Когда за начальником полиции закрылась дверь, он ехидно улыбнулся и начал усердно вытирать глаза платком. Его занятие прервал голос Дианы:
— К вам посетитель.
— Кто? — поинтересовался он.
— Какой-то молодой человек. Просится лично к вам.
— Хорошо... Приму минут через пять. Дочитаю документы.
Но и после ухода секретаря Владимиров продолжал сидеть неподвижно. Никакого документа ему дочитывать не нужно. Пусть подождет посетитель. Все должны знать, что у заместителя бургомистра по горло работы. Больше уважать станут.
Через несколько минут дверь тихо отворилась, и в кабинет проскользнул молодой человек. Он почтительно остановился у порога.
— У меня важное, — но тут же поправившись, посетитель добавил: — вероятно, важное сообщение. Может быть, оно вас заинтересует...
— Продолжай, молодой человек, чего замолчал?
— Моя фамилия Зоренко. Моя мама живет в Харькове. С ее разрешения я уехал сюда, к бабушке...
— Ближе к делу. Мне не обязательно выслушивать родословные всех посетителей.
— Но без этого не все будет ясно. — В глазах посетителя промелькнул испуг. Он боялся, что его не дослушают.
— Продолжай, только ближе к делу.
— Постараюсь. Я уже сказал, что живу у бабушки. Здесь я учился в школе. По соседству с нами живет Маша Барцевич. В одной школе учились. Так вот, эта Маша вчера встретила меня и предупредила, чтобы я уходил из дома, так как меня хотят отправить на работу в Германию. А я сам желаю туда поехать, — поспешно закончил Зоренко.
— Похвально, молодой человек, весьма похвально. Как звать тебя?
— Толя.
— Похвально, Толя, твое желание! — в голосе Владимирова уже не было прежней небрежности.
Через Диану он передал указание немедленно разыскать Дахневского. У него мелькнула догадка, что он напал на след, который может вывести на подполье. В душе уже торжествовал победу над начальником полиции, поэтому с нетерпением ждал его прихода. Когда тот пришел, Владимиров лишь мельком взглянул на него.
— Зоренко, повтори свой рассказ начальнику полиции, — с мальчишеским вызовом сказал он.
Тот повторил все, что раньше рассказал заместителю бургомистра.
— Откуда эта Маша знает, что тебя хотят отправить в Германию?
— Не могу знать...
— Где она работает?
— По-моему, нигде не работает.
— Разрешите от вас позвонить. — Получив молчаливое согласие Владимирова, Дахневский вызвал полицию. — Дежурный? Говорит Дахневский. Срочно свяжитесь с биржей труда и выясните, должен ли быть направлен в Германию Зоренко Анатолий. О результатах позвоните господину Владимирову, я у него. — И обратился к посетителю: — Что ты знаешь об этой Маше? Кто ее друзья?
— Девушка как девушка, ничего особенного... Была членом комитета комсомола школы... У нее много друзей.
— И сейчас?
— Сейчас?.. Не замечал, чтобы кто-то к ней приходил, — уже беспокойно ответил Зоренко. Ему показалось, что к нему пропадает интерес или же ему не верят. И, вдруг вспомнив, добавил: — Правда, пару раз видел, как к ней приходил полицейский Перепелица. Они в одном классе учились.
В это время раздался телефонный звонок и дежурный доложил, что Зоренко зарегистрирован на бирже труда и через неделю должен быть отправлен в Германию.
— Хорошо! — и Дахневский положил трубку. — От кого ж эта Маша может знать о подготовке для отправки в Германию?
— Честное слово, не знаю.
— Ну, гаразд, Толя. Ты никому не говори о том, что был здесь.
— Можете быть уверены! — с готовностью сказал тот. И, поколебавшись, попросил: — Хочу, чтобы на бирже меня оформили как добровольца.
— Твою просьбу выполним, — самодовольно произнес Владимиров.
— Толя, — вкрадчиво заговорил начальник полиции, — мы поверили тебе. И нам бы хотелось, чтоб в Великой Германии ты был также предан новому порядку. Мы с тобой еще встретимся до отъезда. У меня больше вопросов нет.
Зоренко поклонился и вышел из кабинета.
— Что скажете, милостивый государь? — самодовольно и с вызовом спросил Владимиров.
— Думаю, мы...
— Мы?!
