Опять раздался стук в дверь.
— Открыто! — несколько раздраженно крикнула Ольга, подумав, что вернулся Перепелица.
Но это была Агнесса Пампура.
Ольга никак не ожидала увидеть ее у себя. Она в последнее время не поддерживала с ней отношений. Ольге не нравилась Агнесса. Злючка, высокомерная, избалованная вниманием мальчиков. Цены себе не сложит. Ольге и внешне она не нравилась, хотя все считали ее хорошенькой. Во-первых, очень высокая. А во-вторых — и рот большой, и глаз один косит.
Еще задолго до войны Ольга дружила с Агнессой, хотя та была на два года старше ее. Воспитанием Агнессы занималась бабушка Агафья. Ее родители уезжали куда-то на заработки и долгие месяцы не появлялись в городе. И вдруг мама запретила Ольге ходить домой к Пампуре. Девочке тогда ничего не объяснили. Но она своим детским сердцем не чувствовала симпатии к бабке Агафье, поэтому запрет мамы перенесла спокойно. Лишь перед смертью мама рассказала, чем был вызван запрет. Страстью набожной Агафьи было раздувать мелкие раздоры в крупные ссоры. Заварит кашу, а расхлебывают другие. А она опустит глаза, губами шепчет молитву и толкует своим мерным голосом о христианском смирении, о любви к ближнему... Не прошло даром для Агнессы воспитание бабки Агафьи.
Агнесса оглядела Ольгу с головы до ног и откровенно бросила:
— Ты изменилась. Подурнела.
— Не удивительно. Живу под страхом угона в Германию... Когда же наши вернутся?
— Ты надеешься, что вернутся?
— Когда-то же должны...
— Я лично в это не верю! Посмотри, какая у немцев силища! Как они круто устанавливают новый порядок! — в глазах Агнессы мелькнули злые огоньки. — Скоро мы здорово заживем, вот увидишь!
Ольга была потрясена откровенностью бывшей подруги. И тут вспомнила, что кто-то говорил, будто не раз видел Агнессу с немецким офицером. Ольга тогда не поверила, посчитав это сплетней.
— А я пришла к тебе предложить работу, — продолжала Агнесса.
— Работу? Мне? Какую?
— Как всегда, у тебя сто вопросов, — усмехнулась Агнесса. — Ты помнишь Вадима Дерюжкина?
Ольга кивнула головой.
— Он при городском театре создал художественную самодеятельность. Я танцую. Составили программу. Заместитель бургомистра Владимиров ее утвердил. Обещали за хорошие концерты выдавать продукты. Так я по просьбе Вадима приглашаю тебя к нам. Ты же у нас признанный пианист. Ну, как? — лукаво улыбнулась Агнесса.
— Не знаю, что тебе и ответить, — нерешительно произнесла Ольга.
— Не будь глупенькой, — ласково сказала Агнесса. — Приходи.
После долгих раздумий Ольга решила принять предложение Пампуры. В последнее время много молодежи угнали в Германию, она надеялась работой в театре избежать их участи. Раньше назначенного времени пришла в бывший городской театр. В партере уже были люди.
— Вадим, посмотри, кто пришел! — обрадовалась Агнесса.
— Молодец, Оля! — воскликнул Дерюжкин и, подхватив девушку под руку, увлек ее на сцену.
Ничего в его облике не изменилось с тех пор, как его видела Ольга. Тот же властный голос с хрипотцой, та же короткая стрижка. Крепкая шея открывалась из-под расстегнутого воротника рубашки. Движения его были уверенными. Он чувствовал себя здесь хозяином положения.
Для начала Вадим попросил Ольгу разучить мелодию, под которую Пампура с партнером должна исполнить ритмический танец.
— До прихода гостей есть время. Мелодия несложная.
— А кто придет?
— Из горуправы. Может, еще кто-то, — и он посмотрел вслед уходящей Агнессе.
Ее увлечение шарфюрером из городской СД Кнайзелем раздражало Дерюжкина. Он никак не мог смириться с тем, что Агнесса бросила его. Но ничего, успокаивал он себя, война еще не окончилась и с Кнайзелем все может случиться. Нужно только набраться терпения и ждать.
Он зашел в артистическую уборную, когда Агнесса уже переоделась для танца. Ее пунцовые губы сложились в вызывающую улыбку. Манера Агнессы держаться в присутствии мужчин была откровенно беззастенчивой. Но она ждала явно не его.
