СТАЛИН. А ведь ты мне так и не сказала, на кой черт в церковь ходишь.
НАДЕЖДА. А ты меня не спрашивал.
СТАЛИН. Ну вот, спрашиваю.
НАДЕЖДА. Как же богу не помолиться, когда на смерть идешь?
СТАЛИН. Ты о какой смерти разглагольствуешь?
НАДЕЖДА. Каждый абортэто хождение на смерть.
СТАЛИН. Ну и рожала бы. Разве я против? Я только за.
НАДЕЖДА. Нет! Не дай бог! Плодить уродов
СТАЛИН. Эй, ты кого считаешь уродами? Васо? Светку?
НАДЕЖДА. Я тебе не «эй». И запомни. Не надо меня кремировать. Не надо замуровывать мой прах в кремлевскую стену. Похорони меня по-человечески. И мой тебе, тоже человеческий, совет. Если хочешь, чтобы прошла твоя медвежья болезнь, прекрати мучить народ. Тогда и пройдет твой животный страх за свою жизнь.
СТАЛИН (сплевывая, направляется к двери). Пропади ты пропадом, дура!
Киров и Молотов что-то обсуждают. Видно, что оба много выпили. Входит Сталин. Наливает себе полный бокал, выпивает. Киров и Молотов многозначительно переглядываются.
ПАУКЕР. Привезли Важанова, товарищ Сталин.
Паукер открывает дверь. Чекисты вводят Важанова.
СТАЛИН. Заходите, Борис. Извините, что не называю вас товарищем.
КИРОВ. Что предпочитаешь, Борис? Вино? Водку?
СТАЛИН. Борис не пьет. Он будет только закусывать. Можете начать с морошки, Борис.
Важанов набирает полную ложку морошки и отправляет себе в рот. Сталин напряженно наблюдает. И отправляет в рот свою ложку морошки.
СТАЛИН (Важанову). Я вот думаю, как с вами поступить. Ведь вы носитель чувствительной информации. Если вас не устраивает должность первого помощника генсека, давайте сделаем вас секретарем цэка.
ВАЖАНОВ. Я хочу заниматься только наукой и техникой, товарищ Сталин.
СТАЛИН (как бы благодушно). Какой вы, однако, тяжелый человек. Не пьете, работа наша вам не нравится. Мы делаем поистине великое историческое делостроим первое в мире народное государство рабочих и крестьян. Считаем великой честью для себя заниматься этим. А вы как бы брезгуете. Наука, техникаэто все отговорка. На самом деле вам просто что-то очень не нравится в нашей работе. Давайте уж выкладывайте. Вдруг мы чего-то не видим, чего-то не понимаем. Помогите нам. И тогда я прямо здесь подпишу вам заявление.
ВАЖАНОВ. Я слышал, в юности вы переписали от руки весь «Капитал».
СТАЛИН. Я еще живой, а сколько уже придумано. Враки это, Важанов. Я сделал всего лишь краткий конспект. Но давайте предположим, что переписал. Что из этого следует? Вы-то сами читали «Капитал»?
ВАЖАНОВ. Прочел, с усилием.
СТАЛИН. Ну и что? И что?
ВАЖАНОВ. По Марксу, только рабочие создают ценности и товары, и двигают вперед экономику. Маркс почему-то ничего не пишет об ученых, изобретателях, инженерах, организаторах производств, которые работают не руками, а головой. А ведь развитие экономики и улучшение благосостояния людей зависят в первую очередь от мозгов этих интеллигентных людей, это онисоль и совесть нации. Значение рабочих вторично и второстепенно. А как назвал эту соль нации товарищ Ленин? Говно. Идею социализма дала миру интеллигенция, а ее называют говном. Разве это правильно?
НАДЕЖДА (слушает в кабинете Сталина). Боже, зачем? Ну, как так можно?!
Далее зритель видит Надежду, слушающую разговор Сталина с гостями.
