В этом году бабье лето запоздало, только началось. В город вернулась теплая солнечная погода. Казалось, что солнца сейчас даже больше, чем было летом. Возможно это казалось за счёт того, что оно отражалось в каждом жёлтом листочке, которыми сейчас были украшены почти все деревья. Идя по парку к пруду, Светлана удивилась, как по-разному раскрасила осень деревья. Вот стоит клён, почти весь в ярко-ярко жёлтой листве. Кажется, что он сам светится, как солнышко. А рядом клён почти голый. Зато трава под ним, которая ещё зелёная, вся усыпана жёлтыми листьями. Они особенно выделяются под солнечными лучами, кажется что от земли идёт свечение. Под деревцем рядом всё красным-красно. Подняв глаза, Светлана увидела, что это рябина. Её листья покраснели настолько, что стали, пожалуй, даже вишнёвыми. За ними совсем не видно ягод, они слились по цвету с листвой. На земле, где листья клёна и рябины пересекаются как будто богатый ковёр из золота и пурпура. Жёлтые листья клёна под солнцем и на фоне вишнёвых листьев рябины выглядят золотыми.
«По-настоящему красивое богатое сочетание», – отметила про себя Светлана.
Дорожки были усыпаны листьями, видимо, их не успевали убирать. Когда Светлана шла по парку к пруду, листья приятно шуршали под ногами, как будто шептали что-то, рассказывали какие-то тайны, которые успели подглядеть, пока были на дереве.
Неподалёку от скамейки, на которой устроилась Светлана, стоял дуб. Она обратила на него внимание, потому что у него были какие-то необыкновенно крупные листья, с её ладонь, если не больше. Ей всегда казалось, что листья дуба куда меньше, или просто она никогда так внимательно не приглядывалась к ним. Или это действительно был какой-то особый дуб. Он тоже был почти весь радостно жёлтый, за исключением одной нижней ветки, которая сейчас особенно выделялась на фоне остальных. Листья на ней были от жёлтого цвета, такого же, что и всё дерево, до ярко красных на самых выступающих местах. На всём остальном дереве не было красных листьев, либо их было так мало, что они были не заметны на общем жёлтом фоне. Глядя на эту ветку, складывалось ощущение, что кто-то градиентом расписал листья на ней. Одни, те, которые были ближе к другим веткам, были почти такие же жёлтые, их лишь едва коснулся оранжевый, совсем немного. Вроде бы и слегка, однако было заметно, что они отличаются от остальных листьев дерева. Другие, что были дальше по ветке, уже приобрели более сочный цвета, их, пожалуй, можно было назвать рыжими. Ещё чуть дальше этот рыжий становился ещё ярче, уже уходя в красноту, но ещё не полностью. На самых же выступающих местах листва была алой, казалось, что прямо-таки полыхала. Возможно именно поэтому ветка сразу обращала на себя внимание.
После этого мятежного алого цвет листьев бледнел, переходя от ярко-красного к спокойному жёлтому на нижних листьях ветки. Сам по себе жёлтый был очень яркий и даже казалось светился на солнце, однако по сравнению с этим огненно-красным н выглядел даже бледным. Ветка настолько отличалась от всего остального дерева, что складывалось впечатление, будто её специально покрасили. Казалось, что на всё дерево неведомому художнику не хватило алой краски, поэтому он тщательно прорисовал одну ветку, да так и бросил, оставив всё дерево просто жёлтым. Забавно и красиво.
Этот удивительный необычно раскрашенный дуб был чуть в стороне от пруда, чтобы разглядеть его, Светлане нужно было сидеть чуть боком к пруду. Когда же она села ровно, повернувшись к пруду, то обратила внимание на иву, полощущую в нём ветви. Эта же напротив была ещё вся зелёная. Надо было присмотреться, чтобы заметить, что на некоторых листочка чуть начала проступать желтизна, причём она ещё затронула не весь лист, а только принялась его закрашивать, сделав первые мазки, ещё робкие и слабые.
