ну! Впрочем, уже поздно. Я их закрасил только что! Зачем? Шеф приказал. И сказал, чтобы ты теперь вначале эскиз делал. Кстати, проверять работу он тоже будет сам. Ибо нет мне отныне через тебя, подлеца, доверия! Нарисуешь бесплатно, говоришь, мой портрет вместе с Дядей Кисей на руках. Не справишься. Кися ведь тебя не любит, и посему позировать не станет. Почему? Забыл что ли, как перед самым его отъездом в зоопарк ты к нам со своей кралей приходил, задаток получить за роспись моего кабинета. Так Кися к ней и так, и сяк, а ты его от неё всё своим рюкзаком с мольбертом загораживал! Вот он это и запомнил очень. Нет, не ошибаюсь. При виде только одной твоей фотографии он и то впадает в неистовство. А если уж живого на пути повстречает, точно разорвёт в клочья! Тогда по памяти, говоришь, нарисуешь? Это можно. Хорошо, завтра с утра и начнём.
Когда я узнал о том, что случилось с Соломоном, огорчению моему не было предела! Ещё бы, ведь я так надеялся на то, что он всё же сумеет закончить мой портрет с Дядей Кисей на руках. Но увы, оказывается пути господни действительно неисповедимы. Ну, на кой хрен, он поплёлся после попойки в Зоопарк? Да ещё один! Мало ли чего я ему по-пьяни наболтал. Да я только и сказал всего, что слабо, мол, ему, мазилке трусливому, на Дядю Кисю даже одним глазком взглянуть. Куда уж там открыто за лапу поздороваться! Вякнул да и лёг спать с чистой совестью, потому как напился к этому времени уже вдрызг. А он, возьми да и пойди!
4.
- Ну как, подготовил художник эскиз или все ещё прохлаждается? - спросил меня Атос Арамисович по окончании Совета директоров треста, после того как мы остались лишь вдвоём в его кабинете.
- Нет, даже портрет мой, и тот не закончил!
- Странно, ты же говорил, что он очень работоспособный.
-Так горе у него!
- Какое?
- Утонул бедняга. Свалился нечаянно в ров в зоопарке.
- Плавать, что ли, не умел?
- Да нет, сильно пьяный был.
- Эка жалость. Впрочем, найдём другого. Ведь без художника нам никак нельзя!
- Это точно!
- Слушай, я вот тут с тобой посоветоваться хочу. Ты, говорят, понимаешь толк в старинных вещах.
- Немного. Имел некогда дела с одним антикваром нерусской национальности.
- Евреем что ли?
- Нет, китайцем.
- Понятно. Вот смотри что мне зять подарил, - и Атос Арамисович достал из портфеля небольшую кожаную шкатулку. – На, возьми. Оцени что внутри.
Ну я и открыл её. Матерь Божья! Внутри неё лежали два нефритовых слона. Один розового цвета, а другой голубого. Похоже, это были те самые, что выменял у меня на Дядю Кисю антиквар.
- Что скажешь? - вкрадчиво вопросил шеф.
- Вещь, как вещь. В Индии таких много!
- Не темни. Сколько примерно стоит??
- Если оригинал, в чем я сомневаюсь, то тысяч десять баксов. Ежели копия, то раз в сто дешевле.
- Странно, а зять говорил, что за неё один мученик когда-то смерть принял. Причём, человек небедный.
- А он откуда про то знает?
- Ему один знакомый об этом рассказывал.
- Кто он по профессии, этот знакомый?
- Зять не говорил. Сказал только, что один индусский браток решил веру переменить, и посему, теперь ему эти статуэтки не надобны. Да и деньги нужны немалые, чтобы от бывших друзей успешно скрываться. Ведь они сектанты какие-то, при том упёртые.
- Поклонники богини смерти Кали, я полагаю. - Сдуру ляпнул я, чтобы блеснуть перед шефом знаниями, и тут же прикусил свой язык да так, что едва не взвыл от боли. Блин, а вдруг допетрит, что я как-то связан с этими слонами. Тогда уж точно приспешники Кали выйдут и на мой след. А это явно не сулит ничего хорошего. - Знаете что, Атос Арамисович, спрячьте лучше шкатулку назад в портфель от греха подальше или верните её зятю. Пусть сам расхлебывает, когда за ней придут поклонники богини.