ВАЖАНОВ. Я хорошо помню первый день моей работы у вас в Кремле. Это было 23 августа 1923 года. Обсуждался вопрос о революции в Германии. Решили мобилизовать всех коммунистов немецкого происхождения и говорящих по-немецки и поставить над ними зама Дзержинского Уншлихта. Выделили огромные средства. Через наши представительства в Германии пошли партии оружия. Переворот в Берлине назначили на 9 ноября 1923 года. Красные отряды Уншлихта должны были занять телеграф, вокзалы Как нам была нужна культура труда немцев, качество их изделий, их военный дух и выучка тоже бы не помешали. Наконец, их кредиты Но! Немцы не пошли за своим гениальным Марксом и за нашим Уншлихтом. И тогда мне стало ясноникто не пойдет в Европе нашим путем. Никто и уже никогда.
Сталин и Киров многозначительно переглядываются. Киров наливает рюмку водки и выпивает одним махом. Сталин размеренными движениями набивает трубку табаком, изображая невозмутимость.
СТАЛИН. Продолжайте, товарищ Важанов, продолжайте.
ВАЖАНОВ. Меня стали интересовать наши перспективы. И мне нужно было понять, на самом ли деле Ленин гениален. Маркс-то для меня точно никакой не гений. Если бы Ленин был здоров, я бы попытался поговорить с ним и удостовериться лично. Но увы, он уже был разбит параличом. И тогда я пошел к тем, кому Владимир Ильич мог доверять свои мысли. Не буду называть их фамилии.
СТАЛИН. И не надо. И без того ясно. Это Гляссер и Фотиева.
ВАЖАНОВ. Но они отказывались от откровенного разговора, считая меня вашим человеком. И только потом, много позже, когда поняли, что я ничей
СТАЛИН. Я начинаю понимать, почему вы совсем не пьете, Важанов.
КИРОВ. Продолжайте, Борис.
ВАЖАНОВ. Короче, Ленин считал, что мы провалились. Он так и сказалмы провалились. После стольких лет борьбы за социализм в России он вдруг сделал для себя открытие, что переменить психологию людей и навыки их жизни по щучьему велению не получится. Он так и сказалпо щучьему велению. Далее он сказал: можно, конечно, загонять в новый строй силой, но это значит устроить мясорубку с десятками миллионов жертв Здесь он, видимо, ставил вопросительный знак. Сомневался, сможет ли он пойти на это. И начал читатького бы вы думали? Нет, не Маркса, а Густава Лебена, его книгу «Психология толпы». Что не удивительно. Маркс ничего не писал о психологии крестьян. Он их просто не знал. Как, впрочем, не мог знать и русских рабочих.
СТАЛИН. Важанов, а вы думали, почему в Германии не получилась революция, а в Россииполучилась? Все делов народе, Важанов. Плевать немцам на мировую революцию. А русскимне плевать. Не пошли немцы на всеевропейскую революцию, потому что она потребовала бы лишений и жертв. А русские не побоялись новых лишений и жертв, хотя жили хуже немцев и положили миллионы в первой мировой. Немцам не нравились их вожди. И русским нравились не все их вожди. Но они пошли за ними. Потому что сердцем чувствовали, что идея социализмаидея правильная, может быть, единственно правильная.
МОЛОТОВ (очень эмоционально). Коба, как ты можешь? Я нне мммогу! Я нне ммогу больше слушать эту галиматью! Зачем вы ннам все это вкручиваете, Вважанов? Чего вы ддобиваетесь?
СТАЛИН. Ты не все знаешь, Вячек. Важанов надумал дезертировать. Вот и идет ва-банк, чтобы наверняка уволили. А если я не подпишу вам заявление, товарищ Важанов?
ВАЖАНОВ. Но мне, с моими взглядами, нельзя доверять государственные и партийные тайны.
СТАЛИН. Почему нельзя? Что вы с ними сделаете? Ничего вы с ними не сделаете. Нет такой нашей тайны, которая позволила бы нашим врагам уничтожить нас. Нет, Важанов, такой тайны.
