– Ну почему за всю свою жизнь мои родители ни разу не сказали мне чего-то такого, что хочется вышить шелком на своей подушке? – задала она сама себе вопрос, на который, увы, не знала ответа.
Машинально подойдя к бару, она достала бутылку виски Jаck Dаniеl’s, налила его в небольшой стакан под самый край и выпила тремя глотками, даже не поморщившись. Янтарная жидкость обожгла горло, но вслед за неприятными ощущениями по всему телу разлилась бархатная теплота, которая постепенно утихомиривала страсти, бушующие у нее внутри. Она хотела налить себе еще, но передумала: нужно было сохранить здравый рассудок до встречи с Мариной.
– Может, одного разговора на сегодня достаточно? – мелькнула соблазнительная мысль, но Лана тут же избавилась от нее.
– Сегодня и только сегодня! – приказала она себе и снова пошла к городскому телефону.
Марина ответила мгновенно, как будто караулила ее звонок.
– Привет, подружка. Я уже дома. Если есть время и возможность, заходи.
– Вот здорово! А почему вы так быстро вернулись? – прозвучал, как обычно, веселый голос Марины. Он не вписывался в трагедию, которую переживала Лана, и еще более обнажил боль.
– Все объяснения при встрече. Жду.
Лана положила трубку, еле сдержавшись, чтобы не грохнуть ею по журнальному столику.
– Господи, когда же это закончится? – выкрикнула она в тишину комнаты, закрыв лицо руками. И так как ответа Лана не ждала, обреченно вздохнув, поплелась на кухню, чтобы выпить крепкого чаю. Кофе уже стоял в горле, а ей нужно было взбодриться перед встречей с Мариной, поскольку силы практически покинули ее.
Как Лана и предполагала, не прошло и двадцати минут, как раздалась трель дверного звонка. Открыв дверь, она оказалась в объятиях подруги. Марина всегда была настоящим, но добрым стихийным бедствием. Вот и сейчас она успевала все: задавать сыплющиеся, как из рога изобилия, вопросы, целовать Лану в щеки, тискать ее за плечи, скидывать с ног туфли, вешать сумочку и смеяться, охая и ахая.
Вырвавшись из ее цепких рук, Лана пошла на кухню, избегая встречаться с Мариной взглядом. Та, ничего не заметив, пошла следом, без умолку болтая о чем-то.
– Кофе будешь? – спросила ее Лана, все еще медля повернуться к ней лицом.
– Обязательно буду, но позже. У меня в сумке бутылка холодного шампанского и конфеты. Надо же отменить ваше возвращение. Надеюсь, вы все засняли на камеру?
Не дожидаясь ответа, Марина прошла в прихожую и через минуту вернулась.
– А где бокалы? Ты что-то стала непонятливая и медленная, как черепаха. Ну да ладно, сама возьму. Кстати, я забрала из ателье ваши свадебные фотографии, но на радостях так заторопилась, что совершенно забыла о них и не взяла с собой.
Идя в зал, она заметила, что дверь в спальню закрыта и прокричала:
– Игорь спит, что ли? Иди немедленно буди. Выспится в другой раз. Не каждый день приходят к вам в гости с шампанским.
Последние слова она уже произнесла при входе в кухню и поставила три бокала на стол.
Посмотрев на побледневшую Лану, прижимающую руки к груди, Марина, как в замедленной съемке, села на стул, тихо высказав ужасное предположение:
– С Игорем что-то случилось? Он жив?
– Да, жив и здоров, но бросил меня ради другой женщины, которая добавила ведро дегтя в наш медовый месяц. Потому он и закончился столь быстро, а я одна вернулась домой.
Марина остолбенело смотрела на Лану, с трудом переваривая услышанное. Все еще не веря подруге, она закрыла глаза и резко тряхнула головой, словно сбрасывая с себя нечто, мешающее осознать смысл невероятных слов.
– Это такая шутка, что ли?
– Нет, – коротко ответила Лана и, подойдя к окну, стала смотреть в него, ничего не видя перед собой из-за слез, наполнивших глаза.
– Рассказывай! – голос Марины прозвучал, как выстрел, и Лана от неожиданности вздрогнула.
Она начала свой рассказ, продолжая стоять спиной к подруге. Так было легче сохранять относительное спокойствие. К середине повествования она уже взяла себя в руки, почувствовала себя увереннее и села напротив Марины, уставившись в стол.
– Вот и все, – закончила свой рассказ Лана. – Наверное, это был самый короткий медовый месяц на свете.
