Дьобулус застегивал последнюю запонку, когда вернулся Илия.
– Соседи говорят, что квартира пустует больше десяти лет. Жил один тип, но он то ли умер, то ли съехал – вероятно, это и был Годвурус Дагнуш. В смысле, настоящий Дагнуш. С тех пор квартира стоит закрытая.
– Это им так кажется.
– Тип был странный. Ни с кем ни разговаривал. Выходил во двор и сидел на лавке. Молча.
– Подобрал жертву под стать себе, с дефектом, – пояснил Октавиус. – Легче было подойти. Промыл ему мозги и отправил восвояси, оставшись жить в его квартире и под его именем.
– А что собака? – спросил Дьобулус, пытливо глядя на Илию.
– Старая дворовая собаченция, однажды прибилась к Дагнушу, в итоге совсем перебралась к нему. Вместе с ним и пропала. Но это не может быть та же самая собака, верно? Столько лет прошло.
– Может. Скорее всего, это она. Досталась вместе с квартирой. Киношник продлевает ее жизнь с помощью спирита. Это нелегко. Но куда как проще, чем оживить уже умершее животное. Как ее звали?
– Никак. Желания кликать ее ласковыми именами собака не вызывала. Сказали, смердела. Воняла как помойка. Дело давнее. Если кличка и была, сейчас ее не вспомнят.
– Нам надо возвращаться, – решил Дьобулус.
Уже в машине его снова начало колотить. Илия спиной чувствовал исходящий от него жар.
– Книжные полки, ничего, кроме мусора, – бормотал себе под нос Дьобулус. – Думаю, остались со времен прежнего владельца. У Дагнуша не было фотографий, не было книг. Он был пуст внутри. Дают ли имена люди, которых едва ли интересует собственное имя? Но как-то же собаку все-таки звали. Если имя не дают, оно появляется самой собой. Потом старика сменил Етта. Который тоже был пуст. Собака досталась ему по наследству. Вместе с ее прозвищем.
– Почему ты продолжаешь думать об этом?
– Потому что это важно. Я чувствую, что это важно, – Дьобулус закрыл глаза, и из обеих ноздрей и рта у него хлынули потоки крови, заливая сюртук.
Октавиус протянул ему платок и с ужасом увидел, что у Дьобулуса на животе, там, куда не накапало из носа, проступают сквозь ткань пятна крови.
– Ты долго не протянешь, – констатировал он с резкой прямотой.
– Я жалею, что не отрезал Удаче голову. Это бы избавило меня от проблем дня на три. На целую неделю, если бы я отправил голову ее родителям.
– Будь серьезен, Дьобулус, – скривился Октавиус. – Ты должен прекратить это. Выйди из машины и прикончи первого попавшегося, если необходимо. Ты нужен этой стране. Ты не можешь просто свалиться и сдохнуть в луже крови, как паршивая собака. Не в нашей ситуации.
– Это невозможно.
– Что невозможно? Я дам тебе скальпель.
– Добрый доктор Октавиус, – хохотнул Дьобулус. – Много лет назад я поклялся, что, чем бы я ни занимался в Роане, я никогда не причиню вреда жителю Ровенны. В юности я пару раз нарушал это правило, но за истекшие годы мое обещание превратилось в заклятие, которое я не способен разрушить. Я даже не могу приказать тебе убить кого-то для меня.
– То есть как – не можешь?
Дьобулус выплюнул новую порцию крови и застонал.
– Взлети, Октавиус, взлети выше фонарей. Потом и я, если что, поверю в себя, – Дьобулус свернулся в клубок, прислонив голову к дверце машины. – Если вас это утешит, данное заклятие – еще и то, что мешает мне атаковать вас, обезумев под гнетом захватившего мой разум демона. Так что возрадуйтесь и оставьте меня в покое.
Октавиус достал из кармана жилета блистер и съел сразу четыре таблетки, не запивая. Чтобы успокоить себя, он попытался представить улыбку жены, или двухлетнего внука, поедающего вишневый пирог, вымазываясь по уши, или уютное плетеное кресло на веранде его дома. Но ничего не представлялось, и в голове пульсировало: Дьобулус умирает. Оставляя его без ближайшего друга и их всех без защиты.
Дьобулус даже не заметил, когда машина остановилась, лежа все в том же даже с виду некомфортном положении.
– Мы приехали, – Октавиус вытащил Дьобулуса наружу. – Илия, возьми его под другую руку.
– Я сам, – отпихнув их, Дьобулус пошатнулся, отыскивая равновесие. – Я восстановился. Я в порядке.
