Только когда брат кончил есть, Суванэ, в свою очередь, принялась за незатейливый ужин. Американец, познакомившийся с обычаями индейцев во время своего пребывания в Техасе, с тайным неудовольствием наблюдал эту сцену, так как знал, что нежелание индейца принять предлагаемую ему пищу служило признаком его недоверия к хозяину.
Наконец, почтенный траппер насытился и утолил свою жажду последним большим глотком. После этого он взглянул на своего краснокожего друга, но, убедившись, что тот вовсе не проявляет желания закурить трубку мира, обратился к янки:
Ну, чужестранец, теперь вы можете сообщить нам ваше поручение. Где вы оставили нашего друга?
В столице Франции.
Клянусь моей душой, это чертовски далеко! Что же там делает Золотой Глаз так долго?
Он спит, ответил вместо Смита вождь.
Как так?
Он спит, повторил команч, тем глубоким сном, от которого люди пробуждаются только в обители Великого Духа.
Смущенный и слегка испуганный, траппер взглянул на обоих своих собеседников, потом поглядел по направлению руки индейца, указывавшего на одну из стен, где висели ружье и ягташ.
Глаза моего белого отца застилает огненная вода, иначе он бы давно уже узнал оружие нашего друга.
В одно мгновение француз очутился у стены и с первого же взгляда убедился в истине слов индейца. Он сорвал со стены ружье и ягташ и, показывая их американцу, крикнул громовым голосом:
Человек, говори правду! Откуда у тебя взялось это, и что ты сделал с нашим другом?
Американец из осторожности подался назад и сказал:
Потише, сеньор Железная Рука, не подозревайте невинного, а приберегите-ка вашу ненависть для убийц вашего друга. Эти вещинаследие сеньора Гонзаги, которого, к несчастью, как уже угадал прозорливый вождь, нет более в живых.
При этих словах на лице траппера появилось выражение глубокой скорби.
Двадцать лет, сказал он, мы странствовали вместе по пустыням и делили все опасности. И вот, случилось то, чего я боялся. Проклятое золото погубило его, и мы виновны в этом, так как дали свое согласие на его отъезд.
Произнеся эти слова, он погрузился в задумчивость под влиянием внезапного прилива скорби, но вскоре взял себя в руки и бросил недобрый взгляд на американца.
Вы говорили об убийцах Золотого Глаза, чужестранец, сказал он мрачно, значит, это не был честный бой, и на нас лежит обязанность отомстить за его смерть, если это только возможно.
Вполне возможно, отвечал коварный янки, вам не нужно для этого даже переплывать океан, так как убийцы сами отдаются в ваши руки.
Как так? Говорите яснее, у нас нет ни времени, ни охоты отгадывать загадки.
Янки увидел две пары глаз, с угрозой глядевших на него, и почувствовал, что ему необходимо пустить в ход свою ловкость и хитрость, чтобы усыпить недоверие своих собеседников. С успокоительным жестом взял он у француза ягташ, открыл его и вынул окровавленную одежду гамбузино. Порывистое движение траппера показало ему, что тот узнал одежду своего друга. Судя по неподвижности индейца, можно было усомниться, узнал ли он ее тоже, если бы не взгляд, полный ненависти и жажды мести, брошенный им на печальные улики.
Выслушайте меня, сеньор Железная Рука и вы также вождь, сказал американец, и вы узнаете все, что мне известно о вашем друге.
Он рассказал, как гамбузино нанял его в провожатые для путешествия в Европу; как он не хотел верить, что король французский умер в изгнании, пока не узнал об этом в Париже, и как он потом, не зная, что делать, сообщил свою тайну одному знатному французскому дворянину и воину. Во время восстания в столице, продолжал лгать Смит, этот дворянин велел одному из своих слуг застрелить неосторожного золотоискателя, напавши на него сзади, и похитил у него план, на котором была обозначена дорога к золотоносной жиле. Он, янки, которого умирающий назначил своим наследником и мстителем, сам едва спасся от убийц, но, благодаря своей осторожности, успел незамеченным переплыть вслед за ними через океан и выследить их до Сан-Франциско, где он рассчитывал также встретить обоих друзей покойного, что и случилось действительно, и вместе с ними осуществить дело мести, и помешать злодеям отыскать золотую залежь.
