Глубокомысленно хмыкнув, я вытянул ноги поудобней.
Эх! Андрей смешно наморщил нос и шибко зачесал в затылке, лохматя полубокс. Не везет мне с Крымом!
Чё это, как Изя выражается?
Да всё как-то не в сезон! Прошлый раз в Севастополь выбрались, на первенство. И когда? В марте! Миндаль цветет, а море серое и штормит. Никакой жизни! Сюда бы летом Дюха мечтательно сощурился. Степь зеленая, море теплое Красота! И девушки В мини-бикини!
Девушки, они и зимой девушки, обнародовал я мысль, зевая и смазывая эффект.
Ты чего, в автобусе не выспался? фыркнул Жуков. Полдороги дрых!
Да не-е раззевался я. Это от нервов.
Тринадцать часов в пути никого из сборной не вымотали, даже Валентина Валентиновича, нашего физрука. Все болтали, пели, жевали, глядели в окна автобуса, а когда умаялись степью любоватьсязаснули и похрапывали до самого Симферополя. А с раннего утрав бой! За кубок! За спортивную честь школы! За
О, Тиныч идет!
Физрук в синей спортивке и дефицитных кроссовках бодро взбежал к нам на трибуну. Бумаги в его руке смахивали на белую, встопорщившую перья птицу, что вырывалась из цепких пальцев, готовая вспорхнуть.
Привет, кого не видел! выдохнул Тиныч, мостясь, и оживленно затараторил: Ну, что? Сыграли мы очень достойно, я даже удивился. В полуфинал вышли! Это надо же, а?
И «красным» продули! съехидничал Жуков.
Ну, да, уступили, чистосердечно признал физрук, тут же вдохновляясь, но у ворошиловградцев действительно сильная команда, сыгранная как вокально-инструментальный ансамбль!
Всё как по нотам, вторил я.
Я и говорю Короче, дело к ночи. В пять общее построение, награждениеи свободны. Талоны на ужин взяли? Молодцы Так, что-то я еще хотел сказать А! Завтра выедем попозже. Автобус, конечно, не «Икарус» интуристовский, ну так дареному «ЛАЗу» в радиатор не смотрят! Хе-хе
«Чтоб ты понимал, Тиныч, притекли ко мне невеселые думки. Тебе же не придется клянчить деньги у спонсоров, чтобы вывезти мальчишек на турнирк девяностым как раз на пенсию выйдешь. А может, и не заведутся спонсоры»
Валентин Валентинович, чуть не забыл, встрепенулся я. А можно мне сегодня отлучиться?
Физрук энергично кивнул, сгребая свои бумаги.
Только чтоб к отбою успел, а то там комендант строгий. Ровно в одиннадцать гостиницу на ключи фиг достучишься!
Андрей подался ко мне.
Кто она? зашипел придушенно.
Шатенка, по-моему. Или блондинка? Не помню уже, вбросил я инфу. Главное, обхват груди и бедердевяносто шесть, талиипятьдесят пять! Дальше сам фантазируй.
Дюха с Тинычем загоготали, а девятиклассники из нашей команды смущенно подхихикивали, ерзая в соседнем ряду.
Ладно, побежал я, вскочил физрук, хлопая себя по коленям. А вы смотрите, шеи не натрите!
Че-ем? вытаращился Дюха.
Ленточками «серебряных» медалек! рассмеялся Тиныч.
Тот же день, позже
Ялта, Форосский парк
Сучок под ногами предательски треснул, и я застыл без движения, как в игре «Фигура, замри!».
Грузный охранник меланхолически прошлепал по тропинке мимо, наряженный в мешковатый «камок». Пахнуло дешевым табаком и одеколоном «Шипр».
«Небось «Приму» смолит», подумал я, отмирая.
Мои черные треники и олимпийка сливались с любой тенью, а на голову я натянул самодельную «балаклаву» нечем в сумерках сверкать. В общем, каждую мелочь предусмотрел, даже темные нитяные перчатки, но потряхивало меня изрядно.
Санаторий «Форос» не для простых партийцев, здесь отдыхает среднее звено, вроде первых секретарей обкомов или работников киевского ЦК. Ну и охрана тутошняя под стать курортникам. Зевнешьповяжут и упакуют.
На четвереньках залезая в можжевеловую рощу, я набрал полную грудь зыбкой свежести. Благорастворение воздухов. Морской бриз доносит запахи соли и йода, а степные ветра навевают полынную горечь.
Из глубокого сумрака за аллеей моргнул красный огонек, и я припал к корневищам, поневоле вдыхая терпкость опавшей хвои. На каменные плиты аллеи выступил детина в камуфляже и в обычных кедах.