Светлана смотрела на воду. Гладь воды была настолько ровной и неподвижной, что изображение почти не искажалось, все зубцы башни хорошо просматривались. Около ивы что-то плеснуло. Это селезень нырнул, видимо, за едой. На поверхности было видно только пол-утки. Вертикально вверх смотрел пестрый хвост белый с черным, чуть-чуть виднелись основания лапок. Вот он вынырнул, приняв привычное человеческому глазу положение, слегка отряхнулся и поплыл дальше по своим делам. Светлана снова посмотрела на иву. В отличии от других деревьев она по-прежнему была усыпана листьями, казалось, что ещё ни один не опал, настолько плотной зелёной шапкой нависала она над водой. Остальные деревья были раскрашены, каждое на свой манер. Даже те, кто ещё стойко вроде бы держал зелёный цвет, нет-нет, да и проскакивал желтый листочек, да не один. На большинстве деревьев листва заметно поредела, проглядывали и ветви, и ствол. Деревья казались кружевными, в отличии от лета, когда они скорее выглядели монолитами. Встречались и такие деревья, которые уже почти полностью сбросили листву, держались лишь несколько наиболее стойких, в целом же дерево выглядело голым. Эта же ива была исключением.
«Стойкая какая», – невольно подумала Светлана.
Чем больше Светлана присматривалась к иве, тем больше замечала, что и её осень не обошла вниманием. Вот уже лежат несколько листков на траве, их совсем немного, но они уже есть.
«Да законы природы едины для всех», – как-то самой собой родилось в мозгу Светланы.
Она задумалась. Почему же она является каким-то исключением? Или законы природы работают только на деревьях, а на людях не работают. Уже который раз она рассуждала: «Нужен ли ей этот её дар?».
Всё то время, что она являлась владелицей особых способностей, Светлана задавалась вопросом: «Зачем ей это?».
С одной стороны преимущество было на лицо. Бизнес она смогла начать только потому, что обладала этим даром. Вести переговоры было куда легче, когда знаешь наперёд стоит ли связываться с человеком или нет, можно ли с ним вести дела или нет. Не могло произойти чего-то непредвиденного. Как правило, Светлана узнавала обо всём заранее, поэтому они с Оксаной могли придумать как предотвратить неприятности. А чаще всего они, благодаря способностям Светланы, просто избегали их, так как не связывались с ненадёжными поставщиками, с неадекватными клиентами, с необязательными фотографами или сотрудниками.
С другой стороны, несмотря на все плюсы и то, что Светлана давно уже обладала своим даром, она по-прежнему, чувствовала себя неуютно. Нет-нет, да и проскальзывала мысль, что ей хотелось бы быть как все. Что дар не только и не столько награда, сколько ещё и ответственность, а может быть отчасти и наказание, плата за то, что она не помнит мужа. Светлана периодически возвращалась к мысли, что надо вспомнить мужа. Если сначала она задавала себе вопрос: «Хочет ли она его вспомнить?». То постепенно он переформулировался в то, что она должна вспомнить мужа. Теперь вопрос стал звучать иначе: «Готова ли она уже вспомнить мужа?». Она уже давно знала, что это принесёт ей душевную боль, и именно поэтому всё не решалась, не была уверена в себе, что сможет справиться с этой болью. При этом её подстёгивало то, что надо же всё-таки узнать, почему муж хотел с ней развестись. Это зудело в мозгу, как комар над ухом, и не давало ей успокоиться. Всё чаще её стала посещать мысль, что вспомнить надо несмотря ни на что. Свойственно людям полностью контролировать ситуацию, особенно то, что напрямую касается их жизни. Сейчас же, не помня каких-то моментов своей жизни, Светлана ощущала и потерю этого контроля.
«Лучше горькая правда, чем незнание», – вдруг появлялась мысль у неё в голове. В такие моменты Светлана уже была готова собрать мужество в кулак и заставить себя всё вспомнить. Она знала, что сможет это сделать. Правда тут же предательски выскакивала другая мысль: «Готова расстаться с даром?». Хоть Светлана и чувствовала себя не как все, каким-то почти что изгоем, однако и расстаться с даром не торопилась. Пожалуй, она самой себе не могла ответить, почему держалась за дар. Или всё-таки причина была не в нём, в том, что вспоминать мужа она пока была не готова.
Этот спор с самой собой она вела уже не впервые. Однако каждый раз он заканчивался ничем. Вернее даже не заканчивался, а она просто прекращала его, так как аргументы «за» и «против» были настолько одинаковыми по значимости, как ей казалось, что ничуть не помогали ей прийти к решению, и она оставляла всё по-прежнему.
За своими рассуждениями Светлана не заметила, как оказалась на скамейке не одна.
