И что теперь?
Из-за небольшого склада вышли двое, и уверенно пошли вдоль путей. Оба были одеты в поношенные длинные плащи и латанные брюки. Подойдя ближе, они старались держаться чуть в стороне от железной дороги.
Сэм огляделся. Он был один.
— Мелочь есть, братан? — спросил тот, что слева.
— Нет, нету.
— Дело такое, братан. Выворачивай карманы, гони сюда бумажник, сымай боты и пальто и можешь идти.
Первый сунул руку под плащ и показал оттуда кусок трубы.
— Либо никуда не пойдёшь. Чо скажешь?
Второй осклабился, демонстрируя щербатый рот и кусок трубы в руке.
Сэм распахнул полу пальто, потянулся к наплечной кобуре и достал револьвер 38-го калибра. Другой рукой он продемонстрировал значок.
— Полагаю, у нас тут намечается другое дельце, — сказал он. Мужчины замерли. — Я прав, парни?
Один спешно облизнул губы. Его напарник произнёс:
— Да, сэр, наверное, есть.
— Тогда, бросайте трубы. Как вам такое?
— Слышь, братан, — заскулил тот, что слева, роняя трубу на землю. — Мы ж просто дурачимся, вот и всё.
— Мы просто голодны, — сказал второй. — Разве это преступление — быть голодным?
Сэм продолжал целиться в них из револьвера.
— Вот вам новое условие. Вам, клоунам, повезло, что у меня впереди тяжёлый день. Так, что я не стану вас вязать. Вы оба сейчас развернётесь и пойдёте. Ещё раз увижу вас в Портсмуте, пристрелю и сброшу в вон тот пруд. Усекли?
Он смотрел, как они глядели на него, оценивали. Затем оба повернулись. Сэм продолжал в них целиться, на случай, если они передумали. Лишь, когда они отошли на пятьдесят метров, он убрал револьвер в кобуру.
«Господи, — подумал Сэм. — Ну и неделька».
Восточнее можно было разглядеть крышу вокзала компании ««Б-И-М»» и соседнее грузовое депо. Также в воздухе стоял запах дыма, Сэм посмотрел вдоль путей, в сторону от Мэйплвуд-авеню, в заросли деревьев.
Он пошёл туда.
* * *
Лагерь был возведен на грязном участке земли, впритык к болоту, что ограждало пруд Норт Милл. Около деревьев стояли автомобили, и, судя по состоянию их покрышек, здесь они обрели свою последнюю стоянку. Жилища были сколочены из деревянного мусора и разбросанных вокруг веток, возле большинства из них тлели скудные костры, которые поддерживали женщины. У детей, что резвились вокруг, не было обуви, их ноги были чёрными от грязи. Женщины в грязных и латанных платьях смотрели на него пустыми серыми глазами. Сэма начало подташнивать от этих взглядов, поскольку мыслями он вернулся к Саре и Тоби, которые жили в тёплом и безопасном доме. Сэм вздрогнул, понимая, что одна ошибка, один конфликт с легионерами Лонга или ещё какая лажа, и его семья окажется здесь.
Мимо прошёл тощий старик с белой бородой до живота, его бледная кожа была в грязи, а обувь перемотана проволокой.
— Чего ищешь, приятель?
— Ищу Лу из Троя. Он здесь?
— Зависит от того, кто спрашивает. Ты коп?
— Ага.
— Городской коп, железнодорожный коп или федеральный коп?
— Городской. Инспектор Сэм Миллер.
Старик сплюнул.
— Не видел Лу со вчерашнего дня. У него проблемы?
— Нет. Просто хотел задать пару вопросов.
— Хех. Конечно. Ну, здесь его нет. Только я, детишки да женщины. Вот и всё.
Сэм вновь оглядел лагерь.
— А остальные мужчины где?
— Сам-то как думаешь? В городе. Подённая работа. Ищут работу. И всякое прочее.
«Всякое прочее», — мысленно повторил Сэм. Роются в мусорках в поисках бухла и объедков. Либо собирают бутылки и банки. Либо, как Лу, собирают выпавшие куски угля, чтобы не замёрзнуть ночью, когда жена и дети прижимаются к тебе, дрожа в обносках, полные гнева и отчаяния, гадая, как ты здесь оказался, полностью провалившись как отец, как супруг и как мужчина.
— Слушай, прошлой ночью тут что-то шумело… вроде как выстрелы. Ничего об этом не знаешь?
Старик снова сплюнул.
— Пара парней надрались, повздорили и пару раз пальнули друг в друга. Промазали, само собой. Но, бля, ты будешь мне рассказывать, что обеспокоился тем, что случилось двенадцать часов назад? Чего ж тогда раньше не пришёл?
