Может быть, это ужин, годный только для какого-нибудь лесного жителя, сказал Роланд, который был несколько удивлен огромным количеством посуды Натана (он не сомневался, что она принадлежала ему) и начал сам рыться концом винтовки в куче листьев, пока не наткнулся на сумку, наполненную хлебом.
«Этот Натан удивительный человек, пробормотал он про себя. Он уверял, будто давно не бывал в этих развалинах, тогда как, очевидно, провел здесь прошлую ночь. Кажется, он склонен окружать все свои поступки таинственностью. Но таковы уж принципы квакерской секты, к которой он принадлежит».
В то время как Роланд и девушки разыскали мнимое имущество Натана, проводник сам вошел в комнату. Черты его лица выказывали некоторую озабоченность. Верный Пит, следовавший за ним по пятам, тоже проявлял беспокойство, нюхал воздух, визжал и жался к ногам своего хозяина.
Друзья! проговорил он быстро. Пит показывает слишком ясно, чтобы можно было не понять его: несчастье близко, хотя я, глупый и грешный человек, не могу сказать, где именно. Мы должны срочно покинуть развалины и искать убежища в лесах.
Эдит побледнела. При входе Натана она взяла было весело сумку с хлебом, чтобы подать ее проводнику; но вид и слова Натана заставили ее замолчать, и она замерла, удивленно и безмолвно держа в руке сумку. Как только Натан увидел сумку, он выхватил ее из рук Эдит, стал с удивлением и даже с беспокойством рассматривать ее и только тогда отвел от нее глаза, когда маленький Пит, побежавший в угол на кучу листьев, больше прежнего засуетился и стал громче повизгивать. Сумка выпала из рук Натана, когда он увидел блестящий котел, и глаза его пристально остановились на нем.
Что случилось?.. Говорите, ради Бога! воскликнул Роланд, который и сам начал беспокоиться. Вы пугаетесь вашей собственной посуды.
Моя посуда!? воскликнул Натан и всплеснул руками с крайне смущенным видом. Если ты захочешь убить меня, друг, то едва ли ты будешь неправпотому что я, несчастный, слепой грешник, привел бедных женщин прямо льву в пастьв убежище и главный лагерь индейцев, которые угрожают твоей жизни. Вставайте же, идем отсюда! Разве ты не слышишь, как Пит визжит у входа? Тише, Пит, тише! Воистину, здесь можешь ты проявить свою ловкость, странствующий Натан! Послушай, не близко ли они? Ты ничего не слышишь, друг?
Я слышу крик совы, больше ничего, ответил Роланд, но не мог продолжать; собака заскулила громче, и Натан шепотом воскликнул:
Идем же, идем! Бери женщин за руку и следуй за мной!
При этих словах Натан выскочил в дверное отверстие, но его остановил зов Роланда. Он взглянул назад и увидал, что Эдит без чувств лежит на руках молодого человека.
Я вместо тебя спасу бедное дитя! воскликнул квакер. Помоги другой.
Он поднял Эдит легко, как перышко, и опять поспешил к выходу, как вдруг его остановило гораздо более страшное событие. Послышался испуганный крик Цезаря, а за ним дикий, грубый горловой смех раздался у входа. Когда Роланд и Натан взглянули в ту сторону, они увидели огромного полуобнаженного индейца с винтовкой в руке; на лице его застыла свирепая ухмылка.
Добрый день, брат, индеец хороший друг!
Так воскликнул индеец и, дружески кивая головой, быстро вошел в хижину, а из-за плеч его сверкнули блестящие глаза, и раздался смех троих или четверых его краснокожих спутников.
Вперед! крикнул Натан голосом, более похожим на звук военной трубы, чем на голос робкого мирного человека.
Он опустил Эдит на пол и показал пример нападения, бросившись краснокожему на грудь. Оба повалились через порог, и Роланд, отчаянным прыжком подскочив к ним, растянулся во весь рост в проходе, избегнув этим верной смерти, потому что в эту самую минуту на расстоянии трех шагов раздались выстрелы из трех винтовок.
Брат! ревел дикарь, и пена текла с его губ. Брат! повторял он, радуясь своей победе, и сжимал еще крепче руками тело молодого человека. Я сниму скальп, яшавний!..
С этими словами индеец соскочил с порога, где началась борьба, утащил Роланда и, казалось, хотел взять его в плен.
