Пушкин взял бумагу, помявшуюся от ношения в рукаве, развернул и вперил взгляд в буквы.
В прошлый ваш приезд мы занимались разными делами, Липранди поднял меховой воротник, защищаясь от налетевшей мороси. Я следил за «Союзом благоденствия», вы ловили турка. А ныне, как мне сообщают, работа общая.
Печать и подпись под документом, выданным в сопровождение сотрудника Коллегии Иностранных Дел Ивана Петровича Липранди, свидетельствовали о том, что оный документ выдан лично его сиятельством графом Нессельроде.
Моя агентурная кличка Диего, давясь усами, продолжал Липранди. Вашу я знаю.
Пушкин поскользнулся на замёрзшей луже и едва не упал в снег.
Давно вы узнали о моём поручении?
Задолго до вашего первого визита.
Безумный день, Александр подбросил в руке трость и, перехватив её, как шпагу, поймал на себе заинтересованный взгляд Липранди. С утра я встречаю ещё одного Раевского, будто мне мало моих, а теперь вот узнаю, что мой добрый знакомецагент Диего.
Это всё ничего, Иван Петрович нахмурился. Скажите главноеИнзов жив?
Он знает?
Да, как ни странно. Владимир Феодосеевич видел его, и говорит, что Инзова укусила змея.
Что вы сказали?! длинные пальцы Ивана Петровича сомкнулись на запястьях Француза не хуже каторжных цепей. Змея? Кто придумал эту змею? Басаргин? Охотников?
А я-то, дурак, надеялся, что имена заговорщиков известны мне одному.
Поняв, что скрывать что-либо бессмысленно, Пушкин вздохнул:
Охотников.
Чёрт его дери поморщился Липранди. Рассказывайте всё по порядку.
Плохо дело, Иван Петрович и Пушкин сидели в знакомой уже нам турецкой кофейне. Как же всё отвратительно выходит, а!
Но он выжил.
Если бы, Липранди яростно обрушил чашку на стол. Все эти бравые вояки хорошо умеют саблями рубить, а когда дело доходит до ядатут им подавай представление, и Иван Петрович, выпучив глаза, захрипел, изображая отравленного. Вышло недурно, но почти неотличимо от обыкновенной речи Ивана Петровича. Пушкин хмыкнул.
А что не так с ядом?
Змеиный яд! вслед за чашкой по столу громыхнул стакан. Да ещё и степной гадюки. Где они только её раздобыли зимой? Давно она его укусила?
Вчера.
И сегодня Раевский видел опухоль? А Инзов сказался больным? Поздравляю, Александр. Всё сходится: сперва отёк, потом жар, боли, затруднённое дыхание. Вечером, или, может быть, завтра утром Инзов умрёт.
Глава 4
Встреча в лесунемного информациибессмертный губернаторо снахштурмпробуждение
Зачем нам спать, когда потом
Мы вдоволь выспаться успеем?
Ствол короткого кавалерийского ружья, упёршийся в подбородок Охотникову, давил и мешал говорить. Отойти бы хоть на полшага, но сзадион научился это узнавать, кожей чувствовать, ещё будучи во французском плену, на него был нацелен другой ствол, и стоит отступить, колечко дула коснётся спины чуть пониже левой лопатки.
Ну, перебирая в уме знакомые молдавские слова, сказал Охотников. Ну требуе. Вряу сэ ворбеск ку атаман. Ынтцеледжець? Еу Константин Охотников. Охот-ни-ков.
Кямэ-л пе Бурсук, сказал человек с ружьём кому-то, стоящему за спиной Охотникова. Кред к-а венит де ла Орлов.
Орлов! обрадовался Охотников. Да, десигур.
Эй ну, скептически ответил сзади молодой голос, но тут изъеденная червями дверь сторожки открылась и в проёме встал коренастый мужичок в огромной овечьей шапке.
Здравствуй, сказал он по-русски. Глаза его были почти не видны из-под кустистых чёрно-серых бровей. Как нас нашел.
Добрый день, домнуле атаман, Охотников сверкнул глазами на парня, не думающего убрать ружьё. Я не знал, где вы, но решил попытать счастья здесь.
Атаман покачал головой, оценивая слова Охотникова и произнёс, глядя исподлобья:
Ласэ-л сэ ынтре, Охотников не понял сказанного, но парень перед ним наконец-то отпустил ствол и отошёл в сторону, пропуская пришельца.
