Майерс уводит отделение, а Юрген остается в своем укрытии. Он сопоставляет отношение к воинской службе Майерса и Барлаха. Да, они разные, но Юрген испытывает глубокое удовлетворение от того, что Майерс не позволил себе ни одной двусмысленности в его адрес.
10
На следующий день Юргена уже с утра дважды вызывают к телефону. Вначале звонит Лило Риттер. Она интересуется, как идет служба и что он делает вечером. Потом сообщает, что директор одобрил идею заслушать в школе доклад Юргена об армейской жизни и поручил ей предварительно переговорить с лейтенантом на эту тему. Так что до вечера. Он найдет ее в доме номер 17 по Вальдштрассе, что на окраине поселка.
Юрген озадачен, у него вертятся на языке вопросы, но Лило не желает ничего слушать и вешает трубку.
А полчаса спустя звонит Ингрид Фрайкамп.
Вы уже переговорили со своим командиром? спрашивает она. В среду, в девятнадцать часов, репетиция. Она состоится в школе, в классе 10 «Б».
Нет, я еще не получил разрешения.
Но я надеюсь, у вас найдется время, товарищ лейтенант. Или нет?
Найдется, найдется. Я все устрою. Вы довольны?
В ответ Ингрид смеется:
Так в девятнадцать часов, класс 10 «Б». Там все и решим. Будет очень жаль, если вы не получите разрешения.
В обед Юрген заходит к капитану Мюльхайму.
Капитан явно не в восторге от идеи, которую ему излагает лейтенант. Когда Юрген умолкает, капитан подходит к окну:
Не слишком ли много для начала? Вам не кажется?
Я не напрашивался, товарищ капитан. Наоборот, мне предложили
И все же, товарищ лейтенант, давайте поговорим откровенно. Садитесь и отвечайте на мои вопросы.
Юрген присаживается. Он пытается придать своим ответам деловитость и объективность, но крайне смущается, когда Мюльхайм, изменив тему, интересуется, как дела во взводе, со всеми ли солдатами он успел познакомиться.
Не со всеми, но с большинством. Понимаете, за два дня просто невозможно поговорить с каждым.
Капитан согласно кивает.
Что вы думаете о Майерсе? спрашивает он.
Что же думает Юрген о Майерсе? И почему капитан спрашивает не о Барлахе и не о Рошале? О них Юрген мог бы рассказать гораздо больше.
Мне кажется, решается лейтенант, сержант Майерс способный командир отделения. Только
Что «только»?
Он требует к себе особого внимания.
Во внимании нуждаются все, отвечает капитан. В моемрота, в вашемвзвод. Точнее, не только взвод, но и совет ротного клуба. Я внесу предложение избрать вас его председателем. Мне кажется, что среди нескольких десятков солдат наверняка найдутся человек десять, которые умеют петь и для которых это будет в удовольствие. Дело только за тем, чтобы нашелся человек, который бы взял это в свои руки. Что скажете?
Юрген смеется:
Не много ли для начала, товарищ капитан?
Но Мюльхайм шутливого тона не принимает:
В данном случаенет. Рассматривайте это как долг. Вы не свободный художник, а офицер!
Юрген вскакивает:
В таком случае разрешите быть свободным?
Теперь уже улыбается Мюльхайм. Он тоже встает, подходит вплотную к Юргену:
Ваша задачасплотить взвод. Если что-то не будет получаться, обращайтесь ко мне в любое время.
Юрген с готовностью пожимает протянутую капитаном руку и думает, что определенного мнения о нем он так и не составил.
Домик, в котором живет Лило Риттер, окружен небольшим садом, где среди камней, хвойных деревьев и травы расцветают весенние цветы. Юрген звонит. На звонок выходит пожилая женщина, щуплая, сгорбленная, во всем темном. Такой встречи лейтенант не ожидал.
Я хотел бы заикается он.
Знаю, знаю, говорит старуха в нос, и Юргену кажется, что в ее голосе звучит горечь.
А вот появляется и Лило. Вежливо, но настойчиво она оттирает старуху в комнату и приглашает Юргена войти. На ней юбка и пуловер. От нее снова исходит дурманящий запах духов. Она держится так уверенно, что Юрген смущается.
В комнате полумрак. Занавески на окнах задернуты и пропускают ровно столько света, чтобы можно было различить кое-какие предметы: кровать, шкафы, кресла, стол, на котором стоят стаканы и несколько бутылок пива.
