Паша один раз уронила лук – изображала Диану, богиню охоты. Мало того что ей, недавно привезённой из деревни, было нестерпимо оголяться перед посторонними: ведь в её патриархальной семье стыдом немыслимым для матери было показаться на людях простоволосой, так ещё и стоять неподвижно было для Паши сущим наказанием. Как она ни рыдала, как ни молила, стыдливость из неё выбили розгами, которых любитель античности не жалел для своих дворовых, но вот что было поделать с живым нравом и темпераментом? Как могла, она старалась сохранять неподвижность, но иногда не выдерживала. А вот один раз даже уронила лук. Мошнин пришёл в бешенство, и, скорей всего, Паше бы не поздоровилось: за меньшие проступки он запарывал чуть не до смерти. Но, на её счастье, гостем был Михаил Петрович, который, зная ещё об одной страстишке помещика – игре в карты, – предложил ему сыграть на крупную сумму. Добросердечный граф в любом случае купил бы Пашу, но всё же здравый смысл подсказал ему попробовать сначала урегулировать дело иным способом. В результате проигравший помещик был бы вынужден скрепя сердце расстаться с весьма обременительной для него денежной суммой, но Михаил Петрович предложил отдать ему провинившуюся Диану, на что тот согласился с радостью, присовокупив, что от неё было только одно разорение, с ролью своей она справлялась весьма отвратительно. С тех пор Паша жила в доме Завадских, вспоминая прошлую жизнь как страшный сон.
– Этот барин не таков, – сказала девушка. – По лицу видать, что он добрый.
– Не нам судить, – не сдавался Афанасий. – Мысли его мы знать не можем, да.
– О чьих мыслях речь ведёте? – дверь ванной неожиданно открылась, и Ваня предстал перед слугами.
Влажные волосы, распахнутый ворот рубахи, нательный крест на крепкой груди – служанки засмущались, присели в поклоне и убежали.
– Что это они? – спросил Иван у лакея.
– Глупые девки, – с презрением сказал тот. – Болтают, о чём придётся, волос у них долог, да ум короток!
– Ты, гляжу, прямо ума палата! – хмыкнул Иван. – Иди вели нам с барыней чай поставить!
– Слушаюсь, – слуга поклонился и ушёл, Ваня посмотрел ему вслед.
– Волос долог, ишь ты! – пробормотал, покачав головой.
***
Неизвестно, что подразумевала Екатерина Ильинична под «всё-всё покажу», но, действительно, многое в Симбирске они посмотрели, отправившись на прогулку в другой раз. Граф приказал заложить свою роскошную карету, сделанную в мастерской придворного петербургского Конюшенного двора по эскизу самого Иоганна Конрада Букендаля, два герба гордо украшали её, шестёрка лошадей довершала богатый выезд. Михаил Петрович вознамерился самолично показать гостям Симбирск и поведать о его истории, поскольку Иван рассказал ему, что поехал сюда исключительно из-за красивого и необычного названия.
– Нам ведь, Михаил Петрович, было всё равно куда податься, поелику родных нет нигде. И я выбрал Симбирск, а Пусенька за мной, как нитка за иголкой отправилась, – Ваня покрепче обнял любимую, уютно устроившуюся рядом с ним.
– О, про название нашего славного города ходит столько легенд, скажу я вам! – хитро улыбнулся граф. – Я в словесности не силён, да, но историю Симбирска знаю получше других!
– Предки Михаила Петровича приехали сюда чуть ли не со дня основания города, – вмешалась, блестя глазами, графиня. – Представляете? Стояли у истоков!
– Ну, Катенька, это уж слишком! – запротестовал граф. – Приблизительно через четверть века они сюда приехали, а город был положительно отстроен к 1652 году, так что какие истоки!
– А что же о названии, Михаил Петрович? – подтолкнула словоохотливого рассказчика Пульхерия.
– Это отдельная история! Так вот, на месте нынешнего Симбирска жили разнообразные племена, например, мордовские, по всей вероятности омагометанившаяся мордва – буртасы, бортничеством занимались.
– То есть мёдом промышляли? – уточнил Ваня.
– Да. И ещё бобровыми гонами, то есть бобров добывали. Потом, здесь были поселения чувашские, черемисские – но это по неподтверждённым данным, татарское городище было найдено, словом, кто только не населял эту местность до пришествия Богдана Матвеевича Хитрово со товарищи! А относительно названия нашего славного города есть множество предположений, и все они интересные: например, ежели думать, что оно произошло от чувашского языка, то означает «белая гора»; но есть и другое, столь же любопытное пояснение – «обиталище людей», поелику «сии» означает «человек», а «бурнас» – «обитать». И это только чувашский язык! Мордва даёт нам такое толкование: «сююн» и «бир» означают «зеленыя горы», что ж, местность, на которой расположен Симбирск, вполне оправдывает это название. А если поверить, что слово Симбирск скандинавского происхождения, то мы увидим сразу два значения: «Sinn» – путь, дорога и «Biarg» – гора, или «birg» – береза, так что по этому словопроизводству «Симбирск» означает или «придорожная береза» или «горный путь» – и то, и то очень красиво, не правда ли?
