А дальше Жозефина пошла шпарить по-французски. И Ташка ей отвечала, как в начале «Войны и мира» Толстого, тоже только по-французски. А я сидел и ничего не понимал. Я только несколько раз услышал свое имя И еще Мамс. Я все сидел и слушал и все не понимал, ничего не понимал, как будто все, что происходило со мной, происходило на каком-то непонятном, жутко непонятном для меня языке событий. Такие неприятности кругом, а они мой день рождения вздумали праздновать. Еще чего! Я отвернулся от Жозьки и Ташки и взглянул на дачу Юваловых. В окнах Юлкиной комнаты вдруг зажегся свет, и я увидел на занавешенном окне Юлкину тень. Видимо, Юлка, подошла, как тогда, совсем близко к лампе потому что мне снова показалось, что тень метнулась мне навстречу.
Я тебе танцую, прошептал я, влезая на дерево, а ты мне не танцуешь Ничего не танцуешь Как же это случилось?
Однажды Юла пригласила меня на дачу в свою комнату, когда ее родителей не было дома. Мне это в ней нравилось, что она не торопится поскорее перезнакомить со всеми своими родственниками. Вот Светлана Кузнецова так та первым делом привела к себе домой и сказала: «Знакомьтесьмой Алик!» «Мой!» А в следующий раз, когда я был у них в гостях, зашла соседка, и мать Светланы сказала: «Знакомьтесьнаш Алик!» «Наш!» «Мой!» «Наш!» «Мой!» Мой велосипед! Наш холодильник! Интересно, а Юлка знала, когда я сидел у нее перед отъездом в Ригу, что она мне уже не танцует? Я в тот вечер смотрел на дурацкую литографию в рамке, на которой был изображен мужчина вроде Каренина, в сюртуке. Он сидел в кабинете за столом, а у ног его на полу сидела молодая женщина с белокурыми распущенными волосами и в такой позе, будто она просила у Каренина прощенияза измену, наверное. Я помню, что мы одновременно посмотрели на эту картинку и я подумал: «Почему у Юлы в комнате висит такая плохая литография, все равно как бульварная открытказнаете, есть такие открытки, там нарисована обычно всякая клеенчатая чушь».
А теперь я сидел на дереве и думал: почему же висела именно эта картинка? Неужели в этом было какое-то глупое предзнаменование, и что думала Юла, глядя вместе со мной на эту картину? Юла ведь уже, наверное, была знакома с Бендарским. На шторе появилась еще одна тень, тень Юлкиной матери. Тень Юлы была какой-то несчастной. Сначала тени разговаривали между собой мирно, а потом, потом немирно.
Я возьму у Татьяны Рысь деньги и уеду на юг, думал я, шагая к даче Рыси. Миновав глухой забор, я подошел к калитке и взялся за кольцо колокольчика, но дернуть его не успел. Выскочившие с ревом войны три мотоцикла прервали с визгом свой полет возле калитки, у наваленных на траве бревен. В остывающей, как моторы мотоциклов, тишине голос Сулькина сказал:
Если это самолет военный всю жизнь нам за него пилить деревья.
Молчи, дурак, обрезал его Умпа, военные милиция охраняет
Лежа в траве, они еще некоторое время обсуждали случившееся, ругаясь, споря и взвешивая все по-своему, пока Умпа не сказал:
Если что Бендарский был с нами Умпа поднялся с земли, потянулся затянутым в кожаные штаны и куртку телом.
Может, у Татьяны есть выпить? спросил Проклов.
Перепрыгнув через канаву, Умпа наткнулся у калитки на меня. Крепко пахнущими бензином руками он обхватил мою шею.
Господи, сказал Умпа, первый раз вижу такое большое подслушивающее устройство. И главное, так плохо замаскированное. Подслушивал Впрочем, это даже хорошо Теперь ты наш человек. Наш? (Я не ответил.) Наш! подтвердил Умпа. Не пойдешь же ты на нас доносить? сказал Геннадий. Если мы будем работать всю жизнь на самолет, то ты на аптеку
Рука Умпы защелкнулась на моем запястье, как наручник. Мне показалось, что я даже услышал этот металлический щелк. Другой рукой он обнял меня за плечи.
Ты на меня не сердись за тот вечер. Это я так, не в духе был. Проклов, спроси у Татьяны, есть у нее выпить?
Владимир перемахнул через забор и вскоре вернулся.
Ее нет, сказал он.
Подождем, жизнь продолжается Умпа еще сильнее сжал мое запястье и потянул за собой к бревнам.
