Оставь хоть немного, кто-то из-за спины приказал. Я обернулся. Кудри рыжие, а платье ярче городской суеты блестит, ножищимама родная. Подошла, платье по бедрам туда-сюда, по глазам аж бьет. Не женщина, а новогодняя елка. Бутылку у меня забрала и тоже неслабо так приложилась. Губы отерла, бутылку вернула и ушла. Даже в глаза не посмотрела. Может и привиделось мне с пьяных шар.
Тут на балкон Иваныч вышел, галстука уже нет, пиджак тоже где-то потерялся. Давай, Ганзи, выпьем. Прыщи эти меня достали. Я же людей вижу. Ты вот человек. А эти так. Зверье. Ты не думай, что я тебе в доверие лезу. Сам подумай, ну чем тебе еще тут заняться? Уметь ты ничего не умеешь. Знаешь только то, что знаешь. Дела твои на Побережье впереди тебя идут. Бандит ты, Ганзи.
Выпили. Еще выпили. Дальше помню из стволов палили с Аспидом на спор. Шипели, ржали что-то как кони. Кудри рыжие еще помню. Платье с блестками вокруг. За руку меня взяла и повела. А потом все куда-то повалилось.
***
Домой, в Пароход, я только на следующий вечер приперся. Работу понятно дело прогулял. Такие дела. В голове святой Иосиф на трубе играет. И ангелы пляшут.
Малая дверь открыла, посмотрела строго, но ничего не сказала. Супа полную тарелку насыпала. Суп мне после вчерашней ночи в горло не полез. А она, напротив села, смотрит так строго. Ну чисто Мать. Пришлось ложку в руки взять. Смотри-ка, а суп-то на мясном бульоне. Где разжилась, спрашиваю. Тут она уже улыбаться стала, оттаяла. Холодильник открыла, а там битком. Что за гуманитарная помощь, интересуюсь. Это Рамзес притащил, говорит. Извиняется. А сама сияет. Что-то, говорю, шибко долго извиняется он. Ты, давай-ка с ним поаккуратней. Он хороший, Малая мне заявляет. Ага, хороший, прям святой Иосиф, ангелочек с крылышками. Так слово за слово разругались в хлам. Малая мерцать улыбкой перестала, суп у меня из-под носа забрала, глаза на мокром месте. Ну а у меня тоже башка трещитне до нее, Мать проведал и спать завалился.
Следующим утром на смену прихожу, нате в томате, а меня там рассчитали. Вроде как за прогулы. Сроду никто за этими прогулами не следил. Я об этом бригадиру заявил, а он орать стал, что я шелупонь облезлая. Это он в том смысле, что я без волос. Я ему по скуле, он с копыт, секретарша визжит, охрана бежит. Плюнул я на них, махнул через проходную. Иду обратно домой, больше-то некуда. Варианты прикидываю, а их похоже и нет совсем этих вариантов. Работать я кем могу? Учился в школе да недоучился. Мать сама со мной занималась. А как семнадцать исполнилось, так тут меня в армейку и забрили, а там сразу на сборку в Лабу. Потом война. Потом куролесил с дружками по Побережью. Правильно Иваныч сказал. Бандит я. Как есть бандит. На что я еще годен?
До Парохода дотопал. Смотрю, Малая у подъезда на лавочке сидит. Опять мерцает. Чисто вселенная. А рядом с ней парнишка этот, Рамзес. Так, говорю, ну-ка брысь домой. Глянула злюкой, но послушала, в подъезд юркнула. А Рамзес мне типа я к тебе пришел. Ждут тебя в «Юле» кореша, дождаться не могут, а ты дорогу не знаешь. Ну пошли, говорю, посмотрим, что там за кореша.
Идем по району. Райончик у нас, конечно, то еще местечко. Грязный и заросший как алкаш. Бараки и хрущи. Одни качели на район и те поломаны. Мусор везде валяется. Плесневелые языки по домам. Вместо асфальта доски через грязь переброшены. После Центра чисто клоакани дать, ни взять.
