Американский орёл - Алан Гленн 6 стр.

— Ну, и как продвигается писательство?

— Идёт потихоньку. Уверен, что зажравшиеся и запуганные профессора в Гарварде будут воротить от меня носы из-за этого, но, откровенно говоря, это очень весело. Сюжет надо изложить кратко и по сути. Строго говоря, за последние несколько лет я много о чём узнал. Об астрономии, биологии, теории строения атома, археологии. Это среди прочего. В любом случае, попав в чёрный список, иначе никак. Даже в тех сферах промышленности, где требуются рабочие с научными знаниями, меня обходят стороной. А от научной фантастике и фэнтези можно получить тайное удовольствие от того, что можно писать на запретные темы, не обращая внимания на критиков и цензоров с пистолетами и дубинками.

Сэм молчал, думая о том, насколько же он устал.

— Когда сочиняешь историю о тайном отряде рыцарей, которые изо всех сил стараются свергнуть короля болотистых земель, что узурпировал трон, отняв его у законного правителя, который был убит, о том, как этот болотный король отдал власть в королевстве своим прихлебателям… о том, как они сражаются, чтобы вернуть королевство в старые вольные времена… это всего лишь фэнтези. История, из-за которой ни один надсмотрщик или цензор переживать не станет… история, которая не создаст автору проблем.

— Или не отправит в трудовой лагерь.

— Именно, — согласился Уолтер и швырнул журнал на стол. — К слову о трудовых лагерях, как ваш брат?

Второе упоминание о Тони за вечер. Должно быть, рекорд.

— В прошлом месяце получил от него открытку. Вроде, неплохо.

— Рад слышать. Также я рад, что его брат умеет обращаться с инструментами.

— Надо идти. Не забывайте — никаких очистков в раковине.

— Верно подмечено. Никаких очистков в раковине. Ещё раз спасибо, инспектор.

— Пожалуйста. И не забудьте…

— Да, да, я знаю. Оплата по пятнадцатым числам.

* * *

Воздух снаружи был сырым и прохладным. В низких облаках отражались бело-жёлтые огни верфи, до слуха Сэма доносился приглушённый шум работ по строительству новейших подводных лодок. Он стоял и смотрел туда, где уже полтора века строили корабли, туда, где после участия в Первой Мировой войне работал его отец, туда, где работал его брат Тони, пока… Сэм вновь ощутил вспышку стыда за то, что у офицера правопорядка был брат, которого три года назад арестовали за то, что он пытался объединить рабочих верфи в профсоюз. Поспешный суд, и вот Тони отправился отбывать наказание в трудовом лагере, что в Форт Драм, Нью-Йорк. Помимо стыда и беспокойства за брата, в нём также пылал гнев, поскольку Сэм был убеждён, что арест брата был напрямую связан с его собственным повышением.

Дальше по улице раздался выстрел и Сэм вздрогнул, между домами неслось эхо. Он не пошевелился. Очередной пример того, что копы звали «выстрел во тьме». Как и стрельба на железнодорожных путях, на сей факт применения огнестрельного оружия — будь то выяснение счетов, ограбление, или завершение спора — никто не обратит внимания до тех пор, пока о нём официально не доложат. Не самое удачное поведение для хорошего копа, но поделать Сэм ничего не мог. К тому же у него на руках уже имелся один труп, гора бумажной работы, и брат-преступник.

Можно выбирать себе друзей, но родственников не выбирают. Или родственников жены. И тот и другой вызывали у Сэма головную боль.

У подножия лестницы он обо что-то споткнулся. Он включил фонарь на крыльце и посмотрел, что же стало ему преградой.

У лестницы лежали три камешка, положенные один на другой.

Три камешка.

Сэм был уверен, что когда он шёл в комнату Уолтера, их здесь не было.

Он склонился, подобрал камни, и по одному изо всех сил зашвырнул их в темноту. Два упали во дворе, а один, как не без удовлетворения заметил Сэм, плюхнулся в реку Пискатаква.

* * *

Радио было выключено, как и большая часть ламп, Сэм прошёл через притихшую гостиную и кухню в спальню. Свет там давало лишь прикроватное радио, которое сейчас было включено. Сара любила засыпать под звуки радио, под музыку, новости или детективную историю. Сэм же, со своей стороны, никак не мог уснуть под бубнящее радио.

