Я невскинулся было Ороро, но тут же поник. Я я слабый?
Это ты мне скажи.
Ингрэм достал из шкафчика миску и поварешку, подошел к очагу, поставил миску на пол и поварешкой принялся вычерпывать из котелка с плавающим там мясом лишнюю воду. Ушибленная рука болела и опухала, пальцы еле слушались.
Я просто слишком долго пробыл в человеческом облике и потому ослабел и сильно проголодался! пытался оправдаться Ороро.
В прошлый раз такого не было.
В прошлый раз я поел твоей темноты! А в этот раз
Что в этот раз?
Ороро опустил голову и смолчал.
Ты мог просто попросить.
Ингрэм вернул миску на стол. В ведре у стены еще с утра оставалась холодная вода, и Ингрэм сунул туда горящую больную руку. Присел на корточки, но заболела нога. Он сел задницей на пол, потер лицо второй рукой, зачесал волосы назад пятерней.
М-да, задачка.
Ороро сверлил его мокрыми глазенками. Лицо его потемнело, Ингрэм надеялся, что от стыда.
Принеси, пожалуйста, кожаный мешочек из сундука возле шкафа с одеждой, подумав, сказал он.
Ороро с облегчением поторопился достать нужное.
Этот?
Да.
Ингрэм, кряхтя, перебрался на табуретку, подтянулся вместе с ней ближе к столу, вздыхая, оглядел разбитую руку.
Умеешь магию исцеления?
Ороро засопел, помотал головой, прижимая мешочек к груди.
Доставай, что там, кивнул Ингрэм.
Ороро осторожно вытащил из мешочка содержимоестарые бинты, пузырек с лечебной притиркой, склянки с пахучими мазями.
Вымой руки. Хорошенько вымой. Будешь мне помогать, хорошо?
Не то чтобы он сам с этой ерундой не справился
Хорошо, пробормотал Ороро.
Он беспрекословно выполнил краткие указания, отрезал нужной длины бинт, сложил несколько раз, намочил притиркой. Жалко было тратить ее на руку, поболело бы несколько дней и само зажило, но дело было не в руке.
Приложи, велел Ингрэм.
Куда?
А ты как думаешь?
Там, где опухло и кровит?
Ингрэм кивнул. Ороро под его руководством начал накладывать повязку, выискивая взглядом одобрение в его глазах.
Больно?
Да. Пожалуйста, аккуратней.
Я стараюсь.
Мне кажется, ты все это делаешь, чтобы насолить мне, задумчиво сказал Ингрэм. Отомстить за то, что оставил сегодня у Мэриэль.
Это не так! с жаром запротестовал Ороро.
Он кое-как завязал узелки и вцепился в руку Ингрэма железной хваткой. Ингрэм стиснул зубы, едва не вскрикнув.
Я не хотел, я как лучше хотел! Прости меня, пожалуйста! Мне очень, очень жаль!
Ну и? Было сложно?
Я в первый раз раны обрабатывал! взвился Ороро. Конечно, это было сложно!
Я не про перевязку. Ингрэм закатил глаза. Ты попросил прощения.
«Я уж на это и не рассчитывал»
Ороро вытаращился на него. Его лицо снова потемнело. Он помялся, переступил с ноги на ногу. Подумав, отступил на несколько шажочков назад, спрятав руки за спиной.
Я виноват и заслужил твой гнев, сказал он, склонив голову. Я признаю свою вину, пусть ты и всего лишь человечишко. У нас у нас не принято извиняться перед низшими народами, это до сих пор не верится, что я говорю это. Сестра учила меня, что если мы в чем-то провинились, то нужно исправиться, но никогда не говорила, что низшие народы смеют указывать нам, что делать, вот только Я ничего не умею И моя магия Я слабый. Все, чему меня учили оно совсем не помогает, только хуже делает.
Ороро поднял голову. Ингрэм ожидал, что он опять расплачется, но его припухшие глаза были ясными и серьезными. Ороро снова склонился, гораздо ниже, медленно и почтительно. Прижал левую руку к груди.
Прошу прощения.
Ингрэм неловко встал из-за стола.
Ему самому все еще бывало странно указывать представителю высшего народа, что делать. Ну а вид склонившегося перед ним тэйвера и вовсе поначалу показался глупым видением. Ингрэм даже крепко моргнул, проверил, но Ороро не шелохнулся. Чего-то ждал.
Э-э, хорошо, пробормотал Ингрэм. Извинения приняты. Я уже не сержусь. Впредь будь разумней и не бойся просить помощи. Я же на твоей стороне и хочу тебе помочь.
