Это была Марта.
Она облокотилась о фонарь и закрыла лицо руками; её тело сотрясалось от рыданий. Тут же выбежала невысокая толстенькая старушка с седыми кудрями, спрятанными в гигантской шляпе с пером. В руке она держала маленький предмет. Она подошла к Марте и сказала:
– Дочка, ну ты чего? Посмотри, какую мы вещь взяли, настоящая редкость!
– Мама! Вы взяли все наши сбережения, чтобы на них купить вот это?! Мама, вы больны, вы серьёзно больны!
– Боже упаси, Марта, что ты говоришь?
– Что же мы будем, по-вашему, есть? Как мы за квартиру расплатимся?! Господи, ниспослал мне Господь вас!
– Юная леди, если бы не я, ты бы не появилась на свет божий!
– Для меня это было бы счастьем, матушка…
На улицу выбежал Джисфрид во франке и с ридикюлем в руках.
– Юная леди, вы обронили свою сумочку!
Марта шмыгнула носом и взяла её.
– Спасибо…
– Я поздравляю вас, что вы приобрели эту шкатулку, мадам, – сказал он, повернувшись к фрау Кольб. – Очень красивая вещь, правда.
Женщина кивнула и заулыбалась.
– Спасибо, спасибо.
– А ещё, если вы откроете её, внутри найдёте инициалы: «Д. К.».
Она нахмурилась и выполнила его просьбу. Шкатулка едва не выпрыгнула из её рук.
– Ах! Откуда… Погодите, она ваша?
– К несчастию, да. У меня её, поймите, украли… И вот я сюда случайно зашёл, а она здесь, теперь в ваших руках. Сколько вы за неё отдали? Пять тысяч, так? Я готов прямо на месте расплатиться с вами за столь честный обмен, мадам. Ну же, душа моя!
Фрау Кольб напряглась. Марта вытерла слёзы и подскочила на месте.
– Мы согласны, уважаемый! Да-да, согласны. Матушка, дайте мне…
– Нет! – закричала мать, прижав шкатулку к груди.
Марта побелела, а затем побагровела, вцепилась в шкатулку и потянула её на себя.
– Отдайте мне её, отдайте! У вас ума нет, матушка, вы должны мне её отдать!!!
– Дамы, перестаньте! – сказал Джисфрид, пытаясь встать между ними.
Но вдруг мать ослабила хватку, шкатулка отскочила из рук Марты и упала на асфальт. Крышка отлетела на несколько метров. Мать с дочерью так и замерли в исступлении, а хозяин её со стоном склонился и словно слепой стал шарить руками по земле.
– Разбили, разбили её, курицы! Крышку всю исцарапали, дуры-ы… Ох! – Он встал, вскинув руками, и исчез.
Едва он ушёл, Марта снова прислонилась к столбу и сползла на землю со словами:
– Поздравляю, мать, мы теперь нищие!
Фрау Кольб склонилась над забытой крышкой и прижала её к сердцу, согнулась пополам. Стефан, наблюдавший за всем этим, почувствовал, как глаза щиплют жгучие слёзы, как сердце сжимается под натиском грудной клетки; ему хотелось прыгать, кричать и размахивать руками. Он понял, что не может на это смотреть, оставшись в стороне, поэтому вышел из машины и подбежал к двум несчастным женщинам. Марта убрала руки с лица и вскочила, бросилась к нему на шею.
– Стеффи, слава богу, ты здесь! Господи, Стеффи, мы теперь без жилья, без еды, без всего…
– И без шкатулки, дочка, пять тысяч на вете-ер…
– Стефан, мама сошла из ума! Она горюет над шкатулкой, когда ночевать нам негде. Стеффи, пожалуйста, подскажи, что делать?
Стефан встряхнул головой, пытаясь переварить информацию, как тут в дверях возникли нахмуренные Домбровский и дядя Мартин. Последний говорил так:
– …Короче, давай завтра встретимся, ладно? Сейчас поздно, надо отдохнуть… А, – сказал он, повернувшись к племяннику и двум незнакомкам. – Что тут случилось, Стефан? Кто это?
Племянник словно очнулся и подошёл к нему; Марта вцепилась другу в руку, поспешно вытирая слёзы, а фрау Кольб встала, оттряхнула платье и высморкалась. Стефан представил их дяде, и те кивнули. Он же рассказал всю ситуацию и конфликт, на что дядя Мартин покачал головой.
– М-да, ситуация… Вам действительно некуда пойти?
– Нет, герр Циммерманн, – сказала Марта. – К сожалению, но у нас нет родственников или денег хотя бы на гостиницу на несколько дней.
– Что ж, дорогая моя, вы можете пожить у меня. Места у меня полно…
Марта покраснела и закусала губу, Стефан нахмурился.
