И целый век кляли несчастный жребий свой.
Стай, омуле, стай! Дэ друму, мэй!
Из густого тумана, клубящегося над дорогой, выдвинулась крытая повозка; за ней угадывалась ещё одна.
Погодим, кучер хлопнул тяжёлыми вожжами. Сто-ой. Трэщець!
Это кто такие? Пушкин высунулся из-под тулупа.
Бэженарий. Едут от войны подальше.
Повозки с беженцами выкатывали на дорогу, пересекающую тракт, ведущий в Кишинёв. Сквозь туман было не разглядеть, сколько ещё телег, возков, а то и карет стоит у распутья.
Тудор Владимиреску уже шёл с растущей армией к Бухаресту, шумела восставшая Валахия, Ипсиланти с греками переправился через замёрзший Прут, а здесь, как ни мечтал Пушкин расслышать гром далёких сражений, раздавалось только всхрапывание лошадей и чавканье волов, да изредка молдавская и греческая ругань.
Ещё дважды встречали на пути бэженаров, видели у почтовой станции оставленные саниоттепель застигла кого-то в пути, вынудив пересесть на попутную подводу. Из охваченных восстанием княжеств ехали переждать тревожные времена испуганные бояре, и Кишинёв полнился новыми лицами. Далёкая война сулила прибыль домовладельцам со свободными комнатами. За право приютить первых мигрантов боролись все крупные дома Кишинёва, включая бордель, где специально по такому случаю был расчищен и облагорожен нижний этаж, а на стенах ненадолго появились рукописные прокламации, осуждающие Владимиреску и призывающие беженцев заселяться в гостеприимную обитель любви. По слухам, прокламации были подписаны лично владельцем заведенияпожилым сербом Туковичем, но слухами дело и ограничилось: на следующий день одно из окон оказалось разбито, а стены вновь пустовали.
Рассказывали также, что в армию Ипсиланти со дня на день вступят добровольные отряды цыган и евреев, которым Ипсиланти якобы пообещал собственную землю в освобождённой Греции. Евреи и цыгане всячески опровергали предположения, опасаясь преследований; тогда Кишинёвская публика переключила внимание на знакомых греков, коих было великое множество. Местные бояре-молдаване при встрече с местными боярами-греками важно качали бородами и спрашивали: «Что, как дела в лагере Ипсиланти?», и узнав, что собеседник сам узнает о восстании только из газет и сплетен, вздыхали: «Ну что ж вы, кукоане такой-то, со мной могли бы и не таиться».
На улицах стали появляться невиданные тут прежде интеллигентные молодые люди с безупречным французским и без денеггреческие студенты, бежавшие из академий с намерением бороться за свободу и независимость. Их пугали историями о налётах талгарей и убеждали купить по дешёвке старый пистолет с проржавевшей полкой или не менее старый турецкий кинжал с вынутыми из рукояти камнями.
Новости обрушились на Пушкина и в несколько минут сокрушили его романтический дух. Окончательно его добило известие о том, что заезжий дом Наумова за время отсутствия Француза был сдан валашской семье, и жить Французу, получается, негде.
Иван Никитич, объявил Александр, ворвавшись к мирно обедавшему Инзову, всё сошлось один к одному. Я должен вас убить и поселиться в вашем доме.
Оно понятно, меня многие сжить со свету хотят, Инзов одёрнул занавеску и уставился в окно. Я не мздоимствовал никогда. Многие хотели от меня откупиться, но я не таков.
Вы не понимаете! Пушкин, изредка поглаживая высунувшегося из-под жилета Овидия, забегал кругами по комнате, предоставленной ему будущей жертвой покушения. Тайное общество почитает вас опаснее царя! Царя!
Чепуха, лениво ответил Инзов. Это, верно, шутка или чья-то ошибка, и негнущимися пальцами принялся отпирать скрипучие ставни.
Дом губернатора, как остановился в прошлом столетии, так и не желал перебраться в век девятнадцатый. Казалось, с Екатерининской эпохи здесь не прибавилось ни одной новой вещи, а всё, что было в домекресла, столы, сервизы, гардины, канделябры, статуэтки и рамы, упорно не желая мириться с ходом времени, отказывалось ветшать, и больше тогожило своей скрытною жизнью. Когда Пушкин выходил из комнаты, засыпал или попросту отворачивался, за его спиною воплощались призраки в осыпающихся пудрою париках и вышитых камзолах, кресла начинали втайне перемигиваться между собою, поминая прошлых седоков, из-за гардин выплывали дамы вью необъятных платьях, но стоило обернуться, дом замирал, только серый с красным хвостом попугай, подёргивая мутным отонком века, глядел на Александра, бормоча «я всё видел, видел, а ты нет, молокосос».