Он поднял онемевшую забинтованную руку и потрепал Ороро по голове. Ороро обеими ручонками сжал его руку и тут же отпустил. Уставился удивленно, с надеждой в глазах.
А теперьмарш прибирать устроенное безобразие, спохватившись, скривился Ингрэм. Щелкнул Ороро по носу. Ороро довольно его потер, глазенки заблестели.
Считай, что дело сделано! хвастливо заявил он и маленьким ураганом понесся по дому.
Посмеиваясь, Ингрэм взялся за кипящий котелок с мясом. Что ж, ужин их ожидал поистине роскошный.
Дневники Гета
История о том, как я попал в академию Юниорта весьма занятная, и друзья мои знают лишь краткую версию тех событий, и я решил, что изложу здесь полную.
Все началось с того, что в один прекрасный день я стащил настольную книгу нашего хранителя Колана с магическими формулами, сделал себе бороду из клочка шерсти и развлекал друзей рассказами о том, что и как в магической формуле можно переделать, чтобы получить иной результат. Вместо того, чтобы сразу пресечь мои кривляния, Колан, притаившись, наблюдал за мной, а потом устроил знатную взбучку, когда я перешел к непотребным шуточкам в его адрес.
Через несколько дней Колан уговорил моего отца отпустить меня с ним в Бриен, и там познакомил с Синим Стражем Айресом. Айрес подивился моим талантам, а спустя четыре месяца самолично появился на пороге нашего дома в лесу, чтобы предложить мне обучение на Востоке по обмену, который всего несколько лет назад учредили шэйеры, чтобы улучшить отношения с тэйверами.
После был длительный разговор с нашим господином тэйвером. В общем-то, эта ситуация примечательна тем, что я был пустым, а значит не стоящим такого внимания и усилий. Я и сам не понимал тогда, чего это старый Колан так уперся. Сейчас понимаюмне исключительно повезло, что он не затаил на меня обиды за шутки и приложил все силы, чтобы убедить господина. Он поручился за меня, сказал что в будущем я принесу нашему господину большую пользу, и после недолгой беседы со мной господин согласился.
Так меня отправили в академию Юниорта, где я бегаю в одежде подмастерья на побегушках у мастеров, получаю за это жалованье да прислуживаю Создателям артефактов. Говорят, я довольно талантлив, хоть и пустой и не должен подобного понимать. Но тут все просто.
Для меня всегда было очевидно, как устроены вещи.
Суть магических формул в том, что они облекают магиюона невидима по большей части, но будучи сильно концентрированной, предстает в виде сияния, в нужное положение в пространстве, помогают магу сосредоточиться на том, чтобы удержать нужное количество магии в нужной форме. Оттого и светятся магические формулыэто просто концентрация магии в указанных позициях.
Да, я не могу владеть магией как таковой, но я кое-что выяснил. Если расположить кристаллы-накопители в нужном порядке, то и пустой может что-то наколдовать. Но тут своя тонкость, маги, создавая формулы, даже не осознают, насколько интуитивно они это делают.
Колдуя, маг вкладывает свою магию в магическую формулу, которую уже придумали для него и обозначили все места, где нужно сделать какие-либо акценты. Но маг подстраивает ее под себяесли приглядеться к магическим формулам магов, то можно увидеть, что у каждого она своя. Общие обязательные символы на месте, но у каждого мага есть своя подпись в магииобычно это легкий наклон в ту или иную сторону, особливо крупные или мелкие символы, какой-то штрих, присущий только ему Оттого и невозможно пустым творить магические формулыибо не чувствуют они магии в магическом потоке, не могут осознать, как в него подстроить, скажем, магический накопитель, а у магов это выходит словно само собой.
Однако же мне это удаетсямои магические формулы, в основания которых вложить кристалл-накопитель, срабатывают. Создавая артефакты, маги-Создатели пользуются подобными кристаллами, чтобы не перетруждаться, поддерживая постоянно магическую формулу (за неимением кристаллов часто используют других маговпомощников, подмастерий). Сами артефакты по сути представляют собой предметы, заточенные под определенную магическую формулу, умеющие творить лишь одно конкретное волшебство. Некоторые артефакты выполнены в виде колецзачарованный кристалл накопитель прикрепляют к металлическому кольцу и готово. Бывают артефакты, сделанные из уже начиненных магией предметовкостей и зубов волшебных тварей, из ветки волшебного дерева Подобные предметы нуждаются в обработке и шлифовке, но с ними возни куда меньше.