Сара положила его пижаму на край кровати. Он переоделся и залез под одеяло. Сара что-то пробормотала, когда он склонился над ней и поцеловал в щёку.

— Прости, — произнесла она. — Я знаю, ты кое-что задумал на вечер…. Просто, не выдержала и уснула…

— Не переживай, милая, я возьму купонами — если позволишь.

Она вздохнула, взяла его за руку, и поместила себе на грудь, ладонь коснулась мягкой ткани ночной рубашки. Сэм улыбнулся во тьме. Сара могла подолгу растягивать их семейный бюджет, но никогда не экономила на ночных рубашках и нижнем белье. Она называла всё это инструментами, позволяющими держать Сэма в тонусе, и он вынужден был признать, что эти инструменты отлично работали, особенно по части удержания его в постели.

— Тогда, держи свои купоны, — пробормотала она. — Только воспользуйся ими правильно и не потеряй.

Он прижался к ней, рука ощущала мягкость тела и нежность кружев.

— Купон получен, и потерян не будет. Никогда. Как дела в учебном департаменте?

— Неплохо. Готовимся к очередному урезанию бюджета.

— Мне следует о чём-нибудь знать?

Он почувствовал, как она напряглась.

— Как обычно.

— Сара…

— Я была осторожна, правда. Прямо сейчас ничего не происходит, хотя до нас доходят слухи о скором разгоне беженцев. Ты ничего такого не слышал?

— Нет. Но следи за собой. Листовки, прилепленные на оконные ставни, регистрация новых избирателей, разбрасывание по почтовым ящикам брошюр — вот за это тебя и твоих друзей называют революционерами.

Он замолчал в ожидании ответа, но ничего не услышал, кроме ледяного молчания жены да бормотания радио. Он обнял её и тихим шёпотом произнёс:

— Но, Сара… работающая станция Подземки — это совсем другое дело. Её нужно закрыть. Немедленно. Помимо этого, маршал сделал мне очень толстый намёк, в городе легионеры Лонга, вынюхивают всё. Сегодня я столкнулся с двумя, в «Рыбацкой хижине». Два жалких неудачника вынудили весь ресторан замереть, люди боялись даже вздохнуть.

Неожиданно она повернулась и крепко его поцеловала.

— Сэм… Я не знаю, что могу сделать. В ближайшие пару дней в Портсмут кое-кто прибудет. Я только этим днём получила сообщение.

— Ты можешь это отложить?

— Не знаю. Попробую, но, порой, очень трудно достучаться до нужных людей.

— Ты и так уже много сделала. Пора кому-то другому взвалить на себя эту ношу. Мы не можем рисковать, Сара. Нужно всё закрыть.

Она вздохнула.

— Сэм, я же сказала, попробую. Я же не могу просто позвонить и сказать, чтобы прекратили. Да и подумай, мы же просто кучка учителей. И секретарей. Вот и всё.

— В Гайд Парке, в Нью-Йорке полно учителей, пашут на каменоломнях в пустыне Юты только за то, что их подозревают в укрывательстве вдовы Рузвельта, Элеанор. Твои нежные руки и милое личико не выдержат жизни в пустыне. — Он расслышал злость в собственном голосе и поморщился. — Послушай, Сара, я беспокоюсь за тебя. Нам нужно подумать о Тоби.

Она слегка подвинулась, Сэм уже решил, что она сейчас отвернётся в гневе, но Сара вновь его удивила, она приподнялась и снова его поцеловала, ещё крепче.

— Ладно, Сэм, я буду осторожна. Постараюсь прекратить визиты сюда. Вы тоже будьте осторожны, инспектор.

— Я всегда осторожен.

— Если всё, что ты сказал про маршала и легионеров в городе — правда, то, тогда, я не знаю. Даже самые осторожные могут нарваться на неприятности.

Сэм лежал, натянув одеяло на грудь и слушал, как замедлялось дыхание его жены. Радио стояло по его сторону кровати, тусклое свечение его настроечной панели немного успокаивало. Он мог бы протянуть руку и выключить его, но вместо этого прислушался. Было начало часа — время новостей. Он закрыл глаза, начиная потихоньку дремать, пока сквозь помехи прорывался голос диктора:

«… этой ночью имели место авианалёты на Берлин бомбардировщиков дальнего действия «Илюшин». Власти сообщают о том, что военные объекты не повреждены, однако массированному разрушению подверглись гражданские здания, жилые дома и больницы, погибло множество гражданских лиц.