Они же все фокусницы, сказал Умпа. Они же все Кио, Акопяны и Дики Читашвили. Ты еще по ту сторону ихних фокусов, а я тебя сделаю по эту сторону. Знаешь, есть книжечка с разоблачениями. Ты только дружи со мной, тогда тебе неполный ликбез будет Или лучше сейчас за Жозькой приударь. Сейчас такая ситуация, можешь иметь успех Главноеты ей нравишься. Я с ней говорил Или подерись с Эдуардом. Вот Эдуард дрался за Юлку на взморье. Латыши к ней привязались. Она, кстати, с удовольствием смотрела на драку. Они любят, когда из-за них дерутся У них, у женщин, главное ведь не «кем быть», а «с кем быть» Понял?..
Умпа свистнул. Вдали раздались шаги. Из-за забора дачи тянуло запахом табака, резеды и маттиолы. Клумба при лунном свете бесшумно вырабатывала свои прекрасные ароматы.
Мы помолчали некоторое время, потом из темноты вышла Татьяна Рысь. Удивилась, увидев нас вместе, очень удивилась. Еще вчера, где-то внутри себя, мы дрались. Еще вчера я ей показывал Умпу на рисунке с подписью: «Дайте мне точку аферы, и я переверну весь мир» А сейчас я и Геннадий стоим рядышком, почти за ручки держимся.
Добрый вечер, художник, сказала она мне. Рисовать будешь? (Я не ответил). Или ты только про других рисуешь? А про себя
И про себя, сказал я.
И нарисовал.
У Рембрандта есть автопортрет: держа в руках бокал с шампанским, он смотрит на нас, а на коленях Саскияего любимая и верная жена. Я изобразил себя в виде Рембрандта, а вместо Саскии нарисовал Юлуспрыгнув тихонько с моих колен, она вылезала через окно в сад, где стояла машина Бендарского.
Значит, и про себя можешь, сказала Рысь и повернулась к Умпе:Что это тебя не видно было?
Да в Мексику летал блицтурнир по боксу.
Когда ж тебе визы успевают делать?
Успевают. У меня постоянная, для всех времен и народов.
У меня был один поклонник с большими организаторскими способностями по части похорон писателей. Однажды он опоздал на чьи-то похороны и стал прорываться сквозь милицию. «Ваш пропуск», спросил милиционер. «Постоянный», ответил мой поклонник. Привез что-нибудь из Мексики? Продаешь?
Нет, не привез, ответил Умпа, сложно сейчас стало.
Ну ладно. Чего тебе? спросила Рысь довольно грубо.
Разговор есть.
О чем?
О чем! Все о том же В Дубну завтра едешь?
Зачем?
У Эдуарда международные гонки. Золотое кольцо. Ну, соревнования, кто кого быстрее
Кто кого быстрее, это я знаю сказала Рысь. Он мне говорил.
Так вот, трассу мы проверяем И тебя приглашаем с собой.
Знаю я, какие вы трассы проверяете, она говорила и часто облизывала губы. Очень она нервничала.
Дура ты, а если Эдик не для себя с Юлкой познакомился, если ею заинтересовался такой человек, который тебе и не снился.
Которые мне не снятся, таким я обычно снюсь, сказала Рысь.
Да вы все умрете, когда узнаете, за кого Юла замуж собирается И первым умрет вот он. Умпа кивнул головой в мою сторону. У него здоровье плохое. А про мужей, знаешь, как полячки говорят: «Мужь дольжен быть ньемножько пожилым»
Умпа во время всего этого разговора смотрел почему-то больше на меня, чем на Таню.
Что ты его все ревнуешь? Еще ничего не известно, успокоил Таню Умпа, он же точку не поставил?
Точку, передразнила Геннадия Рысь. Сказала муха: в этом деле надо поставить точкуи поставила.
И вот еще что, сказал Умпа, но Таня не стала его слушать.
Я себя плохо чувствую, сказала она.
А меня? спросил Геннадий.
Дурак, ответила ему Рысь. Холодно, я переоденусь, сказала она и как-то по-своему устало пошла к дому.
Эдуард сейчас подойдет, так что переоденься получше, сказал ей в спину Геннадий.
Все так же не выпуская моей руки, Геннадий подвел меня к бревнам, сначала присел, потом развалился, потянув меня за собой. Я лежал рядом, как лучший его друг.
Молчишь, карп, сказал он зло. А известно тебе, что в садки, в которых разводят карпов, подпускают обязательно щук Присутствие щук на карпов действует как надо У них мясо становится вкуснее и вообще Они в присутствии щук настоящими мужчинами становятся. Чего молчишь? Не хочешь разговаривать? Людей из себя строишь Нового человека? А чего они, эти люди-человеки? Чем они отличаются от тех Которые питекантропы? Ты вот, например? Чем отличаешься или Бендарский, или там химики-мумики всякие?..