ВАЖАНОВ. Тогда тем болееотпустите меня с богом.
СТАЛИН. Наверно, отпустил бы Если бы Паукер, давай сюда ведьму.
Паукер выскользает за дверь. Киров что-то шепчет Сталину на ухо. Зритель может услышать, что он просит Сталина не называть Львову ведьмой в ее присутствии.
СТАЛИН (Кирову). А как ее называть?
КИРОВ. Ее зовут Наталья.
Паукер пропускает в комнату Львову. Сталин подходит к ней и говорит так, чтобы не слышал Важанов.
СТАЛИН. Наталья, значит.
ЛЬВОВА (стараясь держаться с достоинством) Наталья.
СТАЛИН. Вот что, Наталья. Мы с вами еще поговорим в более подходящей обстановке. А сейчас скажите мне то, что считаете важным и неотложным, а я скажу вам.
ЛЬВОВА. Товарищ Сталин, прикажите изменить свой год рождения, с 1878-го на 1879-й. Гороскопсамое слабое место у человека. Гороскоп и глаза. Не смотрите в объектив фотоаппарата и кинокамеры. Это пока все.
СТАЛИН. А вы снимите порчу с Надежды Сергеевны, если она есть, эта порча. И прочтите мысли (показывает на Важанова) вот этого молодого человека.
Львова подходит к Важанову вплотную, смотрит пристально в глаза и делает несколько пассов. Смыкает веки, думает. Или только изображает напряженное раздумье. Говорит с закрытыми глазами.
ЛЬВОВА. Молодой человек чего-то очень сильно боится. Он определенно что-то скрывает. Но настроен очень решительно.
СТАЛИН. Можно конкретнее? Что он скрывает?
ЛЬВОВА. Возможно, у него что-то в кармане пиджака.
СТАЛИН. Паукер!
ВАЖАНОВ. Я сам.
Важанов вынимает из кармана конверт. Передает Паукеру. По движению руки Сталина передает конверт ему. Сталин вынимает фотографии голодающих Саратова. Рассматривает.
СТАЛИН. Закрутились вы сегодня, Важанов. Забыли зарегистрировать, так? Не специально же вы подставили Алену Смородину. Было еще одно письмо, тоже очень интересное. Оно могло отвлечь все ваши мысли, вызвать рассеянность. Или меня не хотели расстраивать. Не знаю, чем еще можно вас оправдать. Привык я к вам, Важанов. Не хочется вас терять. Не вижу никого, кто мог бы так разгружать меня, как это делали вы. (Кирову) Он удивительно угадывал мои мысли по любой проблеме, по любому вопросу. Практически все проекты решений политбюро написаны им. Начал с того, что предложил новую редакцию устава партии. Сделал то, до чего даже Ильич не додумался. Помог с помощью нового устава укрепить партию. И вотна тебе, как кончает!
МОЛОТОВ. Если даже он передумает, как можно его оставлять?
Сталин мимикой приказывает Паукеру вывести Важанова, что тот и делает. Сталин наливает себе вина, выпивает. Наливает еще, выпивает. Снова наливает, но сам себя останавливает.
СТАЛИН. Хватит. Но что делать? (Все молчат)
Входит Паукер.
ПАУКЕР. Товарищ Сталин, не желаете поговорить со Смородиной?
СТАЛИН. Она здесь?
ПАУКЕР. Она доставлена на всякий случай.
Сталин и Паукер в коридоре.
ПАУКЕР. Она дочь директора Путиловского военного завода генерала Андреева. Он сбежал в девятнадцатом к Деникину и был убит. Обстоятельства смерти неизвестны. Мать Алены сошла с ума. Девчонке тогда было четырнадцать лет. Каким-то образом познакомилась с местными комсомольцами. Потом вместе с ними поехала в Москву на съезд. Там ее приметил Смородин. А когда спуталась с Важановым, приметил и я. У девочки ярко выраженный авантюрный характер и в то же время панический страх, что мы узнаем о ее происхождении. Идеальное сочетание.
