Гости на вечеринке скинулись на пиццу. Сэм подошла к башне из коробок на столе, вытащила два куска с сыром и положила на бумажную тарелку, которую вручила своей соседке.
– Давай, ешь, – подтолкнула она Изабеллу.
Та откусила один раз, второй, и поставила тарелку на пол.
– Спасибо, мамочка, – поблагодарила она подругу. – Обещаешь, что будешь всегда за мной присматривать?
– Да, – ответила Сэм.
– Даже когда вы с Клайвом поженитесь и будете воспитывать пятерых детей где-нибудь в Англии, а я буду любовницей корпоративного магната в Дубаи?
– Даже тогда, – заверила ее Сэм.
Они улыбнулись, потому что подумали, что им обеим понравилось, как это прозвучало.
Изабелла обхватила ладонями лицо Сэм.
– Я тебя так люблю, что аж больно.
Сэм могла поклясться, что чувствует, как жир с пальцев Изабеллы проникает ей прямо в поры кожи.
– Я тоже тебя люблю, – ответила она.
К десяти вечера Изабелла уже рыдала.
Вполне естественно, учитывая, сколько было выпито, но Сэм почувствовала раздражение. Предполагалось, что это она сегодняшней ночью будет нервничать и принимать напутствия. Скоро ей уже нужно было уезжать в аэропорт.
Они прошли в свою комнату и закрыли дверь.
– Что случилось? – спросила Сэм.
Изабелла выглядела так, как будто пыталась что-то вспомнить.
– Я скучаю по Дэррилу, – наконец пробормотала она.
– Дэррилу?
– Дэррену.
– По парню, с которым вы встречались в старших классах школы?
– Мы начали встречаться в конце школы, Сэм. Он был единственным парнем, который принимал меня такой, какая я есть. – Изабелла, должно быть, что-то заметила на лице Сэм и добавила: – Я серьезно.
– Я тебе верю, – сказала Сэм. – Хотя история звучала бы более убедительно, если бы ты не забыла его имя.
Изабелла поджала губы, решая, стоит ли это оспорить. Затем откинула голову и рассмеялась.
Она изменила Дэррену в первую же субботу в колледже и сразу же позвонила ему, чтобы в этом признаться. Они расстались к концу первой недели. Насколько Сэм знала, с тех пор они больше не разговаривали.
– Я ему позвоню. – Изабелла уже доставала из кармана телефон.
– Давай с этим повременим, – предложила Сэм.
– Ладно, тогда я позвоню Тоби.
Тоби был парнем, с которым она познакомилась на первом курсе за границей, который порвал с ней прямо перед ее отъездом и вновь сошелся со своей бывшей, заставив задуматься, а расставался ли он с ней вообще.
Один из недостатков раздельного обучения то, что количество парней, о которых можно было хотя бы подумать, ничтожно. Они цеплялись за парней в жизни и в своих фантазиях куда дольше, чем любая нормальная девушка. В каком-то смысле это напоминало тюрьму или войну.
До Клайва единственными отношениями Сэм в колледже были отношения с Джулианом, милым, но странноватым парнем, работающим в библиотеке кампуса.
Он был честолюбивым поэтом, получавшим степень по литературе в государственном колледже, который, как он не преминул пояснить, выбрал только потому, что туда было легко добираться. Помимо работы в библиотеке, Джулиан стажировался в трех местах одновременно: одна стажировка была удаленной, у переводчика в Нью-Йорке, вторая – в независимом издательстве в городе, и третья – в литературном студенческом журнале «Эмбит».
Джулиан рассказал, что устраивает писательские вечера и что она обязательно должна как-нибудь прийти.
– Когда ты вообще спишь? – поинтересовалась Сэм.
Он рассмеялся, но ей правда было интересно.
Сэм понравилось болтать с ним в библиотеке, но просьба дать свой номер застала ее врасплох.
– Как мило, ты ему нравишься, – прокомментировала это Изабелла.
– Но меня он не привлекает, – заявила Сэм. – У него волосы как мочалка. И взгляд бегает.
– Ну, ему никто не запрещал разглядывать других девушек, – возразила Изабелла. – Тебе же он не нравится, какое тебе тогда дело?
– Нет, взгляд у него бегает в буквальном смысле. Ну, туда-сюда.
– А.
