— Правда?
— Ага, — ответила она, доливая ему кофе из побитого кофейника. — С завтрашнего дня выхожу в «Ржавом молоте» в городе. Ну, я, конечно, всё ещё официантка, но там подают ланч нормальным бизнесменам, да и чаевые получше. А здесь, ну, у большинства здешних клиентов туго с деньгами, не говоря уж… об остальном.
Она подмигнула и положила веснушчатую ладонь на его руку.
— Итак, Сэм, почему ты никогда не приглашал меня на свидание, когда мы учились в школе?
— Ой, я даже не знаю, Донна. Разница в возрасте, наверное. Да и учились в разных классах.
— Сейчас-то разница в возрасте не имеет значения, не так ли? — Её ладонь всё ещё лежала на его.
Он улыбнулся.
— Наверное, нет.
С кухни что-то прокричали; она убрала ладонь.
— Пора работать. Рада была повидаться, Сэм… Ты, кстати, слышал? Моего парня Ларри выпустили из лагеря в Юте. К концу недели он будет здесь, в Портсмуте.
— Это… хорошая новость, Донна. — На какое-то краткое мгновение, пока её ладонь лежала на его, между ними промелькнула какая-то искра, вспышка.
Она подмигнула ему, и он вспомнил, какой красивой она была в пятнадцать.
— Конечно… Ты береги себя, Сэм, ладно?
— Ладно, — пообещал он, глядя ей вслед, восхищаясь тем, как форма плотно облегала её бедра и прочие изгибы. На дальней стороне стойки он заметил сидящих отдельно мужчину, женщину и ребенка. Перед ними стояли чашки с чаем и пустые тарелки, у локтя мужчины лежала бумажка со счётом. Они были хорошо одеты и сидели молча. Сэм знавал таких. Беженцы. Французы, голландцы, британцы, или евреи со всех концов Европы. Как и большинство городов на атлантическом побережье, его родной город просто кишел беженцами. Эта семья пришла сюда, скорее всего, ради горячего обеда, и пыталась растянуть этот миг, пока им тепло и сухо. Сэм знал, что они здесь нелегально. Ему было плевать. Это забота кого-то другого, не его.
Он вновь заглянул в свои записи, стараясь выбросить Донну из головы. Записал он не очень-то много. Покойник, без документов, приличная одежда и татуировка: 9 1 1 2 8 3. Что это значит, блин? Ряд цифр, который настолько важен, что его нельзя забыть? Что, например? Счёт в банке? Номер телефона? Или это некая комбинация… или замена букв? Он принялся считать в блокноте, подставляя под каждую цифру соответствующую букву английского алфавита, получилось IAABHC. Он попытался вспомнить, с чем могли быть связаны эти буквы, и не преуспел. Значит, возможно, это всего лишь цифры.
Но зачем заморачиваться и татуировать их?
Сэм оторвал взгляд от блокнота и увидел, как на противоположном краю стойки мальчик что-то шептал матери. Та указала в дальний конец зала. Мальчик сполз со стула и отправился в уборную. Он был примерно одного возраста с Тоби. Сэм задумался, каково это — в столь юном возрасте оказаться оторванным от дома, оказаться в незнакомой стране, где люди, порой, обращаются с тобой хорошо, а, порой, арестовывают и отправляют в лагерь.
Он извлек бумажник и заглянул в него. Сэм вздохнул. Работа в полиции означала хорошую зарплату, но не только её одну. Хотя…
Второй раз за ночь Сэм достал долларовую купюру. Он дождался, пока мальчик выйдет, затем уронил купюру на линолеум. Когда мальчик проходил мимо — Сэм уловил запах нафталина, исходящий от его пальто, вероятно обносков, выданных ему в Армии Спасения — он вытянул руку и ухватил его за локоть.
— Эй, погодь.
Мальчик замер и Сэм почувствовал, как его рука начала дрожать.
— Сэр? — произнёс мальчик.
Сэм указал на пол.
— Ты тут кое-что уронил, когда проходил мимо.
Мальчик — кареглазый с оливкового цвета кожей — тяжело покачал головой. Сэм склонился к грязному полу, поднял купюру и вложил её в ладонь мальчишки.
— Да, я видел, как ты её выронил. Это твоё.
Мальчик вытаращился на Сэма. Затем его пальцы сжали купюру и он побежал к родителям. Отец принялся что-то жарко шептать матери, но та покачала головой и взяла доллар у мальчика. Она взяла чек и кивнула владельцу «Хижины» Джеку Тиниосу, который только что вышел из кухни. Он взял чек и купюру, затем подошёл к Сэму, вытирая шершавые ладони полотенцем.