Хотя Роланд чувствовал себя в руках человека, обладавшего большей физической силой, чем он сам, но решимость его и энергия спасли его от участи, которая была бы настолько же страшна, насколько позорна. Капитан собрал все силы, и в ту минуту, когда индеец соскочил с порога на скалу, он резко толкнул его. Оба повалились на землю, потом вскочили на ноги и схватились за оружие. Пистолетов, которые миролюбивый Натан из предосторожности взял с собой в развалины, при Роланде не оказалось: он забыл их в этой спешке. Винтовка же была выхвачена у него из рук и отброшена, он и сам не знал куда. Но, как настоящий житель лесов, он имел за поясом нож и теперь собирался схватиться за него; однако, в силу долголетней привычки, рука его взялась за саблю. Вскакивая, он попробовал обнажить ее: он не сомневался, что один удар стали освободит его от дикаря. Но индеец, который оказался не только проворен, но гораздо более опытен и привычен к рукопашным схваткам, выхватил свой нож раньше, чем Роланд поднялся на ноги; и раньше, чем капитан наполовину вынул саблю из ножен, почувствовал он, что его схватили за руку и сжали ее с недюжинной силой, а индеец занес над его головой свое свободное оружие и с гортанным победным криком собирался вонзить его в горло Роланда. При свете пламени Роланду хорошо было видно его дикое лицо, ужасное по окраске и еще более ужасное по выражению. Уцепившись за поднятую руку врага, чтобы отвести удар, капитан мог наблюдать каждое движение оружия и каждую черту дикаря. Но даже и теперь он не отчаивался, потому что во всех случаях, где дело шло о нем самом, он был человеком неустрашимым, и только тогда, когда свет в хижине вдруг погас, как будто кто растащил и потушил хворост, начал он опасаться, что противник его одолеет. Однако в то мгновение, когда ослепленный внезапной темнотой он ожидал смертельного удара, отвратить который он уже не имел возможности, смех дикаря сменился вдруг криком смертельного ужаса. В то же время на правую руку Роланда потоком хлынула кровь, и индеец, пораженный пулей, пролетевшей в темноте и неизвестно кем пущенной, упал замертво к ногам Роланда и увлек его за собой на землю.
Вставай, вставай, и делай, как велит тебе совесть! воскликнул странствующий Натан, рука которого еще более сильная, чем рука индейца, буквально вырвала Роланда из-под убитого. Ты борешься как молодой ягуар или как старый медведь; и право, я не стану порицать тебя, если ты порубишь целую дюжину этих безбожных душегубов. Вот твоя винтовка, вот твои пистолеты. Стреляй! И кричи громче!.. Твоя решимость привела врагов в смятение. Пусть они себе думают, что ты получил подкрепление!
Миролюбивый Натан возвысил при этом голос, стал скакать по развалинам с одного бревна на другое и дико кричал, как будто эти крики исходили из многих глоток. Он выражал столько отваги и мужественной решимости, что это ободрило Пардена Фертига, который спрятался в скалистом ущелье оврага, и Цезаря, который укрылся позади развалин, около входа, и оба они уже присоединили свои голоса к неистовым воплям Натана.
Все, что произошло с того мгновения, как дикарь появился у двери, до крика осажденных путешественников, совершилось в несколько минут. Нападение Натана на предводителя, ранение одного и смерть двух других дикарей были, как показалось Роланду, делом одного мгновения, и он не успел опомниться, как нападение прекратилось. Неожиданное и успешное сопротивление маленького отряда белых, завершившееся так несчастливо для индейцев, привело всю толпу шавниев в смятение и беспорядок. Тогда Натан подскочил к Роланду, который поспешно заряжал свое ружье, схватил его за руку и сказал ему голосом, выражавшим высшее волнение, хотя лица его не было видно в темноте:
Друг, твоя бедная сестра из-за меня попала в опасность, так что томагавк и нож угрожают ее невинной голове.
Ни слова об этом! приказал Роланд и поспешно спросил. Это вы убили высокого индейца?
Убил? Друг, я убил?.. возразил Натан, и голос его задрожал сильнее, чем когда-либо. Уж не хочешь ли ты назвать меня убийцей? Я перескочил через него и покинул хижину.
И вы оставили его там живым? воскликнул Роланд и хотел было броситься в хижину. Натан удержал его:
Не беспокойся! Краснокожий должно быть разбил себе голову о какой-нибудь чурбан или поранил себя сам Может быть, кто-нибудь попал в него ножом Но случилось так, что кровь его брызнула мне на руку, вероятно из раны, которую он получил Так что я оставил его мертвым.
