Между тем, я, Судейкин и Иманкулов отошли к окну и закурили там папиросы, кстати почти последние. Уже через пару месяцев они закончатся. Этот невероятный акт, вызвал удивление и суеверный ужас среди гостей. Хотя присутствующие наверняка слышали, а кто-то может и видел кальян, через который персы, а позднее арабы, курили гашиш в смеси с целебными травами. Но фурор мы произвели, хотя и гости делали вид, что не обращают на нас внимания. К нам подошли три очаровательные девушки и, показывая на папиросы попытались выяснить, что это такое?
Давать им закурить новые папиросы, мы пожалели, но выбрав себе пару, предложили покурить вместе. Я отошёл со своей девушкой на несколько шагов в сторону, чтобы не привлекать особого внимания, но она повлекла меня дальше, и мы вышли на широкий балкон, проходящий на уровне второго этажа вокруг всего здания и служащего, чем-то вроде променада для гостей эпарха. На балконе уже находилось довольно много пар, некоторые из которых, совершенно не скрываясь, целовались и лапали друг друга.
Притом пары были не только разнополые, но и однополые, что вызвало во мне омерзение. Моя подруга, нисколько не смущаясь, назвала своё имя Алексия. Имя мне понравилось. Я назвался и девушка, как мне кажется, удивилась, очевидно ожидая от меня какого-то, труднопроизносимого слова. К сожалению, никто из нас не понимал чужого языка, и мы объяснялись знаками. Я выбросил выкуренную папиросу с балкона и достал новую, вставил в рот и зажёг спичку, от чего Алексия испуганно отшатнулась от меня. Но тут же, смеясь, вернулась и подойдя ближе, положила руку на моё плечо.
Я закурил и выпустив дым изо рта, протянул папиросу Алексии. Она не стала брать папиросу в свою руку, а потянулась к ней губами. Я, держа папиросу в руке, протянул её, мундштуком к её лицу. Она, неумело взяла в губы мундштук и сделала затяжку, но не вдохнула дым, а подержав во рту, выдула. При этом она сделала такую уморительную, очаровательную, мордочку, что мои чувства зашкалили.
Я взял папиросу и затянулся. Она смотрела на мои губы. Я выдохнул дым и вновь протянул ей папиросу, при этом приобняв её за плечи. Она нисколько не смутилась и не попыталась отодвинуться. Я, кстати, заметил, что она немного пьяна, совсем чуть, чуть и это, видимо, придавало ей храбрости. Мы выкурили папиросу до конца, причём она так и не затянулась ни разу. Меня совершенно не интересовало курение, а только совместный процесс. Я уже вовсю обнимал её, и она не отстранялась. В какой-то момент, я понял, что её можно поцеловать, что и сделал со всей страстностью.
Она обняла меня за шею и это показалось мне восхитительным. Потом мы целовались беспрерывно, в течении получаса, пока я не понял, что не могу сдерживаться и начну её раздевать. Я знаками предложил ей идти со мной, и она кивнула. До акрополя мы чуть ли не бежали, и через полчаса уже заперлись в моей комнате.
Я целовал её в губы, шею, плечи, лихорадочно раздевая её. Она подставляла мне своё лицо, прикрыв глаза и немного помогла в раздевании. Я тоже разделся и закинул её в широкую кровать. Потом была чудесная ночь. Мы оба были слегка выпивши, но не пьяны и могли насладиться всеми радостями взаимного обладания. Она казалась мне невероятно красивой, и я на эту ночь совершенно забыл о Манане.
11 июня. Понедельник. Нас разбудил набат. Время было половина девятого. Я вскочил и посмотрел в окно. Акрополь располагался на высоте и с него открывался прекрасный вид на Мраморное море в месте его перехода в Босфор. Далеко за горизонтом я увидел приближающиеся паруса венецианской эскадры. Я повернулся к кровати. Алексия сидела на ней, чуть прикрываясь одеялом, с распущенными волосами, прекрасная и юная, как Афродита. Она совершенно не была смущена или удивлена и смотрела на меня огромными, чёрными глазами, которые контрастировали с её необычайно белым и нежным лицом.
Вообще она выглядела настолько мило, что не поцеловать её было просто преступлением, что я и проделал с удовольствием. Она спросила что-то, но я её понял и показал в окно. А сам начал одеваться, чтобы бежать к своей роте. В голове крутилоськуда деть Алексию? В дверь постучали, и я открыл её. Вошёл Арзамас, держа в руках поднос с едой. Он сразу заметил Алексию, но не подал вида и сказалВы не ходили на завтрак, и я принёс кое-что перекусить.