— Прошу прощения, — несколько смутился Дахневский. — У меня нет сомнений, что мы напали на след подпольщиков.
— Вот и действуйте.
— Не сумлевайтесь. Нам нужно было ухватить за ниточку. Она хоть и тонкая, но это уже кое-что!
День тянулся медленно. Владимиров был доволен, что его больше никто не беспокоил. Потом позвонил Шеверсу и услышал его шелестящий голос.
— Герр гауптштурмфюрер, докладывает Владимиров.
— Да.
— Мне нужно с вами поговорить.
— У вас что-то срочное? Я не располагаю временем.
— У меня был сегодня любопытный посетитель, некий Зоренко...
— А-а!.. — протянул шеф СД. — Мне уже доложил начальник полиции. Что ж, молодцы ваши полицейские. Я ими сегодня доволен.
Вот, подлец, опередил! Настроение у Владимирова испортилось.
А Шеверс продолжал:
— С вами сегодня майор Штейнбрух говорил?
— Нет.
— Он позвонит. Его указание выполните беспрекословно.
На улице начало темнеть, когда зазвонил телефон. Говорил Штейнбрух. Владимиров выслушал майора и, закончив разговор, достал из кармана жилетки часы. Рабочее время закончилось. Вызвал Диану, которая вошла в кабинет с блокнотом и карандашом в руках.
— Вы мне сегодня очень нужны, — просительно сказал он.
— Хорошо, я приду, — с обыденной интонацией ответила она.
Дома Владимиров задернул на окнах тяжелые шторы, включил настольную лампу. Подошел к буфету, достал начатую бутылку коньяка. Налил рюмку и выпил залпом. Тишину нарушил бой стенных часов. Скоро должна прийти Диана. Он глубоко вздохнул и на его лице промелькнуло сожаление. Сегодня они расстанутся. Сожаление было искренним, но пойти против приказа Штейнбруха он не мог. А указание было лаконичное: откомандировать Диану в его распоряжение. Устное указание, и только для него. Для всех остальных секретарь переводится на работу в другой город.
От негромкого стука в дверь Владимиров вздрогнул, хотя и был готов к встрече. Диана привычным движением сняла пальто, поправила волосы и вошла в комнату.
По необходимости она приняла его ласку, и Владимиров почувствовал, как холодна она сегодня. Неужели почувствовала разлуку? — подумал он и со злостью вспомнил приказ Штейнбруха. Не решаясь начать неприятный разговор, начал перебирать пластинки. Отобрал одну из них. Несколько раз повернул ручку патефона, бережно опустил мембрану на пластинку и в комнате зазвучал знакомый эмигрантам голос певца: «Скажите, почему нас с вами разлучили?»
Диана вопросительно посмотрела на Владимирова. Ее тонкие брови изогнулись дугой.
— Это что, намек, Аркадий Мефодьевич?
— Нет, киса, не намек, — со сдержанной грустью в голосе проговорил он. — К сожалению, не намек! Мне очень тяжело расставаться с тобой, но завтра ты должна явиться в распоряжение майора Штейнбруха.
Диана ничего на это не ответила. Даже выражение ее лица не изменилось, лишь слегка вздрогнули длинные пальцы. Она молча надела пальто и вышла, тихо прикрыв дверь.
Владимиров был потрясен ее выдержкой. Нет, надменностью. Убежала, как от чумного, зло подумал он. Его взгляд остановился на гитаре с ярким бантом на грифе. Он сокрушенно покачал головой, взял ее в руки и тихо запел:
Вы не бойтесь, пес не будет плакать.
Но, тихонько ошейником звеня,
Он пойдет за вашим гробом в слякоть,
Не за мной, а впереди меня...
5
Штейнбрух распорядился подать кофе.
— Вилли, сделай одолжение, позвони майору Фурману. Скажи, я его жду, — попросил Рокито.
Пока ждали Фурмана, много говорили, но беседа была безликой. Вести́ такие ни к чему не обязывающие беседы полковник был большой мастер. Штейнбрух даже немного завидовал такому его таланту.
Вскоре Фурман пришел. Он был чем-то озабочен и не мог этого скрыть.
— У вас неприятности? — после приветствия поинтересовался полковник.
— Да... в некотором роде. Они постоянно преследуют разведчика. Провалился агент, — ответил он и по потускневшим его глазам было видно, чего стоило ему выдавить из себя это признание. — Было продумано все до мелочей, даже на случай проверки с той стороны.