– Дядя Марти, а как же тётя Зузанна? Она не будет против? – сказал он, делая акцент на последние слова.
Дядя улыбнулся.
– Нет. Тем более ты же всё равно съезжаешь.
– Ох, герр Циммерманн, – сказала Марта, – не надо… Вы так добры, спасибо, но мы не можем…
– Нет, милая, – сказала мать и встала между ними, – нам некуда идти! Я не хочу, словно нищий, ночевать на вокзалах. Я честная, приличная женщина! Герр Циммерманн, я приношу нашу общую благодарность, от всего сердца. Мы готовы принять ваше предложение.
Марта только вздохнула, Стефан приобнял её за плечи, почувствовал это маленькое, тёплое тело; он услышал запах лаванды и едва сдержал улыбку. Но посмотрев на дядю, он нахмурился: тот улыбался и даже позволял себе дотронуться до руки её матери. Домбровский усмехнулся и отвернулся, громко фыркнув. Стефан чувствовал лёгкий укол стыда, что нет возможности их забрать с собой по ряду причин: тесные коммунальные комнатки, шум, гам, да и бюджета в семье не всегда хватает.
«Всё же, – подумал он, – дядя имеет сердце, он не может оставить двух женщин на произвол судьбы, раз испытывает влюблённость (если это можно так назвать) к фрау Кольб, да и прекрасно понимает, что Марта для меня родной человек. Но если он вовлечёт их в свою авантюру?.. Нет, не сделает. Это две, совершенно чужие ему бедные женщины, они навряд ли помогут ему с его делишками. Но ведь у дяди проблемы с деньгами, как же он будет их содержать? У меня нет места, а у дяди есть, да и денег пока на проживание хватает, а Марта и так работает, будет лишний пфенниг приносить».
10
Дядя Мартин отвёз Домбровского домой, и они вместе с племянником (который решил переночевать и завтра же уехать), фрейлейн и фрау Кольб поехали домой. Часы показывали десять, когда постучали в дверь. Зузанна в это время сидела у камина и читала; от громких и резких звуков она вздрогнула и поплелась открывать. Заметив у порога Мартина, она бросилась к нему на шею со слезами на глазах.
– Марти, прости меня! Прости! Господи, как ты меня ещё не ударил? Как ты от меня не ушёл? Господи, пойми: ребёночек у меня, гормоны… Вот и на нервах вся. Давай уедем, прошу! Хочу на море, Марти… – Тут её взгляд упал на теснившихся женщин, и она отстранилась: – Это ещё кто, Марти?
Дядя усмехнулся, взял её за руку и повёл в фойе. Он рассказал ей ситуацию, и она нахмурилась, огляделась: пока они вели беседу, Стефан провёл гостей на кухню, разогревать ужин. Убедившись, что дверь закрыта, Зузанна понизила голос и сказала:
– Марти, ты с ума сошёл! Приглашать двух незнакомок к себе домой… Вдруг они нас обокрадут?
– Они не такие уж и не незнакомки, милая, это, по сути своей, близкие друзья Стефана. Ну же, милая, не будь такой бессердечной.
– Я? Бессердечная? Ох, неужели я заслужила такое?..
– Нет, если примешь наших гостей хотя бы на недельку, милая. Девочка вот работает; подзаработает, и они съедут!
Зузанна вздохнула и потянулась.
– Эх, ну ладно. Допустим, и так. Но когда же свадьба?
Мартин наморщил лоб.
– Мы же договорились, что в течение месяца, дорогая.
– А потом? Хочу медовый месяц провести на море, в Италии!
– Будет тебе Италия, дорогая, будет. Потерпи ещё немного, и тогда…
Не успел он договорить: она с плачем кинулась ему на шею.
Через несколько минут вышли сытые Марта с матерью и Стефан. Дядя помог дамам обустроиться в комнате, племянника же он перевёл в фойе. Вскоре все легли спать.
…Этой ночью Стефан спал плохо. Столько событий за один день привели его в крайнее возбуждение, он воротился на жёстком диване полночи. Под утро он уснул, а проснулся от того, что кто-то гладит его по волосам и поговаривает: «Ты мой сладкий пирожок… Вставай, соня, вставай». Он открыл глаза и увидел перед собой Марту. Часы показывали десять утра; солнечный свет уже проникал в помещение, и даже плотные шторы не могли его скрыть. Стефан прижался щекой к её коленям – маленьким и худеньким, которые выпирали из-под лёгкого летнего платья до голени в цветочек, – и почувствовал, как губки её нежно коснулись щеки, словно лепестки роз. Он покраснел и улыбнулся…
***
Сквозь туман он почувствовал, как кто-то трясёт его за плечо.
– Стефан, вставай!