– Подлец! Боже мой, какая скотина! – негодующе воскликнула Марина, срываясь на крик. – А я тебе еще завидовала. По-хорошему, конечно. Думала, какая же ты везучая: такого мужика отхватила. Вот же сволочь! А ты случайно не беременная?
Лана отрицательно покачала головой, но сердце сжалось от сожаления. Она бы считала себя самой счастливой, если бы у нее остался ребенок от Игоря.
– Это хорошо, – продолжила Марина. – Ребенок сильно бы осложнил твою жизнь материально и психологически. Мало было бы радости смотреть на него и постоянно вспоминать, какой мерзавец его отец. А если бы он еще и похож был на него? А так ты птица вольная, в свободном полете, да к тому же еще с квартирой и машиной в придачу. Что еще нужно? Словом, все хорошо, что хорошо кончается. Могло быть значительно хуже. Так что давай за это и выпьем!
– За успех безнадежного дела? – спросила Лана и скривилась от горечи, затопившей душу.
– Не будь пессимисткой. Я где-то прочитала, что пессимизм – это форма душевного алкоголизма, а я не хочу иметь в подругах алкоголичку. К тому же пессимизм делает из брошенной девушки одинокую, а оптимизм – свободную! Поэтому будем оптимистками! Жизнь, моя дорогая, у тебя только начинается, и в ней тебя ждет много хорошего и большая любовь тоже. Я уверена в этом. Как и в том, что от нытья ничья жизнь еще не становилась лучше. Хочешь быть счастливой – действуй и подбери сопли. Другими словами, никогда в дальнейшем не опускай по этому поводу рук. Ясно?
Марина откупорила шампанское, налила его в два бокала, а третий выбросила в мусорное ведро.
– И не вздумай доставать: там его место. Не обеднеешь от одного бокала, считай, разбила.
А посуда, как ты знаешь, бьется к удаче. Лана покорно кивнула и взяла свой бокал.
– Значит, за все хорошее в моей дальнейшей жизни! И за счастье!
Выпили в молчании, а затем, обнявшись, обе заплакали. Так, вперемешку со слезами и конфетами, допили бутылку.
Спустя какое-то время Марина промокнула глаза салфеткой и глубокомысленно изрекла:
– Мне кажется, измена – самое жестокое предательство по отношению к любимому человеку, из-за которого в душе больно настолько, что жизнь становится чёрно-белой, а мир просто перестаёт существовать!
– Игорь мне не изменил, – не согласилась Лана с подругой.
– А что он сделал по-твоему? Ну, ладно – назови это предательством. Только хрен редьки не слаще. Я бы на твоем месте сказала Игорю вслед:
– Что дорогой? Уходишь? Ммм… ну иди-иди, тебя за рога никто не держит!
– Ты что? С ума сошла! Я мужу никогда не изменяла!
– Да знаю я. Женщина не изменяет в двух случаях: если считает, что ее мужчина лучший, или, если считает, что все они одинаковые. Ты принадлежишь к первым. Знаю также и другое: чтобы склонить мужчину к измене, достаточно выйти за него замуж. Поэтому и не спешу надевать подвенечное платье. Но перейдем к твоим баранам. Не очень-то зацикливайся на Игоре. Просто помни об одной наимудрейшей истине: женщина, как ребенок в детском саду… если за ней вовремя не приходят, то она идет играть в другую песочницу! Вот и ты её присматривай для себя. Такова жизнь.
И вообще почаще говори себе, обращаясь мыслями к своему сбежавшему мужу: я люблю тебя больше, чем всех остальных, но мне нужны другие, чтобы удостовериться в этом. Ты ведь, наверное, не раз слышала, что незаменимых людей нет? Так вот: этот афоризм, по-моему, относится и к мужьям.
Лана несогласно покачала головой и замерла, обдумывая что-то.
Немного растягивая слова, Марина вдруг неожиданно спросила:
– А если он вдруг вернется, ты простишь его?
Несмотря на легкое опьянение, Лана понимала, что нужно ответить так, чтобы в будущем, когда Игорь все же вернется, подруга была психологически готова к такому повороту событий.
Собираясь с мыслями, она тяжело вздохнула:
– Понимаешь, все не так просто, как кажется. Когда Игорь объяснился со мной и сказал, что уезжает к Кире, я его возненавидела. Я кричала ему вслед, что проклинаю его, что в его новой семье никогда не будет счастья. На следующий день, когда эмоции немного улеглись, а боль была уже не такой острой, я поймала себя на мысли, что скучаю по нему, что он мне нужен и обрадовалась, если бы передумал и вернулся ко мне. Еще день спустя я попыталась поставить себя на его место и понять. А если он осознает, что ошибся и сделал неправильный выбор? За ошибки ведь не судят, а тем более не казнят.
