Сначала Малая свою песенку затянула. Давай про своего Рамзеса мне капать, какой он весь из себя молодец. Потом по мне прошлась, какой я как раз получаюсь не молодец. Все-то я где-то пропадаю, то на работе, то у Лизы. А Матери общение нужно. Она Малой все уши прожужжала про меня, где я да что. Не стыдно мне, что я Матери время совсем не уделяю? Лизке прилетело рикошетом. Я с ней просто встречаюсь или женится на ней собираюсь? А если женюсь, уйду я от них к Лизе жить? А почему не женюсь? Люблю я Лизу или нет? А что такое любовь? А почему люди только кого-то конкретно любят, а всех остальных людей не любят? Разве нельзя свою любовь перенести на всех? Ведь если человек хоть кого-то любит, он же не может быть злым, так почему все люди такие злые? И ты, Кристиан, какой-то злой стал. Особенно, когда с работы вернешься. А что у тебя за работа?
Хорошо, что тут дядя Толя в гости зашел. Это тот сосед, который без ноги. Принес пол-литра. Выпили, хотя мне не особо хотелось, но не обижать же старика. Этот тоже свою песню затянул. Жаловался сначала, что администрация района коллекторов наняла, те ходят, коммунальные долги трясут, а сами мусоропровод не чистят, вон тараканье царство развелось целое, стены исписаны, на пятом этаже притон, все в этом духе. Потом давай про войну расспрашивать. Я ему бэ да мэ, че рассказывать-то? А он расбушлатился, начал кулачищем по столу стучать. Прижали мы этих гадов, орет. Больше не сунутся. Всегда мы их в кулаке держали и на одном месте вертели. Проорался и осел на табурете. Ты, Кристиан, говорит, геройский герой, мы про тебя табличку на дом повесим, чтоб весь Пароход знал, что живет тут у нас заслуженный человек, и мы с тобой такую жизнь во дворе устроим, ни одна сявка навозная из администрации не пролезет. Мы их в кулак и вертеть будем. Ты только мундир надень и награды. Нет, отвечаю я, ни мундира, ни наград. Не заслужил. Тут он опять давай кулаком бацать. Завтра же, кричит, в администрацию пойдем, не может быть чтоб такой парень и без медалей, зажали крысы тыловые. Еле спровадил его. На пороге он меня обнял, долго не отпускал. Колька-сынок, все приговаривал. Колькой его сына звали, ему еще до Первой волны голову проломили за пуховик японский. Так и замерз около Парохода. Десять метров до подъезда не дополз.
Так и живем. Тоска. Съедусь я с Лизкой. И Малую с Матерью перевезу.
***
Осень прям шибко по-злому зашла и вдруг. На лужах ледяная корка, деревья голые, небо серое. В квартирах холодно. Центральное отопление только зимой включат. Я Малую заставил ватой щели в окнах затыкать. Не хватало еще Матери простуду поймать на сквозняках. А сам в «Юлу» намылился. С Аспидом там у меня стрелка забита.
На улице совсем холодрыга. Башка лысая мерзнет, я капюшон накинул. Лизка все на меня ругается, что одет как гопник. Стыдно ей со мной. А я что? Вот съедем с Парохода тогда можно стиль обновить.
В «Юле» дым коромыслом. Рожи пьяные, бабы на шестах. Музыка орет. Все как обычно.
Аспид к моему приходу уже накидался. Это тоже как водится. Только что целоваться не полез. Вдруг поднялся, кому-то там помахал. Погодь, Ганзик, шипит, нужно тут перетереть с одним человечком. И к стойке пополз. Ну я посмотрел, конечно, куда это он лыжи навострил. С такими как Аспид надо ухо востро держать. Мать честная, святой Иосиф, там он с Рамзесом уже обнимается.
Рамзес меня тоже срисовал. Улыбается, рукой машет. Глаза ясные, лицо приветливоечисто херувим. Че та они там с Аспидом перетерли. В объятиях пошептались, ну прям друзья не разлей вода.
