– Мне и так хорошо, Ванечка, и ничего боле не надо, – ответила она, вскинув на суженого голубые озёра, до краёв наполненные любовью и преданностью.
Кульминацией праздника было взятие снежного городка. Крепость, выстроенная в Симбирске, на льду реки Волги, являла собой настоящее чудо! Стены её были сложены из больших блоков спрессованного снега, после чего вся конструкция обливалась водой и поверх ледяных стен строители наращивали крышу. В крепостной стене сделали ворота с дугообразной аркой, покрытой затейливым узором, а в центре городка, сразу за воротами, вырубили большую открытую полынью.
Перед боем участники разделились на две группы: одна должна была осаждать город, а другая – защищать его. Выстроившись в боевом порядке, удальцы ждали только сигнала, по которому нападающие начнут атаковать стены снежного городка, а защитники, вооруженные метлами, снежками, кольями да еловыми ветками, будут отгонять их.
Зрителям, стоящим на возвышении открывалась вся панорама битвы. Вот прозвучал сигнал трубы, и потеха началась! Нападающие, частью пешие, частью конные, ринулись на штурм. Всадники пытались запугать защитников рёвом, криками, топотом копыт, а «пехотинцы», используя веревки и крючья старались взобраться по стенам. Защитники же отбивались вовсю: отмахивались кольями и плётками, палили из ружей холостыми патронами, чтобы напугать и прогнать коней, хлестали атакующих колючими еловыми ветками, швыряли со всей мочи снежками, лили со стен холодную воду и сбрасывали снежные глыбы. Хохот, крики, шум, гам, конский топот, пальба – всё слилось в единую симфонию нешуточной битвы.
– А когда же будет взят город? – спросила графиня.
– Если кто-нибудь из нападающих взломает ледяные ворота, крепость считается взятой, – сказал Михаил Петрович.
– Граф, видите, какой-то смельчак прорвался внутрь! – воскликнула Пульхерия, с живым любопытством наблюдавшая за зрелищем.
– Ой, ой! – закричала уже Екатерина Ильинична. – Бедняжка! Смотрите, его окунули в прорубь!
Действительно, обороняющиеся сунули парня в полынью, а потом стали валять его в сугробе, набили снег под рубаху и натёрли ему лицо до красноты. Но это время прочие нападающие и многие не выдержавшие азарта зрители набросились на крепость и разрушили ее до основания.
– Всё! – воскликнул Ваня, чудом устоявший на месте. – Игра закончилась!
– А кто же победил? – спросила графиня.
– Весна! Весна-красна победительница! – ещё громче вскричал он.
Окружающие захлопали и подхватили его крик:
– Ура, весна! Весна-красна!!
– Что ж, осталось посмотреть, как чучело зимы сожгут, – сказал граф.
– Милый, я устала, – пожаловалась Екатерина Ильинична.
– Да и я тоже, Ванечка, – поддержала её Пульхерия. – Что-то у меня спина немного ноет. Поедемте домой?
Мужчины нисколько не возражали: Иван думал о предстоящей встрече с нахалом лавочником, а Михаил Петрович, слегка пьяненький, хотел уже домой, в халат, в тишину, возможно, хотел рюмочку коньяку…
– Никогда не было так весело на Масленицу, верно, Катенька? – подвёл итог граф, когда они ехали обратно в коляске. – Вот что значит хорошая компания!
Компания была согласна.
Когда они приехали домой, графиня распорядилась насчёт обеда и пошла отдохнуть, граф удалился в кабинет, молодые направились в покои, и тут Пульхерия передала Ване просьбу служанок. Он удивился, но возражать не стал.
– Только, думается мне, Пусенька, надобно графа в известность поставить, как-то он к этой затее отнесётся. Ежели хоть что супротив скажет, мне не следует его воле перечить. Он глава и порядки здесь его.
Пульхерия согласилась, и оказалось так, что граф не только не возразил, но и выказал живое участие и любопытство. Графиня тоже была не против поучаствовать в посиделках, только если они не будут смущать девушек и парней.
– Я скажу Даше, – заявила она. – Пусть поговорит с подружками и принесёт мне ответ. Очень хочется посмотреть и на этот народный обычай.
После обеда Ваня проводил Пульхерию в покои и уложил отдохнуть, а сам начал собираться.
– Ванечка, ты куда? – обеспокоилась она.
– Пусенька, отдыхай, ни о чём не тревожься! – парень присел на кровать. – Я ненадолго выйду – и сразу вернусь!
– Ваня, пообещай, что ты не пойдёшь туда!
– Куда, милая?
– Я же всё слышала! Пообещай!
