На улице лило как из ведра. Асфальт блестел.
По тротуарам неслись потоки, желоба извергали воду.
Ливневые колодцы затопило.
Пройдя пару метров, Трейси заметила, что по другой стороне улицы кто-то идет, не отставая от нее.
Фигура мелькнула между припаркованными машинами. Трейси ускорила шаг, чувствуя на икрах холодные брызги.
Шаги эхом отдавались между фасадами домов.
Трейси свернула на Кунгстенсгатан и побежала к парку возле Обсерватории.
В кустах громко шелестел дождь.
Все окна на той стороне улицы были темными.
Мужчина исчез.
Трейси пыталась успокоить себя, но, спускаясь по каменной лестнице к Сальтметаргатан, она еле дышала.
Темно, надо крепче держаться за перила.
Кольцо Адама царапало мокрый металл.
Спустившись, Трейси подняла взгляд.
Свет уличного фонаря слева от верхней части лестницы казался серым из-за дождя. Трейси поморгала, но понять, преследуют ее или нет, было невозможно.
Трейси, не раздумывая, зашагала к автобусной остановке коротким путем – мимо детской площадки за Высшей школой экономики.
Горел только дальний фонарь, но он все же немного рассеивал тьму.
Вода затекала за воротник, лилась по спине.
Грязные лужи на детской площадке пузырились под дождем.
Трейси уже пожалела, что пошла здесь.
В траве напротив массивного здания Школы мокли картонные коробки.
Капли дождя стучали по светло-серой крепости со стенкой для лазанья. Звук был такой, будто там заперли собаку, и вот она теперь сопит и тяжело задевает стены боками и задом.
Идя по мокрой земле, Трейси старалась обходить самую глубокую грязь, чтобы не загубить туфли.
Темные окна домика на детской площадке поблескивали черным.
Дождь шелестел в листве деревьев, капли со звоном срывались на металлические перила.
Трейси не сразу поняла, что происходит.
Ее охватил какой-то утробный страх, стало трудно дышать.
Тяжело переставляя ноги, она пошла медленнее, пытаясь осознать, что же она видит.
Сердце колотилось.
Время замедлилось.
Над лазалкой, как привидение, раскачивалась девушка.
На шее у девушки была проволока. Платье на груди пропиталось кровью.
Мокрые светлые волосы свисают вдоль щек, глаза распахнуты, посиневшие губы раскрыты.
Ноги девушки болтались в метре от земли, а то и больше. Черные кроссовки валялись под повешенной.
Трейси поставила сумочку на землю и стала искать телефон, чтобы вызвать полицию. Вдруг она увидела, что девушка пошевелилась.
У нее подергивались ноги.
Трейси ахнула и кинулась к повешенной. Поскользнулась в грязи, добежала до девушки и увидела, что проволока тянется от ее шеи через самую высокую точку лазалки и опускается с другой стороны.
– Я тебе помогу! – прокричала Трейси и побежала вокруг снаряда.
Проволочный трос тянулся из лебедки, прикрученной к одной из деревянных опор лазалки. Трейси схватилась за рукоятку, но та оказалась закреплена.
Трейси рванула ручку и зашарила в поисках защелки.
– Помогите! – изо всех сил закричала она.
Трейси попыталась снять защитный футляр, поскользнулась, ободрала костяшки и дернула за ручку в попытке сорвать лебедку с опоры, но лебедка сидела крепко.
Какая-то бездомная в меховой шапке остановилась поодаль и уставилась на Трейси пустым взглядом. Плечи она обернула черными пластиковыми пакетами, с шеи свисал на шнурке белый крысиный череп.
Трейси обежала лазалку и схватила девушку за ноги; приподняв ее, она почувствовала, что икры повешенной конвульсивно подергиваются.
– Помогите! Мне нужна помощь! – пронзительно прокричала Трейси бездомной.
Наступив на сброшенные кроссовки, она попыталась пристроить ноги девушки себе на плечи, чтобы та смогла растянуть проволоку на шее. Но девушка, безжизненная, застывшая, соскользнула у Трейси с плеч и качнулась в сторону.
Перила наверху лестницы скрипнули.
Трейси снова приподняла девушку и стояла под дождем, в темноте, пока девушка не прекратила дергаться. Из ее тела ушло последнее тепло. Наконец силы у Трейси иссякли, и она, рыдая, опустилась на землю. Девушка умерла.