Племянник открыл глаза и увидел перед собой дядю. Часы показывали двенадцать. Дядя нагнулся над ним и говорил:
– Ну же, проснись! Поехали, я тебя отвезу до дома.
Потирая глаза, Стефан натянул на себя вещи. С его лица не сходила улыбка при мысли о Марте. «Она меня так ласкала… Нет, это точно был не сон… Ох, моя подружка, моя Марточка!»
Между тем дядя говорил как бы самим с собой, хотя Стефан его не особо слушал:
– Так вот, относительно Домбровского: мы к нему едем. План со шкатулкой пошёл к псу под хвост, поэтому надо придумать что-то другое, верно? Он уже обменял кольцо на деньги, теперь у нас на руках десять тысяч, он их уже отправил доктору Заксу. Мы будем думать, что делать дальше.
– Но я-то тут причём? Я же сказал, что больше не собираюсь участвовать в ваших планах.
Дядя сверкнул его взглядом и ничего не ответил. Племянник поспешно собрал вещи, и они выехали из дома.
***
Когда Стефан вернулся домой, родители встретили его с нескрываемым удивлением. На расспросы он отвечал кратко, сказал лишь, что не сложился с дядей характером, а работа в редакции скучная и не совсем прибыльная. Отец ничего не сказал, но весь день косо на него поглядывал; мать же буквально приплясывала при ходьбе и говорила: «Уф, слава богу, мой мальчик из другого теста! И правильно, малыш, ты найдёшь работу получше». Именно поэтому Стефан вторую половину дня просидел в своей комнатке, наедине с собой. Пока день подходил к концу, он чувствовал в груди нарастающую тревогу за Марту. Нет, даже не то, что дядя может положить на неё глаз, – он не сделает этого как минимум из уважения к племяннику, – дело даже не в этом. В более спокойной обстановке он сложил все события, в том числе и с аукциона, в единую картину и понял, что опасность угрожает и Марте с её матерью.
Вот дядя, допустим, весь погрязает в долгах, на него точит лясы Бриннер, и в итоге дядя Мартин вынужден закрыть редакцию. Даже если он не пойдёт в тюрьму, то останется без бизнеса – это самый вероятный исход событий. Дядя останется без работы, Зузанна максимум через два с половиной месяца отправится в декрет, и как же быть Марте с фрау Кольб? Может, к этому времени они и накопят на съёмное жильё – но где? С их бюджетом они могут снять только пропитанную плесенью съёмную квартиру, скажем, в самом конце Северного округа, в не самых благополучных районах. Чтобы накопить на нормальное жильё, Марте потребуется поработать без выходных хотя бы месяц. Тем более если дядя Мартин лишится работы, возникнут проблемы с деньгами, он навряд ли сможет обеспечить ещё двух дам, поэтому, – даже если не от него, то Зузанны точно, – последует просьба съехать. И куда тогда две дамы пойдут, если у Стефана нет ни денег, ни места (для одной ещё можно найти, а вот для двоих – нет)?
С другой стороны… чем Стефан может им помочь? Он и так чуть в тюрьму не попал из-за столь нелепой истории с крестиком, полдня провёл в камере. Ему не хотелось снова ввязываться в эту авантюру, тем более дядя может и без него пока справиться. Но влюблённому трудно осознать, что он ничем не может помочь. «Ладно, – подумал он. – Посмотрим по обстоятельствам, надо будет позвонить Марте».
***
Уже через полчаса Мартин ехал по направлению к Центральному округу, когда из угла выскочил на дорогу Бриннер и стал размахивать руками.
– Стоять… Стоять, кому сказал!
Дядя нахмурился и остановил машину. Патрульный подошёл к нему, и Мартин услышал резкий запах алкоголя. Патрульный облокотился на капот, дядя просигналил.
– Что вам нужно, герр Бриннер? Говорите быстрее, я тороплюсь!
Бриннер захрапел, и дядя, закатив глаза, нажал на газ, оставил патрульного лежать на земле, при этом думая: «Господи, бедная Карлот… Надо позвонить и узнать, как она там».
Через пятнадцать минут он уже стоял во дворе многоэтажного дома, в самом конце Восточного округа. Он прошёл внутрь здания и очутился в длинном коридоре, по бокам которого стояли шкафы и стиральные машины, загораживая и без того тесный проход. Пахло мясом, порошком и сыростью, Мартин слегка прикрыл рот и нос рукавом. Из щелей в комнаты выглядывали с опаской дети и старики – с неодобрением. Одна старушка даже вышла и поинтересовалась, собирается ли он здесь жить. Дядя прошёл в самый конец, ближе к лестнице, и постучал в дверь. Ему открыл Домбровский в одном халате и жестом подозвал поближе. Гость прошёл в маленькую комнатку, нагромождённую коробками. Мартин присмотрелся и понял, что в них лежат вещи: одежда, посуда, даже техника – более дешёвые и бесполезные для аукциона товары, которые оставили либо из жалости к владельцу, либо из-за того, что его дорогих безделушек было предостаточно для погашения долга. Он сказал:
– Съезжаешь?