ПервыйСедьмому, прошипела рация. Доложить обстановку.
СедьмойПервому. Происшествий нет, нарушителей режима не обнаружено, отрапортовал детина. Следую к главной аллее.
ПервыйСедьмому. Принято. Конец связи.
Охранник сунул увесистую рацию в чехол на поясе и бесшумно зашагал по аллее, скрываясь из виду. А ведь я чуть было не вышел на него И куда смотрел?
Присев за ноздреватым валуном, огляделся. Спальный корпус мирно белел за кипарисами, путавшими тени. Отдыхающие бродили по аллеям и ухоженным дорожкам, степенно беседуя или погружаясь в одинокую задумчивость. Иные вышагивали с женами, сухонькими или капитальными дамами в возрастемода на «папиков» еще не настала, а за «аморалку» могли и с должности снять.
Я искал Егорычева, бывшего первого секретаря Московского горкома, коммуниста умного, честного и совестливого. Пять лет тому назад Николай Григорьевич попал в опалу, и его место тут же занял пройдошливый Гришин. А Егорычева, пострадавшего за правду, отправили «в ссылку» послом СССР в Данию. Недолюбливал Леонид Ильич нарушителей чиновничьего устоя всех времен: «Сиди и не высовывайся!»
«А нам такие люди нужны!» рот зацепило мимолетной усмешкой.
Николай Григорьевич обычно гулял по главной аллее, под сенью громадных оплывших ливанских кедров или высоченных гималайских елей, а после забирался на малолюдные террасы, кружа вокруг прудов
Мои губы дернулись в подобии улыбки. Забываясь порой, я всерьез думал о «разработке» Брежнева, Суслова и прочих небожителей. А воротясь в реал, с удовольствием стегал себя ехидцей, ядом брызгался. Куснул слона комарик!
Но ведь даже мелкое, гадостно зудящее насекомое способно занести опасный вируси свалить серого гиганта. А я трудолюбиво разрабатывал давние, полузабытые желания кремлевских старцев, их трепетно лелеемые, никому не высказанные мечты.
Михаил Андреевич с юных лет грезил о славе отнюдь не хранителя идей Маркса и Ленина. Он метил в мозговитые продолжатели, чьи труды, как ступени лестницы, выведут бедующее человечество к Миру Справедливости. Войны, хвори, будни Год за годом мечта откладывалась «на потом», светясь, как проблесковый маячок: «Я здесь! Ты помнишь? Ты ждешь?» Дождалась
А Леонид Ильич еще лет десять назад совсем иным былдонжуанистым, веселым, зубастым. Наскрозь простреливаемом пятачке «Малой земли» он не грелся в блиндаже, а сорок раз подряд лазал в окопы, чтобыпоближе к бойцам. На Байконуре нырял в убийственное гептиловое облако, когда ракета рванула прямо на стартовом столе, раскидав обгорелые трупы космодромной команды. Спускался в урановую шахту, работал по восемнадцать часови хотел, всегда хотел, чтобы слова из гимна о «великом, могучем Советском Союзе» стали незыблемой реальностью, ощутимой каждым. Брежневне Суслов, на теорию он не согласен, ему практику подавай! И чтоб не первым числиться, а единственным. Вождем. Отцом народов. Великим кормчим.
Я встрепенулся. Кажется, Егорычев! В синем спортивном костюме, смахивая издали на Тиныча, Чрезвычайный и Полномочный в королевстве датском вышагивал, рукою водя по светло-зеленым иголкам молоденьких пиний. Остановился у озерка, поглядел на закормленных красных рыбин и подался к вычурной беседке-ротонде, цеплявшейся за край обрыва.
Я вобрал легкими густой воздух, медленно выдохнул. Мой выход.
Скрываясь за зеленым глянцем магнолий, подобрался к «объекту». Нас с ним разделяла изящная деревянная решетка, густо заплетенная виноградом. Стоило мне замереть среди крученых лоз, и я пропадал из виду. Как в детской головоломке «Найди зайчика».
В последний момент меня посетило острое желание бросить все и уйтисомнения в пользе аппаратных игрищ переросли максимум. Выждав минутку, пока не осядет всколыхнувшаяся в душе муть, я задавил позывы слабости. «Точкаи ша!» как говорит Дюха. И тут же, не давая малодушию опамятоваться, вступил в контакт:
Добрый вечер, Николай Григорьевич, в моем голосе звучали деланые гнусавость и сиплость.
Егорычев обернулся с видимым неудовольствием, приглядываясь, кто это там портит ему чудный вечерок.