Иван Никитич, не верю.
Так спросите у Нессельроде или у кого хотите, Инзов прошествовал в соседнюю комнату, так же выделенную Французу. Жако, он щелкнул пальцем по клетке с попугаем, мы переезжаем.
Попугай засвистел что-то, цепляясь за прутья клювом, пока Инзов переносил клетку в гостиную.
Bien, Пушкин обогнал Инзова и встал у него на пути. Предположим, вы действительно не знаете
Пушкин, строго сказал губернатор, не забывайтесь.
От всего сердца прошу у вас прощения и готов подвергнуться суровой казни. Так вот, даже если вы и не знаете, почему вас хотят убить, давайте всё же подумаем, что мне с этим делать? Мне придётся хотя бы попробовать покуситься на вашу жизнь.
Пробуйте, отмахнулся Инзов.
Хор-роший, сказал попугай. Жако! Жако! Ур-р фью-и!
Вот, Иван Никитич похлопал по клетке, у Жако спросите.
Новости о восстании доходили, несмотря на близость Кишинёва к местам боевых действий, разрозненные и неясные. В нескольких домах, где Пушкин бывал, обсуждали слухи и домыслы, касающиеся Этерии (Етерии, как тут говорили) и валашского бунта. В то же время в других просвещённых семьях говорили об «итальянском деле»революции в Неаполе и её возможном исходе.
11 марта с одобрения Священного Союза в мятежный Неаполь вошли австрийские войска, но весть эта ещё не достигла Кишинёва. Пушкин, сидя с трубкой в гостях то у милейшего вице-губернатора Вигеля, то у Орлова, рассуждал о том, что не в этом году, так в следующем стремящиеся к переменам государства объединятся и восстанут совместными силами. А там глядишь, и появится первая Всеевропейская Конституция, а возможно и Европейская Республика.
С Охотниковым он встретился, когда тот, получив выходной, обосновался читать что-то в турецкой кофейне на самом конце Булгарской, где улица переходила в размокшую пустошь. Под стенами кофейни ходили гуси и пили из гнилых луж воробьи; пахло тем, чем обычно пахнет в Кишинёве, только отчётливей: землёй, навозом, бочарной смолой и вином, махровым тутуном и козьей шерстью. (Может, правду говорят, что аромат кофе усиливает прочие запахи даже тогда, когда сам уже неощутим?) Место это, далёкое от изысканности, привлекало, однако, светских гостей уникальностью, настоящая турецкая кофейня была в Кишинёве пока что одна.
Охотников, оторвавшись от чтения, встал навстречу Пушкину и застыл в изумлении.
Не лгут, он глядел мимо лица Пушкина, в желтые глазки Овидия, крепко вцепившегося Александру в плечо. Вы теперь вечно будете с котёнком ходить?
Пока не вырастет, думаю, Пушкин не глядя потыкал Овидия согнутым пальцем. Котёнок куснул костяшку и мявкнул. Потом он станет тяжеловат для повседневного ношения. Буду рядом водить.
Ладно, Охотников в замешательстве окинул глазами столик, взял кубик рахат-лукума и осторожно сунул под нос Овидию. Овидий понюхал руку Охотникова, лизнул рахат-лукум и отвернулся.
Не хочет, огорчился Охотников.
В следующую минуту выяснилось, что Охотников здесь уже четвёртый день, но Пушкина найти не мог, и никто из знакомых не сказал, где Александр живёт.
У Инзова я живу.
То есть как? вскинулся Охотников. Вы остановились в особняке Инзова?
Пушкин кивнул, наливая Овидию в ложечку кофейку.
Александр, вас само провидение туда поселило. Я думал, придётся вместе ломать голову, как вам попасть к губернатору, не вызвав подозрений.
Пушкин напрягся.
Попонятнее, если можно.
Волконский с Пестелем составили le programme, сказал Охотников. Как именно вам осуществить убийство.
О, Господи, да в чём же тут дело
Константин, умоляю! Вы-то знаете, почему от Инзова следует избавиться?
Нет. Мне сказал Пестель, а в подробности я не посвящён. Между прочим, в Тульчине говорили, что с вами была связана какая-то странная история
Случается, оборвал его Пушкин. Как видите, ничего существенного не изменилось.
