Коня!
Солдат подвел ей коня, и она легко взлетела на спину рослого, специально подобранного для их когорты животного.
Глаза юноши, стоявшего на посту, расширились до пределаон никак не мог соотнести, каким же образом произошло чудесное исцеление командира, только что лежавшей бессильно в объятиях товарища, пятная кровью белоснежную шкуру его коня, а сейчас она в полной форме сама сидит ровной стрункой на коне, сжимая его спину длинными сильными ногами.
Гайя присвистнула и вылетела на дорогу в сторону Дубовых ворот.
Префект был готов рвать и метатьтолько что он докладывал прямо в цирке Октавиану о победе над очередной крупной бандой поганцев, как снова неприятностьв руках трех негодяев оказались пятнадцать детишек в возрасте от семи до двенадцати лет и немолодой учитель грамматической школы. Самая обычная квартальная грамматическая школапросторная комната с табуретками, кресло и стол учителя, розги, замоченные в ведре с соленой водой. По стенамросписи, показывающие начертания букв и цифр. В углу ларь с наглядными пособиямикуски красивых минералов, этрускские статуэтки, мешочек с печеньями-буковками.
Шел последний урок, детишки сидели на своих скамейках и мелом на грифельных досках пытались вывести контуры букв, рассматривая лежащее перед ними печенье. Печенье можно было съесть тогда, когда буква будет написана целым рядом одинаковых и ровных символов.
Кто-то шептался, мальчишки норовили дернуть девочек за косички, а старый учитель иногда для острастки грозил ферулой, не пуская ее вход.
И вот тишину урока разорвал мужской голос:
Не двигаться. Если кто-то рыпнется, я оторву ей голову, и в руках у него оказалась самая маленькая и хорошенькая девочка в школе, всеобщая любимица Аврелия.
Кто вы такие? В чем дело? с трудом встал учитель, строго нацелив в незнакомцев свою торчащую точком жидкую белоснежную бороду. Не видите, урок идет!
Он поднял палец вверх, как будто провозглашал о начавшемся таинстве.
И вообще, верните ученицу на место. У нас диктант.
Второй из вошедших сбил старика с ног одиним ударом:
Заткнись.
И, не обращая внимание на тихие всхлипы испуганных, сжавшихся в комочки детей, он перешагнул через стонущего и пытающегося подняться старика, встав так, чтобы ударить коротким мечом каждого, кто попытается войти в дверь. Третий злочинец занял место у единственного окна школьного помещения с луком наизготовку.
Главный поганец, одной рукой удерживая кошечную для своих восьми лет Аврелию, второй схватил ее подружку, светленькую и обычно улыбчивую Цинтию, сейчас с трудом сдерживающуюся от того, чтобы не разрыдаться в голос.
Ты с ней дружишь? он кивнул головой на замершую у него на руке Аврелию.
Цинтия кивнула и набралась храбрости:
Отпусти ее. Пожалуйста.
Отпущу, неожиданно спокойно ответил мужчина. Если ты будешь хорошей девочкой и выполнишь то, что я тебе скажу.
Цинтия закивала и тихо заверила:
Я все сделаю. Только не бей ее.
Бить? Не буду. Просто отрежу ей уши, если ты не вернешься.
Откуда? пролепетала окончательно запуганная малышка, а Аврелия, заплакав заодно с подружкой, невольно прикрыла ладошками уши.
Ты сейчас выходишь на крыльцо и требуешь позвать городскую стражу. Или вигилов. И отдаешь им этот пергамент. А затем возвращаешься. Иначе ты помнишь, я выброшу в окно уши твоей подружки.
Побледневшая девочка с пергаментным свитком в руках на подламывающихся ногах вышла на крыльцо школы, расположившейся в одном из помещений первого этажа большого пятиэтажного жилого дома. Мимо по узкой пешеходной части спешили многочисленные прохожие, а по расположенной гораздо ниже, так, что девочке оказалось бы почти по шею, брели вьючные ослики с своей поклажей, понукаемые мрачными и загорелыми свободными земледельцами и ремесленниками.