– Пожалуй, – молодые гости немного ошалели от такого потока информации, обрушившейся на них.
– Но лично я полагаю, что слово Симбирск имеет тюркское происхождение, ведь «сы» означает «гробницу, надгробный памятник», а «биp» – «один» так что Симбирск в переводе на русский, означает «одиночная могила». Кстати, правильнее наш город называть Синбирск, и во всех грамотах, актах и печатях у нас прописана буква «н», а не «м»! – запыхавшись, граф откинулся на спинку и весело блестящими глазами посматривал на Ивана и Пульхерию.
– Спасибо, Михаил Петрович, это великолепная лекция! – покачал головой Ваня.
– Вы уж простите его за многоречие, – улыбнулась Екатерина Ильинична, ласково глядя на мужа. – Он такой патриот своего города, меня тоже влюбил в него! Я ведь не местная, из-под Самары. Сейчас Мишель ещё расскажет вам о необычности расположения Симбирска, погодите немного, отдышится!
Все, включая Михаила Петровича, засмеялись.
– А пока посмотрите, насколько хорош наш город зимой! – улыбнулась графиня.
Карета ехала неторопливо, с достоинством, Ваня отметил, что многие простые жители скидывали шапки и кланялись графу и графине, а равные по сословию здоровались, порой останавливали свои средства передвижения и обменивались не только вежливым приветствием, но и выражали благодарность, интересовались здоровьем, делами и так далее, из чего он сделал вывод, что Михаила Петровича в городе уважали.
Зимний Симбирск, действительно, являл собой зрелище необыкновенно торжественное и великолепное! Снег плотно укрыл и выровнял дороги, карета шла легко, чуть покачиваясь. Деревья, коих в городе было много, все сплошь усыпаны белоснежной, искрящейся на солнце бахромой.
– Какой радостный вид у города! – сказала Пульхерия. – Он похож на юную, робкую невесту!
Рубленая часть Симбирска – деревянные дома, украшенные изящной резьбой, кружевными наличниками, аккуратные крылечки, трубы, из которых струился гостеприимный дымок, дворники, разгребающие снег и наваливающие огромные сугробы, коих с нетерпением ожидала детвора, чтобы кубарем скатиться с них, хохоча, извалявшись в снегу, – всё придавало городу праздничный вид. Казённые дома нисколько не портили его, добавляя строгости и государственности. Торговые ряды бурлили разнообразным, разношёрстным людом, гомон и весёлый шум раздавались всюду. И все эти звуки перекрыл поднебесный звон – заговорили колокола Троицкого собора.
– Я ведь и в церкви-то давно не была, вот бы нам сходить, Екатерина Ильинична? – взгляд Пульхерии был умоляюще-трогательным.
– Обязательно сходим, душенька, не переживайте! У нас есть, где голову преклонить и свечку поставить, – успокоила её графиня. – Вы оправляйтесь пока как следует! Вам не холодно, голубушка? – вдруг спохватилась она.
– Нет, благодарствую, мне очень тепло! – улыбнулась девушка, которую основательно укутали в меха и пуховые платки.
– Да, соборы, церкви да монастыри – это воистину украшение нашего города! – заявил Михаил Петрович.
– Отдохнули, граф? – лукаво блеснула глазами Пульхерия.
– Да, моя дорогая, и вновь готов поведать вам истории о славном Симбирске! – подхватил перчатку граф. – Теперь я открою вам тайну расположения нашего города. Легко заметить, что стоит он на двух берегах одной великой реки – Волги-матушки, но в Симбирске есть ещё две реки – Свияга, которая течёт параллельно Волге, но встречь течению, и Симбирка, о которой также есть интереснейшая легенда! – граф сделал многозначительную паузу. – Течёт она в глубоком овраге посередине города и берёт начало из озера Маришки, что на северной окраине города, и впадает в Свиягу. Так вот… ходит в народе такое предание, что когда-то на берегу этого озера жила вдова-красавица Маришка. Весёлый был у неё нрав! К избе её постоянно собирались девки и парни и водили хороводы. Между парнями был Иван Курчавый, по ремеслу извозчик, красавец собой и на гуслях так играл, что девки бросали хоровод и замирали, слушая его. Но хоть всем девушкам Иван и нравился, для него дороже всех была Маришка, которая и его крепко полюбила. Но недолго они любили друг друга: вскоре пришлось Маришке от девок прятаться, потому что те над нею стали смеяться. Не пережила красавица позора, бросилась в озеро и утонула: искали ее там – не нашли. С тех пор озеро и называется её именем. Долго горевал Иван. Бывало, среди озера на лодке остановится, заиграет на гуслях, а к нему выплывает из воды Маришка и садится на край лодки: он ей играет, а она его обнимает и в воду манит. Так и пропал Иван Курчавый – исчез бесследно, должно быть, Маришка сманила его в озеро…
– Печальная легенда, – загрустила Пульхерия.