Чего тебе надо, казалось (из-за акцента, что ли?), что гайдук Бурсук не знаком с вопросительной интонацией. Каждая фраза звучала лениво, но веско, как приговор. Блики под бровями перебежали вбокгайдук взглядом указывал гостю на стул.
Не мне, а Орлову, Охотников подошёл к стулу, но не сел.
Не помогу, Бурсук встал по другую сторону грубо сколоченного стола. Он был почти одного роста с Охотниковым, но сутулился и оттого казался ниже. Вообще в фигуре атамана было мало воинственногоне слишком крупный, не слишком плечистый, он мог бы сойти за крестьянина, если бы не сабля на боку и пистолеты, заткнутые за вылинявший, местами побуревший кушак. Скажи Орлову: больше не встретимся. Мы на турецкую войну уходим, не будем больше в Бессарабии грабить. Так и передайкто захотел, ушёл в отряды Владимиреску, а кто остался в Кишинёве, я тебе не скажу.
Нет покамест турецкой войны.
Будет, уверенно сказал Бурсук.
Михаил Фёдорович просил передать, Охотников наклонился к атаману через стол, можем заплатить, если вам нужны деньги.
Гайдукине наёмники, возразил Бурсук. Деньги всегда нужны, но я с Сорокой и ещё парой человек ухожу к Владимиреску, а там, фрате, в кабаке не погуляешь. Можешь спросить у моих людей, кто захочет остаться, чтобы вам помочь, носам понимаешь, на то они и пришли сюда, что не хотят видеть над собой власти. Так что нас просьбы Орлова не интересуют, капитан.
Охотников с некоторым удивлением вспомнил, что Бурсук окончил прошлую войну в чине майора и, выходит, теперь может считаться вышестоящим лицом. Только навряд ли ему самому это нужно. А, чёрт их разберёт, разбойников.
Жаль. Если бы вопрос был в цене, полагаю, Орлов бы пошел навстречу вашим желаниям. Сегодня вам бы выплатили первую часть, завтрасколько попросите сверх.
Бурсук равнодушно кивнул.
Завтра нас тут не будет, фрате. Эй, гайдук выглянул из сторожки и быстро заговорил по-молдавски. Жестом он пригласил Охотникова: подойди.
Я пойду, по-русски и почти без акцента сказал сидящий на бревне парень; судя по голосутот, что прежде стоял за спиной Охотникова. Деньги мне не лишние.
Еще один гайдук в потрепанном, но некогда весьма недешевом тулупе коротко сказал «Нет».
Третий, опираясь на ружье, подошел и негромко сказал:
Большая слава мне мыслится, если все получится, как должно. Отчаянное дело. Пойду.
Еще двое громко заспорили между собою. Гайдук в тулупе повернулся к ним и цыкнул; спорщики притихли, и Охотникову ответили отрицательно.
Мешая молдавские и украинские слова, Бурсук обратился к соратнику, которому мыслилась слава. Пока Охотников вертел головой, настраивая музыкальное ухо на звуки почти незнакомой речи, атаман и гайдук Сорока обсудили перспективы налета по наводке Орлова, возможные последствиязадержка отъезда, большая слава и т. п. Завершив недолгое совещание, Бурсук с неожиданной для весьма преклонных лет прытью подскочил к Охотникову и ткнул его в грудь морщинистым и тёмным, как сосновая головешка, пальцем.
Условие, сказал атаман, прижимая Охотникова пальцем к стене. Будем грабить. Кроме денег Орловався добыча, что соберем в доме. Иначе никого не поведу.
Многое я пережил, рассказывал Липранди, придерживая вьющиеся по ветру усы, но змеи меня не кусали. Хотя знавал я людей, которые остались живы после встречи с гадюками.
Выздоровели? с надеждой спросил Пушкин.
Правда, добавил Инзов, их удача в том, что они не дали змее себя укусить.
Простим нашим героям некоторое невежество в вопросах герпетологиияд степной гадюки, хотя и может привести к смерти и уж точно станет причиною длительной болезни, относится к далеко не самым эффективным ядам. Это, кстати, прекрасно знал Юшневский, раздобывший хилую, давно не кормленную змею у бродячего фокусника-цыгана. Расчёт Юшневского был простяд почти гарантировано убьёт старика, но, случись так, что гадюка укусит кого-то из своих, шанс погибнуть будет незначительный. Пушкин не знал о змеях ничего, Липрандипочти ничего, хотя никогда бы этого не признал, вот и шли они теперь к губернаторскому дому, воображая чудовищные картины смерти от укуса змеи, которая, если верить Липранди, могла за минуту-другую уничтожить целую роту.