Октавиус посмотрел на него с глубочайшим сомнением.
– Войдя в здание в таком виде, ты перепугаешь всех до смерти, Дьобулус, – напомнил Илия.
Он достал из машины бутылку минеральной воды и прямо на парковке они отмыли Дьобулуса, как могли. Октавиус снял свой жилет и помог Дьобулусу надеть его вместо сюртука, прикрывая окровавленную рубашку. «К счастью, жилет черный», – отметили все трое. Продолжающая выступать кровь будет менее заметна.
До здания Дьобулус дошел сам. Илия и Октавиус шли рядом, готовые поймать, если он начнет падать.
Прежде, чем приблизиться к остальным, ожидающим снаружи, Октавиус потянул Дьобулуса за рукав.
– Пока ты еще жив, ответь: из трех твоих детей, хотя бы Лисица является твоей биологической дочерью?
– Никогда не задавался этим вопросом.
27.
[22.53, воскресенье. Аллея к зданию СЛ]
Ключ от здания находился у Илии, так что им пришлось ждать снаружи.
Если бы с тоски умирали, Джулиус так бы и сделал. Но он не мог, поэтому просто сидел на лавочке неподалеку от входа в здание СЛ, ожидая остальных. Сверху на него лил меланхоличный свет уличный фонарь. Было около одиннадцати вечера. Они провели предыдущую ночь без сна, а теперь подступала следующая. Тем не менее у Лисицы и Бинидиктуса все еще хватало сил спорить.
– Это совершенно нелогично, Лисица, ну подумай, ты же адвокат. Твой брат несчастлив в браке, поэтому у тебя тоже не сложится. Это звучит как «моя собака писает на улице, поэтому я тоже писаю на улице».
– Ты не понимаешь. Мы с ним ужасно похожи.
– Ты похожа на бисексуального наркомана в завязке, пишущего порно-романы, не более, чем на любого другого человека в мире. Он тебе даже не кровный брат…
Лисица застучала зубами.
– Как же холодно.
– Хочешь, я обниму тебя для согрева?
– Лучше обними Джулиуса.
Джулиус обхватил голову руками.
– Просто оставьте, оставьте меня в покое.
Бинидиктус дернул Лисицу за рукав:
– Они идут.
Лисица оглянулась, нащупала взглядом отца и оцепенела. Она и раньше замечала, что с отцом творится что-то неладное. Сейчас же его тяжелая походка и повисшие плечи привели ее в ужас.
– Папа…
– Прекрати это. Даже если я немного не в порядке, это не повод гарцевать вокруг, – Дьобулус отстранил ее от себя с такой категоричностью, что Лисица послушалась и просто пошла рядом, больше не пытаясь поддержать его. – И избавь меня от лишних вопросов.
Они вошли в здание. По пути Илия заскочил в кабинет начальника охраны взглянуть на монитор. Этта был с ними. Все слишком устали, чтобы продолжать тревожиться по этому поводу.
– Что вы узнали? – спросил Бинидиктус.
– Мне начать с хорошего или плохого? – осведомился Октавиус.
– Давай уж, вываливай все плохое, – решил Бинидиктус.
– Если вкратце… Его зовут Этта, он аутист. У него есть собака, она, кстати, где-то здесь. На любые попытки установить с ним контакт он отреагирует неадекватно и скорее всего крайне агрессивно. Он намерен избавиться от «Серебряной Лисицы» как от досаждающей мухи и превратить всю страну в свою игровую. Что при этом будет происходить с населением, ему плевать.
– А чего в этом хорошего-то? – угрюмо поинтересовалась Лисица.
– Он нас не ненавидит, – дернул уголком рта Октавиус. – Правда. Ему просто на нас глубоко наплевать.
– Куда мы идем? – спросил вдруг Илия. – В зал совещаний? Но там…
Все подумали о Медведе, все еще занимающем место во главе стола. Тело начальника очевидно не способствовало поддержанию оптимистичного настроя среди уцелевшего коллектива.
– Надо найти место побольше. Еще не хватало случайно наступить на его собаку, – пробормотала Лисица.
– Мы не наступим на его собаку, – возразил Октавиус. – Мы не сможем ощутить прикосновение к его собаке, увидеть ее шерсть или слюну на ковре, услышать ее дыхание. Уверен, он подумал даже об отпечатках ее лап в дождливый день.
– В крыле Второго отдела тоже есть зал для совещаний, – вспомнил Бинидиктус.
– Ну уж нет! – категорически заявил Джулиус. – Если враг предпримет решительные действия, я не хочу, чтобы пострадала наша собственность.