А Рамзесик этот видать точно на районе в авторитете. То один ему кивнет, другой поручкается, даже менты ему из окошка своей «нивы» помахали, как своему.
Чего без телефона ходишь, спрашивает он меня, двадцать первый век, а ты как бабка старая. Не люблю, отвечаю. Не буду же я ему объяснять, что нельзя мне с моими руками ни компьютерами, ни другой электроникой пользоваться. Даже щетки зубные электрические коротить начинают. Почему не ясно. Ты, говорю, Рамзес с Малой поаккуратнее, ей пока ухажеры не нужны. Он аж взвился, Ганз, да ты за кого меня держишь, она же еще ребенок. Я, говорит, пару раз зашел, а остальные видят, что девченка под защитой. Ну хорошо, думаю. Пока так значит.
Дошли мы до этой «Юлы». Рамзес внутрь не пошел. Рукой махнул и отчалил. Захожу внутрь. Шалман шалманом. Столы липкие, пиво теплое, рожи злые да девки толстожопые по шестам елозят. В углу за столиком Аспид и еще какой-то тип мутный. Подсел к ним. Аспид уже в санях, хотя он умеет таким пьяным быть, что за пару секунд в трезвого превращается.
Ты, спрашивает меня Аспид, Ляльку отжарил? Ох, какая баба на тебя запала, а, Ганзи? Хороша? Не твоего ума дело, отвечаю, че надо.
Кореш Аспида, как сидел, глаза на сцену лупил, так и сидит. Не понравился он мне. Сразу видно с кукухой у него проблемы. Тут мне пиво принесли. От одного запаха замутило. Я пиво в сторону отодвинул. Хватит с меня. Инстинкты притупляет.
Так ты с нами или так и будешь на заводе вместо робота батрачить, Аспид насел, а то через два дня мутка есть. Я кивнул. Бандит и есть бандит. Что с меня взять. Аспид поближе наклонился и тему накидал. Отделение банка на Юго-Западе, где фермы стоят. Там уже два месяца флешки копятся, на них деньги электронные, типа ЭЦП, Аспид сам не знает. По Сети это не отправить, сразу хакеры пропасут. Поэтому их по-старинки с помощью инкассаторов вывозят. Как же мы инкассаторов подломим, спрашиваю. А Хемуль нам на что, Аспид кивает на кореша своего. Хемуль у нас и есть инкассатор.
Хемуль даже не повернулся, все на голых баб пялится. Аспид дальше объясняет как дело будет. Хемуль с напарником в банк зайдут, им хранилище откроют, а тут и мы подтянемся. Охрану на стволы поставим, хранилище почистим и тю-тю. Иваныч нам прикрытие и транспорт организует. Его хакеры видеонаблюдение и сигнализацию держат. Нам типа только через рамки пройти в банк. А там руки вашипушки наши. Все как обычно, че я тебе рассказываю, тут Аспид наконец шипеть перестал и к своему пиву надолго присосался. Хорошо, говорю, завтра по трезвому все детали обсудим. И чтоб без крови. Без трупов. Аспид радостно кивнул. Конечно, Ганзи, о чем речь, добро пожаловать обратно, братишка.
Без крови. Дурак я. Как же в таком деле и без крови? Без крови никогда не получалось
***
В углу лежит лицом вниз охранник. По белой форме разбросаны красные кляксы. Девушка-операциониста так и сидит в своем кресле с открытым ртом, под голографическим бейджем расползается красный цветок.
Ы-Ы-Ы. Ы-Ы-Э.
Жирная тетка с разбухшими венозными ногами тихо подвывает лежа на полу. В широких окнах-витринах маленькие аккуратные дырочки.
КАП. КАП. КАП.
Вода из кулера падает на кафельный пол.
Аспид швыркает юшкой из распухшего носа и злобно смотрит на меня глазами из-под задранной на лоб балаклавы. Я тру отдающие тупой болью запястья и говорю ему так чтоб он понял, что я не шучу:
Начнешь снова палитьруки отрублю.