Эта лживая сказка была рассказана с таким лицемерным выражением печали и негодования, что даже люди, и более знакомые с хитростями света, чем эти простодушные дети природы, пожалуй, поддались бы обману.
Янки вполне мог быть доволен впечатлением, которое произвел его рассказ, потому что в то время, как траппер мрачно нахмурил лоб и судорожно схватился за рукоятку ножа, индеец, без всякого приглашения, опустился на стул, от которого до сих пор отказывался, и сказал:
Косая Крыса, этим нелестным прозвищем команч довольно верно охарактеризовал наружность янки, сказал Большому Орлу, что убийцы Золотого Глаза здесь; пусть он укажет их или назовет их имена, и нож Большого Орла пронзит их сердца.
Подобный результат переговоров вовсе не согласовался с намерениями Смита, который покачал головой и сказал трапперу:
Я думаю, сеньор Железная Рука, что вы, как человек более спокойный и благоразумный, поймете, какими тяжкими для нас последствиями будет сопровождаться безрассудное убийство здесь, в городе. Притом я уже сказал, что организатор преступлениязнатный господин; поэтому, прежде чем я вам назову его имя, и в результате, может быть, сам попаду в петлю, я хочу знать, ради чего я рискую. Короче говоря, если вы согласны признать меня наследником Гонзаги, имеющим право на третью часть сокровища, и дать мне клятву привести в исполнение свою месть не прежде, чем мы окажемся в пустыне, то я вам назову убийц.
Почему янки хотел пощадить своего врага? спросит удивленный читатель. Дело в том, что ему пришла в голову дьявольски хитрая мысль, осуществление которой казалось вполне возможным. Он знал, что без помощи траппера и индейца ему в одиночку не удастся отыскать сокровище, но понимал также, что и их помощь недостаточна, так как два серьезных препятствия встали на пути к сокровищу: опасности пустыни и Сонорская экспедиция графа Сент-Альбана. Поэтому он вовсе не имел намерения мешать походу графа, надеясь, что тот расчистит для него путь, победив и разогнав апачей; при этом, думал он, добрых три четверти отряда графа погибнут в стычках с индейцами. Останется незначительное число людей, с которыми он легко справится при помощи своей хитрости и, таким образом, овладеет сокровищем, переступив через труп графа. Вот какие мысли мелькали в голове американца, пока он с бьющимся сердцем ожидал ответа своих собеседников.
Эти последние в течение нескольких минут переговаривались о чем-то между собою на команчском языке, и результат этих переговоров превзошел все ожидания американца.
Чужестранец, сказал траппер торжественным тоном, кровь нашего друга вопиет к небу, но великий сашем тойахов (одно из команчских племен) и я решили отложить месть до более удобного случая, так как мы видим, что городнеподходящее место для ее осуществления. Что касается обещания нашего друга относительно вашей доли, то оно, само собою разумеется, будет исполнено. Неправда ли, вождь?
Команч презрительно улыбнулся:
Желтый металл имеет цену только для белых людей; пусть Косая Крыса присоединит к своей и мою часть сокровища.
Черт возьми! И мою также! воскликнул траппер. Хотя в моих жилах течет кровь белого, но я также мало дорожу золотом, как любой краснокожий. Доставьте нам пороха и свинца и два хороших новых ружья, чужестранец, и берите себе все сокровище.
Несмотря на все свое хладнокровие и лукавство, янки с трудом подавил внутреннее волнение, услыхав, как равнодушно эти простые люди, едва снабженные самым необходимым, уступают ему громадные сокровища. Его косые глаза засверкали, но он успел овладеть собой, опасаясь, что его жадность снова возбудит недоверие в его собеседниках и, чего доброго, разрушит все его планы. Итак, он как можно спокойнее подошел к шкафу, достал оттуда чернила, перо и бумагу и, поставив их на стол, сказал:
Я думаю, сеньор Железная Рука, что следует нам составить письменный договор, не потому, что я не доверяю вам или этому храброму вождю, но во избежание всяких, могущих возникнуть, недоразумений.
