Раколина обдало потом, он вытащил платок и крепко вытер шею.
Снимайте пиджак, Федор Степаныч, сказал Цыганков. Не стесняйтесь.
Спасибо, сказал Раколин. Ничего.
Да-а проговорил Цыганков, барабаня пальцами по столу. Годы идут Когда мы с вами виделись в сорок третьем, не так ли?
Ага, сказал Раколин. Действительно, тот подполковник был у них в сорок третьем.
«Неловкость какая!» подумал Цыганков.
Что же вам понравилось в рассказе? спросил он.
По правде написано, сказал Раколин. Все как было. И про бои, и про бомбежку, и про старшину, и как в разведку ходили Только я, когда того «языка» взял, на себе его не тащил. Они ж там здоровенные были, разве такого потащишь? Я его приаккуратил по голове разок, а потом связал его же собственной сбруей и повел. Они, когда автомат спиной чувствуют, очень смирные делаются, прямо ручные.
Так-так сказал Цыганков. Это очень существенная деталь. Только, знаете, Федор Степаныч, я ведь Свечникова не с вас писал.
Оба испытали немалое облегчение. Федор Степаныч, помимо воли, даже улыбнулся и протянул руку к портсигару.
Курите, курите, сказал Цыганков, зажигая спичку. Вы только поймите меня правильно, продолжал он, истолковав улыбку по-своему. Это, так сказать, собирательный образ, объединивший мои впечатления о многих людях. Так что и ваша доля в Свечникове есть, и вы можете по праву считать себя одним из героев моей книги.
«Заливает подумал Федор Степанович. Не был он ведь у нас. Как же это все-таки получается? Вот притча»
Тем временем Цыганков встал и, приотворив дверь в столовую, сказал:
Ты бы, Машенька, дала чего-нибудь подкрепиться, а?
Заранее было условлено не делать ничего такого, что могло бы помешать непринужденной беседе; Мария Макаровна внесла в кабинет поднос, на котором стояли графинчик, две рюмки и тарелка с бутербродами.
Ну вот и отлично, сказал Цыганков. Знакомься, Машенька.
Раколин, сказал Федор Степанович.
Я уже вас знаю, сказала Мария Макаровна щурясь. По книге и по рассказам Дмитрия Иваныча. Ну, не буду вам мешать.
Через полчаса Цыганков сидел без пиджака, а Федор Степанович все еще вытирал шею платком. Пил он мало, хотя ему и хотелось выпить. «Неудобно, думал он. Вот влип в историю»
Цыганков сделал вид, что ничего не произошло, сыпал фронтовыми воспоминаниями, говорил ему «Федя» и под конец так очаровал его, что тот тоже снял пиджак, выпил еще рюмку и сказал:
А помните, Дмитрий Иваныч, под Белгородом, когда он танки пустил и «фердинандов» штук сто, а наша артиллерия ка-ак даст!..
Да-да, я как раз тогда об одном наводчике писал, не помню фамилии, Савичев, что ли, вот парень, шесть танков за день подбил!..
Это что, вот у нас в полку один пэтээровец был, ну прямо колдун. Как приложится, так и готово. Вот давал!
Да-а протянул Цыганков. Было времечко Вы, Федя, где войну закончили?
В Берлине.
Не довелось мне там побывать, сказал Цыганков. Меня как раз тогда на север командировали.
А я на рейхстаге расписался, сказал Федя.
А когда демобилизовались? спросил Цыганков.
В сорок восьмом.
И сразу на завод? Цыганков заприметил, что ноздри у Феди причернены, как это бывает у слесарей, и в пальцы тоже въелась синеватая пыль.
Нет, сказал Федя. На завод я не пошел.
Учитесь?
Нет, работаю, сказал Федя. В мастерской одной. «Металлобытремонт».
Что же вы там делаете? спросил Цыганков, наполняя рюмки.
Что придется. Кастрюли паяем, мясорубки, ключи делаем, замок кому починить.
Ну и как? спросил Цыганков упавшим голосом.
Ничего, жить можно. Рублей восемьсот выгоняю, иногда тысячу, зависимо от выполнения плана.
Да-а проговорил Цыганков. А чего на завод не пошли?
Да уж так получилось, неохотно проговорил Федя. Он помолчал и добавил: Разряд у меня малый, я на войну с четвертым ушел, а теперь каждый ремесленник, два вершка от горшка, пятый имеет или шестой.