Кстати, хотя бы вы знаете что-нибудь об Инзове?
Иван Петрович выплюнул ус и почесал острый подбородок.
Ничего, что могло бы вас удовлетворить. Но загадки с ним определённо связаны.
Какие? Александр жадно уставился на Липранди.
Повторюсь, ничего конкретного. Знаю, что Инзовподкидыш, и его родители неизвестны, но он долгое время получал от неизвестного благодетеля огромные суммы. Достаточные, чтобы сделать приличную карьеру.
И о происхождении Инзова ничего не известно?
Липранди пожал плечами.
Ну, он дворянин, или, во всяком случае, у него доставало денег, чтобы этот вопрос никого не интересовал. Вообще же все, кто имел с Инзовым дело, отзывались о нём более, чем лестно. Большего мне и не нужно было знать, я тут, как-никак, по другому делу. А кто и откуда происходитне моя, Александр, забота, тут перед Пушкиным и Липранди отворилась дверь, и Иван Петрович, решительно отодвинув к стене Афанасия, первым вошёл в дом.
Прошло чуть менее получаса:
Инзов, Липранди и Пушкин сидели за журнальным столом у чадящего камина (повредилась труба), отмахивались от лезущего целоваться Овидия и грелись пуншемединственным, по мнению Александра, средством, позволяющим примириться со вкусом бессарабских вин.
Гениально, Липранди подергал за узел бечевки, крепко стянутой на локте Инзова поверх рубашки. Инзов дрогнул от щекотки и снова спрятал опухшую конечность в рукав халата. Вам не больно?
Немела поначалу. Но после я узелок-то ослабил, до завтра ещё подержу.
Как вам пришло в голову, что к вам зайдут проверить? Пушкин отодвинул горячий кубок подальше от розового носа Овидия, привыкшего познавать мир эмпирически.
Вы мне и подсказали. Ежели вы по моей вине не справитесь с поручением, с меня в вашей коллегии голову снимут, а я человек пожилой, мне бы покойную старость коротать. Когда и кто меня навестит, я, понятно, не знал, вот и перевязал руку заранее. Кровь-то моя медленно течет, чуть чтосиняк. А от такой-то повязки разом всю руку раздуло.
Старому военному, губернаторуи пришла в голову идея, которую я, профессионал, даже не рассматривал?
Я с ума сойду, Пушкин, не замечая того, накручивал на палец свесившуюся со лба прядь. Все кругом проницательны, любой из моих друзей того и гляди окажется тайным агентом, один я ничего не знаю и не догадываюсь. Всё! он потянул за прядь и ойкнул: в руке остался зацепившийся за ноготь бронзовый волнистый волос. Ухожу из Коллегии, а на моё место пусть встанет ваш Афанасий. Никто и не заметит разницы.
Около сорока лет назад, б е з п о с т о р о н н и х:
Вставай, трясут за плечи. Выпей.
Борясь с тошнотою, поднимаюсь на постели и, зажмурившись, выплескиваю в рот содержимое стакана. Огненным обручем сжало горло; задыхаюсь и впиваюсь зубами вью угол подушки, стараясь дышать сквозь него.
Последний раз, голос отзывается в ушах низким, тягучим гулом. Больше никакого спирта. Водку или коньяк.
Снова перевернувшись на спину, верчу перед лицом рукой. Запястье покраснѣло и чуть припухло, но в целом ничего ужасного с рукой не произошло. Могу даже найти в себе силы поднять вторую и рассмотреть и её, чтобы убедитьсяне перепутал, рука та самая. Снова подступает тошнотану, к этому мы привычные, проблюемся. А пока не выворачивает, лучше сощуритьсяс закрытыми глазами тошнить еще больше, с открытымиболит голова.
Жар спадёт к вечеру, лба коснулось что-то влажное, холодное, на ощупь как мертвая рыба. Ах да, прикладывают к голове мокрый рушник. А завтра пройдут последние пароксизмы, продолжает голос из мутного небытия. Уж мне это его спокойствие, так и хочется сказать, что от одних звуков его неспешной речи тянет на рвоту. Послезавтра повторим.
Закрыть глаза, пусть станет совсем дурно, быстрее вырветбыстрее полегчает.