Внутри появилось раздражение. Во-первых, тут скамейки стоят чуть ли не сплошным рядом. Во-вторых, так как будний день, то почти все они пустые. Светлана невольно огляделась. Помимо её скамейки занята только одна, через три скамейки от неё сидят барышни и о чём-то оживлённо беседуют.
«Ну вот почему он тут сел. Что ему места мало?» – заворочалось разворачиваясь во всю раздражение у Светланы.
Видимо, заметив недовольство Светланы или невольно проявленную нервозность, мужчина сказал:
– Извините, если я вас потревожил. Люблю сидеть на этой лавочке. Именно с неё отражение в воде какое-то особенное.
Светлана вспомнила, что, когда она шла по дорожке, она тоже рассматривала отражение в пруду и не просто так выбрала именно эту скамейку. Именно с неё был какой-то особенный вид, именно этот ракурс позволял видеть и деревья, и стену с резным окончанием, и довольно обширный кусок неба с плывущими облаками.
«Да, ладно, ну чем он может помешать. В конце концов встану и пойду пройтись по парку, а потом вернусь и сяду на другую лавочку, если вдруг станет доставать разговорами», – стала уговаривать сама себя Светлана. Начавшееся разливаться раздражение стало понемногу стихать. В тот момент, когда мужчина обратился к ней с извинениями, Светлана слегка развернулась к нему. Она не спешила снова отвернуться. Чем-то мужчина заинтересовал её и она принялась абсолютно бесцеремонно рассматривать его. Это было совершенно невежливо, вот такое откровенное разглядывание. Но мужчина был какой-то особенный, Светлана просто не могла оторваться от него, взгляд как будто приклеился. Она пыталась понять, что в нём особенного, чем он так отличается от других, что это буквально приворожило её. Судя по всему высокий, хотя она и не видела его стоя. Догадка подтверждалась тем, насколько мужчина был выше спинки скамейки. И ноги длинные, значит даже ещё выше, чем можно предположить. Одна нога неестественно выпрямлена, и палочка рядом.
«Травма похоже», – Светлана даже сама не поняла, она сделал такой вывод глядя на мужчину, или же это дар выдал информацию.
Мужчина был почти полностью седой. Виски совсем белые. Теменная зона вперемешку седина со своими тёмными волосами. Из-за такого количества седых волос не понять, тёмные – это чёрные или тёмно-русые, а может каштановые. Чуть видно волосы за ушами, тоже тёмные с сединой, но здесь седины значительно меньше.
«Вот его тоже как интересно природа раскрасила», – резюмировала Светлана и вдруг озаботилась: «Интересно, сколько ему лет?»
Поэтому продолжила изучать незнакомца, хотя это было уже за гранью всех приличий. Лицо совсем гладкое, только одна глубокая морщина между бровей.
Сначала Светлана решила, что перед ней пожилой мужчина, лет шестидесяти, а то и больше. Теперь же, рассматривая его более внимательно, она не могла понять его возраст. Однозначно было только то, что первое впечатление её обмануло, на деле он был моложе, значительно моложе: «Пятьдесят? А может быть сорок? Седина сильно смущает, подсознательно начинаешь добавлять лет» – размышляла Светлана, пытаясь представить этого мужчину без седины, с темными волосами.
«Пожалуй, ему тогда вообще можно дать меньше сорока», – удивленно подумала она.
Видимо, приняв её невежливое разглядывание за заинтересованность в нём, и приняв это, как приглашение к общению, мужчина завёл разговор, которого так опасалась Светлана, когда обнаружила незнакомца на своей скамейке, однако сама же спровоцировала его.
– Тут недалеко клиника университетская, я наблюдаюсь там после травмы, – сказав это, мужчина постучал по выпрямленной ноге, которая издала какой-то странный звук.
– Протез, – догадалась Светлана.
– Я и лежал там, лечился. Друзья устроили к хорошему хирургу, – пояснил собеседник:
– Теперь хожу на процедуры и осмотры. Когда хорошая погода, прихожу в этот парк, посидеть.
Спустя небольшую паузу мужчина продолжил:
– Я и живу тут недалеко, у друга. Он приютил меня после выписки.
С некоторым сожалением мужчина продолжил:
– Моё лечение почти закончилось, скоро поеду домой.
– Где вы живёте? – спросила Светлана, имея в виду дом.
