Гайя выслушала его до конца, что-то переспросила, подумала несколько мгновений:
Оба вы великие путаники. А самой простой мысли ты не допустил, что она тебя вылечила? Да мало ли что какой выживший из ума старик сказал мальчишке? Годы прошли. И, прости уж за откровенность, ты все то время, что я тебя знаю, хорошо тренировался и этим местом тоже.
Таранис взглянул на нее ошеломленнок воинской доблести ее он привык, но вот услышать такие мужские откровенные шутки не ожидал.
Да ты в чем-то и права. В святилище мы принимали женщин раз в год, в день весеннего равноденствия.
Вот и ответ. Открою тайну, что и женщина не всегда готова забеременеть. А римлянки, которые покупали твои свидания в лудусе, вообще предохраняются. Кстати, в состав входит крокодилий помет. Древний египетский рецепт.
Гайя! татуировка на бледнеющем и краснеющем на глазах лице Тараниса полыхала всеми оттенками черно-синего. Мерзость какая Какашки крокодила. Бр. Погоди! А ты откуда знаешь?!
Дружище, ты бы покрутился бы во дворце среди этих куриц откормленных! Не то бы узнал! Ладно, все, мне пора.
К курицам за новыми познаниями? он уже улыбался, и это было неплохо.
И за этим тоже. Рениту береги. И выброси глупые мысли из головы. Ренита никогда не хотела ребенка просто ради ребенка. А то давно бы родила бы в лудусе. Там что, ты один такой красивый был? А она там намного дольше просидела. Так что твой ребенок у нее в животе, не сомневайся.
Гайя была совершенно выжата и обессилена всеми разговорамии трудными, как с Таранисом, но доставляющими радость хотя бы тем, что общаешься с другом, и не менее тяжелым, но еще и неприятным общением с главарями наемников, которых они захватили ночью. Но это состояние полного опустошения радовало девушкуне оставалось сил чувствовать боль от того, что происходило сейчас с Марсом.
* * *
Гайя слегка припоздала к началу праздничного вечера во дворце, посвященного все еще продолжающимся играм Аполлона, и прошла через атриум, уже заполненный гостями до отказа. Но даже сквозь головную боль и полусонный туман в голове она услышала, как при ее появлении стихли разговоры, а все лица повернулись в ее сторону. Она не видела их чертвсе плыло перед глазами от усталости и отвращения, и она только ловила эти липкие взгляды и осторожный шепот:
Смотрите, смотрите, какая бледная
А что ты хотела? Император мужчина в самом соку, а сложен точно как Аполлон.
А она ему подошла точно в любовницы. А что? Красивая, рослая. Да и выносливая, раз в армии служила.
Интересно, чем он ее наградит за ночь утех? Вон как вчера бежал следом, когда ее домой отправил Ну так ей сегодня и притворяться не надо, что голова болит.
Гайя слышала все это и даже не хотела никак реагироватьона и без них прекрасно знала, что Октавиан покинул празднество, как только начали свое выступление гладиаторы и флейтистки. Воспитанный Юлием Цезарем, Октавиан питал отвращение к подобным развлечениям, но вынужден был идти на поводу своих подданных, чтобы держать их возле себя.
От нее не укрылось и то, на что именно смотрели все в атриуме все за мгновение до ее прибытияу изящного жертвенника, заваленного свежими лепестками ярко-алой троянды, стояла пара. Высокий, статный темноволосый мужчина в форме преторианской гвардии, но без шлема, а рядом с нимизящная, миниатюрная женщина с милым улыбчивым лицом и мягкими каштановыми локонами, собранными на затылке жемчужной диадемой и ниспадающими крупными подвитыми кольцами до самой талии. И Гайя была даже рада, что все отвернулись оттуда, и пусть лучше говорят гадости про нее, чем восхваляют удачный выбор Марса.
Она прошла к фонтану и опустила туда кончики пальцев, чтобы их свело от студеной водопроводной воды и хоть немного заглушило боль, которую ей причиняли слова за спиной. Про нее уже забылиили не хотели болтать языками про императора, что было неизбежно, раз уж взялись обсуждать пикантные истории трибуна Флавии, обласканной императором всеми способами. И все снова обернулись к Марсу и Луцилле:
Достойный выбор достойного воина! Она такая красавица!
А за их спинами и в отдалении шептали:
Да и он ничего, если только под туникой не изрублен.
Изрублен! И это самое место.
Да?!
Отрублено, как есть! Гладко, как бочок амфоры!
Постой, а ты-то откуда знаешь, почтенный Клавдий?!
Да при чем тут Клавдий! Ты лучше скажи, а как он управляется? Луцилла не из тех, кто свое упустит!
А он языком!
Зато вслух звучали поздравления и вопросы о том, когда назначена свадьба. Марс слушал вполуха, увидев, как наконец-то появилась в атриуме Гайя, о которой он уже начал волноваться так, что даже тихо поинтересовался у стоявших на посту ребят, которые так же незаметно, одними губами ответили, что до обеда точно была в лагере, а дальше они в караул сюда ушли.
Марс слышал то, что говорили в залеи верил, и не верил. Ночь она провела, командуя операцией по зачистке виллы, а если ребята не обманывают и не прикрываю ее, то день в лагере. Но оставалось же и время от обеда до ужина Но он знал, как отдается Гайя тренировкам и службе, и если она оставалась в лагерь, то сил у нее могло после хватить только на ванну, а где уж там принимать императора Его мозг был готов взорваться, и только билась в голове одна фраза, услышанная им от кого-то при появлении Гайи, и осознанная им, прочувствованная до мелочей: «Императорам не отказывают».
Он ловил взглядом ее глазахотел хотя бы взглядом попытаться передать свою любовь и сочувствие. Но его вниманием настойчиво пыталась завладеть немолодая параоба улыбчивые, полные, в белых одеждах, украшенные неимоверным количеством золота так, что марс подумал, что им и нельзя быть не такими дородными. Иначе просто рухнут под тяжестью навешанных украшений.
Доблестный старший центурион! Марс! женщина протянула к нему пухлые, белые, ухоженные руки, на каждом пальце которых красовались крупные кольца хорошей работы. Милый мальчик! Мы ведь знали еще и твоего отца! Ну весь в него! Ах, ты, лапочка какой вырос! И девочку себе какую хорошенькую сумел найти! Давай, женись скорее, пока она не убежала! Да, милая моя Луцилла? Ты же у нас проворная?
Толстуха заморочила ему голову своей болтовней и сверканием золота, и он вежливо отрешенно кивнул в ответ на очередной всплеск ее поздравлений в приближающейся свадьбой.
Гайя слышала радостные визги толстухи, активно призывающей всех собравшихся разделить ее восторгии словно снова тот нож под лопатку. Но на этот раз лезвие прошло таки через сердце.
Она не упалатолько побледнела окончательно, отчего каждый штрих умело положенной краски стал отчетливым, как на тонкой и яркой фреске, сделанной по белоснежной штукатурке.
Он вздрогнул, поняв, что и Гайя услышала эти слова о свадьбе, которые и он-то пропустил мимо ушей, наблюдая, как ее приобнимает за плечи император.
Гайя негромко ответила Октавиану, который подошел к ней вроде бы с вопросом о самочувствии, а затем, приобняв за плечи, вполне деловым тоном поинтересовался, что именно вчера удалось выяснить:
Я хочу знать все, раз уж я по сути выполнял тут твои приказы, трибун Флавия.
Она вскинула на него глаза:
Я никогда не посмела бы отдать приказание светлейшему августу. Мой долг служить императору и Риму до последнего вздоха.
Знаю, трибун. Потому и согласился помочь тебе. В конце концов, все, что ваша когорта тут делает, она делает во славу Рима. Хотя, признаться, методы у вас жесткие. Даже для меня.
Гайя кратко пересказала Октавиану самое важное, что успели они вчера узнать, и он вздохнул с заметным облегчением.
Но вот она обернулась, поправляя сползшую с плеча шаль, и в этот момент и услышала поздравления толстухи, желающей Марсу и Луцилле отпраздновать свадьбу поскорее и повеселее, и непременно с гладиаторскими боями.
Она отсалютовала императору, получила от него разрешение идтии пересекла зал стремительными шагами, окруженная облаком ярко-голубых одежд. Она даже не стала проходить атриум насквозьне могла снова вынести эти взгляды и шепот в спину.
Гайя выскользнула в портик, обрамленный широкой балюстрадой с перилами, глянула вниздворец стоял на холме, и здесь был перепад высоты. Поэтому задний портик был выше по уровню, чем вход в атриум, да и вела же в атриум широкая и лестница в несколько пролетов, поднимающихся на холм террасами. Гайя легко вскочила на парапет, оглянуласьи спрыгнула вниз. Последнее, что она услышалавыдох зала и чей-то высокий, протяжный женский истерический визг, напоминающий крик подстреленного зайца.
Она легко спружинила на мягкой траве, расправила подол взметнувшегося ветром паллия во время ее прыжка. Она знала, что здесь стоят кони дежурного караулана случай. Если придется посылать вестового в лагерь за подмогой. Она свистнулаи умное животное предстало перед ней, готовое скакать в преторианскую когорту.
Гайя взлетела на спину коня и подхватила поводья. Ребята, стоявшие на подъездных путях ко дворцу, беспрепятственно выпустили еераз трибуну Флавии надо схватить служебного коня и куда-то мчаться на нем прямо в развевающихся женских одеждах, значит, дело достаточно серьезное.
Марс обомлелон видел голубую птицу, вспорхнувшую на парапет, видел, как спрыгивает вниз Гайя, и испугался не за ее приземление. Он знал, что на учениях они всей когортой не раз пробежали по всем ходам и выходам, и если Гайя решила прыгнуть вниз, значит, уверена, то не попадет на отвесные камни. К тому же Марс не раз видел, насколько владеет Гайя своим телом и совершенно не боится высоты, приземляясь, словно кошка, всегда на ноги.
Страшно ему стало другоечто он потеряет сейчас Гайю навсегда. Полгода назад именно так, по злому стечению рока и произошлослухи о свадьбе, выезд, из-за которого они не сумели толком поговорить, а утром то мрачное построение, окровавленный наруч гайин в руках неразговорчивого, мрачного спекулатория Волка, о котором в когорте и то ничего толком не знали, даже имя
Марс выпустил из рук узкую, маленькую и теплую ладошку Луциллыи впервые в жизни нарушил приказ, провалил задание.
Он пронесся через атриум, проскакал по ступенькам, рискуя свалиться и сломать ногу в тонких, не предназначенных для подобных упражнений эпадиматах, которые надел вместо тяжелых форменных кальцей, собираясь возлежать на пиршественном ложе триклиния.
Коня. Срочно, выдохнул он стоящему на посту преторианцу, и вот уже он несется по ночным улицам Рима, прислушиваясь к затихающему вдали стуку копыт и молясь всем богам, чтобы это оказался именно конь Гайи.
Патруль урбанариев, мимо которого на бешеной скорости на хорошо узнаваемых белых конях преторианской гвардии промчалась сначала трибун Флавия, причем не в форме, а в нарядном палии и с развевающимися на ветру волосами, а следом еще какой-то их офицер, причем в парадной формесначала обомлели, не зная, следует ли их останавливать и напоминать указ Юлия Цезаря, запрещающий такое быстрое передвижение всадников в пределах городских стен. А после быстро сообразили, что это не к добру все, и объявили повышенную боевую готовностьне будут же старшие офицеры спекулаториев носиться просто так на служебных конях.
Он влетел следом за ней во двор, и Гайя, увидев его, крикнула:
Оставь меня в покое! И возвращайся к своей очередной невесте. Хватит! Сколько можно одно и то же, - она соскочила с коня и метнулась в дом.
Марс одним прыжком оказался на крыльце, слетев туда прямо с коняон боялся, что если она захлопнет дверь и закроет ее на засов, ему придется лезть на крышу и спрыгивать в имплювий через отверстие в крыше атриума над этим плоским декоративным бассейном.
Он успел влететь в дверь следом за Гайейсказался отточенный навык спекулатория, и она даже не успела прищемить его тяжелой окованной дубовой дверью.
Она, услышав его дыхание и поступь, резко развернулась, неуловимым движением выхватив откуда-то из складок столы боевой нож:
Убирайся, ее глаза полыхали обжигающей яростью, когда она приставила нож к его груди над верхним краем доспехов, направив кончик лезвия вниз.
А если нет?
Убью, тихо и твердо сказала Гайя, не разжимая белых губ.
Убивай. Лучше смерть, чем жизнь без тебя.
Она таки растерялась на миг, потому что в его голосе не было ни ярости, ни страха, ни вызоватолько тихая боль и отчаяние. И Марс поймал этот момент ее замешательстваон прижал ее к стене, схватив за обе руки, и даже забыв, что ее левое запястье неминуемо полыхнет болью, заставил уронить нож на пол и отбросил его на всякий случай в имплювий.
Гайя рванулась, снова крикнула:
Убирайся! Я не могу больше. И не хочу больше тебя видеть, слышать
Но Марс уже распял ее на стене и поцеловалотчаянно, страстно и жадно, как будто дышит только ей, живет только ей, а потом оторвался и сказал прерывистым голосом:
Никто, кроме тебя мне не нужен! и замер на миг глаза-в-глаза, а потом снова поцеловал, потому что увидел в ее глазах недоверие и буквально простонал. Гайя!
Он простонал так, как будто она все же успела ударить его ножом, и еще более отчаянно поцеловал ее прямо в сжатые губы, настойчиво и жарко, все крепче прижимаясь к ней.
И Гайя, спеленатая по рукам и ногам его объятиями, прижатая к двери собственной спальнипротив воли сдалась его настойчивости и жару, ответила на поцелуй сначала неуверенно, но Марсу и этого было достаточно, чтобы вновь обрести жизнь. Его руки скользнули по ее плечам, сжали талию, а затем пробежались под одежду и коснулись кожи, а он все ее целовал то страстно, то нежно и уговаривающе, все больше теряя голову от ее близости, нежности ее кожи.
И тут свершилось невозможноеему удалось пробудить в ней убитые им же чувства, Марс поймал губами ее стон и пропал окончательно. Он не смог себя уже сдерживать, потому что понимал, что сейчас он целует и обнимает Гайю или крайний раз в своей жизни, или она останется с ним навсегда. Он сорвал и сбросил к ногам ее паллий, вцепился пальцами в ее столутонкая ткань не выдержала и распалась, обнажая ее грудь, едва прикрытую узким строфосом из той же материи, а он стал покрывать поцелуями ее шею и плечи.
Гайя чувствовала, что теряет связь с миром и что она может только цепляться за него, ошеломленная его страстьюне в силах больше сказать ему «нет» и желая с каждой секундой все сильнее большего.
И Марс понял, что почти победили дал ей то, к чему они оба стремились. Он ворвался в нее так решительно, что сам был ошеломлен той легкостью, с которой смог проникнуть в ее узкое лоно. Гайя отчаянно вцепилась руками в его плечи, прикрытые наплечниками доспехов, подавая свое тело вперед, к прильнувшему к ней Марсу, так и не сумевшему в суете снять панцирь, и ошеломленно распахнула глаза.
Она даже не почувствовала, как его фалеры врезаются ей в обнаженную грудь, и полностью отдалась своим инстинктам, и взгляд у обоих был ошеломленный, удивленный, пораженный. Марс, с трудом переведя дыхание, подхватил ее на руки, ногой распахнул дверь и, не обращая внимание на робко высунувшего нос и тут же спрятавшегося управляющего, прошествовал со своей драгоценной ношей в спальню, положил ее на кровать, все еще обессиленную и окутанную обрывками голубого тумана, в который превратился ее наряд.
Марс теперь, удовлетворив первую отчаянную страсть, любил ее медленно и нежно, скользил губами по ее коже, обводил кончиками пальцев драконов, а затем повторял их путь губами, заставляя ее стонать и плавиться от наслаждения. Он только под утро разглядел, что на ее безупречно мраморной коже действительно нарисованы драконы и они не привиделись ему в пылу страсти.
Гайя только под утро уснула в его объятьях, и он просто смотрел, как она спит, доверчиво прижавшись к немуи боялся уснуть. Он не знал, правда ли то, что сейчас произошло, или это как раз и есть сон, и стоит ему опустить голову на подушку рядом с нейи сон закончится.
Едва утренние лучи согрели спальню, Марс встрепенулся и снова залюбовался девушкой, невесомо лежащей на его плече. Он уже давно перестал чувствовать руку, и лишь осторожно пошевелил пальцами, боясь разбудить Гайю. Гелиос оказался смелее какого-то старшего центуриона, и решительно коснулся своими лучами ее губ, щек, век, высокого лба. Гайя во сне слегка сморщила нос, разбуженная солнечными лучами и дрогнула ресницами. Марс, с трепетом наблюдавший за движениями солнечного луча и завидуя емуведь он касался ее губ, таких розовых, выпуклых, четко очерченных, к тому же слегка приоткрытых, что сводило его с ума, не выдержал, когда кончик ее язычка как-то совсем по-кошачьи показался и коснулся нижней губы. И он прижался к этим губам, на которые смотрел несколько часов
Он снова ласкал ее, выцеловывал контуры рисунков на ее теле, рассматривая их уже при ярком светеночью, когда они шевелились в такт движениям ее мускулистого тела, зрелище перед глазами Марса стояло настолько фантастическое, что он даже решил, что все это продолжение того сна на триреме, где Аид в подземном царстве посредине поля, заросшего белыми восковыми цветками, объявил ее невестой. Невестой его и Кэмаи только ради них обоих отказался от желания оставить Гайю себе, чтобы она заменяла Персефону, когда та возвращается ненадолго к матери на землю.