В тот судьбоносный день внимательно расспрашивая меня, господин тэйвер предложил продемонстрировать мои слова на деле, одолжив кристаллы-накопители. Что я и сделал. Я просто знал, что это сработает, ведь это было так очевидноу каждого кристалла-накопителя свой характер, и я отчетливо видел, что для расколотого посередине нужно нарисовать круг-основание поменьше, да потолще, а для желтоватого, старогочуть приплюснутый сверху.
Меня считают удивительным и очень наблюдательным (что особенно странно для такого рассеянного человека, как я). Не спорю, скорее, удивляюсь, почему другие не видят того, что вижу я. Здесь, в Длинном Поле, я чувствую, как вокруг меня с первого же дня возвращения возводится невидимая стена. Меня боятся. И это меня печалит.
глава 7
Жизнь с человеком если поначалу и казалась нелепой шуткой, то сейчас Ороро к ней немного привык.
Он встрепенулся крылышками, так и эдак подставляясь под ласковые лучи солнца, пытаясь впитать как можно больше тепла. Настроение запрыгало, заскакало, как сверкающие на солнце капли воды, когда он, напевая детские стишки, которым его обучила Анн, вприпрыжку поливал посаженные вместе с Ингрэмом небольшие деревца и кустики. Становилось так смешно и весело, что хотелось запрыгать, замахать крыльями, разорвать что-нибудь руками со всех сил. Например, эту дурную козу, будь она неладна.
Испуганно вереща, эта беглянка носилась по всему двору и огороду. За ней было трудно угнаться, проще было бы на крыльях, но Ороро уже проделал такое однажды и повторять не хотелкоза с перепугу перемахнула через забор и умчалась в лес. Ух, и натерпелся же он страху! Представил, что, если козу не догонит, потеряет, Ингрэм начнет ругаться. Или того хужеразочаруется и промолчит. Когда Ингрэм так вздыхал и молчал, Ороро чувствовал себя ужасно виноватым.
Ингрэм не сердился на него по пустякам. Если Ингрэм сердился, значит, он сделал что-то плохое и должен понять, что и как это исправить. Объяснения Ингрэма доходили до него с трудомвсе еще было непривычно примерять на себя людские правила и устои, но, поразмыслив над ними, Ороро приходил к выводу, что они не лишены обоснования, и все чаще мрачнел, вспоминая свою прежнюю тэйверскую жизнь.
Вскоре коза вернулась в загон сама и позволила себя подоить. Мурлыкая песенку, Ороро торжественно внес домой крынку молока. Он неимоверно гордился своими умениями. Хмыкнул, вспомнив, как Ингрэм учил его доить козу. Тогда казалось, что он ни за что и никогда этого не сделает, теперь же лишь удивлялся, как мог бояться и не уметь такой простой вещи.
Он спустился в прохладный погреб, водрузил молоко на полку и, поднимаясь по лестнице, неуклюже задевая стены сильно выросшими крыльями, почесал затылок. Отстраненно удивился, что когда-то таскал длинную косу. Короткие волосы и впрямь были гораздо удобнее, и в деревне у всех мальчишек были короткие, у самого Ингрэма были короткие. Ингрэм подстригал их, как только они отрастали и начинали мешаться. Он часто равнял свои волосы на лицеэто щетина, которая может разрастись до бороды, пояснил он однажды, когда Ороро пристально следил за тем, как он ловко орудует странным плоским ножом. Прежде чем провести им по лицу, Ингрэм обмазывался пенкой из мыльной травы. Кожу брил. Кожа становилась гладенькая. Ороро хотел бы сам попробовать, да не было у него волос на лице, да и не видел он никогда, чтобы у взрослого тэйвера такое водилосьу взрослого тэйвера проступали узоры на скулах и подбородке. В очередной такой день, когда Ингрэм достал свой плоский нож, Ороро попросил попробовать, но Ингрэм усмехнулся и сказал «нет уж» таким голосом, будто у него попросили о несусветной глупости. В деревне у людишек-мужчин были разные бородыи густые бородищи, и тонкие, как у их козы, и как мохнатая полушапочка у Хорея. Совсем безволосые лица тоже попадались, и с волосами под носом
Ороро внимательно оглядел свое лицо в зеркальце, потянул пальцами в стороны, скорчил рожицы, расхохотался. Проступающие узоры на скулах день ото дня немножечко менялись.
«Расту», самодовольно подумал Ороро.