«А жених-то, значит, не Эдик, а пожилой», долбило дятлом в мою голову.
А ничем мы все не отличаемся Знаем только немного больше, а хочем того же! Воевать хочем жрать хочем девчонок хочем Ты вот, чего ты хочешь? Девчонку у тебя увели, а ты ее хочешь обратно Это и тридцать миллионов лет тому назад было. Я молчал.
А дай тебе сейчас силу, ты бы нас всех бы разнес Разнес бы?
Я молчал.
А жизньэто, может быть, все, что запрещают доктора и милиционеры. Ты никогда не думал об этом? спросил меня Умпа, посвечивая мне в глаза фонариком. Может, вся трагедия, что я это понимаю, а другиенет?
Свети сюда, приказал я Умпе.
Геннадий Умпа так оторопел, что даже разжал руку.
Я достал из кармана блокнот с фломастером и стал рисовать. Умпа молча смотрел на меня, наведя на блокнот круг света. Это было как в шахматном блицтурнире. Два рисунка без отрыва от бумаги.
Понимаешь, Умпа, объяснил я Геннадию. Это вот ты ходил по улице в свой институт. Модный, с портфелем, с незаконченным высшим образованием. Этот рисунок называется «Сюда!» и равняется тридцати миллионам лет. Это значит, чтобы тебя превратить в такого вот Умпу, понадобилось тридцать миллионов лет, а чтобы ты снова стал вот таким дикарем (я нарисовал, каким), вот таким дикарем, понадобилось всего три минуты. Мы с тобой три минуты разговариваем? Так вот, сюда за тридцать миллионов лет, а обратно, к дикарям, за три минуты. Вот в чем трагедия.
Умпа, заросший волосами до шеи, смотрел на меня с ненавистью из своей темноты.
Это только разговоры. Пока разговоры.
Из дома в вечернем свете фонаря появился кто-то в папахе, черкеске и в облегающих сапогах, в каких восточные мужчины отплясывают лезгинку. Когда лицо черкеса вошло в поля световой шляпы от фонаря, я узнал в черкесе все ту же Татьяну Рысь. Очень она изменилась в этом костюме.
Вот дает, дикая дивизия, сказал Геннадий, оглядел манекенщицу с ног до головы и свистнул как бы от восхищения. Показывает Тбилиси, сказал он и запел:«Расцветай под солнцем, Грузия моя» Ну походи
Продолжая петь под свою же музыку, Умпа сам стал прогуливаться, как манекенщица, и поворачиваться на месте, и опять ходить, приговаривая:
Комплект для путешествий в Дубну, желательно верхом на лошади: куртка, брюки, папаха, расшитые шерстяными нитками чулки, сапожки и перекидная сумкахурджин. Модель Геты Натукашвили!
Потом он эффектно остановился и сказал:
А твоя судьба от него зависит, сказал Геннадий, кивая в мою сторону, если он отобьет опять у Эдика Юлию, ты в порядке.
Татьяна Рысь внимательно меня осмотрела.
Значит, едем? спросил Умпа. Только ты его не ревнуй. Поняла? Когда можно будет ревновать, я тебе свистну. Кстати, Марину Ивлеву пригласи.
Зачем это? спросила Рысь.
Ты же знаешь, я люблю котят с перебитыми лапками.
Знаю, сначала перебиваешь лапки, потом любишь, ответила Рысь, и глаза ее постарели еще больше.
И для него кого-нибудь пригласи, Нонку, что ли. Там, конечно, Юлия будет со своим женихом, сказал он мне, но ты не унижайся, ты держи хвост пистолетом. Ты ухаживай за Нонкойи все. У них свои фокусы, у нас свои.
Глаза у тебя, Умпа, какие-то как будто ты отсидел лет пять, сказала Рысь, или будешь отсиживать Умпа проглотил это. А хочешь, я за тебя замуж выйду? сказала мне Рысь. Вот будет сенсация! Будем вместе моды изобретать Знаешь, сколько человек моей руки добиваются?
Триста тысяч восемьсот человек, сказал я.
Точно, только и себя прибавь Еще рисовать будешь? спросила меня Рысь. Ну нарисуй.
Уже нарисовал, ответил я, протягивая ей листок из альбома. «Морщиныэто тропинки, по которым к нам приходит старость». И дальше: «Лицо Юлы с каждым рисунком все старее и старее».
Не пощадил ты ее А похожа
Ты посмотри, что он со мной сделал, сказал Умпа и показал мой рисунок, тот, что я рисовал на бревнах «Сюда и обратно».