- Откуда же они узнают, что она у него?
- Через того индуса, что и продал шкатулку зятю.
- А вдруг они не найдут его.
- Как же, ждите!
- ЁКЛМН, ну и напугал же ты меня! А сам купить не хочешь??
- За сто долларов?
-Не, за десять тысяч!
- У меня нет таких денег при себе. Да и опасно это! Вы же потом меня первым и выдадите, коли вас прижмут.
- Это не лишено смысла. И что же тогда делать?
- Отдайте её индийскому консулу. Пусть сам разбирается с сектантами.
- Да, ведь это идея! Точно так и поступлю.
Больше я его уже не видел! И когда, спустя полгода, на моё имя пришла открытка с траурной каймой, сообщавшая о том, что Атос Арамисович наконец-то почил в бозе , на одном из Каймановых островов, и я приглашён на похороны, которые состоятся там же, я не очень-то и удивился, ибо понимал, что от слуг богини смерти вряд ли уйдёт тот, на чей след они напали. Но на похороны я всё же не поехал. Более того, я спешно снял все свои сбережения и, продав за бесценок квартиру, решил затаиться где-нибудь в забытой цивилизацией деревеньке, в глубине нашей необъятной Родины.
И вот я сижу теперь в Забайкалье в сторожке лесника и жду, когда он возвратится с охоты.
Лучше уж прожить весь остаток дней в такой глуши, чем быть ликвидированным.
Только бы не ляпнуть что-либо не то! Иначе найдут и тут. Ведь не зря же говорится, что слово не воробей, вылетит - не поймаешь!
27.08. 2015 года.
Подстава.
Мне редко когда везло в жизни даже в мелочах. И там, где другие имеют почти постоянный плюс, я чаще всего получал лишь минус. Но когда я познакомился с этой женщиной, то подумал, что, похоже, наконец-то, и мне повезло, причём по крупному. Ибо, всё в её облике и поступках дышало таким благородством, какого я прежде в людях не видывал. Одно то, что она помогла мне погасить досрочно кредит на машину, уже ставило её в особый ряд. Ведь даже папа с мамой, и те, отказали мне, хотя имели достаточно для этого средств, а тут, на тебе, какая-то знакомая, а подвиглась на подобное дело. Впрочем, почему бы и нет. Возможно я ей просто действительно понравился. С этого дня я и проникся к ней таким доверием, что готов был ей часами рассказывать о своих обидах и чаяниях. И она слушала меня, не перебивая, будто это и впрямь было ей интересно. Такие доверительные отношения у нас продолжались примерно полгода. Ровно до тех пор, пока мы не легли в одну постель. Вот тут-то и оказалось, что ей нужно что-то совсем иное. Только что я так и не мог понять. Нет, она, по-прежнему, во всём старалась потакать мне. Только в глазах её иногда стал появляться какой-то странный блеск, особенно в минуты интимной близости. Вначале, я не придавал этому большого значения, но, когда однажды она вовремя штопанья моих носков, больно уколов иглой палец, морщась от боли, в сердцах сказала, что я, имея обеспеченных родителей, влачу жалкое существование, которое меня отнюдь не красит, как человека, я вдруг почему-то почуял что-то неладное и решил проверить, так ли она бескорыстна в своих поступках каковой хочет казаться. Сделать это было несложно. Для этого достаточно сводить её разок к моим родителям. Моя мама - дочь маршала, кого угодно способна вывести на чистую воду. Да и папа, директор коммерческого банка, тоже не дурак, и гораздо лучше меня разбирается в людях. Вот они-то мне и подскажут, кто есть кто. Но она наотрез отказалась от знакомства, сославшись на то, что я не обязан выслуживаться перед родителями, знакомя их с очередной своей девушкой. Они и без этого должны понимать, что я уже достаточно созрел для того, чтобы вести подобающее своему статусу существование. Ведь я, как-никак, из семьи миллионеров, причём единственный наследник.
Немного попыхтев оттого, что затея моя сорвалась, я был вынужден признать, что в её словах немало резона, и мне действительно пора начинать доить своих папу и маму, иначе, право, стыдно за своё никчёмное существование. Да и разве я виноват в том, что наш премьер так мало уделяет науке внимания. Хотя сам, между прочим, как и я - доктор наук!