СТАЛИН. Поговори с ней сам, а я послушаю. Я буду у себя в спальне.
ПАУКЕР. Понял, товарищ Сталин. Моя задача?
СТАЛИН. Пусть скажет все, что думает о Важанове. Знаешь такую закономерность: когда человек рассказывает о ком-то, он рассказывает о себе?
ПАУКЕР (озадаченно). Будет исполнено.
Чекисты вводят Алену Смородину в небольшую комнату, где ее ждет Паукер.
ПАУКЕР. Я тебя предупреждалподведет он тебя под монастырь. Как думаешь, зачем ему понадобилось это письмо?
АЛЕНА. Наверно, хотел предать гласности.
ПАУКЕР. Каким образом?
АЛЕНА. Мог передать той же Нэнси Астор. Она падкая на сенсации.
ПАУКЕР. Почему ж не передал?
АЛЕНА. Ну, это только он сам может объяснить. Я вас предупреждала, что у Бориса появился антибольшевистский душок. Вы не поверили.
ПАУКЕР (со страхом, в смятении). В это время ты его к кому-то ревновала.
АЛЕНА. Он то и дело говорил «наш советский бардак», «наш советский дурдом», «наш советский бордель».
ПАУКЕР. Но в то же время он повторял, что у нас самая народная власть за всю историю.
АЛЕНА. Но с какой интонацией он это повторял!
ПАУКЕР. Он презирает народ?
АЛЕНА. Он вошел в роль Сталина.
ПАУКЕР. Ты что несешь?
АЛЕНА. Он говорил, что, когда документы и пишет проекты решений политбюро, то в него вселяется дух Сталина, и потом он долго не может вернуться к самому себе.
ПАУКЕР. Бред какой-то! Хотя у нас теперь есть ведьма, она проверит.
Дверь открывается, входит Сталин. Паукер и Алена вскакивают со стульев.
СТАЛИН (Алене). А какие у Важанова конкретные претензии к народу, он не говорил?
АЛЕНА. Сейчас припомню дословно. Построили фабрикунет сырья. Купили на западе тракторпока учились на нем работать, сломали, а запчастей нет. Обобществили скотскот передох от скверного ухода. Привезли из заграницы породистых свинейсвиньи передохли из-за антисанитарии. Произвели кучу товараневозможно продать из-за низкого качества. Борис говорил: каков народ, таков и социализм. Каков народ, таков и капитализм. Обобщал, короче.
СТАЛИН. То есть, по Важанову, наш народ не годится для социализма?
АЛЕНА. Он считает, что наша идеология и технология власти не улучшают, а только ухудшают отрицательные качества народа. Это его слова.
СТАЛИН. Это он говорил, когда бывал в моей шкуре?
АЛЕНА. Когда бывал в вашем образе, товарищ Сталин.
СТАЛИН (Паукеру). Не будем привлекать ведьму. И без нее все ясно. Хотя разве что потехи ради. Приведи ее сюда вместе с Важановым.
Паукер выходит.
СТАЛИН. Не пойму я, Алена, как вы относитесь к Важанову. Вы ж сдаете его с потрохами. И в то же время нежничаете, спите с ним.
АЛЕНА. Видно, одно другому не мешает, товарищ Сталин. Катехизис революционера въелся, вошел в обмен веществ.
СТАЛИН. А если мы серьезно накажем Важанова? Как вы к этому отнесетесь?
АЛЕНА. Только не убивайте. Буду ждать.
Паукер вводит Важанова и Львову.
СТАЛИН (Важанову). Важанов, представьте, что выэто я. Как вы это обычно делали раньше, сделайте сейчас. Сколько вам нужно для этого времени?
ВАЖАНОВ. Нисколько. Хотя Для верности Минута.
СТАЛИН. Тогда начинайте. (Львовой) А вы, Наталья, сравните нас и сделайте свой вывод.
Все напряженно ждут, когда Важанов закончит свою медитацию.