Садитесь, приглашает Лило, принимая от Юргена фуражку. Вас встретила моя свекровь.
Вы замужем? вновь удивляется Юрген.
Мой муж умер.
Простите, я не знал.
Прошло уже десять лет. И случилось это, когда после свадьбы и года не минуло. Он был единственным сыном у свекрови. Она до сих пор не может свыкнуться с его смертью. А вот я свыклась. Прошу вас
Она разливает пиво, присаживается напротив Юргена. Лейтенант никак не может преодолеть смущения и начинает говорить о предстоящем докладе. Они уточняют детали, и Лило не скрывает, как она довольна, что деловая часть быстро заканчивается.
Она поднимает стакан, смотрит Юргену в глаза:
Я могла бы предложить вам вино или шампанское, но вы, кажется, предпочитаете пиво. На здоровье!
Лейтенант улыбается и делает глоток.
Несколько позже Лило приносит бутылку вина. Юрген замечает по этикетке, что оно довольно дорогое, и протестующе поднимает руки:
Ну зачем вы
Лило разливает вино, подсаживается к лейтенанту и заговорщицким тоном предлагает:
Такое вино приятно пить на брудершафт. Так выпьем?
Лейтенант мнется, смущается, но Лило этого будто не замечает:
Все здесь называют меня Лило. И ваш капитан тоже. Никому и в голову не приходит называть меня, например, фрау Риттер или как-нибудь иначе А родители звали меня Лизелоттой.
Юрген еще не чувствует опьянения, хотя мысли его уже не такие четкие.
Красивое имя, ничего не скажешь. Выпьем по этому поводу, предлагает лейтенант.
Они поднимают бокалы, и Юрген касается ее губ, осторожно, вроде бы мимолетно, но Лило продолжает сидеть, подавшись к нему всем телом. Веки ее плотно сомкнуты, а рот приоткрыт.
Ты красивая, шепчет Юрген.
Тогда возьми меня! отвечает она.
Сомнения, добрые намерения мгновенно улетучиваются. Внутреннее сопротивление, которое еще секунду назад удерживало лейтенанта, уступает желанию. Он поднимает Лило на руки, и она прижимается головой к его груди.
Позже, когда за окнами начинает смеркаться, она приподнимается на постели:
Ты молчишь. Может, ты уже сожалеешь о том, что произошло?
И в словах ее, и в тоне Юрген улавливает иронию. А у него такая сумятица в мыслях, что для иронии не остается места. Ему не хочется смотреть ей в глаза.
Безумие все это, настоящее безумие! Ведь мы и видим-то друг друга второй раз
Лило встает с постели, подходит к окну:
А сколько раз нужно встречаться, прежде чем близость перестанет быть безумием? Ты можешь мне ответить на этот вопрос?
Юрген вскакивает с постели. До Лило всего несколько шагов, ему хочется преодолеть их одним прыжком и ударить ее. Но он наталкивается на ее взгляд, и его агрессивность мигом стихает.
У меня есть девушка, и я люблю ее, говорит он. Скоро свадьба. Если повезет, мне дадут здесь квартиру, и я перевезу жену сюда. Понимаешь ты это?
В ее ответе сквозит и ирония, и боль.
Конечно, понимаю. Такие, как ты, недолго остаются в холостяках. Не бойся, никто ничего не узнает
Дело не в этом, понуро возражает Юрген.
Что, совесть заела? спрашивает она и становится серьезной. А что, собственно, произошло? Тебя убыло? Или, может, меня убыло? Или мы кого-то обидели? У нас был час любви, и мне наплевать, если кто-то считает это грехом.
Юрген берет ее за руку:
Ты сочинила эту теорию в свое оправдание. Другим она не подходит.
Лило рывком высвобождает руку и бросает ему в лицо громко и насмешливо:
Лишь иногда, не так ли? Когда случается то, что случилось сегодня с нами. Или для тех, кто в такие моменты начинает ныть о совести!
Я не о том, мрачно возражает Юрген. Мне, пожалуй, лучше уйти.
Лило молчит и, только когда он уже у двери, просит:
Нам не следует расставаться вот так. Останься хоть ненадолго. Еще светло, и соседи заметят, что ты был у меня.
Не в этом дело.
