Польская линия - Евгений Шалашов 8 стр.


Еще девушка просила узнать, есть ли в городе баня с женским отделением. Барство, конечно, идти в баню, если на дворе лето, погода жаркая, а через город течет Днепр, ну да ладно, женщины, как известно, народ капризный. Того гляди, Танька еще и мыло запросит.

Половину новобранцев-особистов Артур в этот же день сдал под расписку военному комиссару, а уж тот переправит парней в Витебск в распоряжение начальника особого отдела Западного фронта. Со второй сотней, предназначенной для Юго-Западного фронта сложнееэтим придется дожидаться попутного состава на Белгород, а уже оттуда в Киев. Я еще в начале пути интересовался у Артузова, а не проще ли отправлять новобранцев из Москвы прямо в Киев, а не делать крюк, на что главный контрразведчик Советской России скуксился и пояснил, что особые отделы армий должны сами подбирать себе сотрудниковграмотных, толковых, политически благонадежных. Но беда в том, что армейское командование хороших бойцов не отдаст, а кому нужны плохие? И грамотных бойцов в Красной армии не завались, да и сами красноармейцы не желают служить в особых отделах, потому что эти отделы не пойми чтои не армия, и не чека. Вот и приходится давать распоряжения на места в губернские чрезвычайки, чтобы те проводили специальные комсомольские наборы и отправляли в распоряжение ВЧК молодых, грамотных и политически устойчивых людей. Губчека проводили и посылали, а теперь следовало доставить пополнение на фронт, чем он и занят, хотя это и не его работа. Правда кто должен заниматься доставкой новобранцев тоже неясно, так что же теперь делать? Вот и приходится крутиться.

С одной стороны, мой друг прав, а с другой, как я понял, в центральном аппарате ВЧК наличествует определенный бардак. Хотя, возможно, я и ошибаюсь.

 Владимир Иванович, а вы не сводите девушку на речку?  поинтересовалась вдруг Татьяна.

Вот те раз. Я же только что подумал о реке. Но идти на Днепр мне отчего-то не хотелось.

 А зачем на речку-то сразу?  попытался увильнуть я.  Потерпи немножко, я в город кого-нибудь пошлю, баню отыщем, там и помоешься.

 Я уже двое суток не мылась, скоро по мне блохи плясать начнут,  не унималась дочь кавторанга.  И голова четыре дня не мыта. Так вы проводите, или мне кого другого попросить?

Вот ведь шантажистка. Знает же, немаленькая засранка, что никому не доверю. Вздохнув, я уныло сказал:

 Пошли.

Поставив в известность дежурного (вечного нашего Кузьменко), мы пошли к реке. Идти всего минут десять, а дорогу я знал еще по моему времени, так как в Смоленске бывать приходилось. Разумеется, город совсем не тот, что я помнил с конца двадцатого-начала двадцать первого века. И дома пониже, и зелени больше, и на пыльных улочках туда-сюда разъезжают телеги вместо разнообразных иномарок.

Многострадальный Смоленскворота в Россию. Какая бы не случалась война в нашей истории, враг шел именно через Смоленск: и ляхи, и французы. Про немцев говорить не стану, потому что до июня сорок первого года остался ровно двадцать один год.

Кажется, город, раскинувшийся над величественным Днепром, так и остался где-то в семнадцатом столетии накануне нашествия короля Сигизмунда. Дело портил только трамвай, время от времени катившийся по проложенному в булыжнике пути.

Весь город умещался внутри крепостной стены, раскинувшись на холмах. Впрочем, на той стороне Днепра видны еще дома, но из-за зелени их не рассмотреть. Самые большие доматрехэтажные, и то лишь на двух улицах, зато великое множество церквей. А там, похоже, еще и католический костел. Не удивлюсь, если где-то обнаружится и синагога. Пожалуй, из всех провинциальных городов, виденных мной, Смоленсксамый европейский и в тоже время очень русский.

За старинными крепостными стенами множество одноэтажных деревянных домов прилепившихся к старинной церкви.

А вообщекрасота!

Мы спустились к Днепру, выбрали берег почище. Стараясь не намочить сапоги, я подошел к воде, опустил руку. Ишь, холодная. Плаваю неважно, да и холодно. И вообщередкий попаданец доплывет до середины Днепра, а коли доплывет, то там и потонет.

Татьяна, выросшая на берегу Белого моря, так не считала. Скинула туфельку, потрогала воду ногой.

 Ух ты, тепленькая.

Не иначе зимой плавала в проруби вместе с белухами. Видел как-то по ящику, как обнаженная женщина плавает вместе с полярными китами. Кстати, красиво. И белухи классно смотрелись, и женщина.