Изабелла оказалась права. Она действительно понравилась Джулиану. Сэм пыталась ответить на его симпатию взаимностью. Они несколько раз поцеловались. Его язык казался слишком мокрым и большим для его рта. Сэм рассказала Изабелле, что он напомнил ей моллюска, пытающегося сбежать из своей раковины. С тех пор Изабелла называла Джулиана не иначе как Моллюск, и это Сэм одновременно забавляло и заставляло чувствовать себя виноватой.
Они сходили на ужин, в кино. Он был из тех парней, что должны бы ей понравиться, но нет. Чтобы отметить месяц их отношений, он написал ей поэму. Сэм это показалось пошлостью. Это был перебор. Когда Джулиан спросил, что она думает о стихах, она ответила, что они напомнили ей Элиота. Она сразу поняла, что Джулиан разочарован. Она предположила, что быть похожим ему хотелось только на себя.
Сэм сказала Джулиану, что ей нужно сосредоточиться на учебе. Какое-то время он посылал ей сообщения, напившись, и умолял ее передумать. Сэм ему не отвечала.
Каждый раз, видя его в библиотеке, она пряталась. Раньше она занималась на первом этаже, где залы были залиты светом. Теперь спускалась в подвальные помещения, зная, что он там никогда не бывает.
Изабелла плюхнулась на кровать.
Подруга настаивала, что хочет вернуться на вечеринку и поцеловаться с Рози Симмонс, которая напоминала молодого Ди Каприо в женском обличье.
– Позже, – вразумляла ее Сэм.
– Диско-сон! – воскликнула Изабелла.
– А вот это отличная идея. Сними обувь, по крайней мере.
Она придвинула мусорное ведро поближе к кровати – на всякий случай.
Изабелла возилась с застежкой на джинсах.
– Ты выглядишь как четырнадцатилетний подросток, впервые пытающийся стащить с девушки штаны, – поддела ее Сэм. – Только вот штаны эти – твои собственные.
Изабелла застонала.
– Я слишком устала. Можешь ты это сделать, пожалуйста?
– Как же ты меня бесишь, – ответила Сэм, но вняла просьбе и стащила с подруги джинсы. – Пижама?
Изабелла покачала головой. Минуту спустя она отключилась, лежа на кровати в майке и трусах, прямо как в рекламе «Америкэн Аппарэл». Сэм взяла свое одеяло, лежавшее сложенным на кровати, и прикрыла Изабеллу, не столько заботясь о ее комфорте, сколько о том, чтобы Клайв не увидел ее невероятно узкие бедра, если вдруг она не успеет проснуться к тому моменту, как они вернутся.
Сэм взглянула в зеркало. Живот нещадно скрутило от волнения.
– Больше помады! – скомандовала Изабелла, не открывая глаз.
5
Минивэн заревел, как ракета, готовая к запуску.
Сэм вцепилась в руль. Она представила, как сломается на обочине дороги в своем коротком сарафане, который не подходил ни к этому часу, ни к времени года. Она надела его, потому что его любил Клайв.
Ее сердце колотилось, когда она ехала по темной дороге. Она представила, как он летит, готовясь в первый раз ступить на американскую землю. Шесть месяцев назад она не знала о его существовании, а теперь он был ее парнем.
В какой-то момент на втором курсе подруги Сэм заговорили о том, в какой стране планируют провести третий курс за границей, как будто это было делом решенным. Сэм никогда не рассматривала такую возможность. Лекси подала заявку на участие в студенческой программе в Бразилии. Рамона хотела поехать в Непал. Стипендия Шэннон покрывала все расходы на год в Париже.
– Поехали со мной, Сэм. Думаю, тебе дадут стипендию, – уговаривала ее Изабелла, которая уже выбрала Лондон и не нуждалась ни в какой финансовой помощи.
Сэм воодушевилась, посмотрела школы в Шотландии, Ирландии, Франции. Она пошла на презентацию зарубежных образовательных программ в департамент по международным связям и внимательно слушала, делая пометки. Когда женщина-спикер сказала: «Рассчитывайте, что вам придется потратить от десяти до пятнадцати тысяч сверх своих обычных школьных расходов в течение года», – Сэм закрыла блокнот. Ей стало ясно, что никуда она не поедет.
Ее родители посоветовали ей закончить государственную школу, как и они сами. К ее выпускному трое из их детей уже будут в колледже. Если Сэм захочет продолжить обучение, ей придется за него заплатить. По причинам, которые она не могла сформулировать ни тогда, ни даже сейчас, она хотела большего.
В конце концов ее брат с сестрой решили остаться поближе к дому и поступили в альма-матер их родителей. Брэндан все еще не определился, чем он хотел заниматься, Молли хотела быть учителем. Сэм опасалась, что по сравнению с ними ее сочтут выскочкой.