Я его поблагодарил и сказал, что скоро выйду. Я прикинул, что корабли подойдут примерно через час и предложил Алексии поесть со мной. Она совершенно естественно, не ломаясь, взяла с подноса кусочек лепёшки и начала её есть, показывая белые, ровные зубки. Мы поели вместе и запили вином из кувшина. Алексия тоже оделась и показала, что она уходит. Я не знал, как договориться с ней о новой встрече.
Но, вроде бы понял, что её нужно ждать завтра вечером. Я закивал головой и проводил до ворот акрополя. Потом подозвал двух юнкеров и велел проводить до дому. Она, увидев мои распоряжения, отрицательно покачала головой и показала, что пойдёт одна. Я развёл руками и отпустил юнкеров. Мы обнялись и поцеловались. Она пошла прочь, лёгкая и воздушная, накинув на голову платок, совершенно закрыв лицо. Я смотрел за ней, пока она не скрылась из виду. Тогда я пошёл к своим.
Из акрополя вышел Судейкин, ведя под руку одну из девушек, с которыми мы познакомились вчера. Вот, тебе и на! Сказал я себе. И Судейкин туда же! Было не удивительно, что и Иманкулов вышел не один. Судейкин, попрощавшись со своей подругой, позвал всех командиров на совет в зал приёмов акрополя. Оттуда было прекрасно видно, как корабли венецианцев, подплыли к Босфору. Три из них вошли в пролив и остановились у входа в бухту Золотой Рог, которая была перегорожена цепью.
Ещё три плыли вдоль берега, осматривая берег в надежде заплыть в одну из гаваней Мраморного моря. Однако, все они были перекрыты. Один из кораблей приблизился к Аркадским воротам и направил к ним шлюпку. Из неё вышли несколько важных венецианцев и попросили стражу на стенах пригласить кого-нибудь из руководства. Через полчаса к ним вышел комендант Василаки с пятью стражниками и между ними произошёл разговор, в конце которого, Василаки пригласил этих людей в город.
Они прошли во дворец эпарха, куда пригласили Никифора Тарханиота , Судейкина и руководителя ополчения Георгия. Венецианцы сообщили, что с эскадрой прибыл адмирал Микаэль Джованни, тот самый, что недавно разбил Никейский флот. Между прочим, мы решили не сообщать венецианцам о разгроме Болдуина, чтобы посмотреть, что они предпримут. Конечно, венецианцы не были в курсе последних событий, уж очень быстро всё приключилось.
Поэтому их посол, Джузеппе ди Лоредано, вёл себя вызывающе и нагло. Во-первых, он осведомился, кто сейчас главный в городе? Василаки ответил ему, это он главный и назвался полемархом Никомедии. Потом последовало требование выдать всех пленных венецианцев и открыть гавань для их кораблей. На все требования, Василаки ответил отказам. Взбешенный Джузеппе увёл своих людей и отплыл к своей галере. Вся эскадра собралась вместе и направилась к Галате. Судейкин велел немедленно моей роте и роте Иманкулова бежать в гавань и садиться в наши корабли, чтобы быть готовыми к действиям венецианцев.
А замыслы у адмирала Джованни были следующиеимея на галерах, 1200 человек десанта, плюс 800 матросов, он собирался захватить крепость Галату, которую в настоящий момент охраняла рота юнкеров Марченко, усиленная тремя взводами дружинников. Адмирал велел четырём галерам подняться чуть далее по Босфору за Галату и высадить там десант, который выйдет на крепость с тылу и приготовится к атаке. Четыре других корабля подплывут к стенам Галаты и начнут штурм со стороны моря. Видя, что Венецианцы предпринимают военные действия против Галаты, мы снялись с якоря и под парусами, и на вёслах начали править к цепи у самой крепости.
Пары ещё не подняли до нужного давления и приходилось плыть таким образом. Галеры венецианцев и наши корабли начали подходить к Галате почти одновременно. Венецианцы держали наши корабли в поле зрения и, когда расстояние сократилось до 300 метров, начали швырять в нас камни. При этом швырял камни последний корабль, так как первые три уже причалили к берегу и начали обстрел стен из арбалетов и баллист. Обошедшие крепость с тыла, в это время кинулись в атаку, неся с собой длинные лестницы. Со стороны моря, десант также кинулся вперёд с лестницами, поддерживаемый арбалетчики.