Что ж, можно было подучиться, сказал Цыганков.
Я сам с двадцатого года рождения, сказал Федя. Посчитайте
Учиться, друг мой, никогда не поздно, сказал Цыганков. Ему вдруг сделалось скучно и он натянул пиджак.
Федя дожевал бутерброд и сказал:
Ну, извините. Пойду.
Посидите, сказал Цыганков.
Нет, пойду сказал Федя. Пока домой доберусь
Он встал и тоже надел пиджак. Цыганков подошел к книжным полкам.
Я вам, Федя, книжку хотел дать на память, да вот нет ни одной в запасе, все раздарил. Вы знаете, у меня второе издание выходит, на днях должен получить авторские Может, зайдете?
Спасибо, сказал Федя. Зайду.
2
После ухода Феди Цыганков лежал на диване и курил. В пепельнице собралась горка окурков. Мария Макаровна вошла в кабинет и, став коленом на стол, открыла форточку.
Лежишь?
Нет, ты подумай, проговорил он. Кастрюли, чайники
Без кастрюль тоже плохо, вздохнула Мария Макаровна.
Полная грудь орденов, сказал Цыганков. Три планки по четыре штуки, я нарочно сосчитал.
Там, наверное, больше половины медалей, сказала Мария Макаровна, вытряхивая из пепельницы окурки. Когда он придет, я попрошу его починить замок на черном ходу.
Попробуй только!
Все-таки писатели странные люди, сказала Мария Макаровна. Для тебя этот парень, должно быть, уже не просто Федя или как там его, а бог знает что тип, что ли?
Да нет, какой там тип, поморщился Цыганков. Просто я себя преглупо чувствую. Знаешь, бывает так поднимаешься по лестнице, почему-то рассчитываешь еще на одну ступеньку, а ее нет
В общем, довольно смешная история, сказала Мария Макаровна.
Тебе смешно Цыганков спустил ноги с дивана. А у меня вечер пропал.
Он поднялся, подошел к столу и с шумом отодвинул кресло. Мария Макаровна вышла из кабинета, осторожно притворив за собой дверь. Цыганков посидел над листом чистой бумаги, стараясь сосредоточиться. Через некоторое время лист был сплошь покрыт завитушками, вопросительными знаками, изображениями, кастрюль, чайников и довольно похожими набросками скуластого лица с челкой. Когда на бумаге не осталось свободного местечка, Цыганков скомкал лист, выбросил его в корзину, достал из ящика ворох фронтовых фотографий и долго рассматривал их.
С утра он поехал на «Станкострой». Поездки на завод, где он собирал материал для новой книги, всегда бывали приятны ему. Ему была приятна сама атмосфера завода, деловитая озабоченность людей, запах горячего металла, шум машин. Все там имело свое место, все шло по заведенному порядку, и Цыганков чувствовал, что и мысли его здесь упорядочиваются и становятся на свои места.
Ему нравился директор завода бритоголовый крепкий человек, приветствовавший его не иначе как: «А, инженер человеческих душ!» Нравился ему и предзавкома, тот любил потолковать о литературе и готов был оказать любую помощь. И действительно немало помог. Поди разберись сам в огромном коллективе, найди нужных людей! А тут Цыганков сразу получил все необходимые сведения и смог без труда познакомиться именно с теми людьми, чьи биографии, как принято говорить, «ложились на замысел» его книги.
Была удивительная радость в таких совпадениях, когда сама жизнь подтверждала правильность его мыслей. Он с жадностью набрасывался на таких людей выспрашивал, исписывал десятки записных книжек
У него уже накопилось достаточно биографического материала, и теперь он занимался техникой. Так же, как во время войны, ему, военному журналисту, необходимо было знать, что такое МЗП, спираль Бруно, какова разница между навесным и прицельным огнем и так далее, так и теперь нельзя было писать книгу, не поняв как следует, что такое опока, летка, многошпиндельный полуавтомат, геометрия резца и прочее.
И он знакомился с нужными машинами с тем же интересом, что и с людьми, исписывал записные книжки терминами, производственными оборотами речи, специальными словечками, короче, всем, что могло придать книге необходимый аромат достоверности.