 Ты себе попу не заморозишь?  озабоченно спросил я, но меня даже не удостоили ответом.

Татьяна, начав расстегивать блузку, смутилась:

 Отвернись,  потребовала девушка. Потом добавила:И не вздумай подглядывать!

С чего это она? Вроде, видел я капитанскую дочку в костюме Евы.

 Очень надо,  фыркнул я на всякий случай.

За моей спиной раздался всплеск воды.

 Ух ты, здорово!  завопила Танька, и я невольно обернулся на голос.

Посмотрев на девушку одним глазкомда и чего там увидишь, в воде-то?  невольно залюбовался. А ведь хороша, чертовка!

При виде обнаженной красавицы, невольно полезли разные ассоциации. Отчего-то вначале в голову полез Петров-Водкин с его купающимся конем, хотя девушка не напоминала ни мальчишку, ни, тем более, коня. Верно говорят, что настоящий художник способен уловить настроение, выразить идею, а образдело десятое.

Засмотревшись, как грациозно плавает Татьяна Михайловна, я невольно вспомнил рассказ, читанный в бытность мою переплетчиком Архангельской библиотеки. Написал его, сколько помню, восходящая звезда русской литературы, хорунжий Иванаев. Хотя, сколько ему в хорунжиях-то ходить? Вроде, есаул. Иванаев, описывавший быт и нравы казаков, вывел их родословную от скифов, среди которых имелись женщины-воительницы, ставшие прототипами амазонок. Так вот, юные девы купали своих коней в Днепре, и горе мужчинам, увидевших их обнаженными. В оленей, как древнегреческая Артемида, они их не превращали, но надо полагать, по рогам давали!

 Э, товарищ начальник, хватит на мои титьки пялиться,  возмутилась Татьяна, принимаясь нарезать круги по воде.  Вылезу, убью!

А ведь убьет. Эта может. А не убьет, так покалечит.

Но слаб человек, и я, скорее всего, согласился бы быть убитым, но глаз от купающейся девушки отвести не мог. Впрочем, может, я еще и успею сбежать?

Но скоро понял, что не я один любуюсь обнаженной красавицей. Недалеко слегка шевелились кусты, словно там устроился какой-нибудь зверь. Но звери в этих краях водились лишь во времена скифов, так что, скорее всего, там устроил лежку человек. Поначалу я хотел просто-напросто туда пальнуть и даже полез за браунингом, но передумал. А если там притаился подросток? Конечно, подглядывать некрасиво, но и убивать за это не стоит. Потому, поискав на бережке подходящий камушек, кинул его в кусты. Судя по возмущенному воплю и матюгам, попал.

 Сюда выходите,  потребовал я, на всякий случай нащупывая в кармане браунинг.

Ломая кусты наружу вылезли два молодых мужика. Судя по одеждекартузы, рубахи перехваченные поясом, да еще и сапоги, градские обыватели или ремесленники, успевшие принять «на грудь» грамм по двести, а то и по триста. Один, в которого я и попал камушком, поздоровше, второй поменьше, да и помладше. Интересно, а почему они не в армии?

 Вуайеристы, что ли?  поинтересовался я.

 Чаво?  скривился тот, что поздоровше.

 Те, кому своя жена не дает, так они за чужими бабами подглядывают, да онанируют,  любезно пояснил я.

Понимаю, что всякие умники сейчас начнут бросать в меня тапкимол, «вуайеризм»это явление, слабо поддающееся психологическому объяснению, неконтролируемое и все прочее. Но мы люди простые, объясняем, как есть.

 Кто это онанирует?  возмутился мелкий и принялся накручивать здорового.  Федь, а он нас онанистами обозвал.

Ишь, а этот еще и провокатор, оказывается. Но здоровый, несмотря на хмель, оказался не таким дураком, как выглядел, и на подначку мелкого товарища не пошел, понимая, что с человеком в военной форме и, возможно, с оружием лучше не связываться. Стало быть, выпил парень еще немного.

 Значит его зовут Федя, а тебя как?  строго посмотрел я на мелкого, а потом поинтересовался.  Почему за бабами подсматриваете, а не в Красной армии?

 А твое какое собачье дело?  нелюбезно ответил мне Федя.

 А я сейчас вас в чека сдам как дезертиров,  пообещал я. Видя, что парни были готовы дать стрекача, рявкнул на них:Ну-ка, стоять!

 Так чего в чека-то сразу?  заголосил мелкий.  Мы с Федькой от службы вчистую освобождены. У меня в кишках кила, у него плоскостопие. Нельзя нам в армию.