Когда Аспид опять за столик сел, я и поинтересовался, че это за дела у него с этим гопником малолетним. Та, какие дела, Аспид отмахнулся, так, делишки. Подмигнул еще. Сейчас, говорит, мы с тобой за дело побазарим, Иваныч наводку дает опять, еще по паре примем и особое удовольствие поедем получать. Давай колись, я его про Рамзеса дальше давлю. Не любишь ты сюрпризы, ржет Аспид, Рамзес этот на Иваныча работает. Это, говорю, я и так знаю. Бандиты всю гопотеку местную под себя подмяли.
Аспид по заду официантку шлёпнул, неси еще мол на стол. Сам ко мне придвинулся и в ухо зашипел. Рамзес этот конюшни наполняет. Что за конюшни, я еще не догоняю. Ну ты, Ганзи, совсем темный, ржет Аспид. Рожа у Аспида пьяная, морда противная. Есть такие конюшню, куда девок свозят. Вот Рамзес вербовщик в конюшню. Девки малолетние за ним как за солнышком идут. Кого лаской, кого мордой об стол. Конюшню набрали, объездили и продают. Хоть в Столицу, хоть на Побережье. Или еще куда. Материал расходный.
Меня аж пробрало всего. В башке туман. Мозги перекрутило, мутит. Запястья чешутся. Жахнул сходу грамм сто. Хорошо, что спирт чувства притупляет.
Аспид уже про новое дело чешет. Конкурент у Иваныча объявился, с Юга какие-то приезжие, по беспределу поляну отжимают. Пока по-малому, а как дальше пойдет и куда вывезет не ясно. Пару коммерсов, что под Иванычем ходили, живьем сожгли с семьями. А одного на воротах распяли. Лютуют как зверье. Надо наказать. Мы с Аспидом начнем, а потом бойцы Иваныча все подравняют.
Вот что, говорю, Аспид, тему я понял, но мне надо еще одно дельце провернуть, пойду. Аспид меня за рукав хватанул. Э, я че зря с Рамзесом договаривался, говорит. Записал нас на объезд кобылок, как раз свежий табун в стойло загнали. И ржет. Удавлю я эту тварь, дай время. Рукав вырвал и из «Юлы» ушел.
Башка гудит. Выпил-то всего чуть, а кое-как домой дополз. Малая мне сразу, вот Рамзес пригласил на шашлыки. Что тут со мной стало. Схватил ее грубо и в лицо ей прямо заорал, что увижу еще раз с Рамзесом Короче, как скот повел себя. Переклинило. Ору, слюной исхожу, а сам вижу, как огонек у нее что мерцал в глазах гаснет. Выслушала меня спокойно, даже руку не попыталась высвободить. Глаза стеклянные, как будто далеко она где-то. Стыдно мне стало. Ну хоть плачь. Что делать? Отпустил ее, а у самого глаза жжет. Плохой твой Рамзес, говорю, плохой человек. А как объяснить не знаю. Не правду же ей говорить. Хорошо, соглашается Малая. Тут Мать голос подала. Разбудил я ее ором своим пьяным. Малая к ней ушла. А я к Лизке побежал, как собака побитая.
Пока дошел хмель уже весь выветрился, а на его место адреналин пришел. Хорошо хоть не прыгнул никто по дороге, враз бы по стенке размазал.
Лизка тоже не в настроении была. Че ее за змея укусила? Больно, говорит, твоя Ясна трепетная лань и вся из себя. Не в дворянской семье растет, чем раньше правду жизни узнает, тем ей же лучше. Твой Рамзес, конечно, подонок, но конюшни эти всегда были, не он, так другой девок малолетних по окраинам собирать будет. Я взорвался, не мой, заорал, этот Рамзес. Лизка обычно мои вспышки гасит, а тут сама в позу встала. Иди к себе на помойку свою ори, говорит, у нас тут дом приличный. Лучше бы подумал, где деньги взять, уже неделю на мои живешь. Разругались, короче, вдрызг.