Всё это время гарнизон выжидал, ожидая подхода врага поближе. Кстати, несколько камней упали на палубу «Воронежа», причинив незначительный ущерб наружным постройкам. Убедившись, что корабли противника хорошо заякорились у берега, перед стенами, «Воронеж» открыл огонь по последней галере, ещё не приставшей к берегу, что послужило сигналом для гарнизона крепости, открывшему огонь из луков, карабинов и пулемёта по палубам приставших галер, а также по подбегающим к стенам десантникам. С тыла крепость штурмовали тысяча человек, с моря, пока ещё 600.
Огонь 50 карабинов по каждой нападающей группе, не позволил нападавшим даже поставить лестницы, а пулемёт смёл с палуб галер, выжидающих результатов атаки, матросов команды. Пушка «Воронежа», несколькими выстрелами снесла с последней галеры мачты и разрушила постройки, заставив команду спрыгнуть за борт и плыть к берегу. Как раз опустили цепь, перегораживающую вход в гавань и «Ока» с «Воронежем» направились в Босфор, причём «Воронеж» продолжал расстреливать приставшие к берегу галеры, а «Ока» пошла дальше, к стоявшим в километре от крепости, четырём другим галерам.
Следом за нами плыли обе Никейские галеры с десантниками на борту. Пытавшиеся штурмовать крепость с моря оказались зажаты между стенами и катамараном, уничтожающим пытающихся сопротивляться. А сверху их расстреливали юнкера. Катамаран поплыл за «Окой», предоставив дальнейшее, экипажам наших двух галер.
Венецианцы, метавшиеся между кораблями и стенами, не имея возможности спрятаться от убийственного огня, запросили пощады. Две наши галеры тут же взяли на абордаж 4-ю галеру, а первые три, лишённые экипажей, бросившихся в воду, держали под прицелами арбалетов, не давая выжившим матросам выйти на палубу.
Между тем, получив столь решительный и неожиданный отпор, десантники первых четырёх галер, кинулись бежать к своим галерам, бросив на месте свои лестницы. Однако там уже стояли оба наших фрегата, расстреливая палубные команды. Очень многие матросы спрыгнули на берег и задали стрекача в глубь территории. Бежавшие к галерам десантники, поняв, что им не удастся вернуться на свои галеры, побежали за своими соратниками вглубь полуострова.
Нам достались 4 галеры без экипажей, с одними гребцами. На палубу этих галер, перескочили по взводу юнкеров, заставив гребцов грести в гавань Золотого Рога. Корабли вернулись к первым галерам, где бросивших оружие венецианцев загоняли в трюмы своих же галер и также отчаливали в гавань. Оставив крепость Галату, все корабли вошли в гавань и пристали к воротам Осуждённых, что было весьма примечательно и сдали пленных городским стражникам. Всего насчитали 980 воинов и 960 гребцов.
Под стенами Галаты нашли свою гибель почти 800 венецианцев. Был захвачен в плен знаменитый адмирал Микаэль Джованни, а в числе пассажиров нашли и Марко Градениго, бывшего правителя венецианской части Константинополя. До 600 человек убежали в сторону Чёрного моря. Только куда они денутся? Однако позже стало известно, что они вышли к морю и двигаясь на север, вдоль побережья, были замечены генуэзским судном на третий день их путешествия и доставлены в Кафу, где их отпустили. Им изрядно повезло, чего не скажешь об остальных.
Когда всех пленных увели, я сошёл с катамарана и отправился в город. Меня мучила мысль, что я изменил Манане. А Алексия всего лишь девушка для гостей. Очень красивая, умная и умелая. Оказывается, каждому из нас, приглашённому на торжественный ужин, была подготовлена девушка. Это была своеобразная награда нам, за участие в судьбе города. Но всё равно, Алексия запала мне в душу. Неужели она всего лишь та, о чём я думаю? Как-то не верилось. Интересно, она придёт завтра?
Мы почиваем на лаврах.
24 июня. Воскресенье. Ну вот и свершилось! Константинополь освобождён и все препятствия для его включения в состав империи и даже, объявление его столицей новой Византии устранены. Все последние крепости латинян на обеих берегах Босфора сдались императору Иоанну III Ватацу. Сегодня император торжественно въезжает в свою столицу. Из-за этого представления, мы вынуждены были ждать две недели. Деньги были у императора, и он обещал нам заплатить 100 тысяч золотых перперов. Так что пришлось ждать его приезда. До этого он заставил покориться ещё несколько последних городов, где сидели латиняне. А город готовился к торжествам.