– Ну, почему же печальная, Пусенька? Они после смерти вместе… Я бы тоже так сделал, чтоб только с тобой не расставаться! – Ваня поцеловал её в румяную щёчку. – В конце концов я тоже Иван! – рассмеялся он.
– После смерти вместе… лучше уж при жизни быть рядом, – возразила она. – Кто знает, что там ещё будет, после смерти-то, а жизнь – вот она!
– Я поддерживаю! – Екатерина Ильинична взяла под руку мужа. – Счастливым надо быть в этой жизни и прямо сейчас, потом этого может уже не быть!
– Ты мой милый философ! – граф нежно посмотрел на жену. – Мы всегда будем счастливы, уж я постараюсь, приложу, так сказать, все усилия! А что касается нашего славного города…
– Мишель, может быть, хватит? – сдвинула бровки Екатерина Ильинична. – Ты уморишь наших гостей!
– Ну, котёнок, ещё два слова! Как видите, мы находимся с вами на правом, крутом берегу реки Волги и считаем, что именно отсюда началось поселение, но ученый голштинец Олеарий, путешествовавший по России и плывший Волгою в Персию в 1636 году, описывая свой путь, между прочим, говорит, что на правом берегу Волги он видел Синбирскую гору, получившую название от прежде бывшего города, разоренного Тамерланом! Между тем на карте Поволжья, приложенной к его трудам, Синбирская гора показана не на правой, а на левой стороне Волги! Такое противоречие заставило сомневаться относительно места нахождения старинного Симбирского городища, а также предполагать: не было ли оно на месте нынешнего города Симбирска. Так что вопрос о том, кем и на каком основании нашему городу дано название старинного городища, едва ли может быть разрешен, за неимением точных данных, отсутствие которых дает полный простор предположениям, более или менее основательным, – выговорившись, Михаил Петрович замолчал.
– Мишель, это не два слова, а целых две сотни! – упрекнула мужа жена.
– Ну, прости, милая! Так хотелось новому человеку об этом рассказать! Мои-то все уже слышали, веником меня гонят, стоит мне рот открыть! – засмеялся граф.
– Михаил Петрович, всё, что вы рассказываете, очень интересно! – воскликнул Иван. – Видно, что вы искренне любите свой город и увлекаетесь его историей! А скажите, не собирали ли вы сведений о восстании Стеньки Разина? Ведь он пытался взять Симбирск, наверное, об этом тоже есть множество преданий!
– Конечно, собирал! – оживился граф. – И не только о нём, но и о Федьке Шелудяке! Могу рассказать…
– Ну, уж нет, Миша, только не сейчас! Хватит с нас исторических лекций! – возмутилась Екатерина Ильинична. – Давайте лучше в лавку Крупениковых зайдём! Посмотрим платья, обувь, может быть, духи. После поговорите за рюмочкой хереса или коньяку!
– Милая моя, о чём ты?! Какой коньяк? – всполошился граф.
– Ну, полно, Мишель, словно я не знаю, чем ты там в своём кабинете занимаешься, когда мне говоришь, что идёшь по делам! – фыркнула графиня. – Вот только не надо прикидываться! Знаем мы всё про ваши делишки, да, Пульхерия Ивановна?
– Ага! – засмеялась девушка.
Граф медленно покраснел, посмотрел на Ваню, которого тоже бросило в краску, и мужчины, как по команде, стали смотреть в окна кареты, внимательно разглядывая пейзаж. Дамы продолжали улыбаться.
В лавке купца Крупеникова, представителя старинной купеческой фамилии, ведущего род от одного из стрельцов, прибывших в Симбирск с окольничим Хитрово в 1648 году для построения города. Он очень гордился тем, что императрица Елизавета Петровна пожаловала в 1742 году званием степенного гражданина Кузьму Крупеникова, тогда уже крупного торговца железным товаром в Симбирске. С тех пор развернулся Кузьма с его сыновьями, держал лавку, которой шла торговля готовым платьем, обувью, парфюмерией различной, златом-серебром, шорными изделиями, кожевенными да меховыми. Конечно, под конец века он, почти его ровесник, отошёл от дел, отдыхал, наслаждался последними, как он говорил, денёчками, но по-прежнему его сыновья, сами заматеревшие купцы, обременённые семьями, детьми и даже внуками, шли к отцу на поклон и за советом, уважительно прислушиваясь к его словам. Сейчас лавка была отдана младшему, Харитону, сорокапятилетнему торговцу с жгуче чёрными волосами и бородой, в которых блестели нити седой паутины. Помогали ему в торговле два сына, двадцати и двадцати пяти лет, тоже чёрные, как жуки, с карими глазами. Если отец был степенным и осанистым, то младший, неженатый пока, вился веретеном, ловкий и быстрый, а старший, у которого недавно сын народился, подражая батюшке, ходил важно, говорил медленно.