Прости, Господи, мои прегрешения, за что мне приходится это терпеть, за какой надобностью меня держат в этом доме, что ж так дурно-то, а. Услышь мя, Господи, азъ есмь Иван Инзов, прапорщик Ея Императорского Величества Сумского Первого гусарского полка. Адские муки терплю во имя высокого своего предназначения и во имя Отчизны, коей присягал и буду служить верой и правдой, и кровь свою пролью за нее и выпью яду. Но как тошно, Боже ты мой, какую пакость со мною здесь творят.
До боли стиснув зубы, чтобы отвлечься от дурноты, хриплю, почти не разжимая губ:
А не помру?
У тебя и следов укуса-то на руке не видно. Еще несколько занятий, и не будешь чувствовать ничего, кроме легкой ломоты в костях. Азиатские змеи куда как опаснее, но до них мы пока не дошли, сперва покончим с европейскими гадами и растительною отравой.
Прости меня, Господи, что был я нетверд в вере, что грешу и праздно трачу молодые годы, но вытащи меня из сего мрачного дома, Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое, да пребудет
Вместо слов моления, однако, из уст моих вырывается только беспомощное:
Буэ.
Видения, являющиеся Пушкину во сне, можно было разделить условно на три категории: обнажённые женщины, загадочные обстоятельства и всевозможные конфузы. Первые блистали разнообразием лиц и форм и проявляли во сне таланты, коими в действительности, вероятно, не располагали даже отчасти. Приходили они то почти каждую ночь, то изредкараз или два в месяц, а потом весь день мнилось, что одна из встреченных сегодня дам что-то такое в его взгляде чувствует.
Загадочные обстоятельства были и того разнообразней и не поддавались исчислению. Недавний запомнившийся сон: лошадь стоит посреди кабинета и фыркает, сдувая со стола чашку. С каждым фырком чашка всё ближе пододвигалась к краю, но никак не падала, а Александр следил за ней, находя в этом нечто невероятно философическое. Вот и вся история. Бред, но бывало и хуже.
В этот раз приснился конфуз. Какой-то мерзкий хлыщ читал вслух ужасные стихи, якобы написанные Пушкиным Катерине Раевской (уже Орловой, как ни странно это признавать). В бешенстве Пушкин бросился на негодяя с кулаками, но перед ним вместо хлыща возник сам Орлов, а за его спиноюКатя. «Ах, вы хотите убить моего мужа!» воскликнула Катя и умолкла, прикрыв рот ладонью. Пушкин оправдывался, ненавидя самого себя, заискивающе улыбался и отряхивал пыль с мундира Орлова, и слышал, как за его спиной громко захлопываются двери: уходили друзья, оставляя Александра наедине с позором. Поверх сна изредка проскакивала мысль: это мне кажется, на самом деле я бы так никогда, ни за что, но выпутаться из кошмара не получалось. Только потом, уже просыпаясь, он стал вдруг читать про себя своё старое:
Блажен, кто в отдаленной сени,
Вдали взыскательных невежд,
Дни делит меж трудов и лени,
Воспоминаний и надежд;
Кому Судьба друзей послала,
Кто скрыт, по милости Творца,
От усыпителя глупца,
От пробудителя нахала
И дурной сон отступил, затуманился.
А заснул-то он случайно. Устроился в комнате обдумать наклёвывающееся стихотворение, но отвлёкся на Овидия, потом вспомнил о паре одолженных Липранди книг, лежащих на подоконнике, пролистал одну, на сорок девятой странице вдруг втянулся и начал читать, не имея понятия о том, что происходило до попавшегося на глаза момента. Потом закрыл ставнисолнце светило нещадно, и решил отдохнуть с полчасика. Спустякак уведомил Александра верный «Брегет»четыре часа сорок семь минут, обнаружилось, что время, выделенное на работу, усвистало в заоблачные дали, а Пушкин полулежит в кресле с книгой на животе и котёнком на ноге и проснулся, кажется, от собственного шумного дыхания.
Жестом показав остальным, с какой стороны заходить, Тимофей Сорока, сын покойного Николая Сороки, средней руки помещика, удобнее перехватил короткое кавалерийское ружьё и, упираясь прикладом в выступающие из старой кладки кирпичи, взобрался на подоконник низкого окна усадьбы. Отодвинув мрачно свисающие щупальца сухого чёрного винограда, Сорока заглянул в щель между ставнями. В обозримой части комнаты виднелся журнальный столик с книгами и трубкой и чьи-то ноги, торчащие из-за пределов видимости. На левой ноге спало, свернувшись, рыжее существощенок или котёнок. Короткий свист донёсся из-за угла; атаман сообщал: «готовься». Кто-то смачно сплюнул, кто-то похлопал замерзшими ладонями.