Ладно, спрашивать не буду Итак, Инзова вы отравите. Вернее, даже не вы, а вот, Охотников подтолкнул носком сапога стоящий под столом сундучок.
Это что?
Не открывайте! Это змея. Степная гадюка. Да сядьте вы, Пушкин, она оттуда не выберется.
Пушкин, никогда не видевший живую змею, но и не испытывающий особенного желания исправить это упущение, боком обошёл стол, придерживая выпустившего коготки Овидия, и тростью выдвинул сундучок на свет.
Ящик обит изнутри железом и оклеен ватой для тепла, Охотников поднял сундучок. Змеи сейчас должны быть в зимнем сне, и эта уснёт, если её застудить. Так что не пытайтесь проветривать.
Пушкин нервно рассмеялся.
Вытряхнете её на постель Инзову, а дальше всё решится без вас. Бывает такое: отогрелась в подвале гадюка раньше срока. Выползла в дом искать, где потеплее. Печально, но естественно.
Нет-нет-нет, Пушкин забегал вокруг стола. На него оглянулись прочие посетители, но не заинтересовались. Я боюсь змей. К тому же слишком много животных. Попугай и кот у меня уже есть. Как я вашу гадину назову? Маша? Глаша? Зизи?
Охотников отодвинул чашку и сложил перед собой руки.
Тише. Александр, это лучший из вариантов. И наиболее безопасный для вас.
А если змею найдут раньше? Или она просто не захочет кусать Инзова?
На этот случай у Волконского есть запасной вариант, но я не знаю, какой именно, потому как, если я верно понял, второй вариант уже не предусматривает вашего участия.
А вот это совсем плохо. Пока убийство поручают мне, Инзова можно спасти А если постороннему? Откуда ждать покушения? Версия со змеёй мне бы в жизни в голову не пришла
Постарайтесь всё проделать сегодня, Охотников проверил на сундучке замки и вручил его Пушкину. Тот взял будущее орудие убийства да так и продолжал держать в вытянутой руке и нести домой менее приметным образом наотрез отказался.
Ещё один вопрос, Константин, Пушкин с растопыренными руками (в однойящик с гадюкой, а по другой начал спускаться с плеча царапучий Овидий) остановился в дверях кофейни. Просто так, entre nousвам Инзова не жаль?
Жаль человеческой жизни. Но мы с вами теперь оба солдаты, Александр. Мы сами выбрали сторону, потому что доверяем ей и видим перед собою цель. Хочется вам чуда? Чтобы все разом прозрели и поверили в нашу правоту? Чуда не будет, а враги уже есть. Ипсиланти и Владимиреско не жалеют своих врагов. Так отчего мы должны?
Никита, легко смирившийся с присутствием в жизни барина кота Овидия, к змее отнёсся не так спокойно. Сундук с гадюкой был задвинут в дальний угол за комод, накрыт сверху ведром, прижат чугунным казанком и бронзовой статуэткой, изображающей Актеона, застигшего у ручья Артемиду. Но и после этого слуга объявил, что в комнату не войдёт, хоть режь его, и даже близко к двери подходить не станет.
Пушкин, полностью с Никитой солидарный, накидал поверх ведра с казанком и статуэткой гору одежды, чтобы гадюка, умудрись она сбежать, запуталась в рубашках, жилетах и фраках. Ещё месяц назад Александр бы пожалел новые наряды, но теперь, в Кишинёве, они сделались не нужны. Гордый умением изысканно одеваться, Пушкин столкнулся с такой пестротой и разнообразием костюмов, что даже в лучшем своём фраке и головокружительно модных штанах он терялся среди остальных, и некому было оценить его sens de la mode. Мгновенно утратив интерес к собственной одеждечто толку заботиться о ней, если это не произведёт впечатления? Александр ходил в старом сюртуке, повалявшемся в своё время на Екатеринославском песке и потёртом на Крымских скалах. Мятые воротники рубашек (Никита обленился и гладил из рук вон плохо) прикрывал чёрным платком, а штаны шутки ради приобрёл тёмно-бордовые, бархатные, вроде тех, что носят молдавские бояре. Почти год прошёл с отъезда из Петербурга, и как трудно было узнать в заросшем, прокуренном, небрежно одетом человеке неопределённого возраста прежнего элегантного юношу, выехавшего некогда за Петроградскую заставу.