Наверное, я бы сейчас позволил парням уйти, но им не повезло. Федя, продолжая таращиться на обнаженную женщину в реке, сказал что-товот, мол, бабенка смазливая, все при ней. Я бы ему даже и морду не стал бить, но моя боевая подруга считала иначе.

Татьяна молча вышла из воды. Мне бы полюбоваться, написать какое-нибудь сравнениемол, как Афродита, из пены морской, но нет, дочь кавторанга выходила из Днепра, словно разъяренная фурия. От ее появления даже мне стало не по себе. Не удосужившись накинуть на себя хоть что-нибудь, подошла к Феде и неласково спросила:

 Тебе что, дрочила-мудила, жизнь надоела?

Парень от такого оскорбления вскипел и сообщил девушке, что он о ней думает, и куда бы ей следовало пойти. Эх, ну есть же дураки на свете!

Татьяна ловко ударила матерщинника ногой в пах (мне даже послышался хруст, и я сморщился, из чувства мужской солидарности пожалев бедолагу), а когда тот завыл от боли и начал сгибаться, встретила его лицо коленкой. Вот теперь раздался уже явственный хруст сломанного носа.

Второй, выглядевший похилее, зачем-то вытащил из-за голенища нож.

 Да я тебя, курва московская, прирежу,  яростно заявил мастеровой, вставая в боевую позицию.

Видимо, сам себе он казался таким страшным. Пристрелить его, что ли? Нет, жалко дурака.

 Нож выбрось,  ласково попросил я и также ласково пообещал.  Или я его тебе в жопу засуну и проверну.

Парень замешкался, потому пришлось отобрать у него нож, а коли я что-то пообещал, надобно исполнять. И ходить бы «белобилетнику» с собственным ножом в заднице, но его спасла Татьяна.

 Володя, да ты чего, зверь что ли?

Вот те раз Только что на моих глазах капитанская дочка изувечила человека не сделавшего ей ничего плохого, а тут ей жалко.

 Ладно, живи,  разрешил я, отпустив парня и отвешивая ему пинка для скорости. Тот отчего-то заревел и кинулся наутек, бросив своего приятеля.

Татьяна между тем склонилась около поверженного здоровяка, скрючившегося в позе эмбриона.

 Володя, ты как считаешь, он живой?

Интересно, кто у нас медик? Окинув критическим взглядом Татьяну Михайловну, заметил:

 Ты бы хоть юбку надела

 Ой,  всполошилась Танька, кинувшись к одежде.

Вот с женщинами всегда так. Сначала делают, потом думают. Осмотрев парня, пришел к выводу: жив, на штанах уже расплылось мокрое пятно, прочухается, даже детей иметь сможет. И нос лишь разбит, а не сломан. А если парень уже материться начал, то точножив и почти здоров.

 Пойдем-ка на вокзал, воительница,  предложил я.  Нас, наверное, уже заждались.

 А с этим что? Может, с собой возьмем? Его бы врачу показать надо,  не унималась Татьяна.

Интересно, а кто его тащить станет? Нет уж, пусть лежит. Но чтобы утешить девушку, сказал:

 Ничего с ним не будет. Отлежится, проссытся

 Фи, как ты грубо.

 Ну, прописается,  не стал я спорить.

Возвращаясь обратно, Таня смущенно сказала:

 Не знаю, чего это на меня нашло. Даже и не ожидала от себя.

 Бывает,  осторожно произнес я, раздумывая о том, что и сам могу как-нибудь попасться Татьяне под «горячую» ногу.

Около состава уже нетерпеливо прохаживался Артур. Я-то думал, что мы обернемся в полчаса, максимум час, а мы отсутствовали целых три. Оказывается, Артузов уже успел решить свои проблемы. И «западников» сдал военкому, и «юго-западников» пристроил, а еще отправил в разгон своих помощников включая поляков, отчего мне стало даже полегче. Пан Добржанский при встрече смотрел на меня так, словно мечтал просверлить насквозь. Так и хотелось сказать емуна мне, мил-человек, картинок нету. Так чтополяк с возу, чекисту спокойнее.

 Нас Смирнов ждет,  напомнил Артур, словно я позабыл.  Он уже человека присылал.

Отправив Татьяну в вагон приводить себя в порядок, мы пошли к начальнику Смоленского губчека. Взять бы девушку с собой, чайку попить в спокойной обстановке, но, увы, официальный статус у нее не тот, чтобы ходить по кабинетам начальников.

По дороге я решил вернуться к прерванному разговору.