– Если враг предпримет решительные действия, сомневаюсь, что у тебя будет возможность позлорадствовать по поводу разгромленной собственности нашего отдела, – ухмыльнулся Бинидиктус.
– В прошлый раз он ограничился только Первым, – напомнил Джулиус.
– В прошлый у него силенок было меньше. Вот он и решил, что начну-ка я с тех, кто представляет опасность. А до клоунов из Второго отдела можно добраться и потом, – разъяснил Бинидиктус.
Джулиус попытался испепелить Бинидиктуса взглядом. Бинидиктус не испепелялся. Отчаянье Джулиуса углубилось.
– Пойдемте в библиотеку, – предложил Илия. – Там просторный читальный зал. А столы сдвинем, чтобы не мешались, – «Первый этаж, – добавил он мысленно. – Никаких лестниц, которые кому-то слишком сложно преодолеть».
Дьобулус поспевал за остальными, но только он сам знал, чего это ему стоило. Он все еще сберегал силы для последнего удара, однако, даже пусти он все их в расход, едва ли этого будет достаточно, чтобы удержать его ускользающую жизнь. Плюс демон, который продолжит повреждать ткани в тот же момент, как они будут восстановлены. Плюс голод по спириту, сам по себе смертельно опасный. «Я мертв, – осознал Дьобулус со спокойной уверенностью – Прошел точку невозврата. Все».
Он почувствовал, как ткань жилета снова намокает от крови, и дотронулся до груди, проверяя, насколько все плохо. В кармане прощупывался скальпель. Какая-то смутная мысль мелькнула в его мозгу, слишком невнятная, чтобы ее прочесть. Он оглядел всю их команду. Усталые, осунувшиеся лица. Но никто из них не сдался, все готовы продолжать, даже осознавая, что шансы на победу весьма сомнительны. Дьобулус знал, что может рассчитывать на них.
Ниточки. Связи.
Пошатнувшись, Дьобулус ухватился за Октавиуса, и тот почти втащил его в библиотеку. «Думай, – сказал себе Дьобулус. – Думай». Его взгляд метался по залу, готовый вцепиться во что угодно. Зал сверкал, как драгоценный камень. Все в нем было новенькое и свежее, от столов и стеллажей со стеклянными дверцами до свежеокрашенных стен и перестеленного пола – результат очередного приступа щедрости Деметриуса. И повсюду кричаще-красные наклейки с перечеркнутой сигаретой. Это понятно – пожароопасное место: книги, бумага. И все же не слишком ли параноидально они боятся курильщиков?
(в его голове начало обрисовываться что-то, принимать форму)
П
Дьобулус скользнул взглядом по потолку, не позволяя себе сфокусироваться на одной точке.
(он еще сам не понимал, что задумал)
Л
Дьобулус постучал по ближайшей наклейке ногтем, привлекая внимание Октавиуса.
– Покажи Джулиусу.
(Этта уже что-то почувствовал. Он никогда не смотрел на людей прямо в реальности, но мысленно вперил свой взгляд в Дьобулуса)
А
– Что? – не понял Октавиус. – К чему ты это сказал?
(Этта тоже ничего не понимал, но успел встревожиться. Опасно. Пора избавляться)
Н
Дьобулус предпринял небольшое усилие, как будто пытался протолкнуть застрявшую в горле рыбью косточку. Октавиус все еще смотрел на Дьобулуса. И заметил тот момент, когда понимание ушло из его глаз: какая бы идея ни возникла в его мозге, Дьобулус заставил себя забыть о ней.
Недоумевая, Октавиус развернулся к Джулиусу. Он не знал, чего от него хотят, но хорошо знал старого приятеля. Дьобулус плевал на правила. Если они мешали ему, он отодвигал их и делал что хотел. В остальных же случаях просто не обращал внимания. Весь кафетерий СЛ еще с семидесятых годов был оклеен аналогичными наклейками о запрете курения. Порой Октавиус рассматривал одну из них сквозь слой сизого дыма, размышляя, в курсе ли Дьобулус, что она вообще тут висит. И если сегодня Дьобулус обратил внимание на запретительные знаки, это было для чего-то нужно. И Октавиус подчинился указанию.
– Джулиус, ты все еще с нами? – наигранно изумился он. – Не слишком ли мы глупы для тебя? Послушать твои разглагольствования, так Киношник давно у тебя в кармане. А на деле от тебя никакой пользы. Даже Бинидиктус хоть чего-то добился: захомутал Лисицу. Но тебе и с ней не повезло, неудачник.