Сегодня он походил по кузнечно-прессовому цеху. Инженер, водивший его, совсем юный с виду паренек, смотрел на него с нескрываемым любопытством (живой писатель!) и старательно показывал все, что можно было показать. Дмитрий Иваныч подивился сказочной точности тяжелых машин, выслушал известную историю о том, как можно с помощью многотонного молота разбить на самых маленьких часах стекло, не повредив механизма, записал кое-что и ушел, испытывая некоторую усталость от шума и грохота.
С завода он отправился пешком, разглядывая вывески и заходя в попадавшиеся слесарные мастерские. Всюду работали, повизгивая напильниками, постукивая молотками, гудя паяльными лампами, какие-то люди с испачканными носами, все они почему-то показались Дмитрию Иванычу на одно лицо. И сами мастерские пыльные, темноватые, с висящими на стенах ведрами, чайниками, со сваленными в кучу патефонными пружинами и прочим хламом казались ему одинаково жалкими и невыносимо скучными, и было неприятно и не хотелось думать, что рядом с жизнью яркой и напряженной существует такая ржавая, неинтересная жизнь.
К обеду он вернулся домой.
Тут тебе из издательства авторские прислали, встретила его Мария Макаровна.
Ага, очень хорошо рассеянно ответил Дмитрий Иваныч. Он полистал пахнувшую типографией книжку и понюхал ее.
Обедал ой вяло, ковырял вилкой, уткнувшись в газету. На четвертой странице он прочитал набранную петитом заметку об издательских планах на ближайший год.
«Писатель Дм. Цыганков, было сказано в заметке, автор тепло встреченной читателями книги «В боях за Родину», заканчивает работу над сборником рассказов «Мирный фронт». В беседе с нашим корреспондентом Дм. Цыганков сообщил: «Герои моих рассказов это люди, знакомые читателю по книге «В боях за Родину», танкисты, пехотинцы, разведчики, завоевывающие новые победы на фронте мирного созидательного труда»
Третьего Цыганков есть не стал.
Ты что, нездоров? спросила Мария Макаровна.
Нет, ничего, сказал Цыганков. Так, устал немного
Он прошел в кабинет и лег, уставясь в потолок.
3
Дня через три, вечером, снова явился Раколин.
Дмитрий Иваныч, к тебе пришли, сказала Мария Макаровна, заглянув в кабинет и зачем-то подмигнув при этом.
А-а, Федя, заходите! пригласил Цыганков, увидя стоявшего за спиной Марии Макаровны Раколина.
Вы, конечно, извините, сказал Федя, входя в кабинет. Он споткнулся о порог, вздохнул и улыбнулся.
«Пьян», подумал Цыганков.
Проходите, проходите, Федя, сказал он как можно приветливее. Садитесь
Федя твердо прошагал к креслу и сел.
Вы, конечно, извините, повторил он, широко улыбаясь.
Пожалуйста, пожалуйста, сказал Цыганков, потирая руки и испытывая неловкость, какую испытывает в подобных случаях трезвый человек.
Я, конечно, маленько выпивши, сказал Федя, но это ничего. Он подумал, как бы вспоминая что-то, шумно вздохнул и сказал: Выхожу я сегодня из мастерской, только пошабашил, идет Захаров, вы же его знаете?
«Кажется, тот, о котором он писал в письме», подумал Цыганков.
Да, да, конечно, сказал он. Помощник мастера?
Ага, мировой парень, продолжал Федя, он как раз премию получил за одно рационализаторское предложение (Федя произнес «рационализаторское» так, будто шел по одной доске). Ну, давай, говорит, зайдем, отметим.
Понятно, сказал Цыганков.
Ну, мы и зашли. А потом, думаю, дай зайду к вам. Вы, конечно, извините
Да что вы, что вы, Федя, сказал Цыганков. Я вам как раз книжку приготовил.
Вот это спасибо, Федя провел рукой по лицу, как бы снимая паутину. Большое, большущее вам спасибо. Я давеча говорю Захарову: слушай, не ломайся, давай зайдем, это же мировой человек, Дмитрий Иванович Цыганков, все по правде про нас написал
Ладно, ладно, проговорил Цыганков и подумал: «Еще чего не хватало» Он встал, выдвинул ящик стола и достал книгу. Вы ее сегодня возьмете или в другой раз?
Вы что, считаете, я не при своих? Федя сделал усилие и убрал улыбку с лица. Давайте, не беспокойтесь Он взял книжку и встал. Пойду, мрачно сказал он.
Да нет, куда вы, посидите, сказал Цыганков.