Ладно, сказал Роланд. Но ей-Богу, я думал, что вы, как мужчина, отправили его на тот свет. Но время идет, мы должны вернуться в лесон еще открыт перед нами.
Ты ошибаешься, сказал Натан, и в ту же минуту, как бы в подтверждение его слов, послышались громкие воинственные крики и раздались выстрелы из дюжины винтовок. Все это показывало, что развалины окружили враги.
Река! воскликнул Роланд. Мы можем переплыть на лошадях.
Поток могуч и буен, боюсь, что он увлечет тебя и твоего сильного коня, пробормотал Натан. Разве ты не слышишь, как он бьет о скалы и обрывы? Здесь он глубок и стремителен, и хотя в некоторых его местах и ребенок может прыгать со скалы на скалу, но в настоящее время он переполнен ливнями и стал водопадом. Но мы все-таки должны испробовать все. Во-первых, советую тебе не унывать и сделать все, что от тебя зависит, чтобы уменьшить число врагов, так как ты не можешь увеличить число друзей. Если ты поэтому захочешь застрелить вон то злоумышляющее существо, которое как змея по земле подползает к развалинам, то я ничего не имею против этого!
При этих словах Натан отвел молодого человека за груду бревен, около которой они стояли, и старался показать ему врага, которого он заметил. Но глаз Роланда еще не привык различать в темноте лесов предметы, и ему не удалось увидеть приближавшегося врага.
Если ты не сочтешь этого с моей стороны грехом или душегубством, сказал несколько нетерпеливо Натан, то я подержу винтовку, а тебе останется только спустить курок.
И прибавил:
Нападай на них, если совесть твоя позволяет тебе это!
Так воскликнул Натан, и в следующую минуту из хижины раздался выстрел.
Клянусь небом! Ни разу в жизни ни одному индейцу не сделал худого! раздался робкий возглас негра.
Пуля раздробила руку врага, и из нее выпал томагавк, занесенный им над Роландом. Ошеломленный индеец испустил крик боли и ярости, перескочил через груду бревен, нагроможденных перед входом, и избежал таким образом удар прикладом винтовки, которым Роланд со своей стороны угрожал ему; на крик убегавшего индейца ответили (по крайней мере, так показалось Роланду) пятьдесят его соплеменников, из которых он на несколько шагов от себя увидел двоих, потрясавших боевыми топорами, как будто они хотели дать почувствовать безоружному всю их тяжесть.
В эту минуту к нему подоспела помощь оттуда, откуда он всего менее ожидал ее. Из оврага раздался выстрел, и в то время как один из самых свирепых врагов рухнул на землю, Роланд услыхал отчаянный голос Пардена Фертига:
Я его доконал! Это уж наверняка!
Браво! Молодцы Фертиг и Цезарь! воскликнул Роланд. Воодушевление его спутников и его счастливый исход ободрили его, и уверенность пришла на смену недавнему отчаянию. Мужайтесь и стреляйте! воскликнул капитан и, не колеблясь, кинулся на дикаря, отбросил стволом ружья поднятый томагавк и хотел ударить его в лицо, но кто-то выхватил у него винтовку из рук, и он ощутил, что его схватили. Смелый противник прижал его к груди с такою силою, что ему показалось, будто он попал в объятия медведя.
Мирный человек уже собирался оказать Роланду дружескую услугу, ради которой он, конечно, вошел в сделку со своей совестью; но его намерение не осуществилось: дикарь вдруг отпустил Роланда и с дюжиною других, которые точно из-под земли выросли, бросился на развалины, и воздух огласили воинственные вопли.
Быстрота и стремительность нападения исполнили страхом душу отважного Роланда. Он выстрелил из винтовки и схватился за пистолеты, причем в воображении его уже рисовалось, что один из дикарей схватил светлые локоны его сестры. Но вдруг Натан воскликнул:
Пусть кровь эта падет на мои руки, а не на мою голову! Вперед на убийц-краснокожих!
С этими словами он выстрелил в толпу; Роланд тотчас же затем выстрелил из пистолетов, и получилось впечатление настолько сильное, что нападавшие, кроме одного, остановились в нерешительности; этот же одни имел достаточно мужества идти на осажденных, причем он, однако, напрасно приглашал товарищей своих следовать за ним.