Пораженный этим внезапным нападением, Джулиус уставился на него во все глаза.
– Я не неудачник.
– Да ладно?
– Я занимаю руководящую позицию в одной из самых важных организаций страны, – попытался оправдаться Джулиус.
– И что с того? Тебя никто не любит. Ты никому не нужен. Уверен, ты и сам это прекрасно знаешь.
– Это неправда, – торопливо возразил Джулиус, машинально шаря в кармане в поисках сигарет.
– И не смей здесь курить! Слышишь? Нас всех это достало, – Октавиус обернулся в поисках поддержки и уперся взглядом в вопрошающий взор Илии.
– «Не смей»? – упавшим голосом повторил Джулиус. – С чего это вы так со мной заговорили? Кто вы вообще такой, психиатришка паршивый?
– Он прав, – с жаром вмешался Бинидиктус. – Ты только портишь воздух – в прямом и переносном смысле. Надо было скрутить тебя и вышвырнуть из здания.
– Да, Джулиус, так и есть, – подхватил Илия. – И сейчас ты либо подчинишься нашим требованиям, либо уходишь отсюда.
– Требованиям? – вспыхнул Джулиус. Он все-таки вытащил пачку из кармана. Его руки заметно дрожали. – Да плевать мне на ваши требования! – завизжал он, истерично выхватывая из пачки сигареты одну за другой и тут же вкладывая их в рот. – Я докажу… докафу… – он прикурил свою нелепую гигантскую сигарету и выдохнул целое облако дыма.
Если он хотел произвести впечатление, он произвел. В первую очередь на дымовые датчики.
– \Это пожарная тревога. Немедленно покиньте помещение\, – произнес синтетический голос откуда-то сверху. – \Это пожарная тревога…\
В следующий момент потолочные разбрызгиватели заработали, выплевывая на оторопевшую компанию потоки белой пены.
– \… покиньте помещение\, – долдонил голос.
Первым очнулся Илия. Он побежал, налетая на стеллажи и поскальзываясь на пене, поднимаясь и снова начиная бежать, отчаянно выискивая что-то на полу. К моменту, когда к нему присоединились Лисица и Бинидиктус, Илия уже увидел то, что хотел: отпечатки собачьих лап на половицах, тут же скрывшиеся под новой порцией пены. Киношник многое предусмотрел, налагая заперты на их психику. Многое. Но не все.
Следуя по направлению следов, Илия нагнал запаниковавшего пса и, ориентируясь на возникающие в пене отметки, потянулся и схватил его. Не ощущая собаки в руках и не чувствуя ее веса, он даже не мог быть уверен, что действительно держит ее. Однако отсутствие новых отпечатков подтвердило, что ему удалось.
В следующий момент он ощутил стремительно нарастающее жжение в запястьях и, резко развернувшись, перебросил собаку подоспевшему Бинидиктусу. Тот, крутнувшись на подошвах, сунул собаку Лисице. Это походило на игру с воображаемым мячом. Не задумываясь, Лисица отправила собаку отцу, и тот, цепко обнимая пустое пространство одной рукой, другой занес скальпель. Все произошедшее заняло менее минуты.
– Появись! – крикнул Дьобулус. – Или я убью ее!
Он возник в пространстве мгновенно, и одновременно проявилась его собака, нелепо висящая вниз головой, свесив длинные уши. Дьобулус прижимал скальпель к ее заднице, но сейчас мало кто был способен оценить юмор ситуации. Илия попятился, налетел задней поверхностью бедра на угол стола и даже не заметил боли. «Совсем не страшный», – мелькнуло у него в голове.
Неужели эта сутулая фигура принадлежала тому, кто держал их в таком ужасе? С тощего тела свисала неопрятная одежда, острый подбородок выглядывал из-под нависающих на лицо светло-русых косм. Он выглядел как человек, с которым произошло что-то по-настоящему плохое. Вызывал желание помочь. Этта поднял голову, открывая поразительно-голубые, как вода в бассейне, глаза с отсутствующим, пустым выражением. Вся взгляды были устремлены на него, но сам он смотрел мимо и сквозь.
– Отдай Этта, – бесцветно произнес он, практически неслышный из-за работы системы оповещения, и это было все, что он согласился им сказать.
Дьобулус почувствовал, что его сознание сминается, как бумажный стаканчик, на который наступили ногой. Пальцы разжались сами собой, роняя пса на пол. «Это поражение», – подумал Дьобулус. Он не сможет отбить удар. Нет места, где он мог бы спрятаться. Или все-таки есть?