Она получила небольшую стипендию на обучение. Остальную сумму взяла в кредит на свое имя.
– Боюсь, ты еще слишком юна, чтобы понять, во что ввязываешься, – произнес ее отец, глядя, как она подписывает документы. – Прости. Хотел бы я, чтобы мы могли тебе помочь.
– Вы и так помогли достаточно, – ответила Сэм, и это было правдой. Она не хотела, чтобы папа думал иначе.
Только после начала учебы в колледже стало понятно, что ей следовало принять во внимание не только расходы на обучение, но и стоимость жизни рядом с людьми, которые многое могли себе позволить. Ее подруги могли легко пойти за суши, если им не нравилось то, что предлагали в столовой. Сэм к ним не присоединялась. По опыту она уже знала, что Лекси с Изабеллой закажут то, что хотят, не глядя на цену, и даже если она возьмет мисо-суп, самую дешевую позицию в меню, когда принесут счет, кто-то из них неизбежно предложит: «Почему бы нам просто не поделить на всех?»
Каникулы после второго курса напоминали любое другое лето. Сэм спала в своей детской с обоями с пуантовым принтом. По выходным она подрабатывала няней. По будням – где возьмут. Дольше всего она проработала на рекламное агентство «Флейшер Бун». Она должна была отвечать на телефонные звонки, произнося «Флейшер Бун» со всей официальностью, на которую была способна.
Как минимум четверть от всех звонков поступала от ее двенадцатилетней сестры, Кэйтлин, которая над ней издевалась. «Флейшер Бун!» – кричала Кэйтлин с преувеличенным южным акцентом, прежде чем бросить трубку и позвонить снова. – «Флейшер Бун! Наша курочка – пальчики оближешь!»
Все свободное время тем летом Сэм проводила с Мэдди, своей лучшей подругой со времен старшей школы, которая училась на врача в Клемсоне. Они гуляли по улицам родного города, забыв про волнения в год перед поступлением. Словно были отстраненными наблюдателями. Гостями из другой страны.
В июле Мэдди увидела объявление о том, что «Глоуб» набирает официантов, предлагая двадцать долларов в час. Подруги вместе пошли на тренинг. Его проводили две пятидесятилетние, одинаково одетые сестры-близняшки. Они учили, как обслуживать посетителей в разных стилях – и как правильно подавать и разливать шампанское.
Дома отец дразнил ее, когда она накрывала на стол: «Не так, Сэм. Сегодня у нас торжественный ужин».
В августе подруги Сэм разъехались за границу на свои студенческие программы. Она следила за их жизнью по фотографиям в соцсетях – потрясающая архитектура, еда, селфи с новыми знакомыми. Но до конца не осознавала, что они и правда уехали, пока не вернулась в кампус. Там она ощутила себя более одинокой, чем обычно.
Конечно, в колледже остались знакомые, которые нравились ей достаточно для того, чтобы перекинуться с ними парой слов или иногда сходить вместе в кино. Но в целом учеба многое для нее значила, пока рядом были ее друзья.
Сэм жила в комнате с девушкой, которая не поехала за границу, чтобы играть в футбол за университетскую сборную. Она едва с ней пересекалась. Соседка уходила рано утром, пока Сэм еще спала, и возвращалась заполночь, поев в столовой, которая была открыта допоздна для спортсменов. Сэм так скучала по Изабелле, что иногда, сидя в пустой комнате, представляла, что та сейчас откроет дверь.
– Одиночество даст тебе больше времени на творчество, – сказала ей мама, и так и оказалось.
Сэм часами сидела в студии. Иногда она приходила по вечерам в субботу, зная, что будет там одна. Но она в любой момент променяла бы все это на Изабеллу.
В тот год Сэм много подрабатывала няней. Она отработала в столовой в два раза больше смен, чем за все предыдущие два года учебы. Готовила еду, мыла грязную посуду, выносила ведра с помоями в сад за конюшнями, где содержались лошади, которых многие девушки забрали с собой из дома.
Ей всегда нравились Мария и Делми, женщины из Сальвадора, которые работали на кухне. Если бы не их уже ставшие родными лица, Сэм не знала, как бы пережила тот одинокий год без друзей.
Они обе работали на колледж дольше, чем Сэм жила на этом свете. Ей нравилось думать, что кухня была не школьной, а принадлежала Марии.