13
Полиция оцепила приличный участок парковки при Обсерватории, и патрульные не пускали журналистов и любопытных к месту страшной находки.
Йона отвез Валерию в аэропорт и приехал к месту преступления. Машину он оставил у церкви Адольфа-Фредрика. Еще когда он подходил к ленте оцепления на Сальтмэтаргатан, к нему протолкался журналист с седыми усами и морщинистым лицом.
– Я вас узнал. Вы из уголовной полиции, да? – с улыбкой спросил он. – Что здесь произошло?
– Поговорите, пожалуйста, с пресс-секретарем. – Йона не стал останавливаться.
– Но существует ли опасность для горожан или…
Йона предъявил патрульному удостоверение; его пропустили. Ночью шел дождь, и земля еще не просохла.
– Позвольте один-единственный вопрос? – прокричал журналист ему в спину.
Йона подошел к внутреннему оцеплению – ленте, натянутой вокруг детской площадки за Школой экономики. Над лазалкой уже натянули тент, чтобы оградить место преступления.
За белым пластиком двигались тени криминалистов.
К Йоне подошел мужчина лет двадцати пяти, с густыми бровями, подстриженной бородкой и в бордовой рубашке.
– Арон Бек, полиция Норрмальма, – представился он. – Я веду предварительное расследование.
Они пожали друг другу руки, пролезли под лентой и направились к площадке.
– Мне самому не терпится начать, – говорил по дороге Арон, – но Ольга велела ничего не трогать, пока вы не осмотрите жертву.
Они подошли к молодой рыжей женщине с веснушчатым лицом и белесыми бровями. На женщине были плащ в узкую белую полоску и черные ботинки.
– Знакомьтесь, Ольга Берг.
– Йона Линна. – Йона пожал Ольге руку.
– Мы все утро пытались сохранить следы и другие улики, но погода, к сожалению, не на нашей стороне. Бóльшая часть улик потеряна. Но такова уж наша работа.
– Один мой друг, Самуэль Мендель, говаривал: сумеешь представить себе то, чего нет, – сумеешь изменить правила игры.
Ольга посмотрела на него и коротко улыбнулась.
– Правду говорили насчет ваших глаз, – заметила она и повела их с Беком к палатке.
Центр площадки окружала целая система тропинок из защитных пластин, которые позволяли не затаптывать место преступления.
Пока все трое стояли перед шлюзом, Ольга успела рассказать, как криминалисты опустошили все урны далеко за пределами оцепления, спустились в метро, добрались до самой Уденплан. На месте преступления они фотографировали, снимали отпечатки пальцев, следы подошв на грязной дорожке и на краю площадки.
– Не нашли ничего, что можно связать с жертвой или преступником? – спросил Йона.
– Нет. Ни водительских прав, ни телефона, – ответил Арон. – Прошлой ночью поступило с десяток заявлений об исчезновении девушек, но большинство «пропавших», как всегда, объявятся, как только зарядят мобильные телефоны.
– По всей вероятности, – согласился Йона.
– Мы как раз допросили женщину, которая обнаружила жертву. Чуть-чуть опоздала, не успела спасти. У нее шок… она говорила о какой-то бездомной… но свидетелей самого преступления у нас пока нет.
– Я бы хотел взглянуть на жертву, – сказал Йона.
Ольга зашла в просторную палатку и попросила коллег прерваться. Техники в белых комбинезонах потянулись наружу.
– Прошу, – сказала Ольга.
– Спасибо.
– Не стану рассказывать о своих выводах, – заметил Арон. – Кому же хочется услышать, что ты наделал ошибок.
Йона отвернул пластиковый полог, шагнул в палатку и остановился. Все, что было на площадке, проступило под ярким светом прожекторов, будто в аквариуме с соленой водой.
С лазалки свисала молодая девушка. Голова повешенной склонилась вперед, пряди волос закрывали лицо.
Йона набрал в грудь воздуха и заставил себя снова взглянуть на покойницу.
Чуть моложе его дочери, одета в черную кожаную куртку, фиолетовое платье и плотные черные колготки.
Грязные кроссовки валяются под ней, на земле.
Платье потемнело от крови, струившейся из того места, где петля глубже всего врезалась в кожу.
Йона обошел лазалку по плиткам и стал рассматривать лебедку, прикрученную к одной из опор.