Он кивает.
Там Хемуль напарника кончал, а эти дернулись, уже не зло, а обиженно гундосит Аспид.
Я иду к хранилищу, по пути переступаю через труп еще одного охранника.
ШВЫ-ЫРК.
Отбрасываю ногой брошенный пистолет в сторону. Черт побери, еще один на моей совести, прости меня Святой Иосиф.
Хемуль в серой форме инкассатора ссыпает флешки в раскрытую сумку. На полу с развороченными башками валяются друг на друге его бывший напарник и старший менеджер. Мозги по стенам. Девченка, совсем молоденькая, вжимается в стенку и тихо плачет.
ВСХЛИП.
Форменная банковская юбка задралась. По белому кафелю к туфелькам подбирается кровавый язычок.
Ну ты че там застрял? Хемуль поворачивает перекошенное лицо. Увидев меня девченка, взвизгивает.
Я-А-А-А!!!
Заткнись, сучка, Хемуль вскидывает пистолет.
БАНГ!
Я правой стреляю ему в голову,
Хемуль опрокидывается, разбрызгивая кровь по белой стене сейфа-хранилища -
левой подхватываю набитую флешками сумку и иду обратно в зал.
Киваю по пути Аспиду, аккуратно переступаю воющую тетку,
Ы-Ы-Ы,
труп охранника, под которым уже лужа натекла, порог. Рамки верещат.
ЗЗЗЗЗЗЗЗ!!!
Мы выходим из банка, заворачиваем за угол, ныряем в подворотню, где стаскиваем с голов балаклавы, и дальше через щель между двумя гаражами, в ворох крапивных зарослей и лопухов, сквозь ограду старого детского сада, мимо веранд и пластиковых горок, в проем в заборе, в тихий зассаный подъезд, по лестнице вверх, в грязную квартиру с разбитыми окнами, переходную лоджию, запинаясь о скрюченных наркош, вдоль собственных отражений в остекленевших глазах, совокупляющихся тел в углу на матрасе, где музыка визжит и мечется от стены к стене, по лестнице вниз, через тесный полумрак на улицу, где нас ждет ржавый фургон.
Только в фургоне, ощупывая свой разбитый нос, Аспид спрашивает:
А где Хемуль?
Кончился, отвечаю я.
Аспид равнодушно пожимает плечами
***
Рановато что-то ты, Малая, на свиданки ходит стала.
Она аж в кулачек прыснула, какие-такие свиданки? Рамзесу помогаю снова в школу попасть. Помогай, говорю, да не особо старайся. И пальцем погрозил. Малая ойкнула и на палец со всем наивным серьезом уставилась.
Надо бы с Рамзесом этим поговорит. Давно собираюсь. Что-то он слишком плотно в нашу жизнь зашел. Малая теперь только про него и щебечет. Рамзес то, да Рамзес се. Тоже мне звезда местного значения. Даже Мать с ним познакомилась. Хороший мальчик, говорит. Со стержнем и симпатичный. Тьфу.
На свою долю первым делом я обновил медицинское оборудование для Матери. Опять Доктора вызывал. Тот жирный, как бегемот, почти всю комнату собой занял. Есть шанс, говорит, а у самого в глазах вопрос. Откуда деньги? Не твоего ума дела, Доктор. У нас в Пароход вопросов не задают. Я ему сверху дал, чтоб болтало не навесил.
Деньги как песок. Доктору, Малой обновки, чтоб не замарашкой ходила, и еще Ох, появилось у меня это «еще». Че с ним делать, не ясно, но без него уже как-то не так. Тянет меня туда. Святой Иосиф мне в помощь.
Вот и сейчас не усидел дома. Вышел из подъезда и почапал вдоль Парохода. Туман как раз вниз ушел, вся облезлая мозаика из каких-то спортсменов-тружеников тут как тут. Блестит. А сам Пароход как елочная игрушкависит в воздухе на проводах.