– Обещаю! Туда не пойду! Прогуляюсь. Съел за обедом много, тяжело на желудке, я ведь раньше такую еду лишь подавал.
Пульхерия успокоилась и откинулась на подушки, а Ваня направился прямиком на склон горы, где были полуразвалившиеся домишки, которые строил, по преданию, сам Стенька Разин со своей разбойничьей ватагой. Он не боялся, парень не выглядел ни вором, ни татем, скорей, охотником за девичьей красотой да любителем кулачных поединков. В крови бурлил азарт, уж очень хотелось позабавиться хоть чуть-чуть, сбросить с себя личину барина, которая успела Ивану изрядно поднадоесть. Тем более сегодня он так долго сдерживал себя на гулянии, ни в какой потехе не поучаствовал, посему чуял голод и тоску, которую обязательно надо было разогнать!
Ваня добрался к склону горы, сплошь покрытой фруктовыми садами, в сумерках. Постоял, озираясь, не зная, куда двинуться в поисках, и счёл самым разумным остаться на месте.
– Ну, ежели судьба послала мне поединщика, то он меня найдёт. Если нет – подышу волжским воздухом, – пробормотал сам себе.
Воздух, действительно, был пьянящим, будоражил кровь, возвещал наступление весны. Иван потянулся и услышал справа хруст ветки под осторожной ногой.
– Кто тут? – быстро спросил.
– Я вот не понял, ты дурень или блажной? – раздался знакомый ехидный голос.
Ваня оглянулся и увидел, как из темноты на него надвинулась ватага парней угрожающего вида. Взяли в кольцо. Вперёд выступил ухарь лавочник, он улыбался.
– Чего рот-то растянул до ушей? – спросил Иван. – Видать, дурак, раз на твои слова повёлся.
– А я тебе ничего и не говорил, – пожал плечами парень. – Мне бабёнка твоя по нраву пришлась, только и всего!
– На чужой каравай рот не разевай! – Ваня потихоньку начал закипать. – Это не бабёнка, а жена моя!
– Ну, не мужик же она! – ватажники загоготали: шутка пришлась им по нраву.
– А раз женатик, тебе бы заткнуться и валить восвояси, – небрежно бросил торговец. – Ты чего припёрся-то?
Иван уже и сам понимал, что выглядит как последний дурак: действительно, за каким лешим его понесло?? Попал как кур в ощип, теперь думать только, как сбежать да шкуру свою спасти. Он оглянулся: парни стояли не плотно, пробиться можно было, темнота помогла бы.
– Пришёл, потому что думал, ты человек чести, – предпринял ещё одну попытку.
Лавочник захохотал:
– Чумной ты барин какой-то, про честь ворам базланишь! Цацки-то те знашь откель? Нет? Наворованные!
– Так я и подумал, – пробормотал Иван, постепенно наливаясь гневом, ярясь на собственную дурость и готовясь подороже продать жизнь.
– Ну что, робя, делать-то с им будем? Порешить иль отпустить? – хохотнул главарь. – Пошукайте, чи есть что в карманах, чи нет?
Крепкие руки мгновенно схватили Ивана и бесцеремонно зашарили по одежде.
– Гол соколик! – хмыкнул кто-то, и его отпустили, стукнув по затылку
– И взаправду шальной барин! – подытожил кто-то ещё.
– Кровя-то пускать ему зачем? Грех на душу лишний брать… задаром, – отозвался ещё один.
– Ну, иди тогда отсель, раз ребята решили, – пожал плечами главарь. – Иди!
– Я пришёл сюда сам и мне твоё разрешение не требуется! И пришёл я не за тем, чтоб меня убили или ограбили, а за честь жены постоять…
– Подраться хошь? – прервал его парень.
Иван осёкся.
– Хочу… – ответил негромко.
– Ну, уважить надо барина! – гаркнул кто-то. – Петруха, подерись сам на сам, а мы позевам!
– Так бы сразу и сказал! На ножичках? – спросил лавочник.
– Не умею, – хмуро сказал Иван.
Вся затея превращалась в какой-то фарс, абсолютно лишённый смысла, а также чести и благородства.
– Тогда на кулачках, – деловито сказал Петруха. – На вольную.
Он начал скидывать одежду, обнажаясь, как положено бойцам.
– Ты чего застыл? Раздевайся! – крикнул Ивану.
Ваня чуть помедлил и тоже начал снимать одежду, оголив торс. Морозный воздух холодил и щипал кожу. Он уже и забыл, каково это: всегда быть голодным и озябшим. Тело быстро привыкло к теплу, комфорту и хорошей пище, поэтому сейчас его как будто вернули в прошлое, опять бросили в лапы безжалостного Федьки-палача и пригвоздили к столбу.