Вероятно, преступник орудовал шуруповертом – винты не были поцарапаны отверткой, которая бы постоянно срывалась.
Защелка согнута щипцами так, чтобы ее нельзя было открыть.
Это не просто убийство. Это расправа.
Демонстрация силы.
Человек, совершивший убийство, прикрутил лебедку к опоре, перекинул трос и с помощью крюка соорудил петлю.
Йона снова обошел снаряд и остановился перед повешенной.
Светлые волосы мокры, но не спутаны, ногти ухоженные, лицо без косметики.
Йона поднял глаза. Тонкий трос соскользнул и повредил поперечную перекладину.
Наверное, девушка была еще жива, когда ей на шею накинули петлю.
Преступник подошел к лебедке и повернул рукоять.
Крупная зубчатая передача вращала колеса поменьше, и преступник почти не почувствовал веса девушки.
Барабан повернулся, девушку дернуло вверх. Пытаясь освободиться, она забилась так, что трос съехал по перекладине сантиметров на десять.
По палатке прошел сквозняк; пластик вздулся и зашуршал.
Йона все еще не отрываясь смотрел на жертву, когда Арон с Ольгой вошли в палатку и встали рядом с ним.
– Что думаете? – спросила Ольга чуть погодя.
– Ее убили здесь.
– Мы это уже выяснили, – сказал Арон. – Женщина, которая ее нашла, показала, что девушка была еще жива, у нее ноги дергались.
– Я понимаю, в чем ошибка, – кивнул Йона.
– Значит, я все-таки ошибся.
Движения, которые женщина приняла за признаки жизни, были постмортальными судорогами. Преступник к этому времени уже покинул площадку. Трос, вероятно, пережал артерии, снабжающие мозг кровью. Жертва пыталась ослабить петлю, секунд десять билась в панике, а потом потеряла сознание и умерла. Но после наступления смерти нервные окончания способны посылать мышцам импульсы еще несколько часов.
– Кем бы она ни была… у меня такое чувство, что преступник хотел продемонстрировать ее беспомощность и свое могущество, – заметила Ольга.
Светлые волосы свисают на лицо, правый глаз белеет сквозь пряди, как стеарин. Подкладка кожаной куртки на воротнике теперь другого цвета.
Йона рассматривал маленькие руки с короткими ногтями и белыми полосками – там, где из-за украшений на кожу не лег загар.
Он осторожно протянул руку, отвел влажные волосы мертвой от лица. Чувствуя невыносимую печаль, Йона взглянул в широко открытые глаза и тихо проговорил:
– Йенни Линд.
14
Йона, глубоко задумавшись, вошел в стеклянные двери Главного полицейского управления.
Йенни Линд казнили. Повесили на детской площадке.
Дождь, трос и лебедка.
Еще одна стеклянная стена. Йона прошел во вращающиеся двери и повернул направо, к лифтам.
Пять лет назад Йенни пропала без вести в Катринехольме, когда возвращалась из школы домой. Интенсивные поиски продолжались несколько недель.
Фотографии девушки были повсюду, и в первый год в полицию постоянно звонили люди, желавшие сообщить информацию. Родители Йенни умоляли похитителя не причинять вреда их дочери. Было обещано большое вознаграждение.
Похититель управлял фурой с крадеными номерами, и грузовик так и не удалось отследить, хотя криминалисты сняли отпечатки шин с земли возле пешеходной дорожки, а при помощи одноклассницы Йенни, на глазах у которой произошло похищение, составили фоторобот.
Полиция, общественность и СМИ делали все возможное, но в конце концов поиски прекратились.
Никто больше не верил, что Йенни жива.
И все-таки она была жива еще несколько часов назад.
А теперь Йенни висит в ярко освещенной палатке, как в музейной витрине.
Лифт остановился и звякнул; двери разъехались.
Карлосу Элиассону пришлось выйти в отставку: он взял на себя всю ответственность за прошлогодние действия Йоны в Нидерландах. Карлос спас Йону от суда, заявив, что лично санкционировал каждый этап операции.
Новым шефом Бюро стала Марго Сильверман, которая прежде служила там же комиссаром. Отец Марго был полицеймейстером лена.
Йона шел по пустому коридору. Плащ он снял и перекинул через руку.
Дверь в кабинет шефа была открыта, но Йона все же постучал, после чего вошел и остановился.
