«И зачем она только выбежала из укрытия? Конечно, она переживала за мужа, но и бросать детей тоже не следовало», думал Весельчак, стараясь побыстрее добежать до оврага, хотя и дышал тяжело. Никогда в жизни он так быстро не нёсся, сам удивляясь своей резвости.
А Фирри с Сатием сидели в овраге, тревожась от неизвестности.
Ирель не могла спокойно сидеть с нами, не зная, что происходит, и ушла вслед за папой с грустью произнёс Сатий, увидев Весельчака. И, дав ему немного отдышаться, спросил: Они погибли? Оба?
Взор парня настойчиво просил: «Скажи «нет», но Весельчак не мог обмануть Сатия и потому произнёс:
Скорее всего, да.
Ни слезинки в глазах. Только какая-то неведомая решимость появилась во взоре Сатия.
Их не вернёшь, пробормотал Весельчак и продолжил: Но нам надо выжить. Поэтому мы должны бежать отсюда, и желательнокак можно быстрее.
Бежать? Ну уж нет! Мы останемся здесь и дадим отпор! твердо сказал Сатий и начал чертить палкой на земле руну воина.
Сатий, не дури. Отец хотел, чтобы мы остались живы. Все. Втроём. А ты предлагаешь смерть, сказал Весельчак.
Нет. Я предлагаю жизнь, достойную истинных героев, твёрдо ответил отрок пятнадцати вёсен от роду.
Весельчак проклинал упрямца про себя, но сделать ничего не мог. Он попытался потянуть Сатия за собой. Бесполезно. Парень твёрдо стоял на земле и не желал трусливо бежать.
Сатий, ну что ты делаешь? У нас даже оружия нет, как мы будем им противостоять? тщетно пытался убедить его Весельчак.
Внезапно встрял Фирри:
Мне кажется, Сатий знает, что делает. Не стоит ему сейчас мешать. Я верюмы выживем, упрямо добавил он.
Выживем? Против двух десятков троллеорков, убивших своей злостной магией Эймела? Они просто накинули на него чёрную паутину и разорвали беднягу! сорвался на крик Весельчак, которому в данный момент было совсем не до веселья.
И уж тем более не до хитрости.
Сатий, возможно, и не ведал, что делает, но он следовал велению сердца. Внутри него зажглись решимость и отвага. Он вспомнил слова отца: «Храбрость гораздо важнее всех разумных доводов трусливого ума».
Сердце интуитивно подсказывало мальчику, что необходимо делать.
О, могучий Знич, бог героев и отчаянных, дай нам сил победить врагов и одолеть их тёмную магию! обратился к небу Сатий.
На земле он начертал руну, символизирующую храбрость и решимость идти до конца любой ценой.
Сатий и Фирри почувствовали, что наполняются могучей силой, способной противостоять кому угодно. Два парня ощутили себя настоящими богатырями.
Сатий! Беги! завопил Весельчак, но бесполезно, а главноепоздно.
На вершине оврага уже возникли троллеорки.
И тут Сатий неожиданно быстро взбежал по склонустрелой мелькнул, всего за миг одолев пару десятков метрови ловко выхватил из рук ближайшего врага две палицы. Одну он оставил себе, а вторую сбросил Фирри, чтобы тот смог обороняться. Но другие троллеорки не мешкали, они навалились на Сатия. Весельчака затрясло от ужаса: что будет с главной надеждой мира Алеаннэ, с пока ещё неопытным воином? Он боялся, что троллеорки попросту разорвут его на части, как и Эймела.
Да что же это я! опомнился он, сбрасывая оковы трусости. Весельчак схватил палицу, мимо которой быстро пробежал Фирри, и понёсся что есть мочи вверх по склону. Раз! и он со всего размаху ударил ближайшего троллеорка по уродливой голове, заставив отпрянуть. И тогда Весельчак в изумлении увидел, что Сатий вовсе не погиб.
Парень двигался, как заведённый: увернулся от одного врага, второго, ударил палицей третьего, пнул, сбивая с ног, четвёртого. Но долго такое боевое везение продолжаться не могло: из глубины деревни подоспели маги троллеорков, набрасывая на Сатия чёрную паутину
Весельчак стремился помочь парню, но понимал, что против магии он бессилен. К тому же, вскоре его оглушил ударом по голове один из троллеорков, и мужчина без сознания упал на землю. И тут снизу примчался Фирри; схватив топор у одного из поверженных врагов, он рубанул ближайшего врага, а сам крикнул:
Сатий, нужен свет!