У Делми не было отбоя от друзей, которые трудились в общежитиях по соседству, которые приходили в течение дня перешепнуться с ней по-испански. Делми работала много и усердно, но всегда была рада остановиться и поболтать. Однажды Сэм наткнулась на нее на кухне – она была одна и тихонько напевала песню Бон Джови в телефон, пытаясь выиграть билеты на концерт в эфире местной радиостанции.
В отличие от Делми, Мария любила покомандовать. Любой посторонний человек – курьер, нагруженный коробками, сотрудник другого общежития – инстинктивно обращались именно к ней по любым вопросам. Мария была маленькой и энергичной и производила впечатление сжавшейся пружины. У нее было приятное лицо, блестящие каштановые волосы и накаченные бицепсы. Она всегда выкладывалась по полной. В кладовой царил идеальный порядок, а карточки с рецептами хранились по алфавиту. Она знала имена новых студентов уже в сентябре.
Мама Сэм любила выделять людей, особенно хорошо выполнявших свою работу. Официантов, врачей, работников службы поддержки.
– Неважно, что это за работа, – часто повторяла она детям. – Важно, насколько хорошо вы ее делаете. Я постоянно наблюдаю это в больнице. Санитар или хирург – некоторые люди просто делают все возможное. И жизнь вокруг них становится лучше.
Сэм однажды, стесняясь, рассказала об этом Марии, добавив, что она как раз такой человек.
Из всех студентов, на кухне, Сэм всегда была любимицей Марии. Когда она начала там работать на первом курсе и плакала от тоски по дому, Мария обнимала ее, угощала печеньем и веселила. Так же она вела себя и тогда, когда на втором курсе у Сэм умерла бабушка. Она попросила Сэм принести с похорон розу и сделала из ее высушенных лепестков бусины для розария. Когда Сэм каким-то чудом сдала экзамен по математике, Мария испекла для нее чизкейк.
В начале третьего курса, когда Мария представила ее новой сотруднице кухни, та оглядела Сэм с ног до головы и произнесла:
– А я тебя знаю. Ты любимица тетушки Марии.
– Сэм, познакомься с Габриэлой, моей очаровательной племянницей, – закатила глаза Мария.
Габриэла была очень похожа на свою тетку, только ростом была повыше. У нее был проколот нос. Сэм вскоре узнала, что ей двадцать три и что у нее есть ребенок, Джозефин, пухлая годовалая девчонка, чью фотографию Мария держала приколотой рядом с меню на неделю.
Фотография должна была служить напоминанием для Габриэлы. Мария постоянно твердила ей следить за языком и делать глубокий вдох прежде, чем она собиралась что-то сказать.
Все студенты, работающие на кухне, ее побаивались. Сэм поначалу тоже. Габриэла не скрывала, что ее раздражает глупость местных девиц, живущих как неряхи, рассчитывающих, что кто-то другой придет и уберет за ними.
Каждый день во время обеда и ужина Габриэла аккуратно заполняла металлические контейнеры на шведском столе: она раскладывала зелень, нарезанные огурцы, помидоры, редис, морковь, гренки, заправки к салатам. Через десять минут все переворачивалось вверх дном. Габриэла выходила из кухни, нахмурившись, и вновь все раскладывала по местам, чтобы никто потом не пожаловался, что в твороге нашел кусок тунца или жирный майонез в легкой салатной заправке. Все повторялось вновь с каждой следующей волной студентов. Сизиф тащил камень в гору только для того, чтобы увидеть, как он скатывается вниз.
Сэм прекрасно понимала ее чувства.
Когда студентка последнего курса из Коннектикута, налив из автомата диетическую колу, оставила после себя огромную лужу, и Габриэла спросила в пустоту: «А задницы себе эти девицы подтирают сами или кому-то платят?» – Сэм молча порадовалась ее комментарию.
Когда девушка, которая недавно перевелась из другого колледжа, попросила Габриэлу в довольно грубой форме принести ей соль, та ответила: «У тебя в этих штанах для йоги вообще-то есть ноги, сама сходи», – Сэм не могла удержаться от смеха. Габриэла взглянула на нее, как будто впервые увидев. Сэм улыбнулась.
– Я неправа? – спросила Габриэла, когда они возвращались на кухню.
– Нет, – ответила Сэм. – Ты говоришь вслух то, о чем я только думаю. Габриэла, ты мой герой.
– Можешь звать меня Габи, – только и сказала она.
Услышав это, Делми и Мария изумленно переглянулись и рассмеялись сами над собой.