– Что «хм»? – не выдержала Лисица.
– Когда я открывал шкафчик, чтобы достать лекарства, необходимые для сеанса с Дьобулусом, все, казалось, было на месте… защитные печати не тронуты… Илия, мы можем посмотреть в компьютере начальника охраны траекторию перемещений Дагнуша Годвуруса в течение дня?
– Да, конечно. Каждый раз, как он использует карту на входе и выходе из комнаты, в компьютере остается пометка.
– Даже не рассчитывайте отправить меня вниз, – внезапно окрысился Джулиус. – Я никуда не пойду один.
– Я схожу, – выскочил за дверь Бинидиктус.
Лисица проводила его угрюмым взглядом.
– Илия, можешь раздобыть личное дело Дагнуша? – спросил Октавиус.
– Пять минут, – Илия растворился в воздухе.
– Интересно, куда он дел ампулы, – Октавиус заглянул под стол. – Вот они. Да, они из моего кабинета.
– Как насчет отпечатков пальцев? – спросила Лисица.
– Даже если они и обнаружатся на ампулах, то едва ли имеются в полицейской базе – это же не обычный преступник, – мотнул головой Октавиус. – Впрочем, почему бы не проверить.
– У меня есть дактилоскопический порошок, – Лисица потянулась к своей сумке. – Иногда я вместе с группой выезжаю на место происшествия. Чтобы лучше понять, что случилось.
Октавиус присыпал порошок на колбу.
– Чисто.
Вернулся Бинидиктус – страшно бледный, с растерянной улыбкой на лице.
– В компьютере отображается, что он все еще с нами, в зале совещаний? – уточнил Октавиус.
– Да, – Бинидиктус кивнул, тревожно озираясь. – Единственное объяснение, которое я могу предложить: его карта заныкана где-то здесь. Хотя как бы тогда он вышел из зала? Ведь для открытия двери нужна карта, что снаружи, что изнутри. В любом случае, я распечатал список его перемещений по зданию.
– Дай мне взглянуть, – Октавиус принял из рук Бинидиктуса лист принтерной бумаги. – Он находился в моем кабинете с 10.17 до 14.05… в это время я работал с Дьобулусом… Киношник мог сделать вывод, что скоро мы докопаемся до факта его присутствия в СЛ. И взял из шкафчика лекарство…
Вошедший Илия, с перевитой красным шнурком папкой в руках, остановился неподалеку, внимательно прислушиваясь к разговору.
– Подожди, – не выдержал Бинидиктус. – Он был в твоем кабинете, одновременно с вами двумя. Позже он появился в зале и отравил кофе в кофейнике. В нашем присутствии. И сейчас он якобы находится здесь. И мы его не видим. Да как такое возможно?
– Сделал себя невидимым? – предположила Лисица. – У него же особые силы. Он может, – она направила вопрошающий взгляд на отца.
– Я так не думаю, – покачал головой Дьобулус. – Это требует очень серьезного преобразования всего тела. Не уверен, что такое в принципе возможно, но даже если возможно, едва ли бы он пошел на это, учитывая, какой расход сил это предполагает – и это в период, когда у него планов громадье. Нет, крайне маловероятно.
– Тут еще один момент, – добавил Илия. – Ладно, Киношник сделал себя невидимым. Но каким образом Октавиус не заметил, что шкафчик с лекарствами вдруг распахнулся сам по себе? Почему никто не обратил внимания на самопроизвольно раскрывающиеся двери? И уж тем более мы не могли проигнорировать парящие вокруг кофейные чашки!
– После того как мы распивали кофе, ни разу не задавшись вопросом, откуда он вообще берется, меня уже ничего не удивляет, – угрюмо усмехнулась Лисица.
Все присутствующие застыли в глубоком потрясении. Наконец молчание прервал Октавиус:
– Этому есть объяснение, – усевшись за противоположный от Медведя конец стола, он соединил пальцы домиком. – Негативная галлюцинация. В принципе, это под силу и обычному психиатру с хорошими способностями к гипнозу, хотя, конечно, не в таком масштабе, как это провернул Киношник. По сути, это внушение человеку что он чего-то не видит, неважно, предмет это или другой человек. Между органами зрения и сознанием возникает блок. При этом человек не осознает внушения. Для него этот предмет просто отсутствует.
– Похоже на правду, – согласился Дьобулус. – Вместо того, чтобы полностью менять свои физические характеристики, Киношнику проще кое-что по мелочи подправить в наших мозгах. Чего напрягаться. Спирит быстро расходуется. И медленно накапливается.