И я, и ты ведь тоже можем в любой момент ошибиться в чем-то серьезном… Но это все, конечно, теория, а как я поступлю на практике, – пока не знаю. Время покажет, что к чему. Я ведь люблю Игоря, а настоящая любовь должна уметь прощать. Во всяком случае, так говорят мудрецы, исходя из философии жизни. Но я обычный человек и не могу просчитать свои поступки наперед. Поживем- увидим. Или ты считаешь, что я в своих суждениях неправа?
Не знаю. Я в такую ситуацию не попадала, да и любовь до сегодняшнего дня обходила меня стороной. Что это за чувство, для меня пока не ведомо. Так что в этом вопросе я тебе ни судья, ни прокурор, ни советчик. Единственное, в чем уверена, так это в том, что отношения после измены, словно разбитая чашка: склеить можно, но пить противно… Ты к подобному морально готова? Впрочем, в отличие от меня, ты из тех женщин, которые могут простить мужчине все.
– Ну, не знаю. Наверное, ты права. Мы абсолютно разные. Я всегда была скромна в своих желаниях относительно мужчин. У меня-то и было их всего два до Игоря. Это ты меняешь мужиков, как перчатки. Я вообще не знаю, как они тебя терпят. Встречаешься с одним, глазки строишь другому, лапшу на уши вешаешь третьему, мозги промываешь четвертому… словом, ты особа уникальная.
– И вовсе я не такая. Ты просто сгустила краски. Я не изменяю, но флиртую. Я не вру, но недоговариваю. Я не красавица, но потрясающе мила. Я не ревнивая, просто привыкла быть единственной.
Лана ничего не ответила, и Марина, не став продолжать начатый разговор, тихо сказала:
– Ладно, давай перейдем к другой, более насущной теме.
– Игорь после гибели родителей переоформил квартиру на себя? Если нет, то у тебя будут проблемы. Он хотя бы оставил свой адрес, чтобы в случае крайней необходимости ты могла с ним связаться?
– Он сказал, что сообщит мне, когда обустроится на новом месте. Но, в принципе, меня это не очень-то и волнует. Собственником квартиры является Игорь, я в ней зарегистрирована. Буду оплачивать коммунальные услуги и жить. А возникнут проблемы, обращусь к Игорю. Машину он сразу оформил на меня в качестве свадебного подарка, а себе он планировал купить джип после окончания нашего отпуска. Думаю, через какое-то время он оформит квартиру по дарственной на меня. Во всяком случае он так мне сказал. Другими словами, пока нет смысла торопить события и звонить в колокола тревоги.
– А как с его вещами?
– Я уже упаковала их в чемоданы и сложила в кладовке. При первой же возможности он сможет их забрать.
– Что и говорить, подруга. В этой паскудной ситуации ты держишься достойно. Я тобой горжусь, так как сама не смогла бы себя держать подобным образом. Я бы рвала и метала. Но ты, в отличие от меня, всегда была уравновешенной и рассудительной. Отныне мы на Игоря забили, договорились? А посему давай подумаем, как лучше использовать твой оставшийся отпуск. Может, махнем в деревню к моему деду? Там речка, природа, грибы – и тишина…
– Нет, и природой, и речкой, и тишиной я уже сыта по горло. Буду приходить в себя дома: читать книги, смотреть телевизор, гулять в парке, возможно, нарисую что-нибудь. Никого не хочу видеть, кроме тебя. Чуть погодя придумаем, чем заняться. А сейчас я хочу спать – долго и много. Ты не обидишься, если уйдешь? Марина понимающе кивнула и направилась в прихожую.
– До завтра! Отдыхай и об Игоре не думай. Не стоит он этого.
Глава 7. Возникшие подозрения
Игорь вошел во двор, выложенный однотонной плиткой темно розового цвета с выдавленным узором. Справа были расположены овальной формы фонтан, круглые декоративные вазы с цветами и две вогнутые полукругом скамейки из того же материала, что и дом, образуя своего рода дизайнерский ансамбль. Слева – ассиметрично разбросанные цветочные клумбы в форме различных геометрических фигур, а между ними в строгой симметрии были установлены светильники в стиле ретро. Игорь подумал о том, что ландшафтный дизайнер по первому образованию, наверное, был математиком, и усмехнулся.