Зайдя в лавку, дамы сразу направились к прилавку с разнообразным дамским товаром, к ним подошёл старший из сыновей Харитона, Лука, начал спрашивать да показывать товар, нахваливать шёлк да бархат, склянки с духами открывать, младший, Ефим, пока чести общаться с покупателями не удостаивался, был в основном на побегушках, так что к господам подошёл хозяин заведения Харитон.
– Доброго вам здоровья, Михаил Петрович, – прогудел, как из бочки.
– И вам того же, Харитон Кузьмич, – вежливо отозвался граф, из чего Ваня сделал вывод, что Михаил Петрович нередко бывал в этой лавке.
Сам он уважительно поздоровался и начал оглядываться. Ассортимент товара, действительно, был широкий, возможно, потому что купцам приходилось удовлетворять самые разнообразные запросы. Зачастую они принимали заказы от своих покупателей и привозили товар в соответствии с их просьбами, да плюс ещё несколько единиц того же продукта в надежде, что кому-то ещё может прийти подобное желание.
Увидев угол лавки, в которой продавались разнообразные изделия конской упряжи, он подошёл и стал разглядывать нарядные шлеи да шоры, как вдруг увидел русские рубахи, аккуратно сложенные на самый грай прилавка. Что-то показалось ему знакомым. Ваня взял одну рубаху, развернул и стал рассматривать вышивку по вороту да рукавам. Внезапно слёзы навернулись на глаза: он узнал знакомую работу, орнамент был выполнен Лизой, дочкой Парфёна Пантелеймоныча.
– Скажите, пожалуйста, уважаемый торговец, кто поставляет вам этот товар? – спросил Ваня.
Харитон Кузьмич, глянув на молодого человека, улыбнулся:
– Ваш знакомый, Михаил Петрович?
– Мой гость дорогой и друг, Иван Андреевич Ковалевский, – сказал граф. – Весьма учёный юноша.
– Иду, ваша милость! – отозвался торговец. – Что привлекло ваше внимание?
– Вот эти рубахи откуда у вас?
– Эти замечательные изделия наряду с прочим другим товаром поставляет нам Парфён Пантелеймонович Огородов, очень хороший и порядочный купец. Мы довольно долго поддерживаем с ним торговые отношения, ни разу обоюдно не разочаровывались.
– Парфён Пантелеймоныч, – прошептал Ваня.
На него словно повеяло чем-то дорогим и близким, как будто кто-то передал добрый и ласковый привет из родных мест.
– Вы знаете ли его? – поинтересовался лавочник.
Михаил Петрович подошёл поближе, чтоб тоже поучаствовать в разговоре.
– Родом я из тех мест, что и Парфён Пантелеймоныч, семью его знаю, особенно младшую дочь, Лизавету Парфёновну, которая вышивку эту делала.
– Вот оно что! – уважительно сказал купец. – Нечасто господ встретишь, уж извините, Михаил Петрович, кто бы в русских орнаментах разбирался, да ещё мог одну вышивку от другой отличить!
– Ишь ты! – удивлённо воскликнул граф. – Кто бы мог подумать! И в чём же, Иван Андреевич, принципиальное отличие этой вышивки от любой другой?
– Михаил Петрович, во-первых, это не просто вышивка, это, прежде всего, мощный оберег, доставшийся от наших предков, когда они жили в единении с природой, а не так, как мы сейчас – оторваны от неё. Это разве вышивка, – медленно сказал Ваня, поглаживая пальцами нарядную гладь. – Это целая песня. И как не бывает одинаковых песен, тако же и здесь каждый стежок несёт своё значение. Вы знаете, по орнаменту можно распознать, откуда человек родом, из какой губернии, даже из какого села, какого он возраста, богат или беден, женат или холост. Да ещё каждая мастерица добавляет к орнаменту что-то своё, какой-то особый знак, стежок, – улыбнулся Иван. – Смотрите, граф, видите, вот здесь! Это рубаха с петухом, им украшались рубахи мужчины – главы семьи. Петух – это не только вестник зари, восходящего солнца, но и олицетворение мужского начала и очага дома.
– Петуха вижу! – обрадованно сказал граф. – А в чём же особый знак?