Иван вздрогнул. Память тела вернулась мгновенно. Он собрался, напрягся, сжал кулаки и сосредоточился. Только сейчас его соперником был не деревенский увалень, рассчитывающий на мощь своих мускулов, а поджарый и вёрткий хищник, привыкший добывать себе на жизнь разбоем.
Парни одинаково ловко владели своим телом, у каждого был набор тайных ухваток, которых не знал соперник, но после первого же применения тайное становилось явным и ещё раз поймать соперника не удавалось. С попеременным успехом они хватали друг друга, стараясь уложить противника на спину и удержать его так, покуда он не признает свое поражение.
– Петруха, у ево спина! – внезапно крикнул кто-то из зрителей.
В этот момент Петруха подсёк Ивана и, навалившись, придавив к снегу, пытался не дать ему вывернуться и встать. На крик он чуть отвлёкся, и этого было довольно Ивану, чтоб стряхнуть его и оказаться сверху. Он с такой силой надавил противнику на горло, что у Петрухи потемнело в глазах, он обмяк и перестал сопротивляться. Ваня чуть-чуть отпустил супротивника:
– Ну??
– Сдаюсь, – прохрипел тот.
Иван освободил его, встал и, упершись ладонями в колени, начал успокаивать дыхание. Пётр перевернулся на живот, потом приподнялся на четвереньки и маленько погодя распрямился. Парни стояли рядом, от их разгорячённых тел валил пар.
– Так что у тебя… со спиной? – отдыхиваясь, спросил вор.
Иван повернулся, и он увидел рубцы и шрамы, не оставившие ни клочка целой кожи.
– Эк тебя… – прошептал он. – Каторжанин? С каторги убёг?
Ваня повернулся и уставился на противника. Драка помогла ему выпустить пар и избавиться от гнетущего напряжения, которое порабощало душу и тело.
– Я никому не скажу про тебя, – выдохнул он. – Пообещай, что мою тайну тоже сохранишь.
– Мне без надобности, – махнул рукой Пётр. – Я не торгую чужими тайнами, только цацками! – он засмеялся. – Тебя как звать-то?
– Иван.
– Меня Петром кличут. Петька Везунчик.
Парни пожали друг другу руки, Пётр выжидательно смотрел.
– Я беглый, только не каторжанин, а крепостной, – просто сказал Иван. – А на спине у меня милость моего господина прописана.
– О как! – вор вроде не удивился. – А жена твоя тоже беглая?
– Да, только она дворянка, жена моего барина.
– Ишь ты! – засмеялся Пётр, ватага присоединилась к нему. – Да ты, гляжу, хват почище моего! Я украшения чужие ворую, а ты жён!
– Жену, – поправил его Ваня. – Только одну. И это он её у меня украл, я лишь восстановил справедливость.
Они оделись, но разойтись не спешили. Что-то притягивало их друг к другу.
– Для крепостного ты знатно дерёшься, – похвалил его Петька. – Только вот на ножах не умешь.
– Не умею, – согласился Иван. – У меня и ножа-то никогда не было.
– Ну, Ванюха, ежели хошь наблашниться, ходи сюда. Мы пока здеся побудем какое-то время, поглядим, пошукаем. Могу тебя поучить.
– А давай! Приду! – недолго раздумывал Иван. – Во сколько?
– А как стемнет. Приходи да свисти два раза – ежели я здеся – отвечу. Ладно ли?
– Ладно.
Парни опять пожали друг другу руки и разошлись. Иван, на ходу оправляя одежду и приглаживая волосы, заторопился: ему ведь предстояло ещё на посиделках гулять.
– Иван Андреевич, где же вы были? – встретила его вопросом графиня. – Молодёжь уже собралась!
– Прошёлся немного, Екатерина Ильинична, на желудке было тягостно. Я сейчас же буду готов.
Посиделки, конечно же, были не такие, которые устраивались в деревнях и на которых Ваня успел побывать, да и в субботу они не проводились, нельзя было. Но что же делать подневольным людям в городе? Разрешает барин хоть изредка порадоваться – благодарить надо его за великую милость и не привередничать: другие господа ни минутки передохнуть не дают, а Михаил Петрович даже позволял парней из соседних домов приглашать, чтоб веселей было!
Суть любых посиделок, как их ни назови – беседки, вечёрки, посидки – была одна: познакомиться незамужним девицам и холостым парням, получше узнать друг друга и присмотреть себе пару. Организовывали посиделки всегда девушки, они и угощенье готовили. В доме графа под развлечения была отдана большая людская. Девушки заняли там лучшие места, а парням полагалось сидеть либо у дверей на полу, либо на специальной лавке, либо у печки. Они все пришли с подарками – конфеты, пряники, семечки, орехи, свечки – на пороге кланялись и приветствовали девушек:
– Посиделке вашей, лебеди белые!