— Я тебя не звала, — сказала она, измерив Вадима насмешливым взглядом. — А будешь приставать, скажу Францу!
При упоминании Кнайзеля Дерюжкин побледнел. Он пробормотал что-то невразумительное и выскочил из уборной.
— Трус несчастный! — бросила ему вдогонку Агнесса.
Вскоре она с партнером появилась на сцене и позвала к себе Ольгу.
— Разучила мелодию? — поинтересовалась Агнесса.
— Разучиваю.
— Хорошо. Мы с Валерой пока без музыки порепетируем.
Из зала доносился приглушенный шум голосов, но он не мешал Ольге. Вдруг в зале стало тихо. Она сняла руки с клавишей и выглянула из-за кулис. Между рядами шел высокий немец. Тщательно подогнанная черная форма подчеркивала его матово-бледный цвет лица. Сжатые губы и слегка опущенные уголки рта выражали упрямство.
Ольга перевела взгляд на Агнессу, которая с партнером разучивала какое-то замысловатое па. Она громко высказывала ему свое недовольство. И тут заметила подошедшего к рампе Кнайзеля. Лицо ее стало приветливым, злые огоньки в глазах исчезли, и она, кокетливо раскачивая бедрами, пошла к нему навстречу. Немец поцеловал ей руку и уселся в первом ряду. Сидел, закинув ногу за ногу, покачивая до блеска начищенным сапогом.
Дерюжкин вежливо поздоровался с Кнайзелем, остановившись от него на почтительном расстоянии. Шарфюрер, не ответив на его приветствие, продолжал смотреть на Агнессу. Эту немую сцену заметили все.
Вдруг лицо Дерюжкина стало напряженным. Он весь подался вперед, устремив взгляд на входные двери партера. По проходу шел Штейнбрух в сопровождении Владимирова. Шарфюрер, заметив приближавшегося офицера, поднялся и вскинул руку в приветствии.
— Прошу прощения, герр майор, но, к сожалению, неотложные дела заставляют вернуться к исполнению служебного долга, — сказал эсэсовец, будучи в душе недовольным приходом майора.
— Понимаю, шарфюрер.
Кнайзель щелкнул каблуками сапог, резко вскинул руку и, высоко подняв голову, вышел. Агнесса недоуменным взглядом проводила его и какое-то время смотрела на закрывшуюся за шарфюрером дверь, словно ожидала, что он вот-вот вернется.
— Кто она? — спросил Штейнбрух у Владимирова.
— О, это наша танцовщица Пампура, — не без удовольствия произнес тот. Слезящиеся глаза мешали ему видеть, что происходило на сцене. Он смахнул платком слезу и смешно заморгал.
— Не будем отвлекать их от работы, — сказал майор, понизив голос.
Владимиров внимательно наблюдал за майором.
— Герр майор, эта танцовщица — истинный клад для нас, — тихо заговорил Владимиров, вежливо склонив голову в сторону Штейнбруха. — Обворожительная, умная и преданная нам. Я обратил на нее внимание с первых дней пребывания в городе. И не ошибся. Она стала самой активной участницей нашей организации.
— Какой организации? — не понял майор.
— Национально-трудового союза нового поколения, — пояснил Владимиров.
Штейнбрух молча посмотрел на заместителя бургомистра.
— Но если она заинтересовала вас как женщина...
— Тогда что? — с вызовом перебил его офицер.
— Я бы хотел дать вам совет, если разрешите.
— Говорите.
— Насколько мне известно, на нее серьезные виды имеет шарфюрер.
— Ах, так! — Штейнбруху теперь стало ясно, почему он застал здесь эсэсовца.
— Пампура представила нам документы, и ее признали фольксдойч. — Владимиров сморщил лоб, пытаясь что-то вспомнить. — У меня было неприятное объяснение с шарфюрером в связи с тем, что я привлек девушку в нашу организацию.
— Вот как!
— Да, герр майор. Но она сама пожелала остаться в НТС.
В это время зазвучала популярная в Германии мелодия, и Агнесса с партнером начали свой ритмический танец.
Штейнбрух едва сдержал эмоции. Когда танец был окончен, он только несколько раз хлопнул в ладоши и, оторвав взгляд от Агнессы, попросил Владимирова:
— Пригласите аккомпаниатора. Кажется, симпатичная девушка.