Рысь даже свистнула.
Здорово он всех вас всех нас уточнила она. И ушла.
А ты придешь завтра в кафе «Нейтрино», сказал мне Умпа. В Дубне. Если не придешь, то знайГерасимов умер Так что по черепу тебя восстанавливать будет некому
Я медленно побрел домой, жалея об Умпиной угрозе. Когда я приеду, он подумает, что я приехал из трусости. Но я-то знал, что я приеду не из трусости.
В кустах встретил меня Финист.
Левашов, слушай, ты меня возьми с собой в Дубну, прошептал Финист. А то они тебя там Я слышал, как они сговаривались. А я с собой всю баскетбольную команду привезу. Мы им покажем.
Нет, Финист, сказал я. Тебе нельзя в Дубну. Зачем тебе в Дубну?
Так ведь бить будут, повторил Финн.
«А жених-то, значит, не Эдик, а пожилой Немножко пожилой», подумал я. Что это значитнемножко пожилой жених?..
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Ты почему не в постели? Ты же знаешь, что тебе нужен режим, пропел мне из темноты папин голос. И лекарство не принял
Кутаясь в шарф по своей старой привычке, отец вышел на улицу, освещенную ярким светом луны, поглаживая жидкие волосы, скрывающие лысый лоб. Я отвел глаза от папиного лба, наверное, для того, чтобы в который раз не задать себе один и тот же навязчивый вопрос: «Передается лысина по наследству или нет?» Потом повторил про себя афоризм своего изобретения: «Лысинаэто завод, который перестал выполнять план по производству шевелюры» Потом намотал прядь своих волос на палец, дернул: «Может быть, я тоже начал лысеть?..»
У мамы опять не пропустили сценарий? спросил я.
Ничего страшного Дали поправки сказал папа красивым голосом и немного в нос, то есть не в нос, а в маску.
Про звук «в маску» я вычитал из бывших папиных учебников по пению. Не понимаю, зачем посылать звук в какую-то маску, если ты давно не поешь? И вообще мой папа иногда разговаривает так, как будто ему важно, как звучит его голос, а не что он говорит. Это все я подумал, успев еще раз дернуть себя за волосы, и посмотреть на ладоньволос на ладони не было. Мой заводшевелюр-индустрипока работал что надо.
Кстати, сказал папа, беря меня за руку и, как мне показалось, считая мой пульс, я заметил, что в последнее время ты все куда-то торопишься, летишь Имей в виду, прожевывать надо не только пищу, но и время Я тоже летел, сказал папа, летел, дрожал Тоже думал, что все самое интересное впереди Вот ты сейчас стоишь вот луна ветерок. Лягушки квакают, слышишь? У тебя в организме прекрасный обмен веществ, немного нарушенный, правда, но это же пройдет, пройдет! Ты молодой, ты красивый, ты ощущаешь, что сейчас, именно сейчас, в эту самую минуту, ты счастлив?.. Папа замолчал и стал ждать моего ответа и, не дождавшись, сам ответил за меня:Ты Конечно, ты несчастлив? И знаешь почему?.. Я насторожился. Ты несчастлив потому, что ты не знаешь, что ты счастлив. Да, да, не знаешь и не догадываешься Боже мой, боже мой, забормотал папа, и, как мне почудилось, уже не для меня, а для себя лично. Был молодне знал, что был молод. Был талантливне знал, что был талантлив. Был счастливне знал, что был счастлив. А когда узнал об этом? Когда стал стар, неталантлив и несчастлив Поздно, поздно, боже мой, как все поздно! Ты знаешь, в «Чайке» есть такие слова: «Время наше уходит». Я все не понимал эти слова, чувствовал страшный пессимизм их, а оптимизма не чувствовал. А потом догадался, в чем дело: не договорил Антон Павлович, время наше уходитэто внешнее время. А оптимизм в том, что на смену уходящему этому внешнему времени приходит внутреннее время человека. Ты понимаешьвнутреннее? Я знаю, будет такое время, сказал папа, глядя в небо, когда внешнее и внутреннее время будет приходить к человеку одновременно. Мы-то, конечно, не доживем до этого, а жаль
Я не очень внимательно слушал его. Я про себя все повторял фразу: «Был счастливи не знал, что был счастлив».
А был несчастливи не знал, что был несчастлив? Так у тебя было? спросил я папу.
Ты о чем? спросил папа, поворачивая ко мне голубое от лунного света лицо.
Так, сказал я, ни о чем
Ах, молодость, молодость, это же просто издевательство человека над природой, вздохнул папа. Потом добавил:А старостьэто издевательство природы над человеком.