ВАЖАНОВ. Я готов.
По знаку Сталина Львова изучает пассами состояние Важанова. Затем переходит к Сталину, но делает пассы гораздо деликатней. Сталин ждет ее выводов.
ЛЬВОВА. Ваши энергетические поля очень похожи, практически одинаковы. Хотя общая энергетика у вас, товарищ Сталин, гораздо сильнее.
СТАЛИН. О чем это говорит?
ЛЬВОВА. Это говорит о том, что ваши эмоциональные реакции и мыслительные процессы могут быть одинаковыми.
СТАЛИН. Почему я должен вам верить? Бажанов, придумайте что-нибудь более убедительное.
ВАЖАНОВ. Сегодня английская журналистка Нэнси Астор сказала мне, что хотела бы задать вам всего один вопрос. Когда вождь Сталин перестанет убивать людей? Я сказал, что передам вам этот вопрос. Но сам при этом подумал, как бы ответили вы.
СТАЛИН. И что же вы за меня надумали?
ВАЖАНОВ. Я могу написать этот гипотетический ответ на листке бумаги. А вы напишете ваш ответ.
СТАЛИН. Толковое решение вопроса.
Сталин берет карандаш и пишет на листке бумаги. Паукер дает Важанову листок бумаги и карандаш. Важанов пишет.
Сталин дает свой листок бумаги Львовой.
СТАЛИН. Прочтите.
ЛЬВОВА. Когда в этом отпадет необходимость.
Львова берет листок у Важанова. Читает про себя. Не может скрыть изумления.
СТАЛИН. Вслух!
ЛЬВОВА. Когда в этом не будет необходимости.
Сталин прохаживается туда-сюда. Раскуривает трубку. Усмехается.
СТАЛИН. Вам удалось удивить меня, Важанов. Хотя, как я теперь понимаю, особенно удивляться нечему. Точнее, удивляться надо было раньше. Но я хотел бы закрепить свое впечатление. Скажите, о чем я подумал, когда узнал о террористическом сговоре студентов Горьковского пединститута?
ВАЖАНОВ (не задумываясь). Они собирались выступить во время первомайской демонстрации. Я бы на вашем месте подумал: если военные вздумают устроить путч, они выступят во время первомайского парада, когда вводится в Москву тяжелая техника и большая масса войск.
Поза и мимика Сталина говорят о том, что Важанов попал в точку.
СТАЛИН. Давайте теперь я сам попробую угадать, что у вас сейчас в голове. Напишите. И я напишу.
Важанов быстро пишет. Пишет и Сталин.
СТАЛИН (Львовой). Прочтите сначала мою запись, Наталья.
ЛЬВОВА (читает). А что было бы со мной, если бы я столько лет отработал со Сталиным?
СТАЛИН. А теперь его запись.
ЛЬВОВА. Если бы товарищ Сталин представил себя на моем месте
СТАЛИН (прерывает). Ясно. Все вышли, кроме Важанова.
СТАЛИН. Я понимаю, Важанов, вы расклеились после моего решения насчет Рютина. А если политбюро вынесет решение не подводить его под высшую меру? Скорее всего, так и будет! Что тогда?
ВАЖАНОВ. Все равно впереди неизбежны большие чистки, как вы выражаетесь, отсечения. Я это чувствую, когда залезаю в вашу шкуру. Но я не могу в этом участвовать. Это не по мне, это не для меня. Отпустите меня с богом.
СТАЛИН (с раздражением). С богом, говорите Хорошая формулировка. А что делать с царским фондом?
ВАЖАНОВ. Американцы не пойдут на восстановление дипломатических отнощений просто так. Они будут требовать выплаты долга царской России, хотя именно Россия внесла в тринадцатом году самый большой вклад в создание Федеральной резервной системы США. Что-то около 80 процентов. Это крайней запутанная финансовая коллизия, которую можно разрешить только одним путемнавсегда закрыть глаза на все российские активы за рубежом. Именно этого будет добиваться Рузвельт.