Внутри чёрного кокона, опутанный сокрушительной силой вражеской магии, чуть шевельнулся его друг. Услышав Фирри, Сатий обратился за помощью ко всем светлым богам, чтобы они помогли разорвать паутину и справиться с врагами. Да, он просил Силы у всевышних, но не знал, что именно с этого и начинается путь настоящего магасначала брать и преобразовывать чужую мощь, а затем уже самому интуитивно творить заклинания.
Погибший Эймел гордился бы Сатием: он долго ждал, когда талант Великого проявится в сыне, но всё время не хватало какого-то толчка извне. Но какой страшной ценой давалась магия! Погибли все: отец и, судя по всему, мать; жители деревнидрузья и просто знакомые.
Сатий запретил себе умирать, жадно впитывая солнечный свет. Со стороны Фирри показалось, что лучи, посланные Хорсом, разорвали паутину; но на самом деле это сделал сам юный маг, ещё не осознавая, что становится на первую ступень Силы.
Выскочив из кокона, Сатий, светясь изнутри, перенаправил лучи на врагов, вспомнив сказку, которую рассказывала ему Ирель о том, что солнце обращает троллей в каменные глыбы. Но троллеорки благодаря своей мутации могли спокойно сражаться и при свете дня. Поэтому поначалу казалось, что свечение, шедшее из груди Сатия, ничуть не причиняет им вреда; мало того, один из врагов схватил Фирри, собираясь его раздавить. И тогда Сатий, мысленно обратившись к светлым богам ещё раз, усилил напор и сделал лучи обжигающими.
Троллеорки в ужасе завопили, загораясь один за другим. Тот, что держал Фирри, панически заметался, и парень быстро успел вывернуться, чтобы не загореться самому. Вражеские маги, что прятались за спинами солдат, попытались атаковать Сатия, бросив очередное заклятие: в него полетели три длинных чёрных стрелы. Но яркое сияние не угасало: парню казалось, что у него в груди поселилось солнце, и оно с лёгкостью развеяло вражеское заклинание. А затем яркие лучи сразили и магов, поджигая их.
Фирри потрясённо замер, глядя на то, как Сатию удалось с помощью богов справиться с врагами. Заёмная мощь постепенно уходила: сияние угасало, навсегда оставляя в душе парня тёплый след и воспоминание о том, что он может стать маленьким солнцем! Вот только Сатий мечтал о том, чтобы не губить и уничтожать, а согревать и созидать. И было грустно от того, что последние лучи ему пришлось потратить на то, чтобы поджечь тела погибших жителей деревни. Он шёл по главной улице, оставляя за собой множество погребальных костров; а души погибших возносились ввысь, к богам, благодаря за то, что Сатий не дал врагам использовать их для своей тёмной магии.
Парень растерянно остановился посередине деревни, глядя на кроваво-красное пятно и обрывки одеждывсё, что осталось от его отца. Сатий, не стесняясь, дал наконец волю слезам. Но где тело мамы? Он так и не нашёл его, боясь, что пятноэто не только Эймел, но и Ирель.
Верный Фирри следовал за ним и уговаривал не сильно расстраиваться, но Сатий продолжал громко звать маму. Обойдя всю деревню и вернувшись к Весельчаку (тот с трудом приходил в себя после удара, а на лбу и возле глаз у него красовался огромный синяк), юный маг расстроенно сел на землю.
Проклятая война! Она оставила меня без отца и, похоже, без матери. Что теперь делать?.. спросил Сатий, покачивая головой.
Мне тоже жаль твоих родителей, сказал Фирри. Но слезами их не вернёшь. Теперь нам остаётся только односделать так, чтобы война закончилась, и люди перестали гибнуть.
Весельчак подошёл поближе к двум юношам и произнёс:
Сатий, я должен тебе признаться. Когда твой отец только пришёл в нашу деревню, он искал ту, что предназначена ему судьбой. Знаменитый эльф-вещун Айин предсказал, что его сын станет великим воином и спасёт весь мир от троллеорков. Но твоих отца и мать связывала не только судьба, но и настоящая любовь. Даже я почувствовал искренность их чувств. И растили они тебя тоже с радостью, хотя и знали: рано или поздно придётся расстаться, ведь тебя ждут великие дела. Жаль, что они погибли. Но твоя жизнь ещё впереди. Я предлагаю немедленно отправиться в столицу и рассказать Солнцепоклонному обо всём, что здесь произошло: он должен узнать, что троллеорки пробираются сквозь восточные леса.
Весельчак выдохнул: он не привык говорить так длинно. Сатий задумчиво взглянул на него, утирая слёзы.