– Но разве вместо Киношника мы не должны видеть… какую-то дыру в пространстве? – уточнил Бинидиктус.
Октавиус покачал головой.
– Если человек, которого запретили видеть, стоит между тобой и, например, стеной, то сознание само достроит фрагмент, оказавшийся заслоненным. При этом предметы, находясь в руках запрещенного человека, тоже перестают восприниматься загипнотизированным. Вот почему появление кофейных чашек постоянно ускользало от нашего внимания.
– Все же это не объясняет, как Киношник проник в здание после того, как оттуда удалили всех посторонних, – напомнил Бинидиктус.
– Это как раз-таки не сложно, – возразила Лисица. – Между входной дверью и следующей, где уже необходимо активировать карту, есть небольшой проем. Достаточно встать там, дождаться, когда начальник охраны покинет здание, а затем снова войти, активировав карту. Конечно, обычный человек не сумел бы остаться незамеченным на таком крошечном клочке пространства, но Киношник в прямом смысле запретил себя видеть.
– Он прямо рядом с нами, – выдохнул Илия. – Был все это время, слушал наши разговоры. За этим проклятым столом так много свободных мест…
Джулиус с ужасом посмотрел на пустующий стул рядом с собой и пересел поближе к Октавиусу.
– Ему повезло, что никто не плюхнулся к нему на колени, – буркнула Лисица.
– Мы бы этого не сделали, – возразил Октавиус. – Потому что наши глаза его все-таки видят, просто мозг блокирует информацию об объекте. Тем не менее, подсознательно мы признаем его существование, а потому не можем случайно налететь на него.
– Хорошо, пусть так, – Бинидиктус с отвращением смахнул со стола ближайшую кофейную чашку. – Но теперь-то мы знаем, что Киношник здесь. Так почему мы до сих пор не прозрели?
– Это не так просто. Запрет остается в силе. Его не снимешь парой фраз.
– Вот уродец, – Лисица погрозила кулаком в пространство.
– Я бы попросил всех воздержаться от вербальной агрессии и любых попыток физической, – Дьобулус задумчиво поскреб бриллиант в клыке. – Один из нас уже мертв. Не надо провоцировать Киношника добавить к списку выбывших… еще человек шесть. Даже если бы у вас была возможность его схватить, у него достаточно способностей, чтобы ударить так, что ошметки вашей плоти разлетятся по всему залу. Стоит учесть и то обстоятельство, что, когда он находится так близко, каждая ваша мысль слышна для него столь же отчетливо, как то, что вы произносите вслух.
Бинидиктус протяжно, напряженно выдохнул, выражая общие эмоции.
– Тогда что нам делать? – нахмурилась Лисица.
– Вести расследование, пока он нам позволяет, – Дьобулус сжал пальцы в кулак, рассматривая свой перстень.
– И до каких пор он нам позволяет?
– Пока мы не представляем для него реальной угрозы.
– То есть наше расследование в любом случае не приведет к положительному результату?
Дьобулус безразлично пожал плечами.
– Видимо.
Лисица застыла, но ее глаза метали молнии. Она была человеком действия. В ситуации беспомощности она начинала оплавляться изнутри.
– По крайней мере, хорошо, что мы избавились от Деметриуса, – подал голос Октавиус. – Его холерический темперамент нам здесь совершенно ни к чему.
– Осталось избавиться от Джулиуса, и… – начал Бинидиктус.
– Бинидикт, достаточно, – Октавиус примирительно поднял ладонь. – Что с личным делом?
Илия сдернул с папки резинку.
– Дагнуш Годвурус, шестьдесят два года. Поступил на работу в восьмидесятом году, вскоре после Эпизода.
– Как он вообще прошел проверку и был нанят? – удивился Бинидиктус.
– По понятным причинам, в тот период СЛ испытывала большие проблемы с персоналом, и было принято много неосторожных кадровых решений. К тому же, при его способностях он мог изрядно заморочить принимающему голову, – Илия продолжал перебирать бумаги. – Копии документов прилагаются. Город рождения: Торикин. Вот и фотография… Кто-нибудь видел это лицо?
Все молча покачали головами. Лисица сузила глаза. Это он, их враг? Ничем не примечательная физиономия. Довольно обрюзгшая. Пустой, тусклый взгляд. Он не казался ей противником. Скорее тихим сумасшедшим, копающимся в мусорках.