Дни ринулись сплошным потоком, не оставляя времени на горести и неприятные мысли о своем народеслишком много всего нужно было сделать, чтобы подготовиться к зиме. Ороро часто ходил вместе с Ингрэмом в деревню и знал теперь о людской культуре больше, чем мог прежде представить. Например, узнал, что у людишек не было какой-то одной религии. Толстая Мэриэль таскала угощения старому дереву в поле в ночь полной Зельды. Юки же, застав Ороро в таверне за ее старой книгой с картинками древних богов, заявила, что Мэриэль не должна учить ребенка лже-религии, и что правильная религия одналюдей Востока, та же самая, что у шэйеров о круговороте душ.
Хм, изрекла она. У тебя черные глаза, Ороро, твоя душа в прошлой жизни жила в теле тэйвера.
«Она и сейчас там живет», подумал Ороро, с интересом слушая заспоривших женщин.
Он узнал, что в самый жаркий день лета (на самом деле жарких дней было много, и Ороро не взялся бы утверждать, был тот день жарче или нет) после того, как заканчивалась уборка сена, начинался праздник с играми, песнями, танцами, и люди были непривычно нарядные и даже красивые.
Веселье началось с самого утра, и когда Ороро и Ингрэм добрались до деревни, оно шло уже полным ходом. Главная улица пуще прежнего была заставлена прилавками с разнообразной снедью и вещицами, разукрашена лентами и яркими тканями. Приехали жители соседних деревень, и такую огромную толпу людишек Ороро увидел впервые в жизни. Он успел немного испугаться, прежде чем Ингрэм взял его за руку и негромко сказал, что они могут уйти в любой момент. После этих возмутительных слов Ороро тут же расслабился, расправил плечи, отдернул руку и заявил, что намерен как следует повеселиться. Праздник захватил его, и, даже вымотавшись к вечеру до предела, он упрямился и уговаривал Ингрэма остаться еще чуть-чуть, тоже спеть, ну пожалуйста! и Ингрэм пел, и уже не ожидавший этого Ороро таращился на него и не мог наслушаться, а раскрасневшаяся Мэриэль размахивала кружкой пенного хмельного напитка и хохотала, что он о папке своем ничего не знает. Ингрэм и танцевать умел и ему показал, как надо, и развеселился даже и заулыбался по-настоящему, и тоже неожиданно стал красивым и совсем не старым.
После заката люди зажгли костры вдоль реки и пели песни до самых петухов. Ороро выбился из сил, поддерживая оборот в человека, и Ингрэм на руках понес его домой. Ороро чуть не плакал от досадыуж очень хотелось послушать еще песен! У самой опушки, на границе леса, Ингрэм остановился. Ороро вернул свой облик и едва не упал в обморок. Все съеденные пирожные вывалились на землю, было до слез обидно. Задумчивый Ингрэм расстелил на земле свою легкую накидку и устроился на ней, оставив свободное местечко. Приведя себя в порядок, Ороро плюхнулся рядом. Отсюда были слышны песни и видны у деревни и у реки танцующие огни.
Ороро не помнил, как заснул и попал домой. Это было в первый раз, когда он ни разу за весь день не подумал о поиске Двери и Нижнем мире и, поняв это следующим утром, вдруг испугался непонятно чего.
Он узнал, что в человеческом народе понятие «семьи» обладало более широким значением и включало в себя не только кровных родственников, но и друзей. Если так, мрачно думал Ороро, то у Ингрэма все деревняодна большая семья. Его в деревне любили. Он был человеком толковым, не бросался словами почем зря и мог бы с легкостью прийти в деревню жить, и людишки были бы этому только рады. Но Ингрэм не хотел. А Ороро с вопросами не леза ну как передумает, кто же потом ему Дверь будет искать?
Дверь искать шли привычно по вечерам. Ингрэм определял с крыльца, есть сегодня Дверь в лесу или нет. Чаще всего вечер был насмарку, и Ингрэм опускал дрожавшие от усталости руки и утешающе ерошил Ороро волосы.
Ороро попробовал и себе так же поерошить, но не получилось. Наверное, потому что рука была маленькой. Получится ли так же поерошить себе волосы, когда он вырастет? Ороро всерьез над этим задумался.
А еще Ингрэм заваливал его работой.
«Ух, Дверь, ты только появись, как я тут же в тебя прыгну, чтоб ноги моей здесь больше не было!» сердито думал Ороро. Он узнал от деревенских ребят, что прибираться в доме и трудиться в огородеэто скучная и грязная работа, и теперь праведно негодовал. Раньше он и помыслить не мог, что ему придется заниматься такими недостойными делами! На это были слуги!