— И что же? — обеспокоенно спросил полковник.
— Агент молчит.
Фурман сжато рассказал, что завербовал агента в концлагере. Благодаря ему раскрыли группу военнопленных, готовивших побег. Чтобы закрепить его за собой, заставили присутствовать на расстреле преданных им сослуживцев по полку.
— По специальности он связист, поэтому быстро освоил технику работы на рации. — Поймав вопросительный взгляд Рокито, майор уточнил: — Его забросили без рации. Рацию он должен был взять в тайнике. Однако прошли все сроки, а от него нет никаких известий.
— Может быть, легенда не выдержала?
— Не исключено. Подготовку вели в сжатый срок. Генерал потребовал любыми средствами добыть достоверные, по возможности документальные данные о подготовке противника к контрнаступлению.
Задание Клейста военной разведке было продиктовано требованиями, которые поставил Гитлер перед командованием группы армий «Юг».
Двенадцатого ноября сорок первого года в белорусском городе Орше командующие группы армий «Север», «Юг» и «Центр» фельдмаршалы Лееб, Рундштедт, Бок встретились с Гитлером, прибывшим специальным поездом, командующим сухопутными войсками вермахта фельдмаршалом Браухичем и его начальником штаба генерал-полковником Гальдером. На совещании обсуждались более эффективные меры по захвату Москвы и окончательные сроки операции «Тайфун». Гальдер настаивал на возобновлении наступления, мотивируя тем, что Красная Армия выдохлась, резервов не имеет. Предложил на завершение операции «Тайфун» бросить тридцать одну пехотную, тринадцать танковых и семь моторизованных дивизий. Его поддержал фон Бок, доказывая, что русские деморализованы, а офицеры и солдаты подчиненных ему армий полны решимости нокаутировать большевиков. Но командующий армии фон Клюге не был столь оптимистичен. Он знал, что названные Гальдером дивизии понесли огромные потери под Смоленском, Орлом, Тулой и Москвой, а пополнить их некем и нечем. Генерал заявил, что у группы «Центр» резервов практически нет, армия устала и, учитывая зимние условия, предложил наступление отложить до весны. Рундштедт согласно кивнул головой, на что обратил внимание Гитлер, и с недовольством поинтересовался, что означают буддийские поклоны фельдмаршала. Рундштедт, хотя и с опаской, подтвердил, что согласен с Клюге, и тут же попросил фюрера передать часть войск группе «Юг» для успешного наступления на ростовском направлении. Он неудобно выбрал момент для своей просьбы, подсластив ее заверением, что фюрер был прав, когда говорил о главной стратегической задаче — развитии наступления в направлении Волги и Кавказа. Но теперь Гитлер, провозгласивший близкое падение Москвы, был взбешен приостановлением наступления на советскую столицу и особенно парадом советских войск 7 ноября на Красной площади. Он не согласился с просьбой Рундштедта, дал приказ фон Боку возобновить наступление на Москву, а от командующих группой армий «Север» и «Юг» потребовал активных действий, чтобы советское командование не смогло снять с других фронтов ни одного солдата, ни одного танка, ни одного самолета.
Фон Клейст информировал командиров корпусов, дивизий и руководство абверштелле армии о подготовке нового наступления. При этом обратил внимание генералов и офицеров на необходимость добывать сведения о возможных сроках и главном направлении контрнаступления Красной Армии, чтобы не получить упреждающего удара...
Рокито в задумчивости вертел в руках чашку. Штейнбрух, заметив, что она пустая, спросил:
— Еще кофе?
— Да, да, Вилли, распорядись, — он с благодарностью посмотрел на гостеприимного хозяина и посочувствовал Фурману: — Я понимаю ваше волнение.
Сочувствие было искренним. Кому, как не ему, было знать, что Канарис требовал проводить наступательную разведку — единственно серьезную и наиболее активную форму разведки в военное время.
— Кто бы мог подумать, — в раздумье начал Фурман, — что в хаосе войны, неся такие потери, отступив далеко от границы, большевики в состоянии сопротивляться. Не могу их понять.
— Нужно постоянно изучать противника, — назидательно сказал полковник.
— Я очень надеюсь на вашу помощь и совет, — сказал Фурман.
— Откровенно говоря, у меня есть одна мысль. Но для ее исполнения нужен человек, не боящийся риска.