– Постойте, даты не сходятся, – сообразила она. – Если убийства начались в тридцать девятом году, то Дагнушу на тот момент было всего-то семь лет. В документах неправильная дата рождения. Или они полностью фальшивые.
Илия повертел в руках бумаги.
– Я склоняюсь к мысли, что документы настоящие, – заметил он. – Но пользуется ими другой человек.
– То есть Киношник устроился в СЛ по чужим документам? – уточнила Лисица.
– Именно. Он мог избавиться от Дагнуша и воспользоваться его именем. Учитывая, что Киношник умеет оказывать воздействие на психику, несоответствия бы никто не заметил, – объяснил Илия. – В документах указан адрес проживания. Вполне вероятно, что Киношник не только похитил личность Дагнуша, но и его место жительства. Мы должны проверить.
– Поехали, – Дьобулус ухватился за предплечье Октавиуса и встал. – Кто-нибудь в состоянии вести машину?
– Я поведу, – поднял руку Илия.
– Бинидикт, Лисица и Джулиус. Я думаю, вам лучше пока пойти проветриться, – решил Октавиус.
– Нет, папа, я еду с вами, – Лисица вцепилась в руку Дьобулуса. – Я не хочу расставаться. Если с тобой что-то случится… я лучше тоже умру.
– Лиса, – Дьобулус притянул ее голову себе на плечо. Для этого Лисице с ее ростом пришлось довольно сильно сгорбиться. – Все в порядке. Пока что все в порядке. Я осторожен. Ты выглядишь очень усталой. Тебе нужно уехать отсюда. Отдохнуть, поспать.
– Я не могу спать! – воспротивилась Лисица. – Я не могу есть. Не сейчас. Расслаблюсь, когда все закончится.
– Ты забываешь о своем состоянии, – Дьобулус мягко отстранил ее от себя. – Бинидикт, позаботься о моей дочери. Отведи ее куда-нибудь поесть. И постарайтесь не ругаться хотя бы два часа. Джулиуса вам придется взять с собой. Он не в себе.
– Хорошо, – Бинидиктус взял Лисицу за руку. Она была слишком расстроена чтобы сопротивляться.
Илия бросил виноватый взгляд на Медведя.
– Мне не по себе, что мы просто оставляем его здесь.
– Я понимаю, что нехорошо глумиться над телом оппонента, но тот факт, что его смерть заметили только полтора часа спустя, демонстрирует его исключительную важность в расследовании, – съехидничал Дьобулус.
– Интересно, кто теперь будет вместо него, – заинтересовался Бинидикт. – Если бы я мог решать, я бы поставил Илию.
– Меня? – Илия польщенно улыбнулся. – Спасибо.
– Илия, – согласилась Лисица.
– Он кажется хорошим вариантом, – заметил Октавиус.
Дьобулус кивнул.
– Илия, – подтвердил Джулиус. – Что вы уставились? Мне нравится Илия. Но, в любом случае, кандидатуру будут определять правитель и советник.
– Тогда дело решеное, – уверил Дьобулус.
26.
[19.05, воскресенье. Парковка СЛ]
– Одна машина. Четыре места. Три человека, – резюмировал Илия общие мысли, вертя в руках ключи.
Стоянка была вся завалена осенними листьями. Погода резко испортилась, и ледяной ветер пробирал до костей.
– Мы можем взять с собой Джулиуса, и тогда Киношнику придется идти пешком, – усмехнулся Дьобулус.
– Не стоит его провоцировать, мешая его передвижениям. Поехали, здесь холодно, – поторопил Октавиус.
Илия уселся за руль, Октавиус справа от него. Дьобулус тяжело опустился на заднее сиденье и, повернув голову, посмотрел на пустое место рядом с собой усталым, насмешливым взглядом.
– И что нам не живется в этом мире вместе, друг?
Илия потер глаза.
– Чувствую себя так, будто неделю беспробудно пил.
– Уверен, когда все закончится, у тебя будет возможность сравнить, – пробормотал Октавиус.
– Уеду в Роану, устрою кутеж с проститутками.
– Правда? – усомнился Октавиус.
– Нет, – вздохнул Илия и вставил ключ в замок зажигания.