Владимиров перевел просьбу майора Дерюжкину, который не посмел присесть в присутствии высокопоставленного гостя. Тот бросился на сцену и вскоре вернулся с Ольгой.
Штейнбрух оценивающе осмотрел девушку. Ему понравились ее широко распахнутые глаза, золотистые волосы.
— И эта завела какого-нибудь шарфюрера? — с насмешкой спросил Штейнбрух у Владимирова. И не ожидая ответа, сказал: — Присмотритесь к ней и к танцовщице.
Владимиров, оставаясь внешне почтительным, с возмущением подумал о том, что, наверное, этот полувысохший абверовец, этот замученный кузнечик решил устроить у себя гарем.
7
— Прибыл Рязанов, — доложил Петрову по телефону его заместитель, капитан госбезопасности Кузьменко.
— Заходите с ним.
Доклад вернувшегося из партизанского отряда Пилипенко подтвердил некоторые сведения из рапорта Носова. Однако Николая Антоновича не покидало ощущение, что здесь что-то не так — не могли немецкие разведчики так грубо пренебречь конспирацией, направляя своего человека через линию фронта.
Через пункты проверок вышедших из окружения бойцов и командиров Кузьменко с группой оперативных работников по поручению Петрова организовал поиск лиц, служивших в одном полку с Носовым. Рязанов был направлен в один из таких пунктов.
При мысли о молодом и способном сотруднике лицо Николая Антоновича смягчилось. Не всегда хватало Рязанову выдержки и усидчивости. Приходилось его сдерживать. Потому начальник отдела относился к нему строже, чем к другим.
— Заходите, заходите, — Петров вышел из-за стола и протянул руку Рязанову, который хотел доложить о возвращении по-уставному.
Все сели за стол.
— Ну, Иван Федорович, выкладывай, с чем вернулся.
Рязанов рассказал, что удалось найти двух красноармейцев, служивших в одном полку с Носовым. В конце сентября бойцы попали в плен. Были в концлагере, который находился рядом с немецким аэродромом. В один из налетов нашей авиации на аэродром они воспользовались паникой и бежали.
— Сержант Широков служил в одном взводе с Носовым. В бою при форсировании реки Трубеж оба попали в плен.
— Что-о-о? — Петров поправил очки.
— Широков утверждает, что Носов был в плену. Он даже вспомнил, что лейтенант был ранен в ногу.
Ссылаясь на рассказ Широкова, Рязанов доложил, что Носов в лагере держался группы командиров, в которой старшим был командир роты капитан Свиридов. Пленных ежедневно гоняли на аэродром, где на взлетной полосе зарывали воронки после бомбежек, рыли укрытия для личного состава и капониры для самолетов. Спустя примерно месяц, комендант приказал всем пленным построиться. По списку вызвал несколько человек. В их числе командира роты и Носова. Затем объявил, что вызванные готовили побег из лагеря, за что будут расстреляны. Всех обреченных втолкнули в грузовую автомашину и увезли на казнь.
— Выходит, воскрес из мертвых? — нахмурив брови, спросил Петров.
Рязанов промолчал. Только больше обычного тер пальцами мочку уха. Кузьменко достал папиросу. Закурил. Выпустив дым через нос, ответил за Рязанова:
— Выходит, так. Однако он не лже-Носов. Он встретил здесь несколько сослуживцев. — И замолчал. Перекатив папиросу из одного угла рта в другой, закончил: — Мое мнение: его появление у нас не случайное.
— Вы полагаете, что Носов появился у нас по заданию немецкой разведки?
— Я склоняюсь к этой версии.
Петров тоже был склонен так думать. Он перевел взгляд с Рязанова на Кузьменко и заговорил:
— Василий Игнатьевич, поручаю вам с Рязановым провести опознание Носова через Широкова и другого красноармейца. — Тихо постучал кончиками пальцев по столу. — И еще. Если Носов вражеский агент, не исключено, что разыскиваемый нами радист действует с ним.
— Или Носов сам работает на рации.
— Возможно. — После паузы Петров попросил: — Василий Игнатьевич, задержитесь. А вы, — обратился он к Рязанову, — готовьте опознание.
Когда они остались вдвоем, Николай Антонович уточнил:
— Опознание закончите сегодня. Результат очень важен.
— Это связано с Пилипенко?
— Да. Завтра он с группой армейской разведки вновь уйдет в отряд Карнаухова. План разгрома штаба сорок четвертого полка СС командарм рассмотрел и считает, что его можно выполнить силами партизан. Там могут быть ценные бумаги не только для штаба армии, но и для нас. Кроме того, Андрей Афанасьевич пойдет в Долину. Его предложение о встрече с полицейским Сорокой одобрено особым отделом фронта. Результат же опознания Носова может исключить из его задания допрос Елены Стеценко.
Он поправил очки. В его взгляде не было ни торжества, ни обиды. И в присущей ему спокойной манере продолжил:
— Мне известно, что вы не разделяете моей точки зрения о целесообразности встречи с Сорокой.
Кузьменко не ответил, продолжая смотреть куда-то поверх головы Петрова. Он чувствовал себя неловко оттого, что о его частном мнении, высказанном в беседе с другом из особого отдела фронта, стало известно начальнику. А тот счел необходимым более обстоятельно объяснить заместителю, что предложение являлось результатом тщательного изучения личностей разоблаченных агентов немецкой разведки. Из анализа материалов стало очевидным, что абвер из-за многочисленных провалов рано или поздно придет к выводу, что в шпионской работе не может опираться на такие отбросы общества, как уголовники. И начнет пополнять разведывательные школы полицейскими, сотрудниками горуправ и другими пособниками оккупантов.
— Нам, Василий Игнатьевич, необходимо переходить к более активным действиям, — сказал он ему.
Когда в особом отделе обсуждался вопрос о Сороке, никому не было известно об одном очень важном совещании руководителей различных органов абвера, проводивших подрывную работу против войск Юго-Западного направления, и, естественно, никто не мог сказать, какие там были приняты решения.
...На секретное совещание был приглашен ограниченный круг лиц. Здесь находились Рокито, начальник разведывательной школы «Орион» Петцгольц, руководитель секретной полевой жандармерии «721» фельдполицайкомиссар Майснер, Фурман и еще несколько других офицеров. Докладывал командир абверкоманды 101-А полковник Визер. Он передал требование адмирала Канариса изменить тактику ведения разведывательной работы против Красной Армии. Больше проявлять изобретательности с учетом известных абверу изменений обстановки в прифронтовой полосе и глубоком тылу.
Визер рассказал, что в Дарницком концлагере допросы пленных красноармейцев срочной службы показали отсутствие у них документов, удостоверявших их личность и принадлежность к определенной воинской части. Он высказал пожелание активно воспользоваться этим с целью внедрения агентуры в интересующие их воинские части и соединения, пока в Красной Армии не ввели единые документы для всего личного состава. В связи с большими потерями в начальный период войны она должна испытывать нужду в военных специалистах, таких, как артиллеристы, танкисты, саперы. Поэтому предложил готовить для заброски агентуру из числа указанных специалистов, что, по его мнению, может способствовать более успешной их легализации. Визер выразил пожелание, чтобы заброшенные в тыл противника скрывали свое пребывание в плену. Обращаясь к Петцгольцу, он сказал, что пора пополнять школу не за счет уголовников и им подобных, а подбирать «курсантов» из военнопленных, проверенных на практике полицейских из русской вспомогательной полиции, сотрудников горуправ. Он выразил уверенность, что офицеры секретной полевой жандармерии окажут Петцгольцу практическую помощь.
Визер обратил внимание присутствовавших на то, что в последнее время активизировались партизаны, которые отвлекают большие силы вермахта и этим ослабляют помощь фронту. Поэтому в верхах решился вопрос о создании «Зондерштаба-Р» (Россия) — специального контрразведывательного органа для подготовки агентуры с целью ее внедрения в партизанские отряды, чтобы разлагать их изнутри и подводить под удары карательных подразделений. Он призвал оказывать помощь новому контрразведывательному органу...
— Так вы не были в плену? — спросил Кузьменко.
— Не был. — Носов нахмурился, на его высоком лбу вздулась жилка. Он недовольно спросил: — Чем вызван ваш вопрос?
— Красноармеец Дудник утверждает, что видел вас в фашистском концлагере.
— Бред! И Дудника не знаю, — возмутился Носов. Потом несколько раз сокрушенно покачал головой. И тут же доверительно сказал: — Видно, кому-то нужно меня оклеветать. Может быть, даже немцам, чтобы спасти своего человека.
С нескрываемой обидой в голосе он снова начал пересказывать, как и почему очутился на оккупированной территории. При этом не спускал взгляда с лица Кузьменко, а на Рязанова смотреть избегал, учуяв, что от него может исходить опасность.