Ты не забудешь, что я сражаюсь только ради спасения твоей невинной спутницы, прошептал Натан Роланду на ухо.
И теперь, казалось, его воинственный поступок навсегда пересилил его мирные обеты: мужество, жажда крови, большие даже, чем у молодого воина, пробудились в нем и, казалось, слепо владели им. Натан ринулся на приближавшегося шавния, ударил его прикладом своей тяжелой винтовки и раздробил ему череп, как будто он был стеклянным. Тогда с легкостью оленя кинулся он назад в развалины, чтобы избежать пуль остальных дикарей, схватил руку изумленного Роланда, пожал ее изо всей силы и воскликнул:
Ты видишь, друг, до чего ты меня довел. Ты видел, как я проливал человеческую кровь! И все это для того, чтобы негодяи не тронули ни одного волоса на голове твоей сестры и Телии.
К счастью, дело миролюбивого человека было поддержано Парденом Фертигом и негром: один стрелял из своей засады в овраге, другойиз-за развалин. Получив мощный отпор, враги побоялись подходить близко к месту, в котором, как они совершенно естественно предполагали, находились восемь сильных мужчинпотому что таково было, считая пистолеты, число огнестрельных единиц. Они поспешно вернулись в лес, откуда, однако, продолжали пугать белых, то изредка стреляя, то издавая дикие вопли.
Роланд воспользовался отходом врагов: он прошел в хижину, чтобы проведать сестру. Но она выказала такое спокойствие, какого он и не ожидал. Это спокойствие оказалось, однако, всего лишь спокойствием отчаяния и происходило от чересчур сильного напряжения нервов. В этом состоянии, почти не сознавая действительности, она и оставалась.
Глава IXБегство Натана
Враг, которого дважды отгоняли и который каждый раз отступал со значительными потерями, увидел наконец, что было бы безумием подвергаться открыто выстрелам путешественников. Несмотря, однако, на то, что индейцы вынуждены были бежать, они не имели намерения удалиться или отказаться от нападения: индейцы укрылись в различных местах за древесные стволы, скалы или кустарники и разделились так, что образовали кольцо около развалин. Оно не было сомкнуто только со стороны реки, бегство через которую они не считали возможным. Они старались не спускать глаз с хижины и время от времени стреляли по ней, причем испускали неистовый рев, стараясь напугать путешественников. От времени до времени подползал к развалинам какой-либо воин, похрабрее остальных, старался заслониться чем-нибудь и стрелял в бревно или другой какой-либо предмет, который принимал за кого-нибудь из путешественников. Те же позаботились выбрать себе в развалинах такие места, где были хорошо защищены и, хотя пули свистели резко и близко от них, никто еще не был ранен. Поэтому у них не было причины особенно беспокоиться, пока они находились под покровом ночи. Однако они хорошо понимали, что это была лишь временная безопасность и что они были ею обязаны только тому, что враг еще не понимал своего превосходства над ними. Положение развалин было таково, что дюжина мужественных и решительных людей, которые разделились и ползали по земле, могла ежеминутно прокрасться в любую часть хижины, где осажденные могли бы быть захвачены ими. Открытое и дружное нападение всех осаждавших, которых Натан насчитывал до 20-ти, привело бы к тем же последствиям, только стоило бы жизни многим врагам. Выстрел наугад мог ежеминутно убить или ранить и сделать не способным к дальнейшей борьбе одного из людей маленького гарнизона.
Всего же больше заботило осажденных то, на что Натан указывал уже раньше: если им даже удалось бы пережить все опасности этой ночикакая судьба ожидала бы их на рассвете, когда врагам стала бы очевидна малочисленность путешественников? Роланду казалось, что помощь должна прийти до рассвета. Но они могли рассчитывать только на самих себя: Роланд помнил, что полковник Бруце давно выступил в поход, чтобы принять участие в войне на севере Кентукки. А друзья его, остальные переселенцы, как могли те узнать о его положении? Он думал о том, как бы пробиться сквозь ряды осаждающих, и выдумывал тысячу планов бегства. То хотел он сесть на коня, броситься на врагов, сделаться мишенью для их выстрелов, отвлечь их внимание, а может быть, заставить их преследовать его, в то время как Натан и остальные с Эдит и Телией побегут в противоположную сторону; то хотел он броситься с ними опять к дикому потоку и на лошадях перебраться на противоположный берег.