Марго не подала виду, что заметила его.
Пальцы порхают над клавиатурой. Ногти на правой руке накрашены неровно.
У светлокожей, с конопатым носом Марго под глазами набрякли темные мешки. Ржаного оттенка волосы заплетены в косу.
На полке среди сборников законов, полицейских постановлений и инструкций стояли деревянный слоник, кубок, выигранный на скачках двадцать лет назад, и фотографии детей Марго в рамке.
– Как Юханна и девочки? – спросил Йона.
– О жене и детях я не рассказываю, – заметила начальница, не отрываясь от клавиатуры.
Недавно побывавшая в химчистке куртка Марго висела на крючке у двери, сумочка стояла на полу.
– Но у тебя ко мне какой-то разговор.
– Йенни Линд убили.
– Полиция Норрмальма запросила у нас поддержки.
– Они сами справятся.
– Может быть, – ответил Йона.
– Ладно, садись… я, кажется, сейчас начну повторяться. Никто же не посмеет указывать начальству, что оно повторяется… тоже привилегия.
– Неужели?
Марго отвлеклась от экрана.
– Можно воровать чужие идеи и шутки… и все тебя слушают с интересом, даже если ты повторяешься.
– Ты это уже говорила. – Йона не двинулся с места.
Марго улыбнулась, но глаза ее оставались серьезными.
– Я знаю, что при Карлосе тебе разрешалось действовать на свое усмотрение, и не хочу конфликтовать с тобой насчет этого, хотя сейчас так уже не делают. Ты добиваешься исключительных результатов – и в хорошем смысле, и в плохом… И очень дорого обходишься. Оставляешь после себя разруху и ресурсов требуешь больше, чем любой другой.
– Я договорился о встрече с Юханом Йонсоном. Хочу просмотреть записи с камер видеонаблюдения на площадке.
– И думать забудь, – предупредила Марго.
Йона вышел из кабинета. Уже сейчас он предчувствовал, что расследование окажется гораздо, несравненно глубже, чем они могут себе представить.
15
Когда Йона вышел из лифта, Юхан Йонсон уже ждал его на верхнем этаже студенческого общежития «Нюпонет», что на Шёрбэрсвэген.
Почти лысый, но с седоватой бородкой и густыми бровями, Йонсон предстал перед гостем в трусах и застиранной футболке, на которой значилось «Fonus».
В распоряжении Юхана был весь этаж, но он все-таки вытащил на лестничную площадку столик с компьютером и два раскладных стула.
– Туда уже даже не войти. – Он указал на дверь квартиры. – Когда дело доходит до компьютерного оборудования, я все тащу к себе – ничего не могу с собой поделать.
– Кровать и ванна – тоже нужное оборудование, – улыбнулся Йона.
– Трудно, когда все непросто, – вздохнул Юхан.
Йона уже знал, что на самой детской площадке камеры ничего не записали – она располагалась в «слепой зоне» за Школой экономики. Но дело происходило в центре Стокгольма, а бóльшая часть центра все-таки находится под прицелом видеокамер.
Основываясь на температуре тела Йенни Линд, норрмальмские эксперты определили, что смерть наступила ночью, в три часа десять минут. Однако окончательное суждение о времени смерти, с учетом всех параметров, должен был вынести Нолен.
– Может, это и есть, как вы говорите, jättipotti, – начал Юхан. – На игровую площадку камеры не направлены, так что у нас нет записей, на которых кто-нибудь приближался бы к месту преступления или покидал его… Но на записи на несколько секунд появляется жертва… а также свидетель, если только мы сможем его найти.
– Отлично. – Йона уселся рядом с Юханом.
– Еще мы отследили людей, которые появлялись в этом районе до и после убийства… некоторые, прежде чем исчезнуть, попали на несколько камер.
Юхан взял пакетик «Поп-рокс», надорвал уголок и высыпал конфеты-шипучки в рот. Пока он вводил команду, леденцы у него во рту задевали о зубы и тихо шипели.
– О каком временном промежутке идет речь? – спросил Йона.
– Я отслеживал записи с девяти вечера, когда народу на игровой площадке было много, в первый час – не одна сотня… И закончил половиной пятого утра, когда на площадку уже слетелись полицейские.
– То, что надо.
– Еще я смонтировал записи с разных камер так, чтобы проще было отследить каждого конкретного человека.