Я ушел, дверью хлопнул посильнее. Пусть ее из дома этого нарядного выселят. К нам на помойку. Сама тоже дворянка нашлась. Бутыль только с виски прихватил. Вылакал его под мостом. Там и спать лег.
***
Эээ, а ви не заблудились?
У носатого глубокий, мягкий тембр голоса. Таким голосом хорошо застольные песни петь. Вот и музыка подходящая играет.
ДЫЦ-ДЫЦ-ДЫЦ.
Второй, крупный, по самые глаза поросший бородой встает за ним. Руку держит за пазухой. За дальним столиком густо, черно. Старшего меж ними не видно. Инструкцияне начинать пока Старший не появится.
Братишка, мы с армейским дружком посидеть просто хотели. На хинкали твои зашли, дорогой, рот Аспида растягивается в плотоядной улыбке. Того и гляди сейчас раздвоенный язык змеиный появится. Отсчет пошел. Обратный.
ПЯТЬ ЧЕТЫРЕ
Уойбывай.
Носатый еще что-то по-своему добавляет. Компания за дальним столиком одобряюще гогочет. А я на руки его смотрю. Хорошие руки, мне б такие. Большие. Пальцы длинные. А за поясом револьвер блестит.
ТРИ
Аспид еще больше щерится, тоже ржет и свои руки на стол выкладывает.
ДВА
А я не хочу. Я хинкали хочу.
ОДИН
Поехали.
БАНГ!!!
Носатый успевает вскрикнуть и валится на бок.
БАНГ!!! БАНГ!!!
Бородатый, наверное, пуль пять принимает в себя, пока разворачивается. Бежит, петляя, куда-то в подсобку. Не падает. Орет что-то громко и непонятно, а мы с Аспидом с двух рук уже садим по компании в углу.
БАНГ!!! БАНГ!!! БАНГ!!! ВЖИХ!
Кто-то из них даже пальнуть успевает в ответ. Горячо по черепу. Липкое за шиворот потекло.
Туда, туда!
Аспид на створки дверей показывает, куда бородатый убежал. Я внутрь. По стенам следы крови, и на полу. Женщина кричит.
АААААЯЯ!!!!
Поворот. Еще поворот. На косяке пятерня красная. Дальше лестница. Вверх. Добежал бородатый почти до самого конца лестницы. Лежит ничком, бороду прячет в ступени. Мертвый.
Дальше коридор. Выглядываю осторожно. Пусто. Ждут.
Эй, я без оружия, крикнул. Поговорить хочу.
Тишина в ответ. Я пистолеты обратно убрал. По коридору продвигаюсь. Внизу кто-то из автомата добавляет.
ТРА-ТА-ТА!!!
Короткими. Это уже Иваныча ребята подъехали. Захожу в большую залу. Ковры, ковры, столик низкий. На нем чайник, ваза с фруктами. По центру кровать с балдахином. Плачет кто-то.
ХНЫК.
Я балдахин в сторону отодвигаю. Девчонка там. Младше Малой. Или такая же. Только черноглазая, смуглая. Слезы больше, чем глаза.
Эй, зову ее. Успокойся. Никто тебя не тронет. Все хорошо, родная.
Боится. Ноги босые под себя поджимает. Я протянул ей руку. Смотри, пусто, ничего в руке нет.
Давай-ка, я тебя отсюда уведу. А то сюда сейчас дяди плохие придут.
Она кивает. И тоже руку тянет навстречу.
ВЖИХ!!!
Как-то среагировать успеваю. Дернулся в сторону совсем чуть-чуть. Клинок не точно в сердце попал, а в плечо. Девчонку выстрелом отбрасывает обратно на кровать, веер крови на балдахин. Клинок в ране выворачивается. Боль адская.
Должен будешь.
Аспид носком ботинка переворачивает труп. Во лбу дырочка маленькая. Как родинка. Из запястья руки у девчонки вместо кисти клинок торчит.