Девушки вставали со своих мест и кланялись в ответ:
– Бог на посиделку!
Войдя в комнату, парни чинно расселись на положенные места. Господа устроились в уголку, дабы не привлекать внимания. Граф нарядился в купленную русскую рубаху, Ваня был в простой белой сорочке и чёрных штанах, Пульхерия и графиня – в скромных домашних платьицах.
Посидев немного, девушки начали петь припевания, в которых величали по именам всех пришедших парней по очереди. Таким несложным образом происходило деление по парам. Парень должен был подойти к названной в песне девушке, вывести её на середину и поцеловать, ведь припевали молодых людей друг к другу, как правило, по обоюдному согласию. На весь вечер пары должны были изображать из себя мужа и жену.
Затем начались хороводные песни, которые представляли из себя короткие сценки на тему семейной жизни. С юмором и озорством ребята изображали неверную жену и брошенного мужа или семейную пару, где муж с женой друг друга не понимают.
Граф и графиня с огромным любопытством наблюдали за молодыми людьми.
– Ну надо же, – шепнул Михаил Петрович. – Столько лет у нас проводятся посиделки, а я первый раз на них пришёл. А это так весело, оказывается!
– Погодите, Михаил Петрович, сейчас игры начнутся, будет ещё веселее! – пообещал Ваня.
Игры начались со «слепого козла». Одному из игроков завязали глаза, и он должен был ловить остальных. Для начала «слепого козла» вывели из людской и оставили перед закрытой дверью. Он начал стучаться в дверь, а остальные игроки кричали:
– Слепой козёл!
Не ходи к нам ногой,
Поди в кут,
Где холсты ткут,
Там тебе холстик дадут!
Недовольный «слепой козел» опять начинал бить в дверь ногами. Игроки снова спрашивали: «Кто здесь?» Козел отвечал: «Афанас!» – и резко открывал дверь. Все разбегались с криком: «Афанас! Не бей нас, Афанас! Ходи по нас». Наиболее ловкие парни и девушки старались дразнить «козла», дотрагиваясь до него и отбегая. «Козел» пытался хватать всех, кто попадал ему под руку. Общее веселье увеличивалось оттого, что первым на роль «козла» был избран Афанасий, лакей Ивана.
– В чём соль игры? – спросила графиня.
– Если пойманный сумеет вырваться от «козла», то игра продолжится, если нет – он сам станет «слепым козлом», и все начнётся сначала.
– Так это жмурки?! – обрадовалась она.
– Ну да.
– Мы тоже, девушками, бывало, игрывали! Ох, весело было! – чуть взгрустнулось Екатерине Ильиничне.
– А вот эта игра довольно-таки жестокая, – шепнул Ваня, увидев приготовления: в центр положили шапку, все парни и несколько девушек уселись вокруг неё кружком.
– А что это? Почему жестокая? – спросил граф.
– Смотрите, игроки должны украсть шапку, но чтоб этого не заметил жгутовник – парень, который ходит с жгутом вокруг шапки. Если заметит вора – ударит его по спине.
– А если игрок утащит шапку?
– Расплатится спиной жгутовник, всё просто!
Игра началась, прерываемая хохотом, визгом и криками. Девушек всё же жалели и лишь поглаживали жгутом, а вот парней лупили от души – они знай покряхтывали и почёсывались, но никто не жаловался, и забаву прекратили, лишь когда все утомились.
– Колечко! – звонко крикнула Паша, и все игроки стремглав подбежали к лавочке и уселись на неё, тесно прижавшись друг к другу. Сложенные ладони выставили вперёд.
– Кто вода? – спросила Паша.
– Ты! – хором ответили остальные.
– Да у меня и колечка-то нет, – растерялась она.
– Возьми моё! – Пульхерия протянула своё маленькое колечко с голубым глазком.
– Вот спасибо, барыня! Не хотите ли поиграть? – вдруг предложила девушка. – И вы, барин?
Ваня, не раздумывая, встал и, подхватив за руку Пульхерию, устроил её на лавочке, сам присел на корточки рядом. Игра началась. Паша обошла всех игроков и отступила:
– Колечко, колечко, выйди на крылечко!
Из середины игроков попытался вырваться пришлый чернявый парень, но соседи удержали его локтями. Паша повторила свои действия – на этот раз попробовала выбежать Марфа, но и ей это не удалось. После третьего захода колечко попало Проше-кучеру, и уж он-то выскочил, никакие локти его не удержали. Паша заняла его место.