Собеседник понял её:
– В Крыму, – и почти без паузы продолжил, – в этом году у меня будет два раза золотая осень. Сначала здесь, а потом ещё раз дома. У нас сейчас ещё бархатный сезон, даже загорать и купаться можно.
– Надо же. Я думала, что бархатный сезон в Крыму заканчивается в сентябре.
– По-разному. В этом году хорошая погода и тепло дольше держаться. Иногда и в ноябре ещё тепло.
– Не знаю смогу ли я теперь когда-нибудь плавать, – сокрушённо сказал мужчина.
Пока они разговаривали, Светлана обратила внимание на глаза собеседника. Какой необыкновенный карий цвет. Как там пела Ветлицкая: «А твои глаза цвета виски…» Светлана всё время удивлялась, считая эту фразу глупой. Сейчас же, глядя в глаза собеседника, она поняла, что действительно, глаза цвета виски, в них как будто солнышко искрится. Правда на последней фразе незнакомца искорки из глаз пропали. Теперь они стали глазами уставшего человека, с какой-то непроходящей тоской в них. Светлана хотела сначала спросить, что с ним случилось, но потом решила, что она уже и так была достаточно невежливой, когда не могла прекратить его разглядывать, поэтому не стоит задавать вопросы, на которые человеку возможно неприятно будет отвечать.
«Кто его знает, может это очень болезненные воспоминания», – вспомнила Светлана как ей было неприятно, когда её расспрашивали об аварии и потере памяти.
Вдруг для него это тоже душевная травма, а судя по глазам, так оно и есть. Захочет, сам расскажет, если ему надо выговориться.
– Надо же в тридцать пять лет стать инвалидом и пенсионером, – посетовал мужчина.
Светлана даже не сразу поняла, что это он про себя. Она-то ему даже после тщательного рассматривания ближе к сорока давала, а оказывается он её старше всего на два года.
– Это очень неприятно, но самое главное, что жизнь не кончилась, а значит ещё могут быть хорошие вещи в жизни. Может быть, всё только начинается и впереди будет ещё много хорошего, – сказала Светлана, непроизвольно кладя ладонь на руку мужчины. Она хотела дружески прикоснуться к руке чуть выше кисти, так, где уже начиналась одежда. Однако мужчина чуть шевельнул рукой и поэтому рука Светланы легла на тыльную сторону кисти мужчины. Мгновенно появилось «кино». Она увидела это мужчину с маленькой девочкой, которая задорно смеялась, пока мужчина подбрасывал её вверх и ловил. За ними было синее-синее Черное море. Светлана знала, что это дочь мужчины. Стал появляться облик женщины. Светлана уже знала, что это супруга мужчина. Вместе с «кино» синхронно появлялось и знание, что мужчина женится, у него будет дочь и он вполне будет счастлив. Светлана угадала, что всё хорошее в его жизни ещё только должно произойти.
Светлана отдёрнула руку. Видимо, как-то поспешно. В глазах мужчины она прочитала ещё большую тоску, как будто он вслух сказал: «Вот видишь, брезгуешь инвалидом». Хотя это было только его мироощущение. Светлане не было неприятно общаться с инвалидом, скорее она искренне сочувствовала ему. А руку отдёрнула непроизвольно, так как этим тут же прекратила видение.
Светлана снова коснулась его и на этот раз даже и пожала его руку, говоря:
– Я точно знаю, что вы ещё будете очень счастливы, поверьте мне. Это вам сейчас кажется, что всё в вашей жизни закончилось, а на самом деле, всё только начинается. Давайте предположим, что я ясновидящая и знаю это точно, – полушутя заявила незнакомцу Светлана.
Видений больше не было. Она продолжала нежно сжимать руку мужчины. Лицо его просветлело. В глазах снова заплясали озорные солнечные искорки, отчего они стали то ли лукавыми, то ли насмешливыми. Он улыбнулся. Светлана сама не заметила, что, говоря последние слова, стала улыбаться ему. И вот теперь он улыбнулся ей в ответ. Сейчас он стал действительно выглядел на свои тридцать пять. Улыбка сразу же скинула те годы, что добавляло хмурое печальное выражение лица. Было в его улыбке что-то озорное и мальчишеское.
– Вы правда так думаете? – то ли поддерживая её шутливое заявление про ясновидящую, то ли наоборот, стараясь говорить серьёзно, ответил мужчина.