На Русском фронте в Сталинграде продолжаются городские бои, в то время как в районе Харькова русские войска продолжают раз за разом атаковать танковые группировки немцев.

В Лондоне премьер-министр Мосли вновь встретился с министром иностранных дел Германии фон Риббентропом. Прошли переговоры по пересмотру условий перемирия, которое Великобритания и Германия заключили два года назад. По сообщениям дипломатических источников в Вашингтоне, одним из главных разногласий является число немецких солдат, которым позволено находиться на территории Великобритании и некоторых её заморских колоний.

В Монреале прошла неожиданная встреча торговой делегации из Советского Союза, которая вызвала предположение, что Канада ищет пути укрепления связей со своим западным соседом.

Ближе к дому, президент Хьюи Лонг подписал законопроект, который закреплял за всеми американцами, подписавшими клятву верности, гарантированное получение федеральной помощи любых видов, что, по словам президента, означает, что во время его второго срока патриотизм станет ещё крепче. Законопроект, названный «законом об усовершенствовании патриотизма», вступит в силу немедленно. Отказ от подписания клятвы верности автоматически означает тюремное заключение.

На Капитолийском холме, главный казначей Генри Моргентау, вернувшийся после встречи со Всемирным Еврейским Конгрессом, не сумел убедить Конгресс увеличить допустимое число еврейских беженцев из Европы.

Также в Вашингтоне, безработные, вышедшие из департамента труда, заявляют, что сегодня работу имеют гораздо больше американцев, чем прежде, и это…»

Сэм протянул руку и выключил радио. Мировые новости. В основном, враньё, полуправда, и преувеличение. Всем известно, что число безработных растёт. Якобы каждый месяц, спустя десятилетие после обвала биржи, к работе возвращалось всё больше американцев. Но Сэм видел правду собственными глазами, начиная с лагерей бродяг у железных дорог, до штурма ворот верфи безработными, когда пошёл слух о том, что случайно погибли пятеро трубоукладчиков, и переполненных многоквартирных домов в городе.

Вот это — правда. Что множество отчаявшихся людей оставались без работы, без надежды на облегчение своей участи. И никакие сообщения по радио не изменят этого знания. Сэм повернулся, попытался расслабиться, но две мысли не давали ему покоя.

Мысль о трёх камнях у заднего крыльца.

И ряд размытых цифр, набитых на запястье покойника.

И то и другое — загадка. Несмотря на свою должность, Сэм ненавидел загадки.

Интерлюдия II

Он возвращался на тёмные улицы старого Портсмута, где множество домов было построено ещё в XVIII веке, обшитые досками, с узкими окнами и протекающими крышами. Он держался переулков и извилистых дорожек, прячась в дверных проёмах, каждый раз, когда впереди появлялись огни фар. Добравшись до нужного места, он засел в кустах рододендрона, и немного подождал. Он думал об этих домах, об экстраординарных людях, что родились в этих местах, вышли в мир и творили перемены. Чувствовали ли они то же самое, что чувствует он сейчас? В учебниках истории пишут, что эти люди были преисполнены отваги и революционного духа. Но он ничего этого практически не чувствовал; он ощущал лишь холод и нервозность, понимая, что за каждыми фарами может прятаться машина, полная людей из министерства внутренних дел или легионеров Лонга.

В старом доме через дорогу открылась дверь, и наружу вышел человек, чей силуэт был изнутри подсвечен лампом. Человек огляделся, наклонился и поставил на крыльцо две бутылки из-под молока, затем ушёл внутрь.

Сидя в кустах, во тьме, он улыбнулся. Чисто. Одна бутылка или три и он ушёл бы. Но две — это сигнал. Он пересёк улицу, прошел через калитку в решетчатом заборе, и подошёл к подвальному этажу. Он открыл дверь и спустился по деревянным ступенькам. Там на стульях сидели двое, но узнал он только одного, а это уже проблема.

Мужчина по левую сторону носил густые усы и имел толстые руки, покрытые шрамами от ожогов. Хозяин дома, Курт Монро. Он взглянул на него и произнёс:

— Курт.

— Боже, как же я рад тебя видеть, старик, — ответил ему шрамированный.

— Либо говори, кто это с тобой, Курт, либо я ухожу, — сказал он.