Конечно, не в этом Присядь, я сварю кофе.
В конце концов Юрген остается. Он пьет крепкий и ароматный кофе и слушает Лило.
Каждый строит крышу по-своему, говорит она. Без крыши нет дома, ну а если она уже есть, то человек должен чувствовать себя под ней хозяином.
Но если под ней живут двое, то она должна устраивать их обоих, убежденно возражает Юрген.
Лило не отвечает, долго молчит, а потом снова взрывается:
О совести говорят! А у других ее много? К слову сказать, мне тут все косточки перемыли. Но я же не развалина и долго еще не буду старухой. Ты думаешь, я прячусь только потому, что некоторым не нравится мое стремление чувствовать себя женщиной, а не только коллегой и секретаршей?
Выходи замуж.
Замуж? Здесь? Лило громко смеется.
А что тебя здесь удерживает?
Многое, отвечает она. И потом, если хочешь выпить стакан молока, вовсе не обязательно покупать корову.
Юрген не знает, смеяться ему или обидеться. Наконец он кисло улыбается:
Так я для тебя стакан молока
А я для тебя что-то вроде миндальных орешков.
Нет, конечно же нет.
Раз так, давай договоримся, становится сразу серьезной Лило, ты не мучаешь себя угрызениями совести. Будем встречаться, будем улыбаться друг другу, интересоваться, как идут дела. А я буду жить надеждой, что когда-нибудь ты снова споешь для меня, только для меня
Юрген всматривается в нее:
Что ты за человек? Только что сравнивала меня со стаканом молока, а теперь эти речи Хотел бы я знать, о чем ты сейчас думаешь?
Хорошо, что ты об этом не догадываешься, все равно бы не понял. А сейчасиди!
Юрген чувствует облегчение, хотя ее «иди» больно ранит. На пороге он прощается с Лило и украдкой осматривается: кажется, никто не подглядывает в окна. Улица пустынназначит, некому пошушукаться, обернуться в его сторону и ехидно ухмыльнуться.
Юрген минует проходную и спешит в свою комнату.
11
Судя по всему, командиры отделений толково подготовились к тесту, даже Барлах. Юрген делает этот вывод уже на основании того, как они отдают команды, формулируют замечания. Поначалу командование взводом поручают Глезеру, поэтому у лейтенанта появляется возможность наблюдать, сравнивать.
Оценки отделений по тесту практически одинаковые. Хотя Майерс вырывается со своим отделением на десяток пунктов вперед, этого недостаточно для того, чтобы получить более высокий балл. В целом по взводу выходит «удовлетворительно».
Оценки отдельных солдат ниже общего итога. Пожалуй, больше всех отстал Зигфрид Цвайкант. Он сумел отжаться всего пять раз, а после этого был уже не в состоянии подняться на ноги. При тройном прыжке он оттолкнулся одновременно обеими ногами, а в кроссе на длинную дистанцию сошел с нее после первого километра. Не помогли никакие советы и подбадривания. Не лучше выглядел он при переползании и преодолении штурмовой полосы.
Отделение Рошаля не спасло даже то, что Уве Мосс, приложив все свои усилия, стал лучшим во взводе, а Вагнер получил очень высокие оценки. Оценка Цвайканта«неуд», а при «неуде» отделению уже ничто не поможет.
Мосс крайне возбужден. Когда отделение возвращается в казарму, он громко и презрительно восклицает:
«В здоровом телездоровый дух!»сказал когда-то кто-то. Тебе это известно, Светильник?
Разумеется. С одним только уточнением: тот, кто это сказал, ни во что не ставил здоровое тело, если оно не направлялось ясным сознанием. Думаю, я осветил этот пункт, если, конечно, ты схватываешь ход моей мысли
Окружающие их солдаты хихикают. А вот и Рошаль подает голос:
Прекратите, сейчас все будет ясно. Наше отделение могло бы занять первое место, если бы вы, рядовой Цвайкант, проявили больше старания.
Юрген решает, что пора подключиться и ему:
Усвойте, рядовой Цвайкант, что армия не то место, где набивают руку в парламентских дискуссиях. Армии нужны солдаты, способные в совершенстве овладеть военной выучкой. Надеюсь, в скором времени вы будете более успешно выполнять свои обязанности.
По всему видно, что Цвайканту очень хочется возразить, но он вытягивается по стойке «смирно»:
Есть! Разрешите быть свободным?