Подобно большинству владельцев ресторанов в Нью-Хэмпшире, Тиниос был родом из Греции, но переехал сюда незадолго до того как нацисты захватили его страну в 41-м. Его настоящее имя начиналось с буквы Ж и состояло из десятка слогов; для того, чтобы остальным было проще, он сократил его до Джека. Он обладал живым лицом, носил влажные от пота усы и имел толстые мускулистые руки. Одет он был в футболку и грязные серые брюки, вокруг живота висел фартук.
— В сотне метров отсюда на железной дороге нашли труп, — сказал Сэм.
Джек вздохнул.
— Слышал.
— Мужик, лет шестидесяти, может, моложе. Блондин, был одет в белую рубашку, чёрный костюм без галстука. Он сюда сегодня заходил?
— Нет.
— Уверен?
— Когда сюда заходят люди в костюмах, я это замечаю. Сегодня человека в костюме я не видел.
— Так, ладно, — произнёс Сэм. — Пару часов назад сюда заходил ещё один парень, просил телефон, чтобы вызвать копов. Он был не в костюме. Его ты заметил?
— Конечно. Бородатый, в длинной шинели. Сказал ему проваливать.
— И даже не позволил ему воспользоваться платным телефоном?
— Этот козёл просил пять центов. Знаешь, что было бы, если бы я дал ему пять центов? Он бы сбежал. И ни его самого, ни монеты я больше не увидел бы.
— Возможно, ты препятствовал следствию, Джек. Если бы ты дал ему позвонить, мы приехали бы раньше.
— Да ну, нахрен. Какое мне дело до покойников? Какое мне дело до бродяг с железной дороги, которые живут как животные, ссут и срут в лесу, постоянно лазят ко мне, роются в мусорках, ищут объедки, разбрасывают всё вокруг. Почему их не выметут? А? Я налогоплательщик. Почему их не вычистят?
Сэм бросил на стойку два четвертака.
— Приоритеты, Джек, приоритеты. На днях…
Джек произнёс что-то по-гречески и сгрёб монеты.
— Говоришь, как президент. «На днях». Или как король. «На днях».
— Конечно, — сказал Сэм. — И проверь, чтобы Донна получила чаевые, ладно?
— Само собой, проверю.
Открылась дверь и вошёл ещё один портсмутский коп, его плащ блестел от дождя. В руке он держал форменную фуражку, стряхивая с неё воду на мокрый пол. Руди Дженнес был одним из самых старых копов в строю и самым ленивым, но благодаря тому, что его брат руководил городскими общественными работами, за своё место он не переживал, словно был сержантом смены. Он подошёл, лицо у него было покрыто белыми и красными пятнами.
— Рад, что заметил твою машину на парковке, Сэм.
Джек без слов сунул в ладонь Руди чашку кофе.
— Ага, повезло мне, в чём дело?
— Тебя хочет видеть маршал Хэнсон. Прямо сейчас.
— Сказал, зачем?
Руди шумно осушил чашку и со стуком поставил её на стойку.
— Блин, у тебя тут дохлый сукин сын, или нет? Хэнсон хочет о нём поболтать.
Сэм услышал собственный внутренний голос: «Нечестно, мать вашу, нечестно, этому делу меньше часа. Мне даже нечего докладывать боссу». Руди кивнул.
— Неплохая у тебя работёнка, Сэм. Сидишь в тепле и всё такое. А мне снова на улицу ещё на три часа.
— В самый раз для тебя, как считаешь? — произнёс Сэм.
Руди улыбнулся и Сэм заметил у него на подбородке клочок щетины, который он пропустил, когда брился.
— Занимайся своей инспекторской работой. Парням, вроде меня, не приходится переживать из-за всякой херни, а я буду заниматься своей до самой пенсии. Увидимся в воскресных комиксах, Сэм. Спасибо за кофе, Джек.
Когда Руди ушёл, Сэм сложил блокнот, убрал его в карман пальто и встал со стула. С грохотом открылась дверь и вошли двое молодых людей, шумные, пьяные и шатающиеся. Их коротко стриженные волосы были мокрыми, а одеты они были практически одинаково — в кожаные сапоги, тёмно-синие вельветовые брюки и кожаные плащи. На лацкане пальто каждого из них был приколот небольшой значок с флагом Конфедерации, и Сэм молча наблюдал за ними, пока они ковыляли мимо него и размещались за стойкой.
Эти двое шутливо перетягивали друг у друга меню, Сэм уже направился было к двери, как один из них крикнул Джеку Тиниосу:
— Э, козёл старый, иди сюда и прими у нас заказ! Ты ленивый жид или кто?