Здравствуйте ээ молодой человек, церемонно ответил он. Что за маскарад, позвольте спросить?
Не обращайте внимания. Так надо, зажурчал я. Я не псих и не провокатор, просто
Послушайте! возвысил голос посол, выпрямляясь.
А если я скажу, что хочу помочь вам вернуться в ЦК КПСС?
Похоже, опальный Егорычев растерялся. Облизнул пересохшие губы.
Нне понимаю, пробормотал он немного нервно.
Вы стали неугодны после той речи на пленуме, помните? развил я наступление. За филиппики в адрес «непотопляемого» министра обороны и прочих «стратегов». Вы тогда устроили разнос Гречко за бездарное участие в арабо-израильской войне, за дорогую и неэффективную ПВО
Откуда вам это известно? резко прервал меня экс-секретарь. Доклад шел в закрытом порядке!
Я слишком много знаю. Мои губы скривились в усмешке. Краем глаза поймав движение на тропинке ярусом ниже, занервничали заторопился: У меня для вас компрометирующие материалы и на Гречко, и на Устинова, и на Гришина. Отпуск ваш заканчивается, не так ли? Когда в Москву?
Ппослезавтра
Отлично! Получите, вытащив из-за пазухи пухлый пакет, я просунул его в щель под резной решеткой. Там отмечено, кому и что можно доверить, какую конкретно часть «черного досье». То есть вам даже интриговать особо не придетсязаинтересованные лица сами начнут аппаратные подвижки и рокировки, задействуют связи, создадут нужное для вас общественное мнение. Вам останется главноенаправлять ход событий. А начать корректировку следует уже на этой неделе. Строго-обязательно съездите в пятницу в Завидово, поговорите с Брежневым после охоты. Покажете генсеку все, что я вам передал, и прямо заявите: хочу, мол, вернуться к партийной работе в ЦК! Похоже, Леонид Ильич набирает себе новую командуи не из слабачковподлиз, сплошь из тяжеловесов. А этот пакет, я придал голосу значительность, может стать для вас пропуском в Политбюро. Гарантий не дам, но, если уж подвернулся шанс, грех им не воспользоваться!
Егорычев смотрел на меня, почти не мигая, серьезно и хмуро.
Почему я должен вам верить? сухо спросил он. Линзы очков блеснули закатным заревом. И кто вы вообще?
Лучше мной не интересоваться, хмыкнул я невесело, а то, боюсь, заинтересуются вами. Все сведения, представленные здесь, точны до последней запятой. Можете, конечно, проверить их по своим каналам, но будьте крайне осторожны. Ну-у ладно, мне пора.
А если я поинтересуюсь, кто за вами стоит? Тон опального секретаря приобрел легкую агрессию.
А их много, усмехнулся я. Весь советский народ. Ну, почти весь, коли по правде. Да, вот еще что Возможно, мне не стоит об этом говорить, но Короче. Где-то через год, в конце февраля семьдесят седьмого, в гостинице «Россия» вспыхнет страшный пожар. Как бы цинично это ни звучало, но для вас, Николай Григорьевич, беда станет прекрасной возможностью окончательно убрать Гришина, ведь именно по его настоянию «Русский Хилтон» сдали с недоделками. Постарайтесь спасти людей и предупредите Андроповавесьма вероятен поджог, даже теракт.
Да с чего вы выдавил ошарашенный Егорычев.
Всё! Удачи! Уловив движение на аллее, я отшагнул в заросли.
Непонятная суета напрягала, улавливаясь чуть ли не кожей, шастали пятнистые тени, прыгали лучи фонариков, невнятно долдонили рации. Облава?
Выбежав на «лечебную тропу», я чуть было не налетел на плотного верзилу в камуфляже. Он сжимал волосатой лапой изящную коробочку «Тюльпана», шипевшего помехами.
Неуклюжий с виду верзила явил бесподобную прытьупав на корточки, крутанулся, махнул ногой, «скашивая» меня. Я подпрыгнул, сгибая колени, но бить резвого стража не сталотскочил, да и рванул на сверхскорости по дорожке, только камушки брызнули. Реакция у верзилы была неплоха, он уловил промельк размытой тени и крикнул мне вдогонку:
Сто-оой
Слабевший голос охранника упадал в низкие частоты, до хтонического зыка, пока воздух, бивший мне в лицо, не «выключил звук».