Выезжая, он порадовался, что стоянка пустынна. Его текущее состояние затрудняло сложные маневры. Воскресенье… Несмотря на похолодание и подступающие сумерки, люди гуляли по улицам, толкали коляски с детьми, разговаривали, пили кофе навынос. У Илии было предвоенное ощущение. Ему хотелось поговорить с Лизой об этом, но в том месте его души, которое она занимала раньше, зияла огромная дыра, как будто пробитая бронебойным залпом. Когда он позволял осознанию ситуации просочиться в мозг, он ощущал себя страшно одиноким, что запускало цепочку смутных воспоминаний. Он не был уверен, что это настоящие воспоминания, а не образы, подброшенные воображением, хотя теоретически мог припомнить множество отвратительных моментов. В голове точно открылись шлюзы, и потоки было не остановить. У него все болело.
Телефон Илии зазвонил.
– Я не отвечаю на звонки за рулем, – бесцветно произнес Илия, глядя перед собой.
Настойчивая трель вызывала желание выбросить телефон в окно. Наконец она стихла, но через минуту снова возобновилась.
– Октавиус, это уже твой телефон, – указал Илия.
– А, точно, – Октавиус прижал телефон к уху и пояснил: – Эфил…
Он слушал довольно долго, изредка задавая вопросы. Илия напряженно прислушивался к звукам из динамика, но не мог разобрать слова.
– Я согласен с твоим предположением… У меня складывалось то же впечатление. Я не знаю. Будем думать дальше. Сейчас твоя задача продержать Деметриуса в больнице как можно дольше – подальше от разборок. Если понадобится, стукни его по голове еще раз.
Завершив разговор, Октавиус откинулся на спинку сиденья.
– Новости? – осторожно спросил Илия.
– Его зовут Агнуш Этта. На момент эвакуации ему было восемь лет. Поступил в стационар с серьезными ожогами – очевидно, родители недосмотрели. Неблагополучная семья… – Октавиус пересказал услышанное от Эфила.
– В таких проблемных городах, как Ийдрик, каждая вторая семья неблагополучная, – Илия смотрел только на дорогу перед собой.
– У меня недостаточно данных, чтобы поставить точный диагноз, но, вероятно, у него было психическое расстройство аутистического спектра. В частности, на это указывает болезненная привязанность только к одному виду пищи.
– Аутист? – Дьобулус поморщился, когда их тряхнуло на кочке, и попытался поудобнее расположить свое несчастное, страдающее каждой клеткой тело. – Что это может для нас значить?
– Пока сложно сказать. Посмотрим, как он живет, оценим его текущее состояние.
– Это многое объясняет. Проблемный ребенок в проблемной семье, – Илия сжал челюсти. – Если бы родители заявили о пропаже, его бы забрали из города прежде, чем он стал тем, кем стал. Но он был болен. Наверное, они только порадовались, что избавились от него.
– Я бы сказал, что его болезнь – это в принципе причина всего им начатого, – добавил Октавиус.
– Вот этот дом, – Илия притормозил на аллее.
Они вышли из машины и, двигаясь вдоль ничем не примечательного жилого здания, вошли сквозь арку во двор. Годвурус Дагнуш, он же Киношник, он же Агнуш Этта, он же Проклятый Злобный Аутист, жил на втором этаже.
– Поразительно, что никто из нас не задался вопросом, как мы собираемся проникнуть в квартиру, – Октавиус наклонился к замочной скважине.
Илия молча отодвинул Октавиуса и с силой пнул дверь ногой. Что-то хрустнуло, вылетела пара щепок, и дверь распахнулась.
– Какая вонь, – Илия непроизвольно зажал нос и рот ладонями и тревожно вгляделся в темную квартиру. – Как человеческое существо может жить в такой обстановке?
– Да уж, уютненько, – бросил Октавиус, нащупывая выключатель на липкой стене. Тот щелкнул, но ничего не произошло. – Выключатель сломан. Или же электричество отключено. Одну секунду. Где-то в карманах жилета у меня был фонарик…
Фонарик, несмотря на миниатюрные размеры, испускал широкий яркий луч. Они прошли в единственную комнату, тускло подсвеченную уличным фонарем, чье сияние с трудом просачивалось сквозь грязное окно. Здесь почти не было мебели: пустой шкаф с заваленными хламом полками, ободранное кресло, со спинки которого свисала неопрятная одежда, тумба с пыльным телевизором. Кровать представляла собой жалкое зрелище – ком грязного, остро пахнущего белья с хаотично набросанными сверху подушками. Пол усеивали комки непонятной дряни, собирающиеся грудами в углах.