Цинтия хорошо знала свою улицуони все жили в нескольких больших, образующих квадраты, домах-инсулах. На первых этажах строений располагались многочисленные лавки и таверны, дымилась ароматным дымком жарящихся в масле глобулей открытая термополия. Дальше располагалась лавка булочника, где Цинтия и ее товарищи покупали перед началом занятий булки себе на обед. Девочка задумалась, стоя с пергаментом в вытянутой руке. Попросить булочника? Он добрый и дает детям самим выбрать булку по вкусукому поподжаристей, кому побледнее, а вот рыжему Авлу нравились булки, случайно расплывшиеся или растрескавшиеся в печи и ставшие от этого похожими на смешные рожицы. Но до булочной пришлось бы идти вдоль фасадов двух домов, и Цинтия испугалась, что за это время злочинец воплотит свою угрозу и действительно отрежет уши Аврелии. Ей стало страшноона не могла себе представить, как оно будети только подумала, что Аврелии тогда будет трудно убирать с лица пушистые темные волосы, никак не желающие заплетаться в ровные тугие косы.
Девочка, ты потерялась? обратился к ней молодой мужчина с кожаным ведром в руке и висящим на поясе небольшим топором. Рядом с ним стояли еще трое, тоже молодых и рослых, тоже с ведрами, а грудь одного из них была опоясана наискосок мотком очень толстой веревки. Все трое, в отличие от трех злочинцев, захвативших школу, улыбались девочке искренними открытыми улыбками. И она решиласьотдала пергамент и рассказала, как сумела, а парни, присев на корточки и придерживая ее со всех сторон, подбадривали и уточняли. Цинтия не боялась их совершенно и даже начала успокаиваться, но вспомнила про Аврелию и заторопила их:
Может, вы спасете Аврелию?
Парни переглянулись:
Рискнем? Подумаешь, три пьяных придурка?
Нет, опасно, остановил товарища тот, кто первым заметил Цинтию. И не нам опасно, а детям. Кто знает, что этим мерзавцам в голову взбредет? Даже если одного ребенка покалечат, мы ж себе не простим.
Тогда надо урбанариев срочно. Два наряда если соберемся, то уж шесть-семь человек смогут сделать. Да и мечи у них.
А у нас топоры!
А там дети, отрезал старший из вигилов. Беги, Хильдебад, ищи урбанариев. А ты, девочка, остаешься с нами. Сейчас придут солдаты. И мы вместе что-то придумаем.
Самый молодой и самый молчаливый, такой же светловолосый, как и сама Цинтия, вигил сорвался с места и исчез в переулке.
Старший обернулся ко второму товарищу:
А ты давай, найди кого, кто прочитать сможет.
Нет, дяденька забилась в сильных, но осторожных руках старшего вигила девочка, заливаясь слезами, поняв, что ее не собираются отпустить назад. Отпусти! Уши
Идем вместе, он подхватил ее на руки и отправился к крыльцу школы.
Не успел он подняться на ступеньку, как к его ногам упала стрела, взбив пыль.
Не приближайся. Тебе что велено было? Читал? раздался раздраженный и взвинченый мужской голос из помещения школы.
Не валяй дурака, вигил быстро опустил девочку и загнал себе за спину. Дети тут при чем?
Читал? голос злочинца стал еще более жестким и раздраженным.
Не умею, честно крикнул вигил и коротко рассмеялся. Я в школу не ходил. А вот тебя что туда принесло?
Посмейся
А что, плакать? Я коз пас в Македонии, вигил стоял нарочито спокойно, сложив руки на груди. После в гладиаторы попал. Оттуда в вигилы. И я теперь свободный человек и тушу пожары. А ты что тут затеял?
Вигил нарочно тянул время, поняв, что невидимый ему, прикрывающийся дверным проемом мужчина не пьян и не настроен шутить.
В конце улицы загрохали кальцеи и доспехи урбанариев.
Декурион Плавт. Что случилось?
Вигил, привыкший довольно часто на крупных пожарах работать бок о бок с урбанариями, отсекающими толпу зевак от места, куда рушатся горящие головни, спокойно и ясно изложил ситуацию.
Тут мы можем только запросить дополнительные наряды и постараться убрать лишних зрителей от такого зрелища, рассудил старший наряда урбанариев. Говоришь, лук у него? Мы же не знаем, сколько стрел. Если пару колчанов, то он может просто методично расстреливать всех, кто мимо проходит.