— Были дела поважнее, и…
— Ага, херня всё это. Вам, копам, вообще всё похеру. Если бы не было, вы пришли бы ночью, а не днём, выяснять, что тут к чему. Так, что на хер иди.
Без предупреждения старик выбросил вперёд руку и ударил Сэма в левую щёку. Сэм покачнулся, отступил на шаг назад и обеими руками пихнул старика в грудь. Тот упал на задницу и зарычал:
— Пошёл на хуй, коп. Вам нет до нас никакого дела. Я был каменщиком в Индиане, добывал камень, из которого строилась эта страна, а сейчас посмотри на мою семью — живём, как скот, роемся в помоях. Так что вали на хуй отсюда и оставь нас в покое. Бля, или хочешь меня арестовать? Ну, давай. В вашей сраной тюрячке я и поем и посплю нормально.
Сэм коснулся щеки и развернулся. Внезапно он услышал смех. Из хижины вышел мужчина, застёгивая на ходу ширинку. Наверное, работник верфи, подумал Сэм. Мужчина двинулся прочь, посвистывая, и закурив по пути, затем, следом за ним из хибары вышла женщина в сером платье с долларовой купюрой в руке, пустым взглядом и усталым лицом. Завидев Сэма, она скрылась в хижине и что-то сказала, чего Сэм не разобрал.
Он снова посмотрел на железную дорогу. Женский голос напомнил ему о том времени, когда он служил патрульным. Прямо на этих самых путях, неподалёку отсюда, он искал одного потерявшегося старика, когда мимо прогрохотал поезд. Не состав ««Б-И-М»», просто чёрный локомотив, тащивший ряд товарных вагонов, и из этих вагонов, вспомнил Сэм, раздавались… шумы. Голоса. Хор голосов, отчаянных воплей, пока поезд громыхал в ночи, направляясь, бог знает куда.
Голоса, которые он не понимал.
Он взглянул на утоптанный пятачок, на котором нашли труп.
— Кто ты, — произнёс он вслух. — И откуда, блин, ты взялся?
Затем он направился к своему «Паккарду», на ходу почёсывая щёку.
Глава девятая
На ужин была тушеная курица и нечто похожее на домашний хлеб, и пока Тоби рисовал каракули на черновиках из департамента, Сара молча сидела по другую сторону стола и выглядела более бледной, чем обычно. В воздухе раздался приглушённый треск, словно близилась гроза.
Когда она заговорила, в голосе её слышалась вялость, словно она была чем-то озабочена.
— Сэм, вчера ты слишком припозднился с этим покойником. Больше тебе не следует уходить по ночам. Маршал должен дать тебе отдых. Особенно после той драки. У тебя на щеке уже натуральный синяк.
— Не такая уж там была и драка, к тому же вечером партийное собрание, — сказал ей Сэм. — Ты знаешь, каково это.
Сара зачерпнула ложкой немного тушеной курицы. По радио передавали повтор службы прославленного радиопроповедника отца Чарльза Коглина из Чикаго. Коглин говорил с музыкальным произношением:
— Международная финансовая система, которая распяла мир на кресте депрессии, была создана евреями с целью контролировать население всего мира…
Сэм нахмурился. Он презирал проповедника.
— Зачем ты его слушаешь? Я думал, тебе нравится музыка бостонской станции.
— Вчера её отключили. Комиссия по связи забрала у них лицензию.
Проповедник продолжал:
— … от европейской путаницы, от нацизма, коммунизма, и будущих войн между ними, Америка должна держаться в стороне. Сохраним американцев и звёздно-полосатое знамя под защитой Господа.
— Я закончил. Можно мне уйти? — спросил Тоби, затаив дыхание.
Сэм взглянул на Сару и та сказала:
— Да, можешь уйти.
— Спасибо! — Тоби со скрежетом отодвинул стул и выбежал из комнаты. Сара крикнула ему вслед:
— И никакого радио, пока не сделаешь домашнее задание, понял, разбойник?
— Ага!
Когда Тоби ушёл, Сара взял в руку ложку.
— Уверен, что не можешь пропустить сегодняшнее собрание?
— Милая, я и так уже пропустил два собрания подряд. Я не могу позволить себе пропустить третье. Начну пропускать собрания, тогда за мной начнут следить. А начав следить за мной, они смогут обнаружить и твою небольшую благотворительность, так ведь?
— Сэм, я знаю, что мы называем это благотворительностью, но это нечто большее, чем благотворительность, — резко бросила она. — Эта работа… была очень важна для меня. Когда-то она была важна и для тебя. Раньше ты всегда меня поддерживал. Мне не нравится, что ты передумал.