Сам дом был построен из какого-то материала, отдаленно напоминающего бело-розовый мрамор, но без присущего ему глянца. Большие окна были из зеркального стекла, отражающего солнечные лучи
Взгляд переместился на остроконечную крышу. Она была рифленой и придавала дому сказочный вид. Он почему-то всегда думал, что в домах с такими крышами живут гномы.
– Здорово! – выдохнул Игорь, находясь под впечатлением увиденного.
Какое-то движение в окне второго этажа привлекло его внимание. Никого не заметив, он, тем не менее почувствовал, что за ним наблюдают.
– Наверное, Дана, – забеспокоился он. Надо идти в дом, иначе то, что он столько времени стоит и с интересом разглядывает собственный дом, может вызвать у нее ненужные подозрения.
– Впрочем, у меня же сильный солнечный удар, а, значит, странности в моем поведении допустимы, – улыбнулся про себя Игорь и с равнодушным видом открыл дверь в дом.
Увиденное заставило его пораженно остановиться. Вместо привычного коридора его взору открылся большой холл. В мягком пушистом ковре изумрудного цвета, казалось, тонула белая мебель с отделкой под золото. Роскошный белый диван в виде ракушки с шестью подушками, словно выплывал из моря. Они, как и шторы, тоже были изумрудного цвета.
Рядом с диваном уютно расположились такие же по форме два больших кресла. Между ними весьма вольготно примостился столик, поверхность которого была из золотистого стекла. На нем стояла трехъярусная витиеватая ваза с цветами. Чуть поодаль – шкаф, наполненный разными статуэтками и прочими безделушками.
Возле дивана застыла скульптура девушки. В правой руке она держала кувшин, из которого лилась вода в импровизированное у ее ног озеро, окруженное слоем то ли живой, то ли искусственной травы. Светильников нигде не было, но помещение было ярко освещено. Казалось, свет проникал отовсюду: как из потолка, так и из стен.
Несколько обескураженный, Игорь пытался понять, чего же в этой комнате не хватает. Причем, очень привычного для него, но так и не додумался. Женский смешок вернул его к действительности. Слева в дверях стояла Дана и удивленно наблюдала за ним.
– Ты действительно сегодня перегрелся на солнце, Гарри, – услышал он ее грудной голос. – Я тебя просто не узнаю: сначала замкнулся в себе, потом беспричинно впал в недовольство, переходящее в раздражительность, затем все эти эмоции сменились любопытством и ошарашенностью, а сейчас на тебя напали неуверенность и заторможенность. И почему ты разулся? Хотя бы объясни, кого ты в данный момент изображаешь из себя, держа обувь в руках?
– Посланника любви. Лука со стрелами не нашлось, вот и воспользовался тем, что было под ногами, – несколько неуклюже попытался отшутиться Игорь.
– Попробую предположить, что эти импровизированные стрелы предназначены для меня, чтобы мои чувства, которые ты полдня пытался заморозить своей холодностью, наконец, оттаяли. Я права? – спросила Дана, мягко улыбнувшись.
Совесть зашевелилась в душе Игоря, укоризненно шепча:
– Дана удивительная женщина: ненавязчивая, терпеливая, сдержанная и с юмором. Сколько ты давал ей поводов возмутиться твоим поведением, выйти из себя и сказать все, что она о тебе думает. Один раз попыталась достучаться до тебя – и отступила. Ни упреков, ни слез.
Игорь почувствовал, как кровь прилила к лицу и вспотели ладони. Ни слова не говоря, он уронил сандалии на пол, подошел к Дане и прижал ее к груди. Она услышала, как взволнованно бьется его сердце. Подняв голову и заглянув в его пронизанные раскаянием глаза, не столько слухом, сколько зрением уловила слова, которые произнесли его губы: прости меня, моя хорошая. Она обняла его за шею и поцеловала. Игорь не отстранился, но и не ответил на поцелуй. Дана застыла в ожидании, а затем, медленно разомкнув объятия, пошла к лестнице на второй этаж. Игорь попытался ее остановить, но она, не оглянувшись, высвободила руку и стала подниматься по ступенькам.
– Почему Гарри ведет себя, словно посторонний человек? – эта мысль, как заноза, засела в её сознании, постоянно провоцируя подозрение, что между ними что-то не так, как обычно.
Дана пыталась проанализировать сложившуюся ситуацию в ауре тревоги, которая окутывала ее, будто кокон: