— А может быть, и нам с тобой укатить куда-нибудь? — спросил Олег.
Но Кадилов только поморщился. Продолжал:
— У Слащева сила, нынче его день, море ему по колено, на всех чихал, делает что хочет… Контрразведчики помчались в Севастополь. Зачем? Напали на рабочее собрание. Какие-то слесари, токари заявили: долой аресты, произвол… Яша приказал всех схватить. Раз-два — и готово! Об этом замяукала севастопольская Дума — мягко, осторожно. Недолго думая, Яша велел приголубить и думцев, хотя, известно, они против большевиков. Раз-два — готово: есть и думцы! Сегодня захожу в вагон с секретным пакетом, а Яша говорит по телефону с Севастополем, с премьер-министром. Сверкает сумасшедшими глазами, исступленно орет: «Опять у вас в дурацкой думе подлые речи». Да как завернет… по матушке. Кричит: «Я предупреждал, если такое повторится, буду предавать военному суду. Виновные арестованы по моему приказу, взяты ко мне, в Джанкой, и будут расстреляны. А думу прошу заниматься своим делом, не политикой…» Бросил трубку, на меня глянул с бешенством, будто я виноват…
— В общем, вспомнишь мои слова, — многозначительно сказал Олег: — Этот Яша всех нас погубит. Но я не буду молчать, я что-нибудь сделаю, вот увидишь. Хоть и глупость какую, но сделаю… Просто так, для души…
Кадилов зажал ему рот.
— С ним ничего не поделаешь. Ты глуп, смотри выдашь свои чувства. Мне же прикажет писать в контрразведку или нечаянно застрелить тебя. А я люблю тебя. Я жестокий, и мне нужно знать, что есть на свете такие, как ты.
Олег спросил — кто такой Орлов и почему Слащев хочет повесить его?
— Он кадровый офицер, неуживчивый, неудачник, выше капитана не взял. Однако храбрец, открыто не подчиняется Яше, — ответил Кадилов. — Я видел молодца в Симферополе в кафе «Доброволец», другой раз в кафедральном соборе — орловцы хоронили одного своего. Действительно, производит впечатление! Сильная личность! Когда мы входили в Крым, Орлов здесь формировал полк. Ты не знаешь, ты лежал больной, а я сам помогал Яше. Яша ему — приказ, а капитан: увольте, я вас не признаю, подите к черту. Яша, конечно, взбесился, телеграмму за телеграммой. А капитан рвал на куски, возвращал обрывки: «К черту вас, Слащев! Вы не способны привлечь симпатии населения… Вы губите Россию…»
— Верно! Правильно! — воскликнул Олег. — Приветствую и жму его руку. Молодчина, честное слово. Вот выйду сейчас на платформу и крикну: «Мо-ло-де-ец!»
— Да, он молодец, — сказал Кадилов. — Но он погибнет. Даже он. Поэтому ты не смей и носа показывать… Яша в ярости, кидается на стенки при одном лишь имени Орлова. Пока на перешейках было спокойно, Слащев не имел повода расправиться с ним. Но когда красные стали наступать, потребовал от Орлова выступить с полком на фронт. А еще раньше приказал начальнику гарнизона в Симферополе полковнику Гильбиху заготовить и перебросить в район Карасу-Базар припасы. Предполагал, в случае неустойки на фронте, главными силами отходить на Керчь и занять Ак-Монайскую позицию. Корпус на корабли, а сам Слащев с семьюстами человек засел бы в горах Карасу-Базар, чтобы висеть в тылу и на флангах красных, пока не кончится эвакуация. Затем с отрядом бросился бы на Перекоп, вон из Крыма. Отряд спасется, а Слащев застрелится… Полковник Гильбих заготовил припасы в Симферополе. И вот, вместо того чтобы выступить с полком на фронт, Орлов с князем Романовским захватили припасы и весь город. Слащевцев арестовали.
— Чуть-чуть я не попался, — продолжал Кадилов. — Привез в Джанкой генералу воззвание Орлова. Долой провалившихся, разложивших белый стан пьяниц, кокаинистов-генералов! Знайте все, что генерал Май-Маевский пропил армию, а генерал Слащев ее расстреливает, вешает и порочит…
— Правильно, верно! — воскликнул Олег.
— И еще секрет, Оля, никому ни слова! — Кадилов погрозил пальцем. — Контрразведчики выяснили… В Симферополе подпольный ревком вступил в переговоры с Орловым, пытался склонить его к совместным действиям против генерала… Большевики написали обращение к офицерам…
Олег удивленно раскрыл глаза.
— Вот как! Это правда? Значит, большевики приглашают воевать вместе? Черт возьми, никуда не денешься от этих большевиков. Честное слово, я бы согласился, лишь бы генералу морду набить. Этакое, знаешь, временное соглашение.
Кадилов поморщился:
— Орлов гордый человек, не согласится.
— Напрасно, ей-ей! Дали бы генералу по башке…
— Что ты понимаешь! — Кадилов пожал плечами.
— Только в таких людях, честных, спасение — вот что понимаю! — Олег сдвинул брови. — Мне нравится этот Орлов, честное слово. Где он сейчас?
— С полком своим, с пулеметами и орудиями, с обозами ушел из Симферополя через горы в Ялту. Оттуда генерал Покровский сегодня сообщил, что в ресторанах, кафе, на набережных — сотни офицеров-бездельников в английских шинелях. Покровский устроил облаву, мобилизовал двести человек, но все они предались Орлову… Между прочим, полковник Протопопов из Алушты тайно шлет Орлову формирования…
Олег совсем развеселился.
— Ты видишь? Сергей, и мы с тобой перейдем к Орлову.
Кадилов рассмеялся:
— Чудак! Запомни, Оля, все они — мертвецы. Будь осторожен, не болтай, не шуми…
— А я не боюсь, плевал на твоего Слащева, — нарочно громко сказал Олег. — Подожди-ка, еще придумаю кое-что. Нет! Я уже придумал: Слащеву фигу покажу…
— В кармане, знаю тебя…
— Нет, дай-ка мне бумаги и чернил…
— Не дури, хватит. Я все сказал, ложусь спать — устал, как сто тысяч псов.
Кадилов лег на полку и сразу заснул. Олег сел ближе к электрической лампочке, раскрыл тетрадь, взял карандаш… Получилось короткое, но пламенное письмо. Олег писал капитану Орлову, что готов служить ему. Пусть прикажет — и он, подпоручик Захаров, если на то пошло, казнит сумасшедшего генерала, на глазах у штаба застрелит.
В конце концов что-то надо делать: жизнь или смерть. Но что, что делать? Это письмо действительно фига в кармане. Но что другое можно сделать? Пусть хоть это.
Осторожно вырвал листок, вчетверо сложенный, спрятал в карманчик на груди.
* * *
Вернее было бы просто бежать к Орлову в Ялту, но не хватало духу. Если бы вместе с Кадиловым… Письмо все же хранилось в карманчике на груди, может быть, наивное, но… необходимое Олегу.
Побывав на позициях и вернувшись через две недели, Олег стоял перед Слащевым, докладывал, чувствовал, как сердце напряженно, отчаянно ударяет в сложенный листок. Почудилось, что, когда отдавал честь, в нагрудном карманчике хрустнула бумага, генерал даже прислушался…
Приведя в порядок инженерные бумаги, Олег направился в жилой вагон обедать, на платформе смотрел, не идет ли Кадилов: вестовой приносил на двоих. Мартовское яркое солнце нагрело крышу вагона. Вестовой открыл окно, весенний степной воздух холодил щеки и лоб.
Обычно за обедом Кадилов живо, подробно рассказывал новости из вагона генерала. На этот раз Олег не дал ему и рта раскрыть, решительно выслал из вагона вестового, не без торжественности предложил Кадилову бежать к Орлову и рассказал про свое письмо; попросил помочь передать…
Кадилов выкатил глаза, схватился за голову.
— С ума сошел! Ну, знаешь ли, Оля! Сейчас же сожги эту глупость! — Кадилов выхватил и чиркнул зажигалку. — Давай сюда! Орлову не нужно твоего дурацкого письма.
— Нет, нет, подожди, — сказал Олег и не отдал письма.
Между тем Кадилов сообщил, что Орлов уже помирился с Яшей.
Вчера Кадилов от имени генерала послал телеграмму в Алушту, пригласил в Джанкой полковника Протопопова, сподвижника Орлова. Протопопов пытался бежать, но подчиненные перехватили его и привезли сюда. Орловцы идут на мировую с генералом. Яша стал действовать хитростью. Приезжал адъютант от Деникина из Новороссийска. В орловское дело вмешался и деникинский штаб. Обласкали капитана, два штаба уговаривали — и доконали. Подчинившись Слащеву, Орлов со своим полком сегодня утром выступил из Ялты, идет по дороге на Симферополь. Полку приказано ехать сюда, в Джанкой, и дальше спешно следовать на позиции. Завтра Олег увидит орловский полк, убедится.
Олег не хотел верить этому, смущенно бормотал:
— Что ж это он… Видимо, неправда это…
Но действительно, утром из Симферополя прибыл эшелон. За пассажирскими вагонами на платформах орудия, повозки, имущество, лошади. Это прибыл полк капитана Орлова. Все говорили об Орлове, хотя сам он не показывался, в штабной вагон к Слащеву не ходил… Полк такой же, как и все полки. Выгрузился, съел суп и кашу с мясом и сейчас же, пешим порядком, отправился на Перекоп. Письмо в карманчике мешало Олегу. Но теперь уже из упрямства, капризничая, сохранял его. С этим письмом в карманчике он чувствовал себя самостоятельным и смелым… Проводив глазами уходящую колонну орловцев, Олег сказал Кадилову:
— Дня три еще подержу письмо. Обещаю — не более трех суток. Бог троицу любит…
Будто знал Олег, что ненадолго помирились Орлов И Слащев, всего лишь на несколько часов.
Капитан Орлов с полком дошел до Воинки — недалеко от Юшуни, от фронта. Оттуда вдруг телеграмма… Кадилов тотчас принес ее генералу Слащеву. Орлов требовал прекратить расследование по поводу истраченных им казенных сумм. Через три минуты после получения телеграммы последовал слащевский приказ Орлову: сдать полк командиру пехотной дивизии в Воинке и явиться в Джанкой, в штаб корпуса.
— Вот как повернулось, Оля, — в некоторой растерянности шептал Кадилов вечером в вагоне. — Только что получили сообщение от командира дивизии из Воинки: Орлов ушел… Яша в бешенстве. Чуть ли не стукался головой об стенку. Послал летчиков сверху следить за полком…
4
Два месяца назад, зимой, стремительно отъехав от привокзальной площади с повешенными в Джанкое, Матвей попал на самую короткую дорогу к Перекопу и Сивашу. Домой, домой, скорее на свою сторону, пока не придвинулся фронт и дорога еще открыта. Возможно, красные уже вошли в Крым и идут навстречу. Это хорошо. Но если они остановились на Сиваше, то беда — домой не попасть. Гнал коней, пар валил от них, кнут растрепал, на мерзлых буграх порастряс всю солому из брички — скакал как на пожар. Но вот, замучив животных, влетел на базарную площадь в Армянске. Поздно! Белые отряды на шляху, никого не пускают за вал… Там стрельба… Хоть рычи, хоть камень грызи — в двух шагах своя хата, но не попасть в нее. Опять дочки остались одни, теперь и без лошади, и без брички.
Не один он — человек пятьдесят мужиков-возчиков мотались с подводами по городу. Иные, остановившись, разводили руками. Рванулись было в сторону берега — подождать на хуторах пути по сивашскому дну, но налетели с плетками, с карабинами верхоконные:
— А ну, дубье, поезжай за нами!
Всех угнали на военные перевозки.
Криком, матом, кулаками — а то и револьвер вон из кобуры — разные начальники отбивали друг у друга или перекупали подводы. Иной начальник перехватывал обманом, другой сам уступал по дружбе после выпивки и хабара. Матвея с лошадьми отдавали за полбутылки спирта, за пару сапог, один раз, паразиты, даже за селедку.
Широкими степными кругами Матвея с бричкой и лошадьми относило все дальше от Сиваша, от хаты и дочек. Ни отдыха, ни срока. То овес со станции возить по селам — там конница, то патроны, то снаряды. Подводы тащились и тащились по степи, в пыли. Мужики ночевали в сараях, в бричках. Ешь что хочешь, хоть сено. Когда возили фураж для военных лошадей, бывали сыты — жарили ячмень.
Однажды рано утром — мартовское солнце еще не грело — семь подвод с пиленым камнем выехали с хутора на Воинку. Только-только выкатились на шлях — навстречу верхоконные с офицером. Пропустили груженые повозки. На передней конвойный солдат отдал офицеру честь. Благополучно разминулись, глядь — идет пехотная колонна. Впереди три офицера на лошадях. Один — крупный, суровый, слегка сутулый… «Могущественный», — подумал Матвей. В уши ударил резкий стук копыт по твердой земле. Солдаты, в строю, с винтовками, с мешками за плечами, шли быстро, будто удирали.
Суровый офицер поглядел на Матвея и его лошадей, скользнул глазами по обозу с камнем и что-то сказал ехавшим с ним офицерам.
«Сейчас что-то будет, — подумал Матвей, — вроде как приехали». И верно. Несколько солдат оторвались от колонны, встали на дороге, не пускают. Один из офицеров рванул коня к обозу.
— Стой! Сбрасывай! Поворачивай!
Конвойный солдат всполошился.
— Господин офицер, позвольте узнать, чье будет распоряжение, как сказать господину…
Офицер крикнул:
— Командира полка Орлова распоряжение, дурья голова!
Солдаты подбежали, начали сбрасывать камень. Матвей усмехнулся. Можно и поворачивать, один бес, куда и с кем из них ехать. Отвезти бы их на край света.
В середине колонны шла полковая артиллерия, потом катились повозки со всяческим имуществом. За повозками опять пехота. А далеко позади — всадники, — видно, охранение. Пустые подводы из-под камня вставили в колонну позади обоза. Солдаты подбегали, складывали в повозки свои вещевые мешки и бежали обратно в строй. «Свою жизнь и на час вперед не узнаешь», — подумал Матвей. Бросали мешки и к нему в бричку, он пошучивал:
— Давай, давай, ребята, вали! Чего это вы так спешите, красные настигают, что ли?
— Нет, — отвечал один. — Мы, орловцы, никого не признаем.
Матвей не понял, спросил:
— Это что, секта такая, орловцы?
— Чудак! Это полк капитана Орлова. Мы не подчиняемся Слащеву. Впереди на лошади — видел? — здоровый такой, наш командир Орлов. Идем обратно, генералу наперекор…
— Значит, у вас раздоры?
Один прихрамывающий солдат сел к Матвею в бричку. Довольный, что едет, радостно заговорил:
— Раздоры большие, все хотят быть начальниками.
«Если раздоры, то долго не продержатся», — подумал Матвей. Весело сказал:
— От раздоров тоже польза. А вы зачем с Орловым?
— Он против генералов, которые пропили армию и сейчас губят ее, — ответил хромой.
— А ведь Орлов тоже офицер, возьмет да станет генералом, — что тогда? — спросил Матвей.
— То и плохо, — ответил солдат. — Неизвестно, что делать и как быть. Пошел бы домой хоть на четвереньках, да не пускают. Сразу «дезертир!» — и к стенке. Вон Слащев наворотил…
Матвей сказал:
— Разом разошлись бы. Всех к стенке не переставишь…
Офицеры разъезжали вдоль растянувшейся колонны, торопили. Близ повозки проскакал офицер, замолчавший было Матвей вновь заговорил:
— Ты не умный, если служишь офицерам. Давно бы надо вам разойтись по домам.
— И мы думаем так. — Солдат поежился. — Но вот бежим своей властью, не зная куда…
Матвей засмеялся:
— Добежите до моря, там с музыкой вас поведут во дворцы, в купальни. Каждому выдадут жену, булку с салом и бочонок вина…
— Не смейся, — вздохнул солдат. — Может быть, наше дело конченое. Ведь генерал не потерпит, это мы понимаем.
Когда солнце поднялось высоко, над колонной с грохотом и тарахтением, в то же время плавно и неспешно закружился аэроплан.
— Э-э! — сказал солдат. — Генерал подглядывает! Плохо дело…
— Зачем плохо, — подмигнул Матвей. — Сейчас он будет сбрасывать подарки.
— Нам попадет, и тебя не минует в куче, — не замедлил с ответом солдат.
* * *
Привалы были недолгие. Солдаты разбирали с повозок свои мешки, потом снова складывали, и все двигались дальше на юг, к Симферополю. Джанкой остался далеко слева, к нему и близко не подходили. Стало смеркаться, когда вышли к железной дороге, южнее Джанкоя, севернее Симферополя, в открытой степи.
И вдруг темное стекленеющее небо осветили вспышки. За черными тополями, за станцией и за товарными вагонами, за хатами по другую сторону пути послышались стук винтовочных выстрелов и татаканье двух пулеметов.
Матвей услышал крики, брань, команду… Колонна сломалась, смешалась. Потом одни бросились в степь, другие орали:
— Стой!
Третьи кинулись к повозкам, хватали свои и чужие мешки. Офицеры на лошадях гнались за солдатами и стегали их нагайками.
Матвей соскочил с повозки и за теплыми, мохнатыми лошадиными боками спрятался от пуль. Офицеры ускакали вперед, под выстрелы. У повозок никого не осталось. Скоро затихло и впереди. Без винтовки и шапки прибежал с повисшей рукой какой-то солдат.
— Ой, братушки, засада! Там орудия и кавалерия… Бьют смертельно, требуют сдаваться! Наши офицеры велели стрелять, а ребята не схотели. Офицеры застрелили своих солдат, восемь человек, сами к пулеметам. Но тут свои же солдаты навалились, связали их…
— Что ж теперь делать? — сам с собою заговорил Матвей и сам же себе ответил: — А вот что: к Сивашу… Ранними утрами по глухим дорогам, а то и просто по целине подаваться домой.
5
Ночью Кадилов пришел из штаба возбужденный, сбросил сапоги, кинулся на полку. Нынче в двенадцать пополудни летуны донесли: Орлов с полком обошел Джанкой и вдоль железной дороги бежит на Симферополь. Слащев приказал полковнику Выграну, и тот с конным полком и восемью орудиями двинулся преследовать. В сумерках настиг Орлова, обошел степью и возле Сарабуза устроил засаду. Полк Орлова подошел, и началось. Орловские солдаты увидели, что дело плохо, стали сдаваться. Офицеры начали расстреливать их, сами бросились к пулеметам. Тогда солдаты схватили офицеров, и руки назад…