С окраин до центра путь не близкий, если пешком. Конечно, не до самого центра, где все эти башни и шпили, а до приличных домов, где в подъездах не ссут и по улицам без опаски пройти можно. Не знаю, по мне так неловко, я неуютно себя на чистом чувствую. Видать въелась в меня вся эта окраинная вонь от помоек, глаз замылился, шкурой обросне отскребешь. А Малую увозить надо оттуда. Не про нее это все. Хотя бы вот в такой район для начала, где Лиза живет.
Хорошо бы Малую с Лизой познакомить. Понравятся они друг другу? Лизка, конечно, девка дерзкая и резкая, палец в рот не клади, даром что ли рыжая. Представил ее и сердце прям зашлось. Вроде как солнце из-за туч полоснуло. Ох, как вспомню. Волосы по подушки разметались. Татуха во всю спину, и по шее. Ногам конца нет. Запястья аж зачесались. У меня всегда от возбуждения так.
Лизка злая, это да. Только девченка сейчас без злости некуда. Мигом подомнут. Что там у нее в прошлом былооно пусть в ее прошлом и останется. Меня не царапает. Теперь она моя. Стыдно сказать, две трети бабок что нам с банковского гоп-стопа досталось на Лизку ушло. Но она не из этих, ничего сама не выпрашивала, таким как она сами дают. Ясно, что она к такому уровню привыкламне и не допрыгнуть. Но я попробую. Мне она говорит, послушай, Ганзик, у меня денег достаточно, вон лучше Малой своей чего купи. Про Малую вот ей рассказал.
Рыжая Лиза. А глазах у нее иногда мерцает что-то, как у Малой. Только Малая вся светиться, а Лизка иногда, из тумана словно что-то вдруг появится и снова спрячется. Ну ничего, разберемся.
У ее подъезда меня окликнули из джипа, пока я в своих рыжих мерцаниях плавал.
Иваныч. Так и знал, говорит, что ты тут ошиваешься. Дело у меня к тебе. Денежное. На заводе деятель один столичный, совсем людей прижал, порядки свои установил, рабочих чисто за рабов держит, профсоюз помочь просит. Эффект неожиданного разговора.
Я и согласился лишь бы побыстрее от Иваныча отвязаться. Тот меня обнял и укатил. А настроение, гад, испортил.
***
Парень в спецовке лежит, а этот его ногами утрамбовывает. Живого места не осталось. Только чавкает все. Рабочие мимо идут, рожи в сторону, глаза прячут. А этот гнида старается, аж раскраснелся с непривычки, запыхался, галстук на бок съехал.
Пара секунд всего, а может меньше. У меня еще боль от запястья до мозга не дошла, а волыны уже нет как нет. Вот они ручки-то. Святой Иосиф, прости меня грешного.
Жиробас в костюме, так и остался стоять, нога для удара занесена, а сам за грудь ухватился. Постоял немного, и рухнул прям на избитого рабочего. Охрана и сволота из свиты вокруг забегала. Пока разберутся, пока дырку в костюме разглядят, я уже свалю. Ганзи свое дело знает.
Труба дымит. Рабочие на смену идут, оглядываются, охрана орет. Небо сегодня ясное на удивление. Вкусно металлической стружкой пахнет. С детства этот запах люблю. Спаси нас, святой Иосиф.
***
Недели четыре прошло. Бабло, что Иваныч выдал, не закончилосьудивительное дело. А все, потому что Лизка у меня часть отобрала и спрятала. Сказала, что я и деньги вещь несовместимая. Выдает мне теперь. На Мать и на Малую. Хватает. К хорошей жизни привыкаем постепенно.
Я их, кстати, познакомил. Малую с Лизой. Немного волнительно было. Малой обнову специально купил. Сарафан с голографией. В центре вон все такие носят. Там по подолу огонечки бегут и цвет меняется каждые пару минут. От лилового к голубому. Мерцающей девчонке такой вот сарафан. Лизка выбирала, если честно, сам я в этом не особо разбираюсь.