В кофейне стало тихо. Один матрос отложил вилку. Сэм взглянул на Джека, тот бросил на него ответный острый взгляд. Никто не посмел смотреть на этих двоих, что только вломились сюда. В двери на кухню стояла Донна. В руках она держала поднос с едой, и даже с дальнего расстояния Сэм заметил в её глазах слёзы. В витрине ресторана висела выцветшая вывеска «Мы поддерживаем распределение богатств». То был один из способов держаться на плаву, не создавать шума, хоть Сэм и знал, что Джек ненавидел президента.
Дождь не стихал, но, оказавшись на улице, Сэм задержался. Он обошёл грязную парковку, осмотрел все машины, пока не нашёл ту, что искал — «Плимут» 42-го года с номерными знаками Луизианы. От долгой поездки на север передние крылья и лобовое стекло машины были испачканы трупиками насекомых. Двое членов партии Лонга — легионеров Лонга, как их называли более смелые газеты — ехали на север как политические активисты, дабы установить партийную дисциплину со всем напором верных Царю-рыбе людей. До недавнего времени Портсмут был избавлен от подобного рода гостей, но за прошедшие несколько недель, что они здесь находились, они открыли магазин, внося свой вклад в расширение власти президента.
Сэм оглянулся на залитые дождём витрины ресторанчика, заметил там тех двоих, увидел, как они смеялись. Затем он опустился на колени, достал перочинный нож и аккуратно порезал обе задние шины.
Интерлюдия I
Уже прошла неделя, как он покинул Вермонт, но он, наконец, добрался до отдалённой фермы на нью-хэмпширской стороне реки Коннектикут. Он почти час наблюдал за этим местом, стоя на закате среди деревьев, прежде чем принять решение. С соломенной крыши одноэтажного дома в сторону амбара тянулась струйка сладковатого древесного дыма. Он потёр ладони. В этом старом уютном фермерском доме, должно быть, тепло. Он уже и позабыл, когда ему последний раз было тепло. Лишь с наступлением темноты, завидев внутри движение керосиновой лампы, он зашевелился.
Он подошёл к чёрному ходу, двигаясь максимально быстро, хромая из-за травмы, полученной прошлой зимой, когда сосна, которую он подрубил, упала не в ту сторону. Он добрался до двери и хорошенько по ней ударил.
Нет ответа.
Сердце замерло при мысли «Ловушка?». Когда он стукнул ещё раз, дверь скрипнула и открылась на пару сантиметров.
— Ну? — раздался голос изнутри.
— Просто мимо проходил, — сказал он.
— И чего?
Он засомневался, понимая, что звучать будет глупо, но сказать, всё же, необходимо:
— Дайте мне свободу…
Он ждал отзыв, размышляя, сможет ли достаточно быстро добежать до леса, если окажется неправ.
Человек по ту сторону двери произнёс:
— Или дайте мне свободу.
Тяжесть в груди ушла. Довериться он мог лишь тому, кто произнесёт верный отзыв. Лишь в этот миг он осознал, насколько же напряжён он был. Внутри оказались двое, один подошёл к двери, другой сидел за деревянным столом, на котором мигала керосиновая лампа. Оба были одеты в выцветшие фланелевые рубашки и испачканные жиром и грязью джинсовые комбинезоны. Тот мужчина, что сидел за столом целился ему из обреза ружья прямо в брюхо. Он замер на пороге, и мужчина положил обрез на стол. Вооружённому мужчине было около тридцати, второму, который подошёл к ящику со льдом, открыл его, и достал оттуда две куриные ножки и кружку молока — было около пятидесяти. На правой стороне его лица виднелся шрам, поэтому правый глаз находился чуть ниже. Небольшую комнату отапливала дровяная печь, стоявшая в дальнем углу.
— Спасибо, — произнёс он, сел, взял куриную ногу и принялся есть. — Давно не ел.
Тот, что постарше, сел за стол напротив него.
— Переночевать можешь здесь, а завтра Зак, — он указал в сторону вооруженного мужчины, — увезёт тебя в Кин. Оттуда кто-нибудь перевезёт тебя на побережье.
Удивительно, насколько же быстро он расправился с куриной ножкой, и, берясь за вторую, чувствовал себя ещё более голодным.
— Разумно.
Зак спросил:
— Как дела там, откуда ты пришёл?
— Худо, — ответил он. — А здесь как дела?
Зак рассмеялся.
— Пока цены на молоко не полетели к чертям, здесь паслись лучшие молочные стада в стране. Терял деньги на каждом проданном галлоне молока, поэтому пришлось забить стадо и теперь справляюсь, как могу. И всё же, получше, чем Фил.
— Правда? — спросил он Фила.
Фил поскрёб щетину на подбородке.
— Я переехал на Средний Запад в 28-м, нашёл работу на «Репаблик Стил». Суровое местечко. Управляющие обращались с нами, как с дерьмом, а после Обвала стало ещё хуже. Потом, в 37-м мы вышли на забастовку.