Пожалуй, ты прав, сказал он. Мне придётся смириться с тем, что рядом больше нет ни мамы, ни папы. Светлая им память, как и всем погибшим жителям деревни
Все трое постояли минуту, глядя на постепенно угасающий погребальный костёр. Почтив память умерших, Сатий, Фирри и Весельчак двинулись прочь по дороге к столице.
Интерлюдия 1
Могучий воин по имени Арро яростнее всех сражался на заградительной стене. Он бился за себя и за погибшего друга, стремясь отомстить за него. Троллеорки прекрасно понимали, что сильного противника сложно победить в открытом бою, поэтому искали взять его если не измором, то хитростью. Их немногочисленные шаманы и маги обратились за помощью к духу чёрного камня. Ответ пришёл не сразуартефакт, что даровал им силу творить колдовство, был разумен, но ему требовалось время, чтобы помочь своим верным слугам. Поэтому пока что троллеорки надеялись только на своих самых сильных бойцовесли раньше они убивали без разбора, то теперь стремились в первую очередь уничтожить тех, кто больше всех сопротивлялся.
Арро, слева! крикнул сверху один из лучников. Он не мог выстрелить: могучая фигура воина почти полностью закрывала противника.
Боец резко развернулся и увидел, что сбоку от него на стену вскарабкался троллеорк. Арро отточенным и мощным движением ударил врага мечом чуть выше груди. Зеленовато-бурая кровь хлынула из разорванной артерииу троллеорков они располагались не как у людей, а в выемке под шеей. Арро пнул противника, тот пошатнулся и упал вниз.
Спасибо! крикнул воин лучнику.
Враг появился не из ниоткуда: Арро заметил, что тролли подтащили осадную башню, собираясь перебраться с неё на стену. Поэтому он прыгнул на неё, сея ужас и смерть в стане врагов. Ударповержен ближайший орк; разворотмеч оставляет рваную рану на шее тролля; прыжок, перекат и снова удар снизу вверхмеч чертит кровавый след от паха до шеи троллеорка
Воин работал под прикрытием одного из аэровтот наблюдал за ним из бойницы. Аэры всегда отводили и рассеивали вражескую магию, а ещё благодаря их благословениям Арро почти всегда обходился без ран, возвращаясь из подобных вылазок целым и невредимым.
Кто-то из шаманов всё-таки попытался набросить на Арро заклятиевокруг него в воздухе замерцала чёрная паутина, но аэр был настороже. Он применил магию рассеиванияи невесть откуда взявшийся сильный ветер унёс паутину далеко на север.
Бей, справа! крикнул лучник. Стрела пролетела совсем близко и воткнулась в плечо троллю. Арро ткнул его мечом, затем развернулся и пнул, спихивая тролля вниз с осадной башни. Но воин слишком увлёкся битвой, надеясь на себя и аэра, и не ожидал подвоха.
Шаманы и маги в стане троллеорков наконец получили совет от духа чёрного камня. Прикрытые пеленой тьмы, почти не видимые среди освещаемой лишь факелами и звёздами ночи, они начали творить мощное заклятие. Аэр почувствовал вражескую волшбу, но слишком поздномагия уже начала действовать.
Арро так и не понял, что произошло. Только что он отчаянно сражался, пронзая очередного врага, а затем он вдруг ударил себя мечом в грудь. Но Арро отнюдь не умер. Коварная задумка магов троллеорков состояла в том, чтобы не просто убить бойца, но сделать его покорным чужой воле. Заклятие рассеивания аэра запоздало: чёрная магия уже вливалась в тело Арро через его меч. Бойцы троллеорков, повинуясь приказу шаманов, бросили штурм стены, схватили воина и потащили его сначала вглубь вражеского лагеря, а затем и вовсе к чёрному камню в паре лиг от места сражения.
* * *
Тьма. Беспросветная тьма овладела тобою, сильный и могучий воин. Подавленный мною, ты не живёшь, но и не сможешь шагнуть за грань избавительницыпорой блаженной, но страшной для вас смерти.
Ты подчинён более сильной, чем твоя, воле. Знаю, ты не хочешь жить в рабстве, поэтому я дарую тебе свободуты волен делать всё, что пожелаешь.
Слышишь меня, воин? Ты останешься бойцом, ты продолжишь убивать. Можешь, конечно, и не делать этоговедь я наделяю тебя свободной волей. Но разве хоть один воин отказывался от того, чтобы убиватьи чем больше, тем лучше?
Теперь, воин, ты станешь частичкой меня и понесёшь в себе мою Силутак воспользуйся ей тогда, когда захочешь.