Событие в самом деле было всемирного масштаба. И мы приложили свою руку к этому событию, вернув город Иоанну на 20 лет раньше. В течении этих двух недель, мы наконец-то подсчитали свои трофеи и поделили их между участниками освобождения города. Правда, все трофеи, захваченные после 8 июня, были переданы в казну города.
Я правда, должен заметить, что почти все. Кое какие мелкие вещицы мы утаили, совсем немного. Тем не менее, все трофеи, захваченные с 8 июня до полного разгрома венецианцев и крестоносцев 11 июня, были самым скрупулёзным образом пересчитаны в ведомстве коменданта Василаки, оценены в денежном выражении и распределены, в строгом соответствии с имеющимися законами Никейской империи в отношении военных трофеев, между всеми бойцами, принявшими участие в освобождении и защите города. В соответствии с этими законами, 20% добычи поступала в казну империи, 10 % в казну города, 10 % лично императору, а остальное, согласно рангу участников, всем остальным.
Как-то незаметно, Василаки удалось провести стоимость захваченных лошадей и половины доспехов, мимо ведомства логофета армии. Честно говоря, эти деньги он вложил в развитие столицы и в расходы по встрече императора. Мы не были за это на него в обиде, трофеев и без этого было достаточно. Нам перепало очень даже много и, с учётом ранее добытого, мы имели: комплектов доспехов и вооружения2465 (из общего числа захваченных, более 40 тысяч), золотых дукатов -71420, серебряных милисиариев-164000, 8 сундуков золотых и серебряных украшений, посуды и оружия, некоторые с драгоценными камнями, цену которых мы не брались определить, разве что по весу. Имелись также, уже упоминаемые дорогие шубы и одежды, расшитые золотом, зеркала, книги и карты, делить которые было затруднительно.
Ну а продукты долгого хранения, типа соль, сахар, масло, зерно, мука, пока лежали в трюмах «Воронежа». В живых к сегодняшнему дню из нашей армии, оставалось 1154 человека, не считая 342 казаков. К огромному сожалению, после всех сражений, более 100 человек умерли от ран, позже. От ведомства логофета армии, нам достались премиальные от общих трофеев, на сумму в 92 тысячи перперов. После распределения по рангам участникам, вышло на каждого рядового участника по 61 перперу и 6 милисиариев. Что в переводе на наши деньги, составило по 12, 5 гривен или по 250 рублей. То есть по 4 годовых зарплаты. Своих денег мы не считали.
Обогащение не входило в наши планы. Никто не смог бы обвинить кого-то из «Совета десяти» в стяжательстве или расточительстве. Все заработанные деньги, мы считали
общими, нашей структуре и предназначавшимися только на развитие и благо всех граждан нашего растущего общества. Поэтому свои деньги, полученные в процессе освобождения Константинополя, мы пока не собирались раздаривать всем участникам, считая, что оставшиеся в Маргелово и Воронеже для охраны и продолжения строительства, в такой же степени заслужили эти средства и имеют право получить свою часть доли от награды.
Была идея, продать здесь же все доспехи, чтобы не везти с собой, но в связи с огромным объёмом появившейся на рынке добычи, стоимость доспехов и оружия упала в 3-4 раза, как и на лошадей, которых мы захватили около 25 тысяч. Кстати, казаки не были заинтересованы в продаже доспехов и оружия и даже просили нас уступить им свою часть, вычтя их стоимость из их доли трофеев. Кроме всего прочего, городу достались огромные запасы продуктов и снаряжения из обоза армии наёмников. А в то же время, почти 12 тысяч пленных, ожидали своей участи, находясь в тюрьмах города и 2 тысячи в больницах, ещё не долечившись после ранения.
В их числе находились весьма знатные особы, как Марко Граденигобывший правитель итальянской части города, Ансо ди Кайо- регент империи, адмирал Джованни, Тьери де Тенремонд коннетабль Ромеи, сам бывший император Болдуин,
Остающийся, всё еще, маркграфом Намюра, несколько графов, маркизов, баронов и обычных дворян и знаменитых рыцарей. Уже прибывали к нам посланцы из Франции, Венеции, Германии и других стран с просьбой выдать пленных.