Итак, змея таилась в сундучке под нагромождением всего, что попалось под руку, а Пушкин с Никитой временно жили в одной комнате, подальше от рептилии.
Вечером вернулся Инзов и был встречен злым Французом, сидящим посреди Инзовского кабинета. Голубые глаза Француза горели гневом, а растрёпанные кудри и бакенбарды грозно торчали во все стороны, окружая лицо Александра подобием рыжевато-русых колючек.
Домолчались! крикнул Пушкин, едва увидев Инзова. Доскрытничались! У меня в комнате живёт змея. Предназначенная, между прочим, вам.
Инзов в замешательства оглядел негодующего Француза и мирно свернувшегося у него на коленях Овидия. Следующие несколько минут Пушкин, плюясь и подпрыгивая в кресле (Овидий шевелил ухом, но не просыпался), рассказал о встрече с Охотниковым и новом питомце, нашедшем приют в особняке.
А увидев, что змеёй вас убить не вышло, на вашу жизнь покусятся снова, только я уже не буду знать, когда и как! закончил Александр и посмотрел на Инзова так, что Иван Никитич даже испугался: не хватит ли молодого человека удар от нервного напряжения.
В постель подложить хотят, говорите? уточнил губернатор. Ну, душегубы коварные
Мр-разь! завопил из клетки Жако, уловивший в голосе Инзова осуждающие интонации. Иван Никитич вздрогнул и нацелил на Пушкина палец:
Ваша работа?
М, неопределённо ответил Француз, голосом подражая Овидию.
Н-да Инзов грузно опустился в кресло. Достались же вы мне за какие-то грехи. Где ваша гадюка, показывайте. Афанасий!
Прибежал дворецкий.
Пойдём, Инзов зашаркал по широким ступеням, накрытым ковровою дорожкой, на первый этаж. Будем змею ловить.
Афанасий оказался не то безумно храбрым, не то просто безумным. Он спокойно снял гору вещей, статуэтку и казанок, затем и ведро.
Тут-с? похлопал по крышке сундучка.
Да, сказал Пушкин, выглядывая из-за плеча Инзова.
Афанасий, зажав под мышкой длинный ухват, принесённый с кухни, отщёлкнул замочки и пинком перевернул сундук.
А! Француз отпрыгнул, кажется, сажени на две и выхватил из жилетного кармана маленький пистолет, с которым не расставался никогда.
На пол вывалилось что-то серое и вытянутое, длиной от силы в полруки. Афанасий пошевелил гадюку ухватом, та безжизненно лежала, не пытаясь напасть и убить собравшихся в комнате.
Издохла, жалостливо сказал Инзов. Оно понятно. Без воздуха-то.
Пушкин сделал шажок к змее, но тут серое тонкое тело зашевелилось само, без помощи Афанасия, и над полом приподнялась тёмная головка. Пушкин вылетел в коридор.
Не бойтесь, вашблагородие, Афанасий прижимал пресмыкающееся к полу концом ухвата. Она сонная.
На крики Пушкина прибежал Никита и, схватив барина за плечи, стал оттаскивать подальше от опасного места.
Погоди, Александр оттолкнул его и подошёл ближе. Змея была и правда короткой и тонкой и, в общем-то, не вызывала ужаса. Решив, что, по-видимому, не принадлежит к числу боящихся змей, Александр наклонился и рассмотрел светло-серую с коричневым зигзагом спину гадюки.
Вот что, Инзов топтался посреди комнаты, прикидывая, что делать со змеёй и Пушкиным. Вы, Пушкин, доложите своим этим доложите, что змею мне подбросили, всё честно. А дальше я сам Афанасий, сможешь её поднять?
Чего ж не смочь, Афанасий присел и схватил прижатую змею.
Неси ко мне, Инзов развернулся и двинулся к двери. И попроси кого-нибудь водки налить.
Непременно-с.
Что? Александр завертел головой. Что вы задумали?
Выпустить её, не оборачиваясь ответил Инзов. Из окна моей спальни. Вдруг за домом следят? Должно выглядеть правдоподобно.
Чёрт. А ведь он прав. И рассудителен, в отличие от меня. Что ж ты за человек такой, Инзов?
Вскоре сверху раздались довольно убедительные вскрики и причитания слуг. Настолько убедительные, что Пушкин кинулся за звук, но застал абсолютно спокойных Инзова, Афанасия и горничную. Окно было открыто, свесившаяся к самому подоконнику сухая ветка винограда, оплетшего дом, покачивалась.