— Я не передумал. Ситуация меняется. И если я пропущу ещё одно собрание, меня внесут в список. А я всё ещё на испытательном сроке. Знаешь, откуда у Тоби взялась та игрушечная подлодка? Безработный пожарный продает деревянные игрушки, потому что кто-то настучал на него за то, что он читает неправильные газеты. Если в следующем финансовом году бюджет урежут, я лишусь работы. Либо вместе с братом буду валить лес, если кто-нибудь узнает о том, что творится у нас в подвале.
— Ни в каком списке ты не окажешься. И ты об этом знаешь. Прекращай, пожалуйста. Ты просто пытаешься меня запугать.
— Не надо быть столь самоуверенной. К тому же, тебе следует знать ещё кое о чём. Сегодня я встречался по отдельности с маршалом и твоим отцом и оба они хотели одного и того же — чтобы я проявлял больше активности в делах Партии, и чтобы стучал, докладывая каждому из них, что делает второй. Разве не здорово? Маршал и твой отец настолько высокого мнения обо мне, что оба предлагают мне стать стукачом.
Сара вытерла руки о фартук.
— Может, тебе следовало бы проявлять больше активности в делах Партии. В смысле, если станция Подземки закроется, мы с друзьями, ну, если бы ты вовремя сообщал нам…
— Ядрёна мать, женщина, мало того, что мой босс и твой отец пытаются сделать из меня стукача, так того же добиваешься и ты со своими незрелыми революционерами и обеспокоенными учителями?
Сара бросила на него суровый взгляд.
— Не смей оскорблять меня подобными обзывательствами. Такие люди, как мои друзья, пытаются изменить мир к лучшему. И я бы хотела, чтобы ты не злился на отца. Мне это не нравится.
— Мне жаль, что тебе это не нравится, но ты же знаешь, каким мудаком он может быть.
— Мудак он или нет, но он пытается помочь своему зятю, мне и нашему сыну. Что не так-то? Ты знаешь, как он помог нам с мебелью, как хотел помочь с оплатой за дом. До сих пор не понимаю, почему ты ему не позволил.
— Потому что не хочу оказаться в его сраных лапах, вот почему!
Сара мрачно посмотрела на него и загремела тарелками.
— Но спать в кровати, которую он отдал нам по закупочной цене — это нормально, да, инспектор Миллер?
— Послушай, Сара…
Его жена перевела взгляд на кухонные часы.
— Не желаю больше об этом говорить. Опоздаешь на своё драгоценное собрание.
* * *
Собрание проходило на посту Американского Легиона № 6, почти в дюжине кварталов от полицейского участка. Воздух внутри был сине-серым от дыма. Большая часть мужчин курила сигары или сигареты; бар был открыт и у многих в руках виднелись бутылки «Наррангансетта» или «Пабст Блю Риббон». Сэм подошёл к столику около входа, заплатил пятьдесят центов, и его имя было вычеркнуто из списка. «Ну, вот, — подумал он, — я здесь, и не появлюсь тут ближайший месяц, чего бы там ни хотели маршал и мэр».
В углу раздался взрыв смеха, и Сэм заметил мужчину с веснушчатым лицом. Патрик Фитцджеральд, отец его подружки Донны. Вспоминая о довольно прохладных проводах из дому, Сэм подумал о Донне и её милой улыбке и… Почему он не стал добиваться её в школе?
К Сэму подошёл Фрэнк Риэрдон и удовлетворенно кивнул. В отличие от той ночи у железной дороги, Фрэнк был одет в гражданское, а на голове носил кепи Американского Легиона, как и ещё несколько человек.
— Рад видеть тебя здесь, Сэм. Что у тебя со щекой, блин?
— Об косяк ударился.
Фрэнк ухмыльнулся.
— Ну, дело твоё. Слушай, есть какие-то новости насчёт трупа? Документы? Причина смерти?
— Неа, — ответил тот. — Пока работаю над этим. Завтра должен получить отчёт о вскрытии.
— Звучит неплохо. Но готов поставить пиво, что выяснится, что это какой-то бродяга украл чьи-то шмотки и каким-то образом забрался в поезд.
— Возможно, — согласился Сэм.
— Договорились. Одно пиво.