Но дояр из меня получился неважный. Впрочем, чего ещё можно было ожидать от такого хронического неудачника, как я!
Мама вроде бы вначале разжалобилась, но в итоге дала какие-то копейки, всего пару тысяч долларов. Папа же и вовсе наотрез отказался помочь, цинично заявив, что тому, кому любовница оплачивает все его текущие расходы, стыдно обращаться за помощью к кому-либо ещё, даже своим родителям.
Когда я рассказал о случившемся своей подруге, она только весело рассмеялась, и прямо глядя мне в глаза, цинично намекнула на то, что родители мои более чем неправы. И тогда я озлился на весь мир! Хотя должен был злиться лишь на самого себя. - Чёрт, побери, - думал я, лихорадочно соображая, как мне всё же найти выход из сложившейся щекотливой ситуации. Не расписываться же мне и в этот раз в книге жизни в графе под названием полное ничтожество! Нет, отныне всё должно быть по-другому. И если деньги не хотят идти ко мне в руки, то я сам приду за ними.
Я знал, что папа мой хранит иногда в тумбочке на даче часть серой зарплаты работников банка, так называемые сверхурочные. Вот их-то я и решил позаимствовать. Точнее, всего лишь часть из них. Ведь я понимал, что совсем без премиальных работников оставить ну никак нельзя, даже для такого человека, как сам директор банка.
Из лежащего там миллиона евро я взял только половину. Ну и ту, доложил потом обратно, но уже фальшивыми купюрами. Впрочем, сработанными так, чтобы при беглом осмотре было незаметно, что они фальшивые. После с лёгким сердцем оттого, что всё же решился на такой серьёзный поступок, спешно ретировался прочь.
Когда за мной пришли сотрудники правоохранительных органов, я был, можно сказать, на седьмом небе от счастья. Ведь любимая женщина сказала мне, да, на предложение стать моей супругой. Видно такая прорва денег, как пятьсот тысяч евро, способна убедить кого угодно в искренности моих намерений.
Но счастью моему не суждено было сбыться. А всему виной были: мой папа и невеста. Впрочем, теперь уже бывшая.
Первый: никак не хотел признать то, что деньги розданные в конвертах рабочим были фальшивыми, ведь он точно помнил, что клал в тумбочку настоящие.
Вторая же: утверждала со слезами негодования на глазах, что вообще не видела этих и денег! Хотя я сам лично положил их под её подушку, как презент в честь нашей будущей свадьбы.
Вот почему и судили меня за растрату не пятиста тысяч, а целого миллиона.
Правда, я ещё легко отделался, ибо папа нанял для меня достойного адвоката, который скостил срок моего приговора ровно вдвое. И уже через три года, я снова буду на свободе. Но мстить за отсидку я не стану. Бог им судья! Ибо не зря ведь говорится, как аукнется, так и откликнется.
28.08.2015 года.
Удружил, так удружил !
Есть в Санкт – Петербурге одно особо пропащее место. Это лесопарк при железнодорожной платформе « Сосновая поляна». Вечно там происходит какая-то дребедень. А тут и вовсе случилось такое!
Короче, дело было так, в самом злачном его месте, которое находится, в аккурат, точно посередине между КВД и дурдомом и представляет собой заваленную всякой ерундой поляну среди поросли молодых берез, где постоянно околачиваются какие-либо личности бомжовского вида, произошло самое что ни на есть кровавое побоище. Бомжиха Настя Кривая приревновала к своему хахалю одну из знакомых по прозвищу Замарашка. Ну и так они разодрались, что Замарашка после очередного пропущенного хука в челюсть столь сильно треснулась башкой о пенёк, что напрочь лишилась разом всех чувств. Попинав ещё малость, уже чисто для проформы, Замарашку под ребра ногами, Настя, смачно сплюнув на физиономию поверженной, решила уж было двинуться прочь, как вдруг неожиданно поняла, что товарка её, кажись, уже и не дышит. Испугавшись не на шутку, Косая попыталась было привести Замарашку в чувство, но не тут-то было! Та, не только не очухалась, напротив, её тело, похоже, уже стало холодеть.