Второй мужчина имел редеющие волосы и выступающий кадык.

— Это Винс. Он свой, — сказал Курт.

— Слушай, я… — начал Винс.

Он уставился на второго мужчину.

— Что-то не припомню, чтобы я к тебе обращался, блин.

Винс умолк. Курт постучал пальцами по столу.

— Я встречался с сестрой Винса, ещё, когда работал, пока руки не обгорели. Я его знаю, он свой, и он может достать то, что нам нужно.

Теперь он взглянул на Винса.

— Где?

— А?

Ему пришлось постараться, чтобы удержать свой нрав в узде.

— Нам нужно нечто особое. Нечто такое, что в нынешние времена достать тяжело, учитывая конфискационные законы относительно стрелкового оружия. Итак. Где, блин, ты намерен это доставать?

— У парня дальше по улице, что живёт рядом с моей сестрой. У него уже всё готово. Я уже заплатил ему деньгами Курта. Просто скажи, куда доставить.

Он задумался, затем произнёс:

— Хочу, чтобы его доставили к Курту.

Винс смутился.

— Я… мы так не договаривались. Мы условились, что мне заплатят половину за покупку, а ещё половину за доставку, куда укажешь.

— Хорошо. И я хочу, чтобы его доставили к Курту.

— Но…

Он уставился прямо на Винса.

— Братан, говорю первый и последний раз. Курта я знаю. Я с ним работал ещё, когда мы оба были устроены. Я был одним из первых, кто побежал к нему, когда он обжог руки. Так, вот, у нас с ним есть общее прошлое. А, вот, о тебе я нихера не знаю. Курт за тебя поручился, но я очень мнительная сволочь, ясно? В последний раз, когда я доверился тому, за кого не могу поручиться лично, меня взяли за жопу. Так что, условия меняются. Понятно? Ты доставишь его сюда. Тебе заплатят. А затем ты обо всём забудешь. Усёк?

Винс взглянул на Курта, тот пожал плечами, затем Винс встал и ушёл, громко топча по деревянным ступенькам.

— Старик, с тех пор как ты вышел, ты стал ещё большим мудаком, — сказал Курт.

— Когда правительство пристально за тобой следит, иначе и не бывает, — сказал он. — Погодь секунду. Я сейчас.

— Чего? — переспросил Курт, но к тому моменту он уже распахнул дверь в подвал. На улице было людно, он двинулся за Винсом, держась в тени, руки в карманах, плечи выдвинуты вперёд. «Идиот, — думал он, без особого труда идя по следу. — Тупая дурачина даже не потрудилась посмотреть, не идёт ли кто следом».

Винс прошёл четыре квартала и остановился на углу. Эта часть города была более деловой, тут имелись два бара, бакалейная лавка на углу, и заброшенный банк, бывший портсмутский «Сэйвингс-и-Траст», один из множества брошенных банков по всей стране. Он стоял в дверном проёме и наблюдал. Винс достал сигарету, зажал её губами. С третьей попытки ему удалось её прикурить. «Нервный балбес», — подумал он, и в этот момент на улице появился седан и остановился.

Винс швырнул сигарету в сточную канаву и сел на заднее сидение седана. Машина поспешно уехала. Было слишком темно, чтобы разглядеть номерной знак или того, кто был внутри, марку он тоже не узнал, поняв лишь, что это была машина не из дешёвых.

Какое-то время он стоял и смотрел на опустевший угол улицы. Он направился обратно к Курту, размышляя об ещё одном деле, которое нужно будет сделать днём.

Революции — дело непростое.

Глава седьмая

Следующим утром тусклое фойе полицейского департамента Портсмута оказалось заполнено бедно одетыми мужчинами и женщинами, выясняющими судьбу своих родных и друзей, задержанных предыдущей ночью в крепко пьющем и трудолюбивом портовом городе. Наверху на своём столе Сэм обнаружил приклеенную к печатной машинке записку. «Сэм. Зайди поскорее. Х.» Там же он нашёл листок коричневой бумаги, с запиской, написанной карандашом:

Внизу листа имела корявая подпись, также карандашом. Сэм покачал головой, глядя на грамматические ошибки в записке. Он был уверен, что Фрэнк и его молодой напарник минут десять походили под дождём, затем вернулись в тёплый участок и час корпели над докладом. Сэм отложил рапорт и снова взглянул на записку.