Видал? Ее походу в той же Лабе делали что и нас. Сестрица наша. Упустили мы Старшего, теперь война начнется.
Аспид плюет прямо на пол. Берет со стола яблоко и смачно, со всхлипом откусывает.
ХРУМ!
У меня по спине кровь течет.
***
Фу ты, ну ты. Малая теперь со мной не разговаривает. То фонтан не закрывает, а тут прям бойкот, ага. Губы подожмет, и молчит, холодная как море на Побережье. И что тут, святой Иосиф, скажешь?
Я к ней пару раз пробовал подкатить с объяснениями. Куда там. Выслушивает, не глядя в глаза и дальше своими делами занимается. Ладно хоть на улицу шлындрать перестала и Рамзеса этого не видать. Вот с кем поговорить хочу. По-своему.
То, что с Малой нормально не пообщатьсяплохо. Она мне сейчас ой как нужна. После налета на южан, я решил, что хватит с меня этой ерунды, пора и меру знать. Не по мне такая жизнь. Одни упыри у других добычу рвут. Когда я про эти конюшни услышал, так что-то такое со мной случилось. Жизнь, конечно, та еще тварь, но к такому я не готов. Не то чтобы я наивный пацан такой и не про такое слышал, да и повидал на вольнице. Но то на чужбине, а тут как-то наслоилось все. Стоило мне только Малую в такой беде представить, на секундочку, мороз по коже, как будто воздух кто из меня выкачал. А еще девченка эта черноглазая. Я такие модели как она на Сборке в свое время видел. Не ребятишек понятно дело. Взрослых мужиков, у одного мечи аж метра на два могли выйти. Тоже штука удобная. Но что-то у умников не то с этими моделями было. Полгода люди с этими имплантами живут, а потом вспухает все, кровотечение, гной идет, дохнут все.
Короче, ту черноглазую я тогда забрал и похоронил нормально. Иваныч потом орал, что она ему нужна была, да и пошел он. Иваныч и его лоси на взводе. К большой войне готовятся. Старшего мы упустили. Он за подмогой свалил. Начнется сейчас. Отжимание делянки.
Но меня их дела не интересуют, я тут другую схему задумал.
После стрельбы в харчевне, я к Доктору тому жирному заглянул, который мне с оборудованием для Матери помогал. Вроде как дырку показать, куда меня девчонка ткнула. Доктор в дырке той поковырялся. Удивительная регенерация тканей, говорит. А я ему свою телегу двинул. Хочу мол Мать к морю отвезти, там климат, воздух, все такое, как это, интересуюсь, лучше сделать. Доктор мне подробно рассказал, не за так, конечно, и как в фургон оборудование переставить, и как место распределить и какими еще лекарствами загрузиться, но, базарит, до моря далеко, не довезете, дорога. Я глазами похлопал для вида типа дурака включил. У меня это хорошо выходит. Понятно дело ни к какому морю я Мать не повезу, мне маза из города свалить и их с Малой с собой забрать, пока тут Иваныч со Старшим друг другу глотку рвут, а то и навсегда от этих конюшен, Рамзесов, Аспидов, от города этого, который все силы сосет, как клещ. На севере вон деревень сколько брошенных, живи не хочу.
Доктор пообещал оборудование отладить перед дорогой. Ценник назвал. Я потом на лавочке сел бабки подбивать. Че та там еще оставалось у меня в загашнике, но немного. Не хватит на все про все. Даже на фургон нормальный.
Тут и время нашей свиданки с Лизой подошел. Забились с ней в кафе, в Центре. Я опять дворами, проулками тайными, чтоб на пропускном не светиться. Все равно опоздал. Уже сидит, ждет меня. Пьяная вдрабадан. Кудри в стороны. Официантам хамит. Молнии мечет. Выглядитчисто ведьма. Красивая, аж дух захватывает.