А у вас никто не может его пристрелить? поинтересовался молодой белокурый вигил, которого товарищи называли Хильдебадом. Парень был явно германского происхождения, в отличие от третьего вигила, в котором чувствовалась кровь кочевых племен Северной Африки. Их старший, худощавый и черноглазый македонец, посмотрел на не в меру инициативного товарища неодобрительно, и тот осекся, но Плавт ответил ему совершенно спокойно, как равному:
Можем. Хотя вообще-то, мы днем без луков патрулируем. Но стрелять-то умеем. Можем и баллисту вызвать. Вообще одиним камнем разнести все помещение. Но там дети. Куда уж туда стрелять?
Прочитали? спросил вигил-македонец у подбежавшего к ним своего темнокожего подчиненного со свитком пергамента в руках.
Белки расширенных от ужаса глаз парня стали действительно стали похожи на куриные яйца по размеру, резко выделяясь на фоне блестящей очень смуглой кожи:
Да, в меняльной лавке. Там такое!
В какой лавке? резко и коротко уточнил Плавт, и, получив ответ, тут же направил туда своего бойца с просьбой не давать меняле ни с кем сейчас общаться и выходить из лавки.
Услыхав содержание записки, переданной поганцами, Плавт стал еще жестче:
Все, никаких своих попыток. Это не забавы подвыпивших бездельников и даже не попытки свести счеты с этим литтерио. Я отправляю вестового за спекулаториями, это по их части.
А мы?
В оцепление. За своими я тоже послал.
Наших надо еще? уточнил македонец.
Вы полностью готовы тушить пожар, если инсула загорится?
Нет. Только мелкое возгорание, мы же патруль, а не команда пожаротушения. Ведрами много не натаскаешь, надо тогда вызывать сифонариев, аквариев. И ункариев для растаскивания горящих обломков. Мы можем только как фалькарии поработать, топоры есть. Ну и людей выводить и по веревке тоже спускать.
Плавт кивнул головой:
Вызывайте расчет. Но предупредите, чтоб без ваших этих дудок, без грохота и крика. Прибыли, встали тихо и ждите распоряжений.
Постепенно улица стала пустетьэто урбанарии перекрыли ее так на подступах, так, чтобы зайти на нее уже не мог никто. Вдали слышались пререкания недовольных жителей, возвращающихся после работы, а некоторые и с представления в цирке.
Вы что, с ума сошли? Мне пройти надо! доказывала стоящему в оцеплении невозмутимомму урбанарию крупная, разбитная молодая женщина с распущенными по плечам светлыми волосами.
Пройдешь.
Так дай я и пройду. Я ж об этом и говорю!
Своевременно. Разрешат пройти, пройдешь.
Вы что, издеваетесь?!
Выполняю распоряжение.
Да мне сейчас надо! Дубина ты, пропусти!
Но урбанарий стоял с ничего не выражающим лицом, хотя по глазам мужчины можно было прочитать все его чувства, в том числе и затаенную боль оттого, что снова население сочло их лишней помехой в своей жизни
Еще больше недовольства выслушали урбанарии, которым пришлось обойти многочисленные комнаты всех четырех жилых этажей этой злосчастной инсулы с просьбой покинуть помещения на некоторое время. Людей понять тоже можно былокто-то спал, кто-то готовил скудный ужин на небольшой угольной жаровне, кипятил аутепсу, да и мало ли у людей занятий дома в предвечерний час. И, конечно, они возмущались, задавали кучу вопросов, кричали, захлопывали двери перед носом солдатсловом, то, что должно было бы для их же безопасности произойти быстро и тихо, заняло много времени.
Префект спекулаториев, явившихся на улицу Шорников в считанные мгновенияровно столько, чтобы добежать к ним вестовому и галопом прилететь им самим, первым делом поинтересовался, где же несчастный ребенок. Когда оказалось, что Цинтия все это время так и была на руках у самого молодого из вигилов, которого старший наряда занял столь важным поручением во избежание неожиданного геройства. Девочка не плакала, внимательно разглядывая пожарное снаряжение, которое ей начал показывать Хильдебад, чтобы хоть как-то отвлечь ребенка.
Все они находились на безопасном расстоянии от окна и двери школы и могли быть уверены, что не получат случайную стрелу. Но вот в безопасности остальных детей уверен не был никтотем более, что донесшиеся с улицы крики возмущенных жильцов, сопровождаемых измученными урбанариями, достигли ушей засевших в школе негодяев.
Эй, вы там думаете мне сопливку возвращать? Или хотите уши всех остальных?
Что ты хочешь? громко и спокойно поинтересовался префект, стоя посреди пустой улицы напротив оконного проема.