 Артур, ты мне так и не сказалпочему меня сюда отправили?

 Есть у меня предположение,  раздумчиво отозвался Артузов.  Только,  уточнил мой друг,  это именно предположение. Сам понимаешь, что товарищ Ленин со мной своими соображениями делиться не станет.

 А ты контрразведчик или кто? Сам же меня учил извлекать максимум информации из минимального количества данных.

Артур похлопал глазами, пытаясь вспомнить, когда он учил меня добывать информацию, но спорить не стал. Да и небольшая лесть даже чекисту приятна, а не только кошке.

 Так вот, по моему разумению, Владимиру Ильичу нравится твой необычный подход. Как бы лучше сказать Творческий подход. Он после твоего выступления на заседании Малого Совнаркома тебя не один раз в пример ставил, а когда почитал справку о твоей деятельности в Архангельске, смеялся. Особенно ему понравилось, как ты карикатуры использовал, а еще как ты из старинной пушки палил по полицейскому участку.

 А про пушку-то он откуда знает?  удивился я. Чтобы соблюсти справедливость, уточнил:И вообще, из нее не сам я палил.

 Не скромничай. Идея твоя, а о пушке председатель Архангельского губисполкома рассказал. И о замене продразверстки продналогомтоже твоя идея. Не исключено, что Владимир Ильич считает, что молодой товарищ, который Аксенов, какую-нибудь новую идею еще подкинет. Впрочем,  еще раз решил уточнить свою позицию Артур.  Это только мои предположения.

Я пожал плечами. В принципе, могло и так быть. Отправили меня как креативного человека на польский фронт, чтобы нащупал какие-то верные ходы. Правда на кой леший какой-то «креативщик», если войска Тухачевского ведут успешное наступление?

Подумал о наступлении, и меня снова охватило чувство дежавю, только наоборот. Не скажу, что хорошо помню события польско-советской войны, но точно помню, что наступление должно начаться в июле, а нынче еще только июнь. И Минск, куда я несколько дней назад отправил своих людей, еще у поляков. Может, моя деятельность в должности начальника Архангельского ЧК все-таки принесла свои плоды? Худо-бедно, сумел сохранить жизни двум сотням офицеров, направил их на фронт. Может, благодаря погибшему жениху Татьяны, поручику Покровскому, которому в той истории было суждено умереть от голода на Соловках, история пошла не так?

Глава 9. Охранная грамота

Чаю с начальником Смоленского губчека мы попили. Именно тонизирующего напитка, а то, как мы знаем, выражение «попить чайку» у нас очень многогранно. Так себе чай, зато с баранками, весьма, кстати, неплохими. Я решил даже утащить с собой парочку для Танюхи, хотя парочку тащить нет смысла, это ей на один зуб.

Деловой разговор пошел не сразу. Ну кто из начальников секретной службы враз начтет рассуждать о проблемах, делиться секретами? Поначалу ходили вокруг да около, зато решили несколько технических вопросов. Первыйбезо всяких кавычек, о подключении бронепоезда к телефону. Товарищ Смирнов обещал, что к завтрашнему дню все будет готово«позаимствует» один из городских номеров. На довольствие нашу команду взять он не обещал, но кое-какими «излишками», вроде крупы и сухарей, поделится. Что ж, уже хорошо. Так, потихонечку, начали подбираться к более важным делам. Игорь Васильевич сообщил, что нынче в Смоленске лучше, чем пару месяцев назад. Весной город переполняли не только красноармейцы, но и беженцы, а последние разными бывают. Есть настоящие, а встречаются и такие, что только маскируются под перемещенных лиц. А тут и своя контра, и заграничная. Теперь же, как Тухачевский погнал ляхов обратно, количество воинских частей поубавилось, да и гражданские лица, стронутые с родных мест войной, потянулись обратно. Обсудили возможный поход в Польшу, посетовали, что Пилсудский не хочет сдаваться сразу, хотя Тухачевский уже выходит на Барановичи с Пинском, за которыми уже до Варшавы рукой подать, а Егоровна Тернополь, откуда лежит путь на Львов. А вот дальше начался спорнадо ли нам завоевывать Польшу, а если да, то что с ней потом делать? Артузов считал, что Польшаключ к мировой революции, поэтому нужно входить на ее территорию и поднимать тамошний пролетариат на борьбу с панами, а настроенный скептически Смирнов не особо верил в силу польского пролетариата. Я же постарался уйти от прямого ответамол, поднимем пролетариат на борьбу с мировым капиталомпрекрасно, а неттоже ничего, за что заработал от обоих коллег прозвище «центрист».

Назад Дальше