Подведение предварительных итогов по тесту не радует. Юрген ограничивается сдержанной похвалой в адрес Майерса, дает указания по совершенствованию боевой подготовки на будущее. У командиров отделений вопросов нет, и лейтенант отпускает их. Глезера же он просит остаться.
Старшина бросает взгляд на часы и морщится.
В чем дело? спрашивает лейтенант.
Ничего особенного. Просто у меня кое-какие дела.
Лейтенант меряет старшину взглядом, но сдерживается и спокойно говорит:
Если ничего особенного тогда давайте договоримся: в любое время суток я к вашим услугам. Надеюсь, что могу рассчитывать на такое же отношение к себе Естественно, если не произойдет ничего особенного. Последнюю реплику лейтенант сопровождает улыбкой в надежде, что старшина не обидится, но не таков Глезер.
В любой момент к вашим услугам. Не припоминаю случая, когда бы это было не так.
Тогда мы поняли друг друга А теперь о том, что мне не нравится
Старшина сразу становится предельно внимательным:
О чем это вы?
Последние дни, Глезер, я наблюдал за вами. В обращении с солдатами вы нередко используете выражения, которые у нас не приняты.
Старшина искренне удивлен:
Например?
Пожалуйста. При отработке тройного прыжка вы назвали рядового Цвайканта австралийским кенгуру. Кстати, других кенгуру на нашей планете нет. Когда Мосс преодолевал штурмовую полосу, вы назвали его питекантропом. Кто-то у вас «попрыгунчик», кто-то «подстилка». Да и прилагательные вы выбираете не самые благозвучные: «хромой», «желторотый». Кажется, достаточно?
На лице Глезера замешательство и сомнение, но он убежденно возражает:
Товарищ лейтенант, вы, наверное, шутите? Эти слова никто не воспринимает как оскорбление, поверьте мне Когда солдаты собираются за кружкой пива
Я имею в виду не отношения за кружкой пива, спокойно замечает лейтенант, а отношения между начальником и подчиненными.
Улыбка на лице старшины словно застывает. Он вскакивает со стула, и голос у него срывается:
Не хотите ли вы сказать, что я не знаю, что такое армейская служба? Подобных упреков, товарищ лейтенант, мне слышать не приходилось, а я ношу форму гораздо дольше, чем вы. Извините
Юрген с трудом сдерживает гнев. Он тоже встает и вплотную подходит к Глезеруони почти одинакового роста, правда, старшина пошире в плечах и более мускулист. Они пристально смотрят друг другу в глаза, и после некоторой паузы лейтенант подчеркнуто спокойно говорит:
Дело не в том, кто сколько служит, а в отношении к солдатам, которые должны научиться всему тому, что за долгие годы приобрели вы, старшина. Вы согласны?
Глезер не говорит ни да ни нет. Он смотрит в сторону и не без упрямства заявляет:
Так точно!
В таком случае желаю приятного отдыха. Лейтенант хочет попрощаться со старшиной за руку, но тот резко отдает честь и выходит из комнаты.
Юрген долго не может восстановить душевное равновесие. И в казарме, и по дороге к поселку на душе у него кошки скребут. Стоит ему заметить беседующую пару, как невольно приходит мысль, что речь идет о нем и Лило, что в деревне уже посмеиваются над его легкомысленным флиртом, а когда его вызывают к командиру роты, он всякий раз придумывает себе оправдания. Он пытается написать Марион, однако в конце концов комкает листы и швыряет их в корзину. Кантер наблюдает за ним, но помалкивает.
Первая репетиция с певческой группой тоже проходит под впечатлением того злополучного дня. Юрген никак не может сосредоточиться и даже испытывает испуг, когда кто-нибудь упоминает при нем Лило. У него все же хватает выдержки изложить ребятам свои условия, на которых он готов помочь им стать настоящим хором.
Нельзя сказать, что они приходят от этого в восторг, напротив, лица, которые только что светились улыбками, вытягиваются: целых полгода учебы, прежде чем состоится первое выступление. Тогда Юрген идет на компромисс: может быть, удастся подготовиться к октябрю, к годовщине образования ГДР, но программа будет небольшой.
А зачем нужны занятия по речи? недоумевают они. И вообще, что это такое? Наверняка скука и пустая трата времени.