Черт бы побрал вашу писанину! сердито крикнул траппер. Всякое зло происходит от нее. Слово мужчины стоит в пустыне больше, чем вся ваша пачкотня.
Команч сделал нетерпеливый жест.
Пусть мой белый отец позволит Косой Крысе написать договор. Глаза вождя открыты, когда он рисует свой тотем.
Ну, сказал добродушно охотник, если ты согласен, вождь, так и я могу согласиться. Пишите же, чужестранец, только, смотрите, не вздумайте обманывать нас.
Не теряя ни минуты, янки сел за стол и написал короткий и ясный договор, стараясь сообразоваться с понятиями своих собеседников.
Окончив писать, он прочел:
«Жорж Фальер, или Железная Рука, и глава племени тойахов по имени Большой Орел обязуются своим словом и подписью в течение года, считая с настоящего дня, помогать Джонатану Смиту против его врагов, провести его через земли апачей к золотой залежи и передать ему сокровища этой залежи в его неотъемлемую собственность. Со своей стороны, Джонатан Смит обязуется снабдить своих защитников и проводников порохом и свинцом и двумя новыми винтовками, принять на себя издержки экспедиции и передать в руки своих компаньонов убийц золотоискателя Хосе Гонзага до истечения срока этого договора».
Траппер взял перо и поставил три креста вместо своей подписи, так как он был неграмотен; индеец же нарисовал свой тотемгрубое изображение царственной птицы, от которой он получил свое имя, и сверху какие-то таинственные знаки.
Выражение торжествующей жадности мелькнуло на физиономии американца, когда договор был подписан. Теперь он объявил им, что убийцы Золотого Глазаграф де Сент-Альбан, начальник знаменитой Сонорской экспедиции, и его верный слуга Евстафий. Это сообщение вызвало гневное «хуг!» со стороны индейца и свирепое проклятие у траппера. Этими выражениями гнева они и ограничились, так как больше привыкли действовать, чем говорить. Вскоре затем трое детей пустыни спали крепким сном, тогда как янки еще долго ворочался на своем ложе.
Проснувшись поутру, граф велел Евстафию позвать Крестоносца, чтобы попросить его помочь ему найти тех, кого он вчера тщетно ожидал на Plaza Major. Но тщетно Евстафий и Крестоносец, привыкший выслеживать людей и зверей, целый день потратили на поиски; они не нашли никаких следов индейца и траппера и, наконец, пришли к убеждению, что те либо вовсе не являлись в Сан-Франциско, либо ушли ночью из города.
Джонатан Смит был слишком хитер, чтобы не догадаться о возможности поисков. Поэтому он убедил своих гостей укрыться в его доме, а сам, чтобы отвести от себя подозрение, как можно чаще показывался на улицах и на площади, пользуясь этими прогулками для того, чтобы закупить все необходимое для предстоящего путешествия. Он решил отправиться, как только отплывет Сонорская экспедиция.
Среди участников экспедиции кипела оживленная деятельность и царило возбуждение; каждый спешил раздобыть себе вооружение, прежде чем экспедиция отплывет в Сан-Хосе.
В следующие дни поиски Евстафия и Крестоносца тоже не привели ни к какому результату, и граф не мог уже скрывать от себя, что упустил случай встретиться с друзьями Золотого Глаза, если только они вообще явились в Сан-Франциско, и что теперь ему придется довольствоваться только неполными указаниями, имевшимися на плане покойного гамбузино. Но граф Альбан был не такой человек, чтобы прийти в уныние из-за первой же неудачи. Прежде всего он полагался на свое счастье, а кроме того, надеялся отыскать в пустыне обоих людей, столь необходимых для него, при помощи Крестоносца, славившегося как опытный следопыт.
Во всяком случае, он не собирался обнаруживать перед другими свою неудачу или откладывать отъезд экспедиции, так как это возбудило бы недоверие в ее участниках; поэтому приезд дона Гусмана оказался как нельзя более кстати.
Последний, один из самых богатых и знатных пограничных землевладельцев, получил от президента республики предписание помогать графу и сопровождать его в экспедиции. Хотя граф понимал, что это содействие имело целью также и надзор за ним и его действиями, но он чувствовал в себе достаточно мужества, чтобы в случае надобности нейтрализовать любое нежелательное вмешательство в свои дела.