Это говорю тебе я, чёрный камень. Камни не говорят? Янечто большее. Яразум, пусть и заточенный внутри огромного валуна. И меня нельзя уничтожить, как и мои частички. Понимаешь, воин? Ты обретаешь бессмертие, тебя никто не сможет убить! Тысовершенно новое существо, избранное мною, чтобы быть свободным и наслаждаться вечностью.
Ты можешь выступать и сражаться на любой сторонена то твоя воля. Но ты останешься частичкой меня навсегда, помни об этом.
Я дарую тебе часть своей Силы, так иди же с ней в мир и смело пользуйсяона безгранична!
* * *
Воин по имени Арро не осознал полностью всего того, что телепатически передал ему дух чёрного камня, но понимал, что стал теперь совершенно новым существом, бесстрашным и почти бессмертным.
Арро превратился в жуткую помесь тролля, орка и человека. Теперь он в ужасе и в то же время с восхищением смотрел на выросшие заострённые клыки, на каменные мышцы рук и ног.
И только где-то в глубине подсознания сидели, как нечто лишнее, ненужное и даже лживое, слова о свободной воле. Но переродившийся Арро ничего не хотел знать о ней, понимая только одно: онсовершенство. И его призваниеубивать во славу чёрного камня, создавшего его. Убивать всех без разбору, но в первую очередьлюдей, потому что они слабы и беззащитны перед ним, а тот, кто не может за себя постоять, недостоин жизни. Так теперь считал Арромонстр с изменившимся сознанием, чудовище и мутант.
Бывший воин, человек, обращаюсь к тебехочешь ли ты оставаться зверем и дальше, вспомнишь ли о свободной воле?
Но он не слышит
Вторая Ступень Силы
Трое путников шли по лесной дороге, и Фирри с восторгом рассказывал Весельчаку о том, как Сатию удалось призвать богов на помощь и сразить врагов. Сам «герой» скромно отмалчивался, по-прежнему с грустью думая обо всех погибших жителях деревни Лесная Земляничка, и в первую очередьо родителях.
Сатий! Ну ты и храбрец! не уставал восторгаться Весельчак. Только вот что за маг такой сильный тебе помог, хотелось бы знать? И куда он скрылся?
Не знаю, я вообще-то думал, что это боги откликнулись на мою просьбу, растерянно ответил Сатий.
Весельчак покачал головой и возразил
Они, конечно, всемогущи, но тут явно поработала и магия.
Да, наверное, ты прав. Пожалуй, я почувствовал это в глубине сердца, тихим голосом признался Сатий.
Что-что? Да, сердце у тебя храброе и доброе, тут ты прав. Но без помощи наверняка не обошлось, продолжал разглагольствовать Весельчак.
Юноша лишь пожал плечами. А мужчина не унимался:
Я так думаю, что могучий чародей вложил в тебя свои Силы. И всё-таки, почему он сам не показался после битвы?
Наверное, ему стало не до нас, и он поспешил на заградительную стену, предположил Фирри.
А вот как нам теперь быть? с грустью в голосе спросил Сатий. Эймел и Ирель погибли. И все другие они тоже умерли, голос мальчика дрогнул при этих словах, по его лицу покатились слёзы.
Все трое постояли некоторое время в задумчивости, стараясь не смотреть в сторону деревни. Затем Весельчак произнёс:
Пойдём, как и планировали, к Хостоку. Доложим о том, что здесь произошло. Солнцепоклонный должен знать, что враги стали хитрее и двинули целый отряд в разведку боем. И хорошо ещё, что эта вылазка окончилась ничем. А ещё я расскажу ему и про неведомого мага.
И они направились к столице, стараясь не оглядываться, хотя сдерживать слёзы всем троим было невмоготу.
* * *
Они усталым шагом двигались по неширокой дороге, проложенной сквозь лес от их деревушки к другим, а от нихк тракту, ведущему к далёкой столице. Пока что путь пролегал через родной лес, окрестности которого хорошо были знакомы двум юношам, часто выбиравшимся на природуконечно, не очень далеко, потому что Эймел строго запрещал всем заходить от деревни дальше, чем на версту. Конечно, для Сатия и Фирри всегда было соблазном нарушить запрет, но страх потеряться во времени пересиливал любопытство. Эймел никогда не объяснял мальчикам, почему время в деревне течёт по-особому, но теперь, после признания Весельчака, многое прояснилось. Сатий понимал, что у всего мира не было возможности ждать, когда он вырастетза восемнадцать лет троллеорки попросту уничтожили бы всех врагов. Но он с трудом осознавал свою «избранность».