Фрэнк ушёл, а Сэм решил, что пиво — неплохая мысль. Толпа зашевелилась, откуда-то из дальней комнаты, смеясь, вышли двое. Синие вельветовые брюки, кожаные пиджаки, и даже стоя в толпе, Сэм ощутил себя одиноким и обнажённым, как бывает в набитой людьми церкви, когда пастор вещает о возмездии за грехи, и смотрит при этом прямо на тебя. Легионеры Лонга, те самые уроды, что были той ночью в «Рыбацкой хижине». Они подтащили стулья почти к самой трибуне и уселись, вытянув ноги и скрестив руки на груди. Явились, чтобы приглядывать за местными. Сэм отвернулся и направился к деревянному бару, где раздобыл себе бутылку «Наррангансетта». Его кто-то пихнул под локоть и произнёс прямо в ухо:
— Искренне надеюсь, что на службе вы не употребляете, инспектор.
Ему улыбался рыжий коротышка. Шон Донован, бывший литейщик с военно-морской верфи Портсмута, а ныне клерк в департаменте, который большую часть рабочего дня проводил, зарывшись в бумаги в подвале, силясь разобрать гору недоделанных документов и рапортов. Большинство копов его игнорировало — что, вообще, этот парень делает на службе? — но Сэму нравилась находчивость Донована и его умение за несколько минут разыскать необходимую бумажку.
— Не думал, что тебе так интересна политика, Шон.
— Мне интересно, чтобы у меня была работа, полный желудок и крыша над головой. Это означает принятие решений, поиск компромиссов и принесение случайных жертв, дабы мой желудок продолжал питаться. Живи я в Берлине, я был бы полноценным членом нацистской партии. Если б я жил в Москве, мой партбилет был бы красным. В Англии мистер Мосли мог бы не сомневаться в моей верности; в Италии, сеньор Муссолини; во Франции мсье Лаваль; однако ж я в Портсмуте, штат Нью-Хэмпшир, жажду принести клятву верности Царю-рыбе.
Сэм стукнул своей бутылкой по бутылке Шона.
— А вернувшись домой, клянёшь его направо и налево.
— Вы слишком хорошо меня знаете, инспектор. Однако я уверен, вы здесь не из чистой любви и чувства долга перед Партией. Вы просто не хотите раскачивать лодку, да?
— Значит, думаешь, что работаешь на копов, то умеешь читать мысли?
— Вы удивитесь тому, что мне удалось постичь. А, вот и наши друзья из Батон-Руж пришли понаблюдать за нами.
Сэм вновь посмотрел на двух молодых южан и увидел, что там стоял маршал Гарольд Хэнсон и разговаривал с ними. Хэнсон ушёл в другой конец зала и сел. Затем один из легионеров поднял голову, и Сэму показалось, что его ледяные голубые глаза посмотрели прямо на него. Легионер пихнул соратника и теперь на Сэма таращились уже они оба. Сэм отсалютовал им бутылкой и улыбнулся, а в ответ получил лишь ледяные взгляды. «Да и хер с вами, уроды», — подумал он.
— Похоже, этим подручным Лонга не нравится ваше гостеприимство янки? — заметил Шон.
Сэм продолжал улыбаться.
— Мелкие ракообразные ублюдки могут ползти раком обратно в свои пруды, болота, или как они их там называют.
— Вы поглядите, кто тут начал крамолу наводить. Погодите, похоже, шоу начинается.
На трибуну поднялся крупный мужчина в кепи Легиона и тёмно-синем костюме, трещавшем по швам. Тедди Карузо, член городского совета, и глава партийной организации округа. Зычный голос Карузо перекрыл гомон мужских голосов — у женщин была своя партийная организация, и собирались они в другое время — а, когда со стороны толпы послышалось ворчание, он произнёс:
— Хорош, уже, рассаживаемся, пора начинать…
Вошёл Лоуренс Янг, своей лучезарной улыбкой демонстрируя готовность к суровому миру политики. Он ненадолго подошёл к Тедди и что-то прошептал ему на ухо. Оба улыбнулись в адрес двух южан, что сидели неподалёку.
Шон произнёс:
— Вижу, поднялся ваш прославленный тесть, представитель правящего класса, готовый подавлять нас, работяг. Почему бы вам не подняться к нему, и от всей души не пожать руку?
— А какого хера ты лезешь не в своё дело? — огрызнулся в ответ Сэм.
— Ну и ну, похоже, мистер Янг и его любимый зять не в ладах, — успокаивающе произнёс Шон. — Раз уж такое дело, занимайте очередь. Вы тут не один такой, кто его презирает. Взять, к примеру, нашего босса.
— Правда? Я, конечно, в курсе, что они не лучшие друзья, но…
— Ой, перестаньте, Сэм. Для полицейских здесь работы больше, чем на улицах. Надо посмотреть за улицы, в кабинеты, что на них смотрят, и на их обитателей. Вроде наших мэра и маршала. Оба они тянутся к власти, обоим нравится состоять в Партии, и оба совершенно не доверяют друг другу.