Торговцы Сан-Хосе, а также общество крупных землевладельцев, обязалось предоставить графу 150 000 долларов на вооружение экспедиции и жалованье ее участникам и, кроме того, наделить всякого, кто по окончании войны пожелает остаться в стране, известным количеством моргенов плодородной земли.
Следующие два дня были посвящены приготовлениям к экспедиции; на третий день после полудня отряд был перевезен на корабли. Когда все было готово, пушечный выстрел дал знак столпившимся вокруг кораблей шлюпкам приблизиться и высадить находившихся в них людей. Однообразное пение матросов, вертевших кабестан, сливалось со скрипом снастей и канатов. Граф вместе с доном Гусманом и его прелестной дочерью стоял на палубе, окруженный толпою участников экспедиции.
Раздался сигнал к отплытию; якоря были вытянуты на бушприт, и капитан прокричал в рупор приказ поднять паруса.
Корабли отплыли в Сан-Хосе.
Публика, толпившаяся на берегу, напутствовала медленно отплывавшие корабли прощальными криками, махала платками и кидала шляпы кверху. Из толпы лодок, теснившихся вокруг, внезапно отделился легкий челнок и быстро приблизился к кораблю, на котором стоял граф. В челноке гребли двое мужчин, индеец и белый, на корме стояла индейская девушка. Третий человек стоял на носу. Когда они проплывали мимо шхуны, стоявший снял свою широкополую шляпу, и граф увидел злобное, лукавое лицо янки.
До свидания в Соноре, сеньор граф!
Это длилось не более минуты, но граф узнал своего презренного, но все же опасного врага. Взглянув еще раз на спутников янки, он сразу сообразил, что последний предупредил его и успел сойтись с друзьями золотоискателя. Он хотел закричать им, но голос капитана, приказывавшего шкиперу лечь на курс, и окружающий шум заглушили бы его слова. Шхуна пошла быстрее, и челнок предателя скоро исчез в толпе окружающих лодок.
Глава IVГубернаторский подарок
Плавание прошло успешно, и экспедиция благополучно достигла гавани Сан-Хосе. Как только суда стали на якорь, граф Альбан, в сопровождении дона Гусмана, решился сделать визит губернатору провинции Сонора, полковнику Хуарецу, резиденция которого находилась в Сан-Хосе. Полковник Хуарец был индейцем по происхождению; впоследствии он заслужил себе печальную известность, расстреляв австрийского принца Максимилиана. Молва о предполагаемой экспедиции для отыскания со-. кровища инков опередила графа, и городское население давно уже с нетерпением ожидало его прибытия.
Когда шлюпка графа пристала к берегу и исполинская фигура знаменитого предводителя появилась перед столпившимся на берегу народом, раздались оглушительные виваты.
Граф поклонился с достоинством знатного сеньора и обратился к дону Гусману, которого уже окружила толпа знакомых, сообщивших ему печальную новость о вторжении индейцев в мексиканские владения. Члены общества землевладельцев, с нетерпением ожидавшие прибытия графа, почти все собрались в Сан-Хосе, и граф тотчас же получил приглашение посетить их собрание, тем более, что губернатора не было в городе: он отправился с отрядом войск на помощь городу Ариспе, которому угрожали индейцы.
В виду этого, пришлось отказаться от визита губернатору, но граф утешился тем, что торговцы и землевладельцы обещались ему доставить деньги для двухмесячного жалованья отряду, а также и лошадей, необходимых для него, и без содействия губернатора; притом же последний, как местный уроженец, относился враждебно ко всем вообще иностранцам, а следовательно и к графу.
На пути в собрание землевладельцев, куда граф отправился немедленно, ему пришлось на деле убедиться в недоброжелательстве губернатора, хотя оно и скрывалось под видом подарка. Офицер в мундире мексиканских драгун приблизился к графу и остановился перед ним.
Двое рослых солдат вели за ним взнузданного вороного мустанга, огненные глаза и порывистые движения которого показывали, что он еще совсем недавно покинул прерию. Солдаты с трудом удерживали его, и толпа боязливо расступалась, испуганная его порывистыми движениями.