Он кивнул, вспоминая.
— Ну, да. Бойня на День Поминовения. Ты там был?
— Конечно, был. Сотни бастующих мирно шли маршем, требовали лучших условий и зарплат, затем дошли до рядов чикагской полиции. Те твари застрелили более двух сотен человек, ещё больше оказались ранены, остальных разогнали газом. Мне в лицо угодила граната со слезоточивым газом. Моя жена… не выдержала всего этого. Вот я и перебрался сюда… нашёл… чем ещё заняться.
Он не знал, что сказать. Он допил молоко. Фил изучал его, затем произнёс:
— Ты знаешь свою задачу, правда?
— Знаю.
— Тебя снарядили убить одного из самых охраняемых людей в мире. Думаешь, справишься?
— Меня взяли не за красивые глазки.
Зак вновь тихо рассмеялся, но Фил не стал.
— Полагаю, у тебя есть некие семейные трудности. Они станут проблемой?
Он покачал головой.
— Нет, всё получится.
— Было бы неплохо.
Ему показалось, что снаружи мелькнул проблеск света, и он покрепче сжал кружку.
— Ты это к чему, вообще? — спросил он.
Зак и Фил молчали. Скрипнула половица. Фил произнёс:
— Не уверен, что ты достаточно крут, чтобы сделать то, что должно. Я знаю, ты в курсе всех планов. Скорее всего, это будет самоубийственное задание, когда все угомонятся и стрельба прекратится. Так, вот. Я должен знать. Ты достаточно крут?
Снова вспышка света. Он подскочил, схватил со стола обрез, и рванул к чёрному ходу, под крики и звук падающих стульев. Он мог двигаться быстро даже с травмированной ногой, он оббежал дом, крича на ходу:
— Ни с места, сукин ты сын!
Свет дёрнулся, и кто-то бросился через кусты. Он вскину обрез и нажал на спусковой крючок. По ушам ударило громкое «бум», в плечо ударил приклад, вспышка света и крик. За ним спешили Зак и Фил, Зак держал керосиновую лампу. Втроём они продрались через кусты. У соснового пня на спине лежал мужчина, он стонал, его ноги были перебиты дробью.
Он подошёл к мужчине, пнул его по раненым ногам. Сквозь продырявленные брюки сочилась кровь, мужчина дёрнулся.
— Ты, кто, нахрен, такой? Чего тебе здесь надо?
В жёлтом свете лампы Зака он заметил, что мужчина был гладко выбрит и молод, он был одет в коричневую куртку поверх белой рубахи. Он бросил на него остекленевший взгляд и произнёс:
— Пошёл ты.
— Посвети тут, — сказал он и Зак наклонился.
За отворотом куртки виднелся спрятанный значок с флагом Конфедерации.
— Будь я проклят, — прошептал Фил.
Он выпрямился, крепко сжал обрез, затем тремя внезапными резкими ударами ударил прикладом мужчину в горло. Тот изогнулся в судороге, затем опал.
Тяжело дыша, он передал опустевший дробовик с окровавленным прикладом Филу.
— Ты там что-то спрашивал, крут ли я?
Фил взял дробовик, посмотрел на товарища.
— Так, ладно. Пошло-поехало. Зак, бери грузовик. Наш друг немедленно отправляется в Кин. И осмотрись тут как следует. Сюда мы с тобой больше не вернёмся.
— Скучать не стану, — отозвался Зак.
Фил взглянул на убитого, затем на него.
— Прости за сказанное там. Тебе предстоит серьёзная работа, это без сомнений.
Думая о семье, словно речь шла о ней, он произнёс:
— Она предстоит всем нам.
Глава четвёртая
На удивление — возможно, по причине дождя — в фойе департамента полиции Портсмута было пусто, за исключением дежурного сержанта, который сидел, сложив руки на животе, с закрытыми глазами и запрокинутой головой. Полицейский участок был построен из кирпича в викторианском стиле и стоял на углу Дэниэл и Чапел-стрит, деля площадь с городской ратушей. Прямо за углом, на Пенэллоу-стрит располагался окружной суд.
Сэм поднялся на второй этаж, где находился кабинет его начальника. В большинстве городов имелись шефы полиции, но Портсмут, даже в колониальные времена, отличался от прочих, и в нём был городской маршал.
Стол самого Сэма находился за углом от кабинета Хэнсона, и стоял лицом к стене. Там же располагался ряд картотечных шкафов, стол сержанта смены, и ещё один стол, который принадлежал секретарю департамента Линде Уолтон. Дверь в кабинет Хэнсона была открыта, Сэм подошёл к ней и заглянул внутрь. Начальник махнул рукой, приглашая зайти.