Нет, пойду, упрямо повторил Федя. Он еще раз провел ладонью по лицу, как бы окончательно стирая хмель, и направился к двери.
В передней стояла Мария Макаровна.
У меня к вам просьба, товарищ Раколин, сказала она, придерживая на груди халатик и щурясь на Федю. Цыганков показал ей за спиной у Феди кулак. У нас там на черном ходу с замком неладно что-то, вы не могли бы посмотреть?
Пожалуйста, сказал Федя. Это в наших руках. Он положил книгу на столик у вешалки.
Нет-нет, Цыганков взял книгу и ткнул ее Феде под мышку. Как-нибудь в другой раз.
А чего в другой раз? сказал Федя. Вы что, думаете
Ничего я не думаю, Федя. Просто уже поздно, и потом это совершенно не нужно Он метнул на Марию Макаровну уничтожающий взгляд.
Ну тогда в другой раз, сказала она, улыбаясь Феде.
Ладно, сказал Федя и вышел.
В воскресенье Цыганкова пригласили во Дворец пионеров на встречу с юными читателями. Он вернулся оттуда взбудораженный и помолодевший.
Какие замечательные ребята, начал он еще в передней, сбрасывая плащ и цепляя его на вешалку. Умные, чуткие, и какая любовь к литературе, какая заинтересованность!.. Он вошел в комнату, снял очки, подышал на них и протер платком. Просто удивительно, знаешь, только вот беда говорят готовыми формулировками. Ты понимаешь, Машук, просто-таки обидно, продолжал он, надев очки, расхаживая по комнате и глядя, как Мария Макаровна накрывает на стол. Вылезает на трибуну этакий чертеныш, при галстуке и прочее, его там еле видно, и начинает: «Писатель Цыганков в своем рассказе «Разведчики» ярко показал» И пошел, и пошел умора, ей-богу. Все у него расставлено, рассортировано, все он знает Пока раскачал их на простой разговор, прямо-таки измучился. Но зато потом уж пошло. Формулировочки долой, и все как есть начистоту
Ругали? спросила Мария Макаровна.
Нет, не очень. Больше хвалили. Поговорили о рассказах, ну а затем, конечно, над чем работаете и так далее, какова дальнейшая судьба героев вашей книги, все им расскажи А чего это ты три прибора ставишь?
А у нас тут Федя замок починяет.
Ну, знаешь, Маша, начал Цыганков, остановясь посреди комнаты, но тут в двери показался Федя. Он был без пиджака и держал в руке инструмент отвертку, напильник, сверло и еще что-то.
Привет, сказал Цыганков. Заставила все-таки, беда с этими женщинами.
Что вы, я с удовольствием, улыбнулся Федя.
А-а, какое там удовольствие сказал Цыганков. Кладите инструмент, мойте руки, обедать будем.
Нет, спасибо.
Ладно, ладно, идемте, проговорил Цыганков, беря Федю за талию.
В ванной Федя сказал, тщательно намыливая руки:
Тут мне Мария Макаровна говорила, в колонке с кранами у вас непорядок, так я другим разом зайду, при себе ключа подходящего нет.
«Вот чепуха какая» подумал Цыганков, держа полотенце.
Да нет, что вы, сказал он, не надо, мы вызовем из домоуправления.
Какая разница, сказал Федя. Мне ведь не трудно нисколько Он вытер руки, вышел из ванной и снял с вешалки пиджак.
Ну, давайте к столу, сказал Цыганков.
Спасибо, я не голодный, сказал Федя.
Вот еще новости. Идемте без разговоров.
Не пойду, Дмитрий Иваныч, тороплюсь я очень.
Машук! позвал Цыганков.
Куда вы? всплеснула руками Мария Макаровна, сделав огорченное лицо.
Тороплюсь я, Мария Макаровна, сказал Федя. Свиданьице у меня.
Ну, это причина уважительная, улыбнулась она. А может, успеете все-таки?
Опаздываю, сказал Федя. Девушка у меня строгая. Так я насчет колонки другим разом, ладно?..
За обедом Цыганков молчал. Он съел суп и сидел, катая пальцем хлебные шарики и ожидая второе.
Ты чего это скис? спросила Мария Макаровна, ставя перед ним тарелку.
Ну как ты не понимаешь, Маша? Цыганков поправил очки. Мне это очень неприятно и, если хочешь знать, даже тягостно.