— Буду счастлив оправдать ваше доверие! — лицо Фурмана оживилось.
— В таком случае, вы должны знать мою точку зрения: я не сторонник массовой засылки агентуры, тем более — плохо подготовленной, — начал Рокито и, понизив голос, как того требовала значительность суждения, которое он намеревался высказать, продолжил: — На мой взгляд, наступила пора работать с перспективой.
От Рокито не ускользнул вопрос в глазах Фурмана.
— Нет, нет, — полковник протестующе поднял руку, — я не хочу и не могу совсем отказаться от массовой засылки наших помощников. Но необходимо наряду с этим готовить агентуру для внедрения в армейские штабы противника. Это позволит получать достоверную информацию о замыслах врага. — И, не спуская пристального взгляда с майора, спросил: — Желаете рискнуть?
— В моем положении нужно идти на риск, — с готовностью признался Фурман. — Но для этого необходимо иметь подготовленную агентуру.
— У вас в абверштелле есть такой человек... Шумский.
Уголки губ майора вздрогнули.
— Несомненно, — поспешно сказал он, пытаясь подавить охватившую его досаду: сам он недооценил переводчика. — Я знаю, что Шумский прошел подготовку под вашим руководством.
Начало смеркаться. На улице завизжали тормоза. Штейнбрух подошел к окну и увидел выходивших из машины сотрудников СД.
— Кто приехал, Вилли? — поинтересовался Рокито.
— Штандартенфюрер Ноймарк и гауптштурмфюрер Шеверс, — недовольно ответил майор. — Интересно, что им нужно?
Из автомашины выглянула овчарка. Ноймарк подал ей команду. Собака послушно села, прижала уши. Штандартенфюрер погладил овчарку по голове, захлопнул дверцу и пошел в здание абверштелле.
Вскинув в приветствии руку, он задержал взгляд на шефе «Ориона», и дежурная улыбка тронула его губы.
— Рад видеть вас, полковник! — но глаза его оставались холодными. — Не удивлен, встретив вас у майора Штейнбруха. Отдаю должное его гостеприимству и радушию.
— Я тоже рад видеть вас, штандартенфюрер! — любезно ответил Рокито.
Ему было известно, что Ноймарку покровительствовали люди из близкого окружения могущественного в рейхе руководителя Главного управления имперской безопасности обергруппенфюрера СС Гейдриха. Поэтому счел необходимым быть с ним не только осторожным, но и предупредительным.
— Господа, — обратился Штейнбрух к гестаповцам, — не откажетесь от чашечки кофе?
— Уверен, у вас найдется кое-что покрепче.
— Несомненно, штандартенфюрер.
Ноймарк отпил из рюмки коньяк. На его одутловатом лице отразилось удовлетворение. Он снял с длинного узкого носа пенсне, прищурил близорукие глаза. Толстыми пальцами помассировал покрасневшие от зажимов места. Испытывая неудобство от ношения пенсне, не желал их менять на очки, подражая рейхсфюреру СС Гиммлеру.
Фурман был недоволен неожиданным приходом сотрудников службы безопасности, которые не позволили до конца обсудить с Рокито задуманную ими операцию.
— Вы что-то не в духе, майор? — поинтересовался Ноймарк.
— Заботы, штандартенфюрер, — ответил Фурман.
Но Ноймарк не успел спросить, чем вызваны заботы майора, в открытую форточку донесся собачий лай.
— Мой Кони голос подает, — ласково произнес штандартенфюрер и расплылся в улыбке. — Скучает. Лучшего телохранителя не найти. — Он развел руками. — Люблю собак, господа. Это моя слабость. И сыну привил любовь к ним. Он вступил в общество по охране животных.
Вновь донесся лай собаки. Штандартенфюрер открыл окно и крикнул:
— Кони, фу!
Лай прекратился,
— Умница. А какой злой. Гауптштурмфюрер брал его на поиск бежавшего из концлагеря. Кони догнал беглеца, вцепился в горло и... — Ноймарк небрежно махнул рукой, а его взгляд стал вновь холодным и жестоким. Две глубокие морщинки, спадавшие от крыльев носа и упиравшиеся в тяжелую челюсть, обозначились резче. Наконец он оторвался от окна и позвал к себе Рокито. — Прошу извинить, господа. Мне надо посоветоваться с полковником.