Ты тоже неграмотный? поинтересовался злочинец.
Почему же? Грамотный. Прочитал. И, прости, не понял. Все в кучу. И, кстати, Сенат не препятствует деятельности храмов Исиды. Этими вопросами занимается Верховный понтифик.
Не умничай! Давай девчонку. Смотри, что мы будем делать!
В школе раздался детский многолосый плач, и на довольно высоком подоконнике окна школы появилась маленькая детская фигурка Сзади за ребенком виднелся смутный силуэт взрослого мужчины.
За ребенком прячешься? все так же спокойным усталым голосом поинтересовался префект.
А ты прячешься за доспехами и своими солдатами! Учти, начнете стрелять, попадете в пацаненка.
Хорошо. Я прикажу солдатам отойти. И, если тебе так приятнее, могу и доспехи снять, и он недрогнувшей рукой снял шлем, передал его в руки подбежавшему контуберналу, отстегнул застежки доспеха, и остался в одной тунике.
Секст Фонтей совершенно не боялся получить стрелуничего нового не произошло бы, а если насмертьто он уже об этом бы не узнал. Он стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину, и слегка прищуренными глазами рассматривал здание, возвышающееся перед ним. В его голове постепенно складывалось представление, как и куда должны пойти спекулатории, чтобы проникнуть в здание и постараться сразу обезопассить детей. И вот с детьми у него картинка не складываласьведь не ясно, где они там? Собрали ли их в кучку посреди комнаты? Или они так и сидят на своих табуреточках? Фонтей понял, что ему сейчас необыкновенно остро не хватает живого ума Гайи.
Даже Марс, Дарий и другие ребята, готовящиеся сейчас к штурму, были умелыми и отважными воинами, но предусмотреть все так, как могла это сделать Гайя, им было не под силу.
И, словно боги услышали его мыслидробный стук копыт, несколько негромких фраз у линии оцепления, и вот:
Разрешие приступить к выполнению служебных обязанностей?
Центурион? он удивился и обрадовался одновременно, потому что видел из императорской ложи, как она поливала арену кровью, и даже не стал наказывать Марса за проявленное нетерпение и этот прыжок на арену, ставший предметом обсуждения всего города. Нужна. Давай введу в курс дела. Сама-то как?
Нормально. Так что у нас тут?
Гайя! подскочил к ней Марс, с уже закрытым лицом, и из-за этого его серые глаза казались еще выразительнее, потому что не было видно остальных черт лица.
Да, центурион. Слушаю тебя, она холодно поприветствовала его так, как будто они и не были знакомы, а так, встретились случайно два офицера на серьезном задании.
Милая, как ты? Врач отпустил тебя сюда?!
В чем дело? Здесь захвачены дети. При чем тут посторонние вопросы. И у нас что, врач командует когортой спекулаториев? Я что-то пропустила, пока прыгала на арене?
Марс понял сразу, что она на него ужасно злится. И даже догадывался, почемуи этот его порыв чувств с изъявлением ей своей любви на глазах у всего города, да и угораздило же его отвезти ее к этому сухарю Кезону, умеющему лечить кашель и ноющую поясницу, но пугающемуся при виде кровоточащих ран. «Наверняка он ей таки что-то вякнул. Про место женщины в римском обществе», с досадой подумал Марс, понимая, что здесь и сейчас объясняться с Гайей невозможно, и лучше оставить все как есть до лучших времен. Если они оба доживут до конца операции.
Она едва успела вникнуть в суть присходящего, как снова раздался крик поганца:
Вы все там что, заснули? Сейчас начну детей по кускам выбрасывать, они уже надоели. Ноют, зассали тут все, он встряхнул стоящего на подоконнике мальчика так, что ребенок зашелся в истерическом крике.
Но тут произошло нечтно невероятноемелькнула в окне еще одна мелкая тень, раздался тонкий, но тверый голосок:
Не смей! Не трогай моего друга!
Гайя и префект с замиранием сердца успели разглядеть, как маленький мальчик попытался ударить поганца то ли кодикиллусом, то ли частью сломанной школьной табуретки, но был безжалостно отброшен резким ударом руки. До них донесся сдавленный стон.
Так, Гайя поправила меч. Пора. Иначе начнем терять заложников.
Префект прикрыл глаза в знак согласия, давая ей полную свободу действий.