Лизке Малая понравилась. А вот Малой Лизка вроде как не очень пришлась. Молчала всю дорогу, что в кафе сидели. Только да-нет, простите-извините. Я там как уж на сковороде вертелся, чтобы им обеим комфорт обеспечить. Потом, когда домой уже потопали с Малой, осторожно так спрашиваю, ну как тебе Лиза? Нормально, отвечает и губешки поджала. Понятно дело, Лизка пришла расфуфыренная, все кафе на нее пялилось, татуировки светятся, рыжие волосы искры сыпят, глазищи, как море, один папаша чуть мороженым не подавился. Лизка тоже хороша, вырядилась как в кордебалет, а не в детское кафе. Хотя я-то понимаю, что она от чистого сердца так и по-другому не умеет. Произвести яркое впечатление хотела. Сложная какая получается эта семейная жизнь.
Что хорошо еще у нас, Мать вроде на поправку пошла. Лекарства ей помогают. Кожа порозовела. Теперь спит реже, зато и гонять нас стала с Малой. Ту по учебе, меня по хозяйству. Тут спрашивает меня, ты где работаешь? Пришлось соврать, что в охрану армейский товарищ пристроил. Приведи, говорит, хоть в гости своего товарища, а то к тебе не ходит никто. Ага, приведи Аспида домой, да такого и близко к дому подпускать нельзя.
Одно плохо. Иваныч насел с заказами. Ничего не поделаешь. Коготок увяз, всей птички пропасть.
***
ЦОК. ЦОК. ЦОК.
Секундная стрелка. Огромный циферблат на стене. Рядом парадный портрет Начальника.
ЦОК.
Она утопает в огромном кресле. Закусила губу. Так закусила, что сейчас кровь брызнет на белый пиджак. На пиджаке брошь размером с букет. Жемчужная нитка впивается в двойной подбородок.
Пять сканирующих рамок. Три поста охраны. Экранированный лифт. Самый высокий этаж. Окна в пол. За окном мокрый город.
Я принес ей конверт. Не знаю, что в нем. Она знает. Уже знает. Желтая упаковка надорвана.
ЦОК. ЦОК.
Начальник со стены не улыбается. Хмурит брови. Хороший у нас Начальник. Строгий.
Мне нужно выпить, она с трудом выбирается из своего кресла. Руки у нее трясутся. Горлышко графина бьется о край стакана.
ДЗЫНЬ.
Хлопает раздвижная дверь. В комнате становится холодно. Ветер запускает веер бумаг со стола. Я оборачиваюсь. На балконе никого нет.
Я встаю и быстрым шагом выхожу в приемную. Мимо меня в кабинет успевает просочится смазливый мальчик в костюме. Личный секретарь.
Ускоряю шаг на бордовой дорожке, прохожу мимо золоченных дверей лифтов, сворачиваю к лестнице и срываюсь вниз. Бегу, падаю, встаю, бегу, падаю снова. Быстрее, чем она я все равно не смогу. Бьюсь плечом о стены.
ДЫЩЬ!
Ноги скользят по ступеням.
ВЖИК!
Сверху, там, где меня уже нет, слышны крики.
ВОН ОН!
Эхо бежит впереди меня.
ОН! ОН! он!
Я вываливаюсь в просторное фойе на третьем.
Здесь толпа народа. В глазах рябит от белых рубашек.
Как там ваши опционы, Марго? Транш из федерального центра поможет создать новые рабочие места. Вы слышали, на Юге опять стреляют? Детка, да ты просто огонь! Тише, Михаил Сергеевич, на нас смотрят -
Я разрезаю толпу пополам. На меня оглядываются. Вслед за официантом, попадаю в подсобку и дальше, на кухню. Обслуга курит на черной лестнице. Меня не останавливают. Серая морось приятно холодит лицо.
У подъезда плотный круг зевак. Разглядывают что-то красно-белое на мраморной плите. Кто-то кричит. Из-под ног летят жемчужины.
***
Ничего не делаю. Отлеживаюсь после стычки с бородатыми. Разговоры разговариваювот и все развлечение. А от разговоров пользы никакой, одно расстройство.