И я тут в своем кожане потертом. С черепом как яйцо. Урод уродом. Зато теперь не оборачивается никто, не бухтит и Лизку нагло не рассматривает. Боятся.
Она на меня сразу и накинулась. Ведьма, как есть. Ну я ей сразу все и вывалил. Поехали, говорю, с нами. На север, в деревне перезимуем, а там до лучшей жизни. Хочешь в столицу, хочешь еще куда. Поехали, говорю. Куда, ржет, коров доить в деревню, зимовать?
Мне, говорю, надо Малую увезти, подальше от этого всего. А Лизка гримасу скорчила, пьяная в смерть, дурачок ты, говорит, дурачок. И все такое понесла. Мат перемат. И меня костерит, и Иваныча, и всех мужиков вообще. Народ отсаживаться стал. Кто-то замечание сделал, так она в него бокал швырнула.
Встаю, ну ее пьяную, еще разговоры с ней говорить, а она цоп меня за рукав. Вот и вали, кричит, вали, бросай меня! А сама за рукав держит, не отпускает. Глазищи свои на меня выкатила. Глаза злые, а по уголки рта, намалеванного, дрожатзаплачет сейчас.
Я ее в охапку и домой отнес. А она по пути продолжает меня поливать почем зря. Вырывается. Краска на физиономии размазалась, платье в тряпку взбилось. Кое-как дотащил до квартиры. Там у нее запал прошел. Полежи со мной говорит. Лег рядом, обнял. Тут ее и прорвало. Рыдает, шепчет, увози ее отсюда, увози далеко-далеко. Потом заснула.
Я еще с ней побыл, потом собрался тихонько и ушел. Дел полно.
***
Ехать надо в деревню. Перезимуем, отсидимся, а там куда поинтереснее отвалим. Страна большая. Друзья везде есть. Фургон только нужен. А где его взять? Были б деньги, был бы фургон. Нет бабосов, нет колес. Задачка. Святой Иосиф мне в помощь.
Пока дома сидел, Аспид нарисовался, рожа пьяная. Опять Иваныч какую-то экспроприацию надумал. Я Аспида развернул у порога, некогда мне, отлеживаюсь вроде как дома, после ранения. Имею право. Аспид пошипел, пошипел, да и уполз.
Зато я Рамзеса нашел и прижал. Он рядом с Пароходом терся. Еще раз, говорю, с Малой рядом увижу, голову отстрелю. Хитрый сволочюга этот Рамзес. Ты, отвечает, Ганзи человек в авторитете, как скажешь, так и будет. Легко так согласился, вот бы Малая увидела, как он просто от их дружбы отказался, не дулась бы так.
Малая так и молчит. Пусть молчит пока, ей я про нашу поездку в самый последний момент скажу.
А с деньгами я все-таки порешал. Такая с ними история вышла.
Со старых времен стоит недалеко от Парохода один притон, держит его и барыжит там Звонарь. При притоне лаборатория. Звонарь в ней сидит как сурок в норке, все это время, носа не показывает. Звонарь сидит, лаборатория варит, притон открыт круглосуточно. Всегда так было, сколько себя помню. Толи у Звонаря крыша какая, толи сам он шибко лютый. Только вот за все эти годы, подмять его под себя никому не удавалось. Заезжают на территорию раз в месяц по виду серьезные грузовики. Чета выгружают, че то сгружают. Все остальное время лаборатория не доступна.
Притон тоже необычный. По виду ангар ангаромогромная зала, потолки высоченные, металлоконструкции. Там света нет почти, зато есть вечный рейв. Музыка долбит, прожектора мигают, там же и ширяются все. Что там происходит никого не интересует. Охрана только трупы вывозит. Кто с передоза, кто так. Ангар этот Колокольней прозвали. А хозяин у КолокольниЗвонарь значит.
Короче, попасть в лабораторию никто не может, вечная там тьма, в которой Звонарь над своим златом чахнет. Никто не может. Если Звонарь не захочет. Никто кроме меня.