Домбровский улыбнулся.
– Ну да. При первой же возможности съеду, скоро накоплю деньги на съёмное жильё, а то надоело мне это всё: теснота, любопытные старики с туберкулёзом, орущие дети, плесень… В общем, не мёд.
– Ладно тебе, давай лучше к делу перейдём. Что ты надумал?
Домбровский сел и улыбнулся.
– У тебя же особые отношения с патрульным Бриннером и его женой, так?
– Это мне уже не нравится. Ты предлагаешь ограбить патрульного?
– Ну да.
Дядя потёр переносицу.
– Ладно, а теперь объясни мне, дурню, что у них красть?
– Вот ты смеёшься, а напрасно. Между прочим, у него моя китайская ваза стоимостью в шестьдесят тысяч франков, что продавали на аукционе…
– Стоп! Её же купил Джисфрид и забрал после аукциона, насколько мне известно.
– Ирония в том, что он подарил её патрульному за то, что тот выяснил дело относительно Стефана и крестика.
– Подарить такую дорогую вазу за одно дело…
– Тем более, они с патрульным давние друзья. Он Джисфрида неоднократно выручал.
– Боже, а я и не знал… – сказал дядя Мартин и почесал голову. – Хотя да, он что-то мне об этом говорил. К тому же Джисфрид щедр на подарки, бесспорно. Как ты вообще про это узнал, про вазу и всё такое?
– Скажем так: есть у меня небольшие связи с аукционом, да и вообще, пока ты там разбирался с дамами, я ненадолго покинул тебя, мой друг. – Он подмигнул.
Дядя вздохнул и закурил.
– Я… я даже не знаю, Ежи. Красть патрульного… Не знаю даже. Да, можно это сделать, вот только я за его жену переживаю…
– Брось, Марти! Тогда как ты предлагаешь оплатить долг, а? А ещё у тебя потенциальная брюхатая жена, не забывай об этом. Я прекрасно знаю про твои связи с его женой; может, тебе удаться её убедить?
Тот пожал плечами.
– Ну хорошо. – Он встал и отряхнулся. – Хорошо, я ей позвоню.
– Звони, звони. Если что, сразу же набери меня. Я не пойду, слишком рискованно.
– Засранец! – Дядя направился к выходу.
11
Марта позвонила только вечером, когда Стефан готовился ко сну. Её голос на другом конце провода дрожал:
– Стеффи, у нас проблема…
Сердце его ёкнуло.
– Что случилось?
– Я… я не знаю, что происходит, но я видела, как герр Циммерманн выпрыгивает из второго этажа чужого дома. Он упал прямо в кусты и стал орать, что сломал ногу. Потом выбежал какой-то мужчина, в стельку пьяный, стал замахиваться на него дубинкой. А за ним выбежала ещё девушка в халатике и сказала, что вызвала скорую. Пьяный поскользнулся и упал, стал стонать и кричать: «Карлот, – говорит, – помоги!» Ну, девушка ему не помогает, шарахается. Тут… Боже, не знаю, каким чудом, но герр Циммерманн кое-как выполз из кустов и подозвал меня! А мне что оставалось? Бежать? Вот я решила ему хоть как-то помочь, а смотрю: он прижимает к груди коробку. Протягивает её и говорит: «Отдай Стефану, он знает, что с этим делать!» И… Я просто взяла коробку, распаковала её – ну, мало ли, что там, вдруг что-то взрывоопасное? – и побежала. Уф!.. Короче, не знаю, что с ним.
– Что в коробке?
– Китайская ваза. Стоит, думаю, не меньше пяти тысяч марок.
Стефан почувствовал, как кровь стучит в висках, а в горле пересохло. Он молчал, но понимал одно: дядя выкрал вазу и отвезёт её, скорее всего, Домбровскому. Но, раз уж у него это не получится, попросил племянника. Но Стефан сделает это завтра, сейчас уже поздно… Он снова вспомнил Марту, её угрозу оказаться на улице из-за долгов дяди, и на глаза набежали слёзы.
Он выстроил себе картину происходящего: вот дядя приходит к Карлот, утешает её после погромов и, возможно, даже побоев от пьяного мужа, это всё доходит до интимных ласк, дядя пользуется моментом и просит вазу. Карлот, судя по всему, соглашается, возможно, страстно шепчет: «Делай всё, что захочешь; забирай всё, что сможешь!» И вот они на пике блаженства, когда приходит патрульный, видит всю эту картину и пытается избить дядю, а тот со страху выпрыгивает в окно.