«Странно, скорость упала!» махнуло в голове удивлением. Раньше я вообще бы никого не услыхал
Солнце село, в парке зажглись фонари, раздвигая сумрак, растаскивая темень по закоулкам. Неясная фигура метнулась наперехват, и я резко затормозил, чтобы не снести служивого. Присев, тот развел руки, но у меня не было желания испытать силу его объятий. Нырнув в прогал между нумидийских сосен, я запетлял, выскакивая на пустынную аллею.
Нет, мне не сюда. Увернувшись от прысков фонтана, ускорился и перемахнул парковую ограду, едва не закувыркавшись по склону, поросшему фисташкой.
Выдохнул я внизу, на обочине серой ленты асфальта. Стояла бесподобная тишина. Лишь изредка, отвечая порывам ветра и нагоняя тревогу, шуршала листва, а с моря докатывался шелковый шелест прибоя. На подрагивавших ногах я зашагал по дороге вниз, успокаивая бухавшее сердце. Воспользовавшись упадком сил, вновь стали заедать сомнения.
Стоило ли вообще рисковать со сливом, подвергать опасности и себя, и Егорычева? Пойдет ли он ва-банк? Там, в «прекрасном далеко» две тысячи восемнадцатого, мы с Леночкой сильно гордились, что верно выстроили психологические профили Николая Григорьевича, Геннадия Ивановича, Григория Васильевича Вот только реальная жизнь не вмещается в прокрустово ложе нашего черно-белого понимания. Всяко быват
Я встрепенулся, заслышав подвывание мотора, и сразу напрягся. Прыгать в кусты? Или обождать?
За поворотом качнулись лучи фар, высвечивая черные стволы, словно оглаживая деревья тусклым сиянием. На дорогу выкатился шустрый «пазик». Светясь пустым салоном, автобус запылил, съезжая на обочину. Взвизгнули, приглашая войти, складные дверцы.
Куда? лапидарно вопросил водитель с роскошным чубом, выпущенным из-под фуражки таксиста.
В Ялту, ответствовал я не менее лаконично.
Садись.
Спасибо.
Лишь бухнувшись на мягкое сиденье, осознал, до чего же я вымотался. Набегался
Подвывая мотором, «пазик» вывернул на приморское шоссе. Впереди замерцала россыпь ялтинских огней, а слева, стыдливо прикрывая нечто промышленное или жилищно-коммунальное, распростерся циклопический плакат: «Планзакон! Выполнение планадолг! Перевыполнениечесть!»
Изображенный в два цвета рабочий утверждал сей советский мем взмахом богатырской длани. Мда Если такой зарокочет: «Ill be back!», задохлик Шварценеггер описается
«Выходит, я свой план тоже перевыполнил, подумалось лениво. Пересекся с Егорычевым еще в этом году! Честь мнеи грамоту на стену. Но! А почему вообще надо дожидаться шанса? Почему бы не создать ту самую редкую возможность? я беспокойно заерзал, чуя подступающий азарт. Нет, в самом деле! Поездку в Ленинград ты запланировал на зимние каникулы. Молодец, «планзакон!». А если съездить туда на осенних? И не одному, а со всем классом? Посетить «колыбель революции», подняться на борт «Авроры», покричать «ура!» на параде Алибистопроцентное!»
Идея настолько захватила меня, что тревоги мои обнулились, а страхи пожухли и облетели с души.
«Думай, голова, думай! как дед говаривал»
Четверг 9 октября 1975 года, полдень
Первомайск, улица Чкалова
Здравствуйте! Заглянув в дверь школьного комитета комсомола, я обнаружил инструктора райкома ВЛКСМ, в гордом одиночестве заполнявшего «портянку» ведомости. А где комсорг?
Сухопарый инструктор оторвался от бумаг. На его узком, будто бы изможденном лице проступил явный интерес.
А нету! весело ответил он. Володя Лушин отучился и выбыл, а нового никак не выберут.
Упущение, сказал я рассеянно.
Согласен! Инструктор развел длинными костистыми руками. В ноябре проведем отчетно-перевыборное. Вот только кандидаты что-то в очередь не становятся
Задумчиво кивая, я оглядел кабинет. Без перемен.
У стены с гипсовым барельефом Ленина пылились знамена из пафосного бархата с золотым шитьем. Безыдейно загораживая красный уголок, громоздилась древняя аппаратура школьного радиос самодельным микшером и роскошными наушниками фирмы «Сони». Старые стенгазеты, небрежно свернутые в рулоны, завалили подоконники двух широченных окон; в простенке чах мещанский фикус, а прямо напротив двери воздвигся огромный письменный стол на мощных тумбах. К нему, как ножку буквы «Т», пристыковали пару